Уголок читателя - 7

Ошибка бабушки



Она вдруг вспомнила, как маленькая Аня принесла с улицы котёнка. Лена взглянула на грязного малыша и категорически попросила дочь отнести его туда, где она его взяла…
Когда Славке исполнилось пять лет, родители развелись. Папа ушёл к другой женщине. Мама, затаив обиду на бывшего мужа, уехала на работу заграницу, оставив сына на попечение матери.
Елену Петровну трудно было назвать бабушкой. В свои 52 она выглядела молодо. Стройная фигура, модная стрижка, стильная одежда – женщина вызывала зависть подруг и часто ловила на себе заинтересованные мужские взгляды.
Славку бабушка не просто любила, она его обожала. Когда дочь Анюта заявила, что хочет попробовать устроиться заграницей, Елена не стала спорить. Согласилась и с решением дочери о внуке. Однако она никак не могла понять, откуда в дочери такое безразличие к собственному ребёнку.
Лена воспитывала Анечку в строгости. Отдавала дочь в разные кружки, дала ей хорошее образование. Она помнит, как радовались дочка с зятем рождению сына, как нежно к нему относились. И вдруг такие выкрутасы.
Жили они со Славкой душа в душу. Спортивная и энергичная, бабушка не сидела во дворе на лавочке, наблюдая за внуком. Они ходили в лесные мини-походы, катались на лодке по озеру, бегали по утрам в парке. Вечерами вместе читали книги о приключениях разных героев.
Анюта периодически звонила родным, интересовалась здоровьем и успехами сына. Мальчишка ждал её звонков, он с упоением рассказывал маме о прогулках с бабушкой.
Постепенно Анна стала звонить реже, потом сообщила маме, что выходит замуж за иностранца.
Елена поняла, что дочь отдалилась от ребёнка. Она попробовала с ней поговорить, но та разозлилась и бросила трубку.
Прошло два года. Славка подрос, возмужал, готовился пойти в первый класс. Внутренне Елена надеялась, что дочь приедет, чтобы отвести сына в школу, но не сложилось.
Славка, конечно же, ждал маму, но бабушка придумала вескую историю, почему та не может приехать.
Седьмого сентября Славке должно было исполнится семь лет. Елена спросила у внука, что он хочет на день рождения. И тот удивил бабушку, сказав, что хочет собаку.
– Какую собаку, Славик?
– Большую, пушистую, добрую, – серьёзно ответил внук.
Улыбнувшись, женщина обещала подумать.
«Большую, да ещё пушистую. Куда мы её денем в нашей двушке? Господи, ну надо же, собаку захотел. И ведь смертельно обидится, если не подарю. Что же делать?» – думала Елена, наблюдая за Славкой, который что-то рисовал в альбоме.
В семье Лены никогда не было домашних животных, не заводила она их и тогда, когда создала собственную семью. Муж Лены рано ушёл из жизни, двух месяцев не дожив до сорокалетия.
Она тяжело переносила его смерть, но рядом была дочь-подросток, которой требовалось особое внимание, и женщина как-то взяла себя в руки, справилась. Теперь вот Славка…
«Что же делать? Может позвонить Кате?» – снова задумалась Елена.
Она вдруг вспомнила, как маленькая Аня принесла с улицы котёнка. Лена взглянула на грязного малыша и категорически попросила дочь отнести его туда, где она его взяла.
Дочка не посмела ослушаться, унесла котёнка, потом весь вечер просидела в своей комнате, не пожелав разговаривать с мамой и папой. Лена слышала, как дочь плачет.
Катя была подругой детства и отчаянной собачницей. В семье подруги всегда были то кошки, то собаки. Иногда случалось так, что жили у них и те, и те. Однако они давно не созванивались и не виделись. Как та воспримет её звонок…
Катя обрадовалась, услышав Лену, и сразу же согласилась помочь. После звонка они встретились с Катей, и Лена подробно рассказала ей о ситуации в семье.
Подруга, задав несколько вопросов, посоветовала Елене взять золотистого ретривера. Еще посмеялась, что для рыжего Славки самая та собака будет.
Лена не успела найти щенка к дню рождения внука, но клятвенно ему пообещала, что она обязательно найдёт собаку в ближайшее время.
Через месяц в доме Лены и Славки поселился золотистый вихрь. Такой же спортивный и энергичный, как бабушка и внук, Брат органично вписался в семью и стал её полноправным членом. Кстати, имя щенку дал Славка.
Как-то вечером, когда Славка и Брат, умаявшись от игр, пошли спать в комнату внука, Лена услышала тихий голос Славки:
– Брат, я тебя очень люблю, и никогда тебя не брошу, и никуда без тебя не поеду. Мы с тобой всегда будем вместе.
Тихо прикрыв дверь, женщина пошла на кухню. Она заварила себе чаю, присела у окна, и, глядя на ночной город, подумала о том, что, наверное, зря она тогда не разрешила Ане оставить котёнка.
А ещё она подумала о том, что мудрыми мы становимся только с годами, когда многое уже невозможно исправить.
ГАЛИНА ВОЛКОВА

Упрямство



Не могу сказать, кому первому в голову пришла эта идея, но стоит предполагать, что известным хитрецам и упрямцам - овчарке или большому серому коту. И они приступили к выполнению этого плана…
Сперва они долго ругались из-за совместной земли между их домами. Причём, кто начал и кто решил, что это должна быть его земля, никто уже не помнил. Но документы были. Причем такие, что сам черт ногу сломит…
Поэтому, они обратились в суд. После чего долго судились и так осточертели судье своими требованиями и скандалами, что тот провёл от руки черту на чертеже и сказал:
- Всё! И будет так! А если я вас всех ещё один раз здесь увижу, то… Будете у меня отрабатывать каждый, для начала, по двести часов на соц работах, а потом посмотрим.
Поэтому, им пришлось согласиться. Был приглашен человек из специальной организации, который и провёл эту самую черту на земле, а одна фирма построила, в конце концов, этот забор. Высотой два метра. Чтобы ни вид, ни запах не раздражал, но…
У одних соседей жили две собаки и один огромный и упрямый, как сто чертей, серый кот, а у других - два небольших котика и одна овчарка. Тоже невероятно упрямая и хитрая, ни один кот рядом не стоял, как говорится.
И вот они-то как раз и не согласились с возведённым забором. Поскольку, в отличие от хозяев, никогда не ссорились, а очень даже дружно играли, дрались и охотились одной бандой за соседскими котами и собаками.
Но эти развлечения им пришлось прекратить, потому что забор был возведён не только между соседними домами, но и вокруг тоже. И оказались они заперты в небольших дворах и разлучены с друзьями, но…
Разве какой-то забор может остановить друзей, которые скучают без совместных игр и загорания на травке? Разумеется, нет!
Не могу сказать, кому первому в голову пришла эта идея, но стоит предполагать, что известным хитрецам и упрямцам - овчарке или большому серому коту. И они приступили к выполнению этого плана.
Две банды собирались вечером в кустах по обе стороны забора и тихонько перелаивались и перемяукивались, а когда местоположение было точно определено, и две компании убеждались, что стоят друг напротив друга… Начиналось!
Две овчарки и большой кот с одной стороны и два кота и овчарка с другой приступали к рытью подкопа в бешенном темпе. Надо было наиграться, набегаться и поспать, завалившись друг на друга до утра. До того момента, пока не взойдёт Солнце. Потому что, с его восходом с одной соседской стороны доносился истошный женский крик:
- Ах! Что б вас!!!
А с другой стороны забора верещала другая женщина:
- Эти паршивцы опять всё раскопали!!!
Обе компашки прятались, кто куда мог, а соседи, проклиная всё на свете и ругая всякими словами своих хвостатых питомцев, принимались закапывать с двух сторон выкопанный подкоп под забор. Вернее, этим занимались мужчины, и их кряхтение было хорошо слышно каждому, даже из-за двухметрового забора.
Потом стали строго следить за выпущенными во двор животными, и те стали копать подкопы днём и по очереди. Причём, никогда не ошибались и точно, просто, как строители метро, встречались лоб в лоб.
Мужиков всё это смешило. Но они поддерживали своих жен. А попробуй не поддержи, если в выходные на рыбалку надо. Где они и встречались иногда, стараясь не смотреть друг другу в глаза.
продолжение следует...

Им было стыдно. Никто из них не мог уже вспомнить, с чего всё началось, но, когда высокий женский голос кричал из-за забора:
- Ах! Что б вас!!!
То недовольный мужской бас начинал уговаривать хвостатых хитрецов:
- Нехорошо это… Неправильно поступаете. Вон, жену опять рассердили.
А с другой стороны неслось:
- Эти паршивцы опять! Они опять всё перекопали!!!
А муж во всём поддерживал жену, ибо - в субботу надо было ехать за рыбой.
Собаки и коты принимали понимающий, виноватый и дурацкий вид. Они, будто винились и обещали... Но вот, что обещали? Это вызывает у меня обоснованное сомнение…
В конце концов, их всегда прощали. Подержав немного в виде наказания дома, опять выпускали во двор, где обе компании принимались за старое.
И в результате долгой и бесполезной борьбы женами было принято решение… Претворенное в жизнь их мужьями при помощи совместной работы электропилой, отрезным диском и рубанком - в двухметровом заборе возник проход для четвероногих, оформленный, как резной домик.
Красота, да и только! А им - радость!
Видели бы вы, как встретились обе хвостатые компании, когда всё было закончено. Теперь они могли свободно бегать друг к другу. Сколько было радости, визга, лая, мяуканья и обнимашек.
Женщины с двух сторон забора стояли и пытались не улыбаться. Они насильно хмурились и гнали мужей домой, говоря, что это ровным счетом ничего не меняет. И соседи – враги. Потому что отобрали их честные полтора метра земли…
А без них никуда. Не разбогатеть теперь никогда без этих полутора метров между домами. И не быть им миллионерами, вот именно из-за этого забора.
Они-то не знали, что мужики договорились встретиться на рыбалке и отметить, как и полагается рыбакам, примирение. Примирение было серьёзным делом. Спустить его просто так было никак нельзя. На рыбалку были приглашены все бывшие друзья, которые рассорились с этими соседями.
И можете себе представить, дамы и господа, что все пришли. Посидели хорошо. После чего никто даже не утонул, а совсем напротив - поймали рыб и принесли домой. Так что, за пьянку их ругали спустя рукава.
И повелось. Как суббота-воскресенье, так соседи-враги на рыбалку. Где вместе и ловили рыбу. Представляете, дамы и господа. Есть такие люди, которые на рыбалке не пьют и закусывают, а рыбу ловят!
Ну, что говорить, странные бывают рыбаки. Домой рыбу приносят. Вот такими они и были, а вскоре… До жён дошел слушок. И с одной стороны забора заорали:
- Предатель!!!
А с другой заверещали:
- Ах ты, паршивый изменщик!!!
Мужики каялись и божились, обещались не встречаться. Обещались не пить вместе. И даже стали выходить в разное время. После чего садились в машины и ехали на другую сторону большого озера, на берегу которого они и жили. Там их никто уже не мог увидеть.
А собака, та самая, упрямая и невероятно хитрая овчарка, придумала ход конём. Она стала грызть бока прорезанного прохода в заборе. Что подхватили все её товарищи.
И вскоре соседям пришлось признать, что небольшое отверстие очень сильно увеличилось и выглядит, ну, совершенно непрезентабельно. После чего мужики, стоя на карачках и переговариваясь через эту дырку в заборе, приняли решение несколько расширить её. И расширили… до размеров среднего мужчины с небольшим пузом.
Теперь не только собаки и коты ходили друг к другу в гости, но и мужики, втихаря от жен, встречались вечерами покурить и, что там скрывать, иногда употребить горячительные напитки.
Жены смотрели на это дело, смотрели... Ругали, ругали… И, сделав вывод, что ругать собак, котов и мужиков - это одно и то же, и смысла нет ни в том, ни в этом, приняли решение:
- Ну и пусть себе! А мы гордые. Мы ни на какие соглашения не пойдём. Тем более, что нас оскорбили…
Правда, чем оскорбили, они сформулировать точно не могли. Но когда это женщин останавливала неточность формулировки? Правильно. Никогда.
И мужикам пришлось их свести совершенно случайно. Однажды вечером, будто бы просто показать что-то хотели, а сами... Вот ведь, хитрые! Накрыли маленький столик с маленькими стульчиками. И подвели к нему жен, а те.
Ну, не позориться же… Надувшись и стараясь не смотреть друг на друга, присели. А уж ушица-то была знатная! На пяти видах рыб. А жареная рыба? А? Я вас спрашиваю. Кто устоит?
И сто грамм. А как же без этого? И под Луну и радостные лай и мяуканье своих питомцев, в конце концов, четверо взрослых пожилых людей оживлённо болтали и пытались вспомнить… Ну как так случилось, что когда-то хорошие соседи вдруг поругались? И не смогли.
А поэтому на следующий вечер договорились опять встретиться за столом и продолжить застолье и воспоминания. Потому как, это я вам скажу, дело серьёзное. Нельзя же вспоминать на пустой желудок. Весь день обе женщины жарили, тушили и резали салаты, а мужики…
Исключительно ради удобства расширили отверстие в заборе до размера большого стола. Ну, чтобы пронести и поставить в одном из дворов. А то где все закуски разложить?
А знаете, кто больше всех был доволен? Две кудлатые и шерстяные компании. Они были просто счастливы. Во-первых, их хозяева помирились, а во-вторых, им теперь перепадало вкусняшек с двух сторон. А что ещё надо для счастья?
А я вам отвечу, дамы и господа…
А ничего больше и не надо! Потому как, когда между соседями мир да согласие, то и забор уже не помеха, ведь в нём запросто можно огромную дыру проделать.
Так они теперь и живут - ходят в гости друг к другу через дырку в заборе.
Вот я и спрашиваю вас. Чьё упрямство оказалось сильнее? Человеческое или собачье-кошачье?
А, впрочем. Разница- то какая?
Просто хорошо и всё. Больше они не ссорились. И не потому, что соседи, а потому что животные помогли им понять.
А, что?...
Решайте сами…
ОЛЕГ БОНДАРЕНКО

Шмулику исполнилось 60, и он пошел к доктору для полного медицинского осмотра. Когда он закончил, доктор сказал:
— Расслабься, Шмулик, ты в очень хорошей форме. Я не могу найти у тебя ничего плохого. Ты, вероятно, доживешь до 120 лет. Скажи, сколько лет было твоему отцу, когда тот умер?
Шмулик ответил:
— Я что, говорил, что он мертв?
— Сколько лет твоему отцу, он все еще активен?
— Ему 83 года, и он каждую неделю занимается бегом и израильскими танцами.
Доктор был очень удивлен и спросил:
— Сколько лет было твоему деду, когда он умер?
Шмулик снова ответил:
— Я говорил, что он умер, доктор?
— Ты хочешь сказать мне, что тебе 60 лет, и твои отец с дедом живы? Чем занимается твой дед?
— Он ходит на плавание два раза в неделю и каждое воскресенье играет в гольф, если позволяет погода. Мало того, ему 107 лет, и в следующем месяце он снова женится.
Доктор спросил:
— Если ему 107 лет, с какой стати твой дедушка хочет жениться?
Шмулик посмотрел доктору в глаза и сказал:
— Я сказал, что он хотел? Он вынужден...
Из сети.



Художник Владимир Любаров

Новый Год



Хозяин убрал переноску и засунул обеих за пазуху меховой куртки. Сестренки притихли и замурчали, вспомнив день знакомства с Хозяином, когда он вот так же нес их, едва живых котят, к себе домой…
За окном уже стемнело. Хозяин ушел по делам, и Сестренки коротали зимний вечер вдвоем.
Старшая, лежа на кровати, не отводила взгляд от сосновой ветки, украшенной шарами и мишурой, прикрепленной к стене почти под потолком. Запутавшись в сосновых иголках, играла разноцветными огнями гирлянда.
Младшая, сидя на подоконнике, слизывала влагу с запотевшего окна, и глядя в проделанное окошечко одним глазом, комментировала происходящее на улице:
- Иллюминация по всему городу. Люди суетятся. Почти все несут елки. Сестренка, может уговорим Хозяина, чтобы у нас тоже была настоящая елка, а не этот огрызок праздника на стене?
- Не согласится, – вздохнула Старшая. – А все из-за тебя!
- А что я-то, что опять я? – Младшая состроила невинную мордашку, но глаза ее бегали, стараясь не останавливаться на Старшей.
- Сколько раз в прошлый Новый Год ты ее уронила? Четыре? И зачем тебе это надо было?
- Четыре, – вздохнула Младшая. – А чего она стоит такая! Вся из себя!
- А мишуры кто нажрался? Чуть лапы ведь не протянула! Ладно Хозяин отпоил чем-то. Потом несло тебя всю ночь искристо-зеленым. Я ж за тобой закапывать не успевала! Было?
- Было, - согласилась Младшая и отвернулась, - самой вспоминать стыдно...
В дверях с металлическим щелканьем провернулся ключ. Сестренки живо спрыгнули на пол, кинулись к дверям. Сели, обняв ноги хвостиками, и задрали мордашки вверх.
Вошел Хозяин, принеся с собой запахи морозной улицы. В руках был объемный пакет, который он оставил на полу, пока разоблачался.
- Что купил? Что купил? – кошки сунулись в пакет любопытными носами, пытаясь по запаху угадать, чем сегодня угостятся, кроме обычной пайки влажного корма.
Хозяин с улыбкой смотрел на торчащие из пакета серые хвосты Сестренок, проводящих обязательную инвентаризацию покупок.
Когда они уже умывались, отведав по кружочку любимой сырокопченой колбаски, Хозяин завел разговор о завтрашнем празднике:
- Мы с Макарычем решили навестить Петровича. Он пока живет в нашем домике на даче, с Джоном. Заодно заедем к Михалычу с Мотей. Не забыли своих друзей? Придумайте им подарки, мы передадим. Там и Новый Год встретим.
- А мы? А как же мы? У нас ведь тоже праздник! – Сестренки с неподдельной обидой уставились на Хозяина. Такого от него они не ожидали.
- А вы будете встречать Новый Год в компании Дружка и Малюси. Они Вас уже ждут. Так что, дамы, завтра вам полдня на сборы. Про подарки не забудьте.
Полдня им не хватило. Конечно, столько забот! Сначала выбирали подарки из своих игрушек. Наконец выбрали: плюшевую мышку - Моте, и цветной мячик - Джону.
Потом принялись за свой внешний вид - вылизали до блеска шубки, сделали педикюр и проверили его на старом диване. Когтеточка в этом случае не годилась. Почему? Людям не понять всех тонкостей кошачьего педикюра, поэтому и объяснять нет смысла.
продолжение следует...

Оставалось еще пригладить друг дружке шерстку на лбу, но Хозяин уже звал их в переноску. Сестренки в нерешительности топтались возле нее, не рискуя зайти внутрь. Очень уж неприятные воспоминания она навевала: стерилизация, прививки и прочие манипуляции в ветклинике, с насильственным измерением температуры. Под хвостом.
Поняв причину заминки, Хозяин убрал переноску и засунул обеих за пазуху меховой куртки. Сестренки притихли и замурчали, непроизвольно вспомнив день знакомства с Хозяином, когда он вот так же нес их, едва живых котят, к себе домой, а они не могли поверить своему избавлению от неминуемой гибели…
Наконец добрались. Дверь открыл Макарыч, за ним с улыбками гостеприимных хозяев сидели Дружок и Малюся. Малюся с радостным мурчаньем терлась о мордашки любимых теток, а Дружок, дождавшись своей очереди, принялся, повизгивая от радости, вылизывать обеих сестренок так, что те едва отбились.
Пришлось даже шлепнуть того по псиной морде, чтобы отстал, но это только добавило веселья и праздничной суматохи.
Макарыч с Хозяином поздравили хвостатую компанию с наступающим Новым Годом, старшим назначили Дружка, обещали вернуться утром пораньше, чтобы весь следующий день провести вместе, и отбыли.
Войдя в комнату, Младшая с радостным мявом кинулась к роскошной елке, но попытка взобраться на нее была пресечена Дружком, за что он был назван «Полицейской мордой».
Кошки, угостившись с праздничного стола, уселись у морды пса и потребовали подробного рассказа о мести общему врагу – ворюге Чубайсу. Дружок долго отнекивался, но потом уступил.
Он в красках поведал о том, как летом он выследил рыжего кота и, загнав его в угол, от души пометил его рыжую шкуру так, как обычно собаки помечают столбы. Кошки, представив эту картину, катались по полу от смеха, забыв про дамскую скромность и приличия. Понесенное наказание стоило всех обид, причиненных Рыжим. Кошки были довольны.
Потом они играли в фанты. Малюсе выпало – пройти по комнате походкой модели, что она и сделала легко и непринужденно, что-то мурлыча себе под нос. Все с восхищением смотрели на общую любимицу.
Старшая должна была каркать вороной. Ворона получилась – так себе, но веселья добавила всем. Тем более, что от излишнего усердия она сорвала голос и остаток Старого Года разговаривала шепотом.
Младшей пришлось исполнить а капелла «Черного кота». Это ей удалось настолько виртуозно, что ее вызвали на «бис», а артистка от осознания своего таланта раздулась до размеров Монсеррат Кабалье.
Когда Дружку выпал фант с заданием – перецеловать всех присутствующих, кошки кинулись в рассыпную, памятуя о длинном слюнявом языке пса. Дружок и не думал их преследовать, а лежал на коврике и повизгивал от смеха, наблюдая за паникой девчонок.
В полночь все, кроме Дружка, уселись на подоконник и наблюдали фейерверки, которые вспыхивали в ночи и разукрашивали ее сказочными цветами. Ночь была светла. Люди внизу ходили веселые, угощали друг друга напитками из стеклянных бутылок, обнимались и пели песни. Наконец хвостатые устали от веселья и улеглись, прислонившись к Дружку. Тот лежал, боясь пошевелиться, чтоб не побеспокоить своих подружек.
- Веселая сегодня ночь, - позевывая проговорила Старшая.
- А почему людям в такой веселый праздник нужен алкоголь? – спросила Малюська, - Чтобы быть еще веселей?
- Не только для этого, - ответил Дружок. – С ним люди становятся ближе, им бывает хорошо друг с другом, уютней и радостней.
- Странные эти люди, - в полусне проговорила Младшая. - С друзьями и без алкоголя всегда хорошо, уютно и радостно.
Кошки согласно прищурили глаза и тесней прижались к густой шерсти Дружка, ощущая биения сердец друг друга и тепло тел. Пес дремал, уронив голову на лапы и слушал ласковое мурчанье Сестренок и Малюси.
Утром спали долго и со вкусом, даже дисциплинированный Дружок позволил себе лишний часок. Однако Макарыча с Хозяином встретил у дверей и отрапортовал о порядке на вверенном ему участке. Кошки выходили к людям потягиваясь и позевывая.
- От кого посылочка девчонкам? – Хозяин поставил на стол банку со сливками.
- Мотя! – радостно запищали девчонки и засмеялись, вспоминая летние проказы.
- А это? –Макарыч выложил рядом гроздь рябиновых ягод.
- Джон! – девчонки счастливо улыбались.
Их не забыли. Их помнят и ждут. Эх, поскорей бы лето!
ТАГИР НУРМУХАМЕТОВ

Мишка



Мишка сидел в своей будке и скучал. Надоело все... Работа эта тупая, каша вместо зарплаты, прогулки в лес по праздникам, и полное отсутствие личной жизни. А ведь все могло быть иначе: блестящая карьера, бои без правил, легкодоступные подружки, охота, воля... Со жратвой, конечно, было бы туго. Но разве весь смысл только в еде?
Мимо прошагала ворона. Скосила умный глаз на будку и прыгнула к миске с кашей. Робко начала доставать из жижи лакомые куски. Забылась, расслабилась и пожадничала: как бабка-бабариха, натолкала полный клюв мяса. А оно валится на землю. А ворона спешит. Надо бы ее шугануть. А лень. Пусть привыкает, когда-нибудь привыкнет, и тогда...
Мишка сладко зевнул, обнажив пожелтевшие клыки. Он был уже стар, но фору молодым давал только так. Все эти оборзевшие лайки, которые любили нападать втроем на одного, да еще и сзади, получали от Миши неслабых пней и пендель вдогонку. Убегали с визгом, поджав хвосты. Мрази трусливые.
Оно понятно, при богатеньком хозяйчике живут. В теплых домиках, с личным сторожем, который подъедался тайком с собачьих харчей. Волки позорные. Вообразили себя крутыми.
Видел Мишка эту крутость: и его в детстве травили так, как травят малых медвежат на базе. Учат, блин. Мишка запомнил и хозяйчика, и его шестерок. Память у него хорошая, фотографическая. Уж если удастся свидеться на узкой дорожке – несдобровать ни человечку, ни его собачкам.
Шерсть у Мишки подстрижена коротко, под машинку. Морда здоровая, приплюснутая, в морщинах. Шея сразу переходит в плечи – никакой ошейник не подобрать к такой шее. Глаза янтарные, демонические, недобрые из-за нависших бровей. Был он метисом то ли шарпея, то ли Кане-Корсо. Мышцы крепкие, тугие, а тело — тяжелое, коренастое. Боялись его всей деревней, хотя пес ни разу никого толком и не укусил — берега не путал, и мазу правильную держал. Сколько раз к нему во двор ребятишки залезали, не для воровства, нет — из любопытства. Глупые, маленькие, проворные. Мишка буркнет, хвостом махнет и на другой бок перевалится. Шпингалеты ойкнут и заднюю врубят. Один только раз рявкнул он на полном серьезе, когда какой-то воробей в штанах на яблоню полез.
В своем саду, наверное, мамка не велит. Он и решил у соседей погеройствовать. Лезет, пыхтит, яблоки с дерева стряхивает. А Мишка внизу стоит и наблюдает чудесное представление. Малец начал спускаться потихоньку, довольный. Глянь, а Мишка ему с улыбочкой так:
— Здрасти!
Ну и обмочился пацаненок. И не только. Сидит на яблоне, орет благим матом, пузыри пускает. А ты не воруй! Мамка прибежала, увидела концерт дитенка своего, в обморок хлопнулась. Батя прискакал, за ружье схватился... Хорошо, хозяева Мишкины приехали вовремя. А то бы встречаться охраннику с архангелами, или еще с кем.
Что поделать, увели Мишку, шпингалета с дерева сняли. И таких лещей надавали родители своему отпрыску, мама не горюй, Мишка сам запереживал. У мальца жопка с кулачок, а ремень толщиной с батькину руку. Надолго запомнил свой поход постреленыш. Смешно...
продолжение следует...

Мишка вообще старался ни с кем отношений не портить и своих не позорить. Зачем? Когда хозяин ему ошейник надел — не возмущался, шел ровно, за поводок не дергал и руки не выкручивал. Ну, спокойнее так человеку, что нервы трепать лишний раз? Мишка, если надо, одной передней левой эту сбрую снимет, не поморщится. А так — правильный пес, на цепи, все дела. Хозяин по селу пойдет с ним на прогулку, встретит знакомых, закурит папироску, заведет серьезный разговор, так Миша не ноет, сядет в кружок к мужикам и слушает внимательно, переводя взгляд с одного на другого, вникает в беседу и не перебивает добрых людей попусту. За это уважают его в деревне, за немногословность и ум!
Иная шмакодявка тявкает целый день, надоест всем до смерти. Мишка мимо пройдет, зыркнет на нее — та и хвост подожмет. Сидит, глазенками –луп, луп, глядишь, и платьишко обмочила. Что за мода пошла, псин в платья рядить? Лучшая одежа — это шерсть родная, а не всякие там кружавчики, оборочки! Это все женщины, их вина!
К женскому населению Миша относился так себе. Рычать на них не рычал. И не кусал. Но и всерьез не воспринимал. Какая от них польза? Вот у хозяина все по делу. Дом, чтобы жить. Дровяник, чтобы дрова для обогрева хранить. Не может ведь он на снегу спать? Хотя один раз было. Но это он нечаянно ведь: шел, шел и устал. Миша ведь начеку — обогрел и облизал. Потом сам тоже... как-то немного устал. Захотелось прилечь, песню затянуть...
Так вот. Дровяник, чтобы греться. Баня, чтобы жарить в ней блох. Миша пробовал. Пяти минут не выдержал. А хозяин — ничего, гогочет. Поэтому у него блох нет, а у Миши нет-нет, да какая-нибудь тварь под мышку заберется.
И самое главное — будка для собаки. Это высшее звено, центровая постройка, апогей творчества! Не будет будки — капец всему двору, ибо следить за порядком — некому! Вот какой важный человек его хозяин!
А бабочки что? Несерьезный народ: клумбочки, грядочки, кустики, веточки, кошечки, собачки в платьицах, рукавчики, кружавчики, оборочки... У хозяина тоже есть своя. Наверное, для красоты держит. Кормит, холит, гладит по голове. А она ничего такая, ласковая, послушная, ко всяким командам приучена. Хозяин гаркнет: иди сюда. Так она бежит, в сторону не виляет. Главное, чтобы не разбаловалась, хрен потом в чувство приведешь.
Ну дык, а Мишка на что? Бабочка хозяйская ему миску с кашей несет, кланяется, приглашает. А Мишка не идет. Соблюдает суверенитет. Она краснеет, плачет:
— Сережа! Сережа! Миша не ест опять ничего!
Сережа прибегает, и Мишка — ать-два, как солдат — уже ест. Пусть она понимает, кто пахан в доме! Для женщин главное — знать свое место. В случае чего, чтобы их легко найти было, собрать в одну стаю и спрятать в безопасном месте. А то разбредутся, разбегутся, как куры, со своими собачками и шпингалетами в штанах! Непорядок! Хотя... Не слишком ли строг с этой дамочкой Мишка?
Как-никак, она его, голодного, истерзанного на улице подобрала. Она его поила и лечила. Потом вечерами присядет с ним рядом и гладит, гладит... У Мишки шкура дрожала, он ведь к такому обращению не привык. Не такая у него жизнь была в юности...
Он помнит, как забрали от мамки его, сосунка. Помнит, как уши обрезали и орали, когда лужу со страху напрудит. Помнит, как били ногами. И как из машины, огромной и черной, на снег выкинули. Как охотничек-работничек его в лесу заприметил и своими шавками травил... Он с тех пор ненавидит охотничков. И машины черные, огромные, квадратные, на шипастых колесах — ненавидит. Норовит наброситься и разорвать в клочья. И разорвал бы, да Серега не дает.
— Нее, браток, хоть и силен ты, да не по зубам тебе эти товарищи. Пристрелят — не вздрогнут. Им стрелять — одно удовольствие. Не от голодухи животину бьют, от скуки. Такие дела, парень.
Мишка с ним не спорил. Ждал. Он на этого хозяйчика свои виды имел, Сереге неведомые.
Зима опустилась на стылую землю в один день. Только вчера еще звенели тонким ледком лужицы, а голые деревья ежились от холода и дрожали тонкими ветвями на пронизывающем до нутра ветру. А потом в одну ночь упало на лес пушистое одеяло, теплое, толстое, уютное. И сразу все преобразилось вокруг. Стоят сосны как игрушечные, сахарной ватой обсыпанные, березки расправили плечики, хвастаясь новой шубкой. Заяц беляк письмена по целине чертит, а лисица-франтиха их читает, про себя что-то хитрой головой кумекает.
продолжение следует...

Тут и у Мишки заныло под ложечкой, заволновалась душа, запросила воли. А он готов: левой передней лапой ошейник снял и побежал трусцой, и ни одна лапа не заболела, все старческие хворобы как рукой сняло.
Воздух свежий, яблочный, собачьи легкие расправил, омолодил. Мишка хвостом вилял и в снегу валялся, как маленький. И вдруг... Страшный выстрел переполошил округу. Запах страшный, знакомый до боли, и лай собачий, многоголосый. Прут, прут охотнички. На лося пошли. Вечером ужин знатный готовится. Суки!
На поляну выметнулась, загребая длинными ногами пушистый снег, огромная корова-лосиха. Глаза бешеные, кровью налитые, дико вращаются, смерти страшась. А за ней легко, на гусеницах, стоя на подножках снегохода, вылетел всадник в знакомой рыжей шапке, до боли знакомой...
Миша в секунду решение принял, поперек дороги кинулся. Лихач со страху вильнул в сторону, кувырнулся с «бурана» в глубокий овраг, ружье на ветке оставив. Лежит на самом дне и от боли стонет.
Миша мягко подкрался к нему и в глаза смотрит.
— Ох, мать твою! Мишка, дуррак! Напугал! Урод! Свали нахрен отсюда, пока я тебе шкуру наизнанку не вывернул! Найда, Найда! Хан! Буян!
— Здравствуй, дружочек! Не узнал? А? А я тебя узнал, брат-корешок. Шапочка у тебя приметная. Запомнилась шапочка твоя.
Лицо у охотника от страха посерело. Глаза Мишкины вроде и собачьи, а вроде — не собачьи даже. Жутко смотрит. По-человечески.
— Мишка, отойди. Отойди. Прости меня за травлю, знаю, грех это. Мии-шка!
— Боишься, гад. Знаю, что боишься. А тогда, в девяносто седьмом, не боялся ведь? Охоту помнишь? Помнишь, по глазам вижу. Когда ты меня в спину расстрелял и в овражке неподалеку прикопал? Что, Володенька, страшно? А будет еще страшнее!
Мишка бросился охотнику на грудь и вонзил свои страшные клыки в открытую шею.
***
Мишка Корзухин, боец центровой бригады Лесогорской группировки, проснулся от собственного крика, весь мокрый от пота. Вокруг — тишина. Рядом на широкой постели похрапывает чуть слышно Люся, постоянная любовница и верная зазноба. Посмотрел на календарь. 21.12.1997. Потер волосатую грудь ручищей, провел заскорузлой ладонью по бритому затылку. Поднялся с кровати, прошел в ванную комнату, похожую на зал Эрмитажа. Глянул в зеркало: на него смотрел амбал со зверской мордой и налитыми кровью глазами.
— Красавец. Нечего сказать, — Корзухин тряхнул башкой, — надо же, и приснится такое.
Но ведь сон в руку. Завтра ждут его друзья-товарищи в охотничьем домике на дальней заимке. Погулять, перетереть кое-что, в баньке попариться. Володька соловьем разливался: «Приезжай да приезжай!»
А вот и нет. Знал теперь Мишка, на кого охотиться Володенька будет. И могилу свою знал теперь. И жизнь свою вторую, собачью, он пережил. Поделом ему. Знает бог, за что шельму метит! В первый раз в жизни Мишка неумело, робко перекрестился.
***
Павел с Натальей, как наследство от заграничного деда получили, решили в деревню родную съездить, попрощаться, могилы бабки Нюры да бабки Дарьи проведать. Дядя Филя еще по осени говорил:
— За сохранность не беспокойтесь. При часовне монах-отшельник живет, за кладбищем ухаживает, истово молится. Мишей зовут, здоровый такой, как бык. Но кроткий. Вы его не бойтесь. Он не каждому человеку на глаза кажется. Пост держит. Знатным бандюгой в свое время был. Теперь свои грехи отмаливает. Двадцать пять лет на коленях стоит. Вот вера у человека!
Конечно же, ни Павел, ни жена его монаха так и не увидели. Да и зачем тревожить божьего человека? У него — своя дорога, а у них — другая, извилистая и сложная.
Анна Лебедева

Кодекс Домовых (1)



Страницы книги были пусты. Ни одной строки. Хотя погодите-ка… Одна всё-таки есть.
Мохнатый палец метнулся назад к толще страниц, где за секунду до этого промелькнули буквы. На этот раз Буг листал медленно, внимательно.
— Что-то ищешь?
Голос за спиной принадлежал, несомненно, Крету. Более молодой, хотя и чересчур мохнатый для своего возраста, Крет как ни в чём не бывало стоял в дверях и следил за действиями Буга. Лапы он скрестил на груди в своей обычной пренебрежительно-безразличной манере.
— Э… Я здесь просто… просматривал старые книги, знаешь ли, — Буг, стараясь казаться непринуждённым, задержал руку на развороте, чтобы не пришлось заново искать нужное место.
— Н-да. Что ещё делать в архиве?
Чёртов Крет и его любопытство. Делает вид, что ему всё безразлично, а сам только и мечтает куда-нибудь сунуть свой пухлый нос.
Крет подошёл и, как заправский библиотекарь, с первого взгляда, не видя обложки, определил, что за книга перед ним. А может быть, это была просто единственная книга с пустыми страницами.
— Книга Наказаний. Ох… Ты что-то натворил, Буг?
— Почему она пустая?
— А что ты искал? Она пустая, потому что домовые не нарушают правила. Это не в нашей природе. Черти, кикиморы, русалки… особенно русалки — вот те нарушают. Но не мы. Мы созданы, чтобы поддерживать порядок.
Сказав это, Крет вытащил книгу из-под лапищи Буга, но вместо того, чтобы захлопнуть её и вернуть на место, стал быстро перебирать страницы, как за минуту до этого делал Буг.
— Вот, — изрёк он, отыскав нужную страницу и положив книгу перед Бугом. — Единственный прецедент за всю историю домовых. Не знаю, что ты искал, но больше тут ничего нет.
Буг впился глазами в пожелтевшие от времени страницы.
Единственная запись была сделана 30 марта 7193 года от сотворения мира. Домовой по имени Урх систематически нарушал «Кодекс Домовых». Он похищал вещи и не отдавал их, несмотря на многочисленные просьбы хозяина. Регулярно отлучался с вверенной ему территории. Халатно относился к своим обязанностям по поддержанию чистоты в доме. Но последней каплей стали не эти безобразия. Урх имел неосторожность попасться на глаза человеку, что являлось грубым нарушением уже другого Кодекса, касающегося безопасности всего потустороннего мира. В наказание Урх был лишён почётного статуса домового, заключён в человеческое тело и сослан в людской мир.
Дочитав до конца, Буг мысленно усмехнулся.
— Спасибо, — буркнул он и заторопился к выходу мимо покосившихся стеллажей, запечатанных ящиков и парящих в воздухе стопок древних книг, коим нигде больше не нашлось места.
— Погоди, старина, — остановил его оклик Крета. — Ты не сказал мне, что искал. Брось, Буг, я никому не скажу.
Что ж, Крет ни разу не давал повода усомниться в себе. Он та ещё заноза в заднице, но своих не выдаст. А если просто уйти, то кто его знает — вдруг упомянет между делом, что Буг зачем-то искал «Книгу Наказаний». Это вызовет ненужные сейчас подозрения.
Кодекс домовых
— Я слышал историю Урха, но думал, вдруг выдумка. Хотел убедиться. Я вот что, Крет… Ты об этом никому только, ладно?
— Само собой. Ты же меня знаешь. Говори, давай, жуть как любопытно!
— Тебе это покажется странным, но я хочу, чтобы меня наказали. Я хочу стать человеком.
— Интересно! И зачем же? — оживился Крет.
Буг ненадолго задумался.
— Я всегда хотел знать, каково это… любить земную женщину.
***
Гриша давно понял, что в его доме живёт домовой. Ещё когда въезжал сюда. Дом был старый, в нём скрипели и стены, и полы, и лестницы — иногда без видимых причин. По ночам раздавались странные звуки.
— Крысы, — сказала тогда ему Ира, переворачиваясь на другой бок.
Гриша ни разу не видел крыс, зато периодически у него что-то пропадало — то пепельница со стола, то кухонная утварь, — а потом все это обнаруживалось в неожиданных местах. Прям совсем неожиданных. Однажды он обнаружил на грядке свой станок для бритья, вкопанный в землю по соседству с огурцами. Ира тогда сказала:
— Кто-то пошутил.
продолжение следует...

Можно подумать, у них людей тут пруд пруди. Все давно уехали в город, кто мог. Дома в округе пустовали или сдавались. Бывало, хозяева приезжали, но постоянно в этих местах жили только они с Иркой… Теперь только он один.
Ушла от него Ира навсегда, в иной мир. Эх, если бы Гриша только знал, есть ли что-то там, за чертой, и Ира существует по-прежнему, только в другой форме… Гриша боялся не столько смерти, сколько небытия. Небытие… Ничто… Ему была невыносима мысль об этом.
После того, как Ира ушла, Гриша перестал быть рачительным хозяином, каким когда-то был. Ему больше не доставляло удовольствия хлопотать в большом пустом доме, где, будь жизнь чуток справедливее, бегали бы их дети. У них с Ирой не было детей и не могло быть, если верить врачам, но теперь ему часто казалось, что он слышит их призрачные голоса. Глюки, ясное дело. Или домовой шалит опять. Терпение у нечисти, поди, не бесконечное.
Григорий бросил тряпку посреди коридора и отправился спать. Втайне от себя самого, он нарочно хотел разозлить домового, чтобы тот пришёл по его душу, поэтому ничуть не удивился, когда, проснувшись посреди ночи, обнаружил свое одеяло на полу.
А на одеяле — следы ступней.
Холодный воздух проникал через щели в стенах. Так и замерзнуть можно. Гриша взялся за край одеяла, потянул на себя и… слетел с кровати сам. Он едва не заорал от неожиданности, опять дёрнул за край и опять с тем же результатом. Какая-то сила пригвоздила одеяло к полу. На глазах у Гриши над следами соткались из пустоты мохнатые ноги, а за ними — маленький человечек целиком. Кроме повышенной косматости и длинных когтей на скрюченных руках, ничего не выдавало его нечеловеческой природы.
Гриша сглотнул. Он сидел на полу и дрожал от холода и испуга одновременно. Домовой разглядывал его, как диковинную игрушку, и молчал. Не злился, просто молчал. Гриша, запинаясь, вымолвил:
— Ты пришёл меня н-наказать?
— Что? — домовой приподнял лохматые брови, в чёрных глазах заиграла смешинка. — Нет. Наказать должны меня.
— Что? — озадачился Гриша.
— Что-о, — передразнил домовой. Гриша с содроганием узнал собственный голос. Существо говорило его голосом!
— Я не понимаю, за что тебя наказывать, — скороговоркой произнёс Гриша. Он не сводил глаз с мохнатого создания, ожидая чего угодно. Чаще всего взгляд задерживался на когтях.
— Ты не увидел бы меня, если бы не было на то моей воли.
— Хорошо, — сказал Гриша, ничего не понимая. — А ты не мог бы… — он сглотнул, в горле внезапно стало очень сухо. — Ты не мог бы, пожалуйста, сойти с одеяла.
— Холодно? — насмешливо спросил домовой.
— Очень.
— Ну-ну, не прибедняйся, — сказал домовой и отдал одеяло. Пока Гриша кутался, насмешник задумчиво произнес: «Не от холода тебе холодно».
Слова домового отозвались болью в сердце. Но кое-что изменилось — тоску оттеснила смутная, робкая пока радость. Есть домовые — должна быть и загробная жизнь! Его Ира где-то там…
Домовой вёл себя странно, будто бы маялся, ждал чего-то. Гриша не понимал, что происходит. Мысли о любимой мешали ему сосредоточиться.
— Если ты существуешь, стало быть, потусторонний мир тоже существует?
— Ну а как же.
— Стало быть, она… там? — слова застревали в горле.
Домовой посмотрел на Гришу в упор и серьёзно.
— Ты понимаешь, что есть два мира? Туда… или сюда, — домовой снабдил слова характерными жестами, сначала подняв глаза к потолку и затем опустив их вниз.
М-да. Вот и открылась великая тайна смерти, простая как сковородка. Гриша не сомневался, что именно так всё обстоит, именно такой должна быть истина — простой как сковородка. Это люди вечно всё усложняют. А оно вон как — туда или сюда.
— А Ира… куда?
Домовой молчал, но по тому, как он потупился, Гриша понял, что опущенные глаза и есть ответ на его вопрос. Сердце болезненно и быстро забилось в груди. Ирка… Как же так вышло? Почему? Она страдает? Если настоящий Ад хоть чем-то напоминает описанное в Библии… Гриша не хотел об этом думать.
Пока он путался в мыслях, в комнате что-то едва уловимо изменилось. Темнота будто бы стала осязаемой, близкой — протяни руку и потрогай. То, чего дожидался домовой, было здесь.
Домовой подобрался, встал по стойке смирно.
— Буг, — сказала темнота или то, что в ней скрывалось. Голос не имел ни тембра, ни интонации. Он звучал без слов. — Ты нарушил закон. Раскрыл себя человеку. Хуже всего то, что ты сделал это намеренно.
Буг изменился в лице. Плохо скрываемая надежда — странно, на что бедолага надеялся? — пропала без следа.
— Как вы… — начал он. — Крет! — Грудь домового вздымалась в ярости.
— За этот обман ты будешь казнён.
— Нет! Пожалуйста! — Буг попятился. В его глазах больше не играла смешинка.
Гриша по-прежнему мало что понимал. Домовой пытался провести своё начальство, нарушил что-то там… Зачем? Чего добивался? Кристально-ясными представлялись две вещи. Первая: на глазах Гриши сейчас совершат убийство. Раз так, то он чисто по-человечески должен что-то предпринять. Вторая: он очень соскучился по жене.
— Возьмите меня! — Гриша поднялся и как был, в одеяле, шагнул навстречу темноте.
— Ты предлагаешь свою душу в обмен на его жалкую жизнь? — холодно спросила тьма.
— Не только жизнь. Дайте ему… чего он добивался.
Гриша обернулся и увидел, как повлажнели благодарные глаза Буга. Наверное, это действительно было что-то важное.
— Да будет так, — сказала тьма.
От сгустка черноты по полу поползли тени, как метастазы. Распахнулась окно, и поток холодного воздуха заполнил помещение. Может, он снова увидит её?…
Илья Шевченко

Кодекс Домовых (2)



Гриша не знал, сколько времени прошло. Если здесь оно существовало…
Изредка в сумерках проступали зыбкие силуэты, которые таяли, едва он к ним приближался. Сдаётся, он и сам был точно таким же силуэтом, привидевшимся кому-то. Находясь в одном пространстве, души не могли взаимодействовать друг с другом. Каждая была отрезана от остальных.
Он уже начал думать, что это и есть Ад, в котором предстоит брести в вечном одиночестве из ниоткуда в никуда. Прежде, чем Гриша успел ужаснуться этой мысли, сумерки обрели очертания, а туман рассеялся.
Он очутился в комнате с деревянными стенами. В углу стояла кровать и ветхая тумба. На стене висело треснувшее зеркало, и вот тут Гришу ждал сюрприз. Существо в зеркале напоминало Буга. Оно было рослее и шерсти поменьше, а во всём прочем носило знакомые черты: чёрные глаза, когти, кряжистая осанка. Гриша поднял руку — к его ужасу существо в зеркале сделало то же самое.
За стенкой послышались шаги и бормотание. Должно быть, это хозяин дома. Гриша обречённо потянулся к двери. Соседняя комната была больше, в ней умещались широкий стол, стулья, кожаный диван, кресло, кадка с каким-то чахлым растением и камин. В кресле сидел старик. С виду он был обыкновенный, но что-то в его облике настораживало.
— Ага! — завидев гостя, старик заметно оживился, подошёл, стал рассматривать Гришу-домового со всех сторон, как будто оценивал коня. Грише стало неприятно.
— Что я здесь делаю? — спросил он.
— А то сам не догадываешься, — проворчал старик. — Ты мой теперь, с потрохами. Мне обещали слугу, и я получил слугу!
— Но домовые — не слуги! — попытался возразить Гриша. — Домовые…
— А ну, цыц! — старик выставил костлявый кулак. В глазах полыхнула злоба. — Обычным людям может и не слуги, но мне будешь служить как миленький. Если хочешь когда-нибудь увидеть свою ненаглядную, — старик омерзительно рассмеялся.
Сердце Гриши разом провалилось в пятки и где-то там слабо трепыхалось. Неужели…
— Ой, не удивляйся так! Но и радоваться не спеши. Коли будешь мне вместо раба, раз в год сможешь её навещать. Единожды ослушаешься — никогда её больше не увидишь и сам поплатишься. Таков уговор. Мой — с ними и наш — с тобой. Зарубил? А теперь слушай внимательно, я растолкую тебе, что ты будешь делать.
Услышав шум в прихожей, старик оборвал свою речь, посмотрел сначала на дверь, затем грозно зыркнул на домового.
— Сделайся невидимым! Быстро!
— Я не… Как я… — растерялся Гриша.
— Просто подумай об этом, болван!
Только Гриша успел подумать: «Хочу стать невидимым», в комнату вошла женщина. Печать большого горя лежала на её красивом, но бледном лице. Она стояла, сцепив на груди руки. Эта поза выражала отчаяние и надежду. Старик не смотрел ей в глаза. Было странно видеть выражение страха на его лице. Женщина тоже заметила это и с порога воскликнула:
— Что с ним?!
— Он не выжил, — тихо сказал старик, глядя в пол.
— Нет, я не верю! Ты обещал! — женщина сделала шаг вперёд. Казалось, что она вот-вот набросится на старика.
— Я сделал всё, от меня зависящее. Я предупреждал, что может не сработать? Предупреждал. Магия бывает бессильна. Уходи, женщина, я больше ничем не могу тебе помочь.
Колдун! Ну конечно, это всё объясняло. Колдуны связаны с нечистой силой.
продолжение следует...

Что-то надломилось в несчастной, и она с рыданиями выбежала из дома. Гришу эта сцена поразила неимоверно, а вот на старика не произвела особого впечатления. Напротив, колдун словно сбросил груз с плеч. Он с прежней живостью обратился к слуге:
— Привыкай, — насмешливо бросил он. — Мне часто закатывают подобные сцены.
— Она… говорила о своём сыне? — срывающимся голосом спросил Гриша.
Старик о чём-то вспомнил. Бросил:
— Жди здесь.
Колдун скрылся за одной из дверей и через некоторое время вернулся с большой тарелкой каши на деревянном подносе.
— Отнеси это ему, — велел он. — Вниз по лестнице, первая дверь налево.
Гриша принял поднос.
— Вы сказали, он не выжил. Это была ложь?
Колдун всё также насмешливо наблюдал за реакцией Гриши.
— Да. Колдун не может умереть, пока не передаст кому-нибудь свою силу и знания. Мне нужен был наследник, о котором никто не будет знать, — лениво пояснил он.
Пальцы Гриши побелели, сжимая поднос. К счастью, колдун этого не заметил. Гриша не сказал ни слова. Развернулся и двинулся вниз по лестнице. Чем дальше он спускался, тем паршивее становилось у него на душе. «Привыкай» — звучал в голове насмешливый голос колдуна.
В каморке стояла кровать и тумба, как в той, из которой он вышёл. Сколько здесь таких комнат? Есть ли ещё пленники?
Мальчик лежал на боку и действительно напоминал мёртвого. На звук открывшейся двери он не отреагировал. Гриша заметил, как тот исхудал — следы перенесённой болезни.
«Хочу стать видимым» — подумал Гриша и поставил поднос на тумбу.
— Я не буду есть, — тихо сказал мальчик. При этом он даже не пошевельнулся.
— Тогда ты умрёшь, — также тихо ответил Гриша.
Видимо, краем глаза мальчик видел, что его посетитель не совсем обычный. Пленник приподнялся и сел на кровати. Гриша отметил высокий благородный лоб, тонкие черты лица.
— Пускай! — с вызовом ответил пленник. — Он ведь ей так и сказал!
Гриша почувствовал слабость в ногах. Сколько же подобных поручений он способен выдержать?
— А тебе старик велел не подавать ни звука. Иначе он её убьёт. Я угадал? — спросил Гриша, глядя на свои переплетённые пальцы.
Мальчик молчал. Если Гриша и ошибся, то ненамного. Следующие слова дались ему нелегко:
— А что ты скажешь, если я верну тебя маме?
Мальчик не спешил со слезами радости кидаться на шею спасителю.
— Кто ты? — настороженно спросил он.
— Домовой.
— Мама говорит, что домовые — это бесы!
— Я неправильный бес, — Гриша поднялся и решительно протянул ребёнку когтистую лапу. — Прошу тебя, у нас нет времени.
Поколебавшись ещё секунду-другую, мальчик протянул домовому свою руку. Гриша понятия не имел, что собирается делать. Но вот вопрос: если домовые умеют становиться невидимыми, что ещё они умеют?
С лестницы донеслись шаги колдуна. В груди похолодело. Гриша закрыл глаза и подумал одно слово: «Прочь!».
Шаги прекратились. Лёгкий ветерок ласкал лицо. Трава приятно холодила ступни. Гриша открыл глаза.
Они стояли на пригорке возле селения. Деревья подступали к самому краю, сквозь перекрестья их ветвей были видны крыши лачуг. К облегчению Гриши нигде в округе не наблюдалось больших домов, способных вместить много комнат. Гриша отпустил руку мальчика.
— Я знаю, где это! — окрепший голос мальчика зазвенел. — Мы живём тут поблизости. Пошли, я покажу!
— Ты иди, — сказал Гриша ему в спину.
продолжение следует...

Мальчик обернулся.
— Почему ты плачешь? — с недоумением спросил он.
— Иди, тебе небезопасно со мной! — прикрикнул на него Гриша.
Мальчик смотрел на него несколько секунд удивлённо и задумчиво. Сделав пару неуверенных шагов назад, малец развернулся и припустил вниз с пригорка. Гриша провожал его взглядом до тех пор, пока мальчишеская фигурка не скрылась из виду. Вот и всё…
«…Никогда её больше не увидишь и сам поплатишься».
Гриша углубился в лес — он не хотел, чтобы кто-то из людей видел его казнь. Ноги несли его как во сне, мимо проплывали деревья. Куда он шёл? Это уже неважно. Они достанут его везде.
Что должен делать человек в последние минуты жизни? Наверное, слушать пение птиц и наслаждаться шелестом ветра, ловить каждую секунду как умирающий от жажды — каплю воды. Но все эти звуки существовали сейчас на периферии его сознания. Гриша думал о той, которую больше не увидит.
В памяти всплывали разные незначительные и не слишком поэтичные детали. О том, как она пыталась говорить, набив полный рот еды. Как смотрела на него насмешливо, когда он произносил какую-нибудь глупость. Как тянула его за руку к воде, и многое-многое другое… Он шёл на казнь, хотя не знал, где именно она состоится, и какой его шаг станет последним.
В задумчивости он опустил голову. В первый миг домовой не понял, что зацепило его внимание. Вдруг осенило: на ступнях больше нет шерсти! Гриша поднёс к глазам человеческие ладони. Ни когтей, ничего от потустороннего существа. Что это значит? Он снова стал собой?
— Гриша, — прозвучал рядом до боли родной голос. Глюки, ясное дело. Или демоны издеваются.
Гриша поднял голову. Рядом стояла она, одетая в белое.
— Ира, — медленно произнёс он.
Любимая бросилась к нему на шею.
— Я знала! Я знала, что ты сделаешь правильный выбор!
— Погоди, родная… — Гриша слегка отстранился, взял её за руки. — В смысле, правильный выбор? Так ты всё знала? Я не понимаю.
— Знала. Пока я была в Аду, ангелы мне всё рассказали. И ещё, прежде чем ты спросишь, как ангелы оказались в Аду… Они могут проникать куда угодно. Даже туда. Во всём Творении для них нет преград.
— Что они тебе рассказали? Прости, я всё ещё не понимаю.
— Тени не могут захватить власть над твоей душой, пока ты сам не выберешь зло… или попустительство злу, что одно и то же.
— Значит, им нужно было, чтобы я…
— Осквернил свою душу. Без этого сделка не имеет силы. Но они хотели, чтобы ты думал, будто у тебя нет выбора.
Гриша привлёк её к себе дрожащей рукой, затем распрямился.
— А Буг? Что стало с Бугом, ангелы тебе сказали?
— Он родился в обычной человеческой семье. Правда, душа у него по-прежнему падшая. Что будет дальше, пока неизвестно…
Гриша смотрел в её счастливые голубые глаза и не мог наглядеться. Всё было хорошо. Оставался лишь один вопрос, который не давал все это время покоя.
— Милая, можешь сказать, а почему ты вообще попала в Ад?
Ира грустно улыбнулась.
— Ты удивишься, но души в Аду томятся не за большое и страшное зло. Есть и такие, конечно, но их меньшинство, и они в самом низу. Чаще всего совершаемое зло — мелкое и серое. Сгоряча сказанное слово, дурная мысль… Они оставляют на душе след. Маленькую чёрную точку. Когда таких точек станет слишком много, они перевешивают всё добро, что сделал человек. Тогда душа тяжелеет и идёт вниз.
— И как же твои черные точки? Тебя от меня больше не заберут?
— Твоя готовность пожертвовать собой искупила мои грехи. Так что, никаких больше точек, — она звонко рассмеялась.
Гриша тоже засмеялся. Вечно бы слушал её смех и прижимал к себе, и вдыхал её запах…
— Так куда мы теперь? — спросил он.
— Не назад, это точно. К прежней жизни возврата нет. Мы… мертвы.
— Да, это случается.
— Но есть и плюсы, — лукаво сказала она.
— Какие?
— Мы теперь умеем летать…
Илья Шевченко

РЫЖАЯ
...Первая любовь ворвалась в мою жизнь в восьмом классе. Эту любовь звали удивительным именем - Надежда - и было ей четырнадцать лет. Отца Нади, Михаила Семеновича Кулагина, перевели в наш провинциальный городок из Белгорода на должность главного технолога местного хлебозавода. Как-то, приблизительно в середине ноября, прямо посреди урока физики, завуч школы привел в наш класс новенькую, познакомил нас с ней и позволил самой выбрать место. В классе было четыре свободных места, и девушка нежданно-негаданно подошла к моей парте. Нежданно-негаданно, потому что в длинном списке "школьных сердцеедов" моя фамилия не значилась... Я не был красавцем и был очень скромно одет, но Надя, неожиданно для всех, подошла именно ко мне и, зардевшись, тихо спросила: "Можно?". Чувствуя, как предательски задрожали мои колени, а щеки мгновенно налились жаром и пунцовым цветом, я, молча, кивнул. И она присела рядышком... У новенькой были густые рыжие волосы и необыкновенные светло-зеленые глаза... Я влюбился в нее с первого взгляда. На первой же большой перемене к Наде подошел школьный задира - Антон Белов - и неожиданно выбил у нее из рук яблоко, которое она ела. Та побледнела от страха и втянула голову в плечи, а Антон громко заржал: "Ну, что, рыжая, проголодалась? Витаминчиков захотелось, да?". Увидев эту картину, я сжал кулаки: - Эй, ты, придурок, а ну подними! Какая она тебе рыжая?!... - и вплотную приблизился к Белову - грудь в грудь, глаза в глаза. Тот был старше меня на год и выше на целую голову, но я был чемпионом области по боксу и Антон прекрасно понимал, что мне ничего не стоит двумя ударами сбить его с ног и основательно намять шею. А потому он скривился, нехотя нагнулся, поднял с земли яблоко и протянул его Наде: "На, держи ...". Я вскипел: - Да не "держи", а ступай к крану и вымой! - но Кулагина, которая минуту назад была испугана и бледна, вдруг робко вступилась за своего обидчика: - Ну не надо... Не стоит... Зачем?... Не трогай его, пожалуйста... Он же слабее тебя... Пойдем лучше в класс... У меня в портфеле еще одно яблоко есть - разделим пополам! - а потом еле слышно, почти шепотом, глядя мне прямо в глаза, добавила: "Спасибо тебе большое... Меня еще никто никогда не защищал..." Из глаз ее улетучился страх и они светились теперь радостью и счастьем. И целую неделю прямо на заднем дворе школы в рукопашных схватках я разбирался с теми, кто пытался дать Наде кличку "Рыжая". Под моим правым глазом образовалась приличная гематома, а на лбу - огромная шишка, но все любители наделить новенькую глупым прозвищем поняли, что лучше звать ее по имени. А мы не могли оторваться друг от друга! Все время были вместе: ходили в школу и из школы, бегали в кино, гуляли по городу, ели "Эскимо", пели любимые песни, целовались и подбирали имена нашим будущим детям. Весь мир вокруг нас был теперь только нашим! И мы оба были в нем смешны, наивны и счастливы... Так промелькнули шесть чудесных месяцев. Но вот однажды (это случилось в самый последний день учебного года), вечером, после тренировки, на выходе из спортзала, меня почему-то встретил Надин отец: - Привет, чемпион! Рад тебя видеть. Идем в машину - поговорить нужно... Мы сели в его черную "Волгу" и Михаил Семенович тяжело вздохнул: - Ты очень хороший парень... Мы все, Кулагины, - вся наша семья - полюбили тебя, как родного... И, наверное, лет через десять ты мог бы стать замечательным мужем для моей дочери, а мне - еще одним сыном, но ... Но я должен сказать тебе, что... Понимаешь, мы скоро уезжаем... Насовсем... Навсегда... У меня защемило сердце: - Как уезжаете?! Куда?! Зачем?! Отец Нади пожал плечами: - Ну, как бы тебе объяснить? Мы ведь не Кулагины, на самом деле... Наша настоящая фамилия - Гольденберг... Мы евреи, понимаешь?... И у нас уже готовы все документы на выезд в Израиль... Надя рыдает вечерами, но не может набраться смелости, чтобы сказать тебе правду... Мне очень жаль, но у нее своя судьба, а у тебя - своя... И еще... Ты не звони ей больше, пожалуйста... А когда мы уедем - не пиши. Если даже она первой напишет тебе, чтобы сообщить наш новый адрес... Ты не должен отвечать ей, слышишь?... Для своего же блага!... Понимаешь, твой отец коммунист, он работает на военном заводе... И письма из-за рубежа могут здорово испоганить ему жизнь... Да и тебе тоже... Ну что, чемпион, договорились? По рукам? Ты же сильный, ты же боец! Я ничего не ответил. Я просто резко распахнул дверцу автомобиля, живой пружиной выскочил из салона и понесся, куда глаза глядят, на ходу глотая горькие слезы. И не было в тот вечер на всей Земле человека, несчастнее меня. Больше я Наде не звонил. Но мы все же увиделись с ней еще один раз. Ровно за сутки до ее отъезда. Вечером кто-то робко постучал в дверь. Я щелкнул замком, рванул на себя дверную ручку и увидел то, чего никак не ожидал увидеть: самую красивую на свете копну рыжих волос и самые родные в мире светло-зеленые глаза. Мы обнялись. И оба заплакали... Потом Надя немного успокоилась и произнесла: - Любимый, завтра вечером мы улетаем... Внизу у подъезда меня ждет отец на машине... Поехали с нами за город? Ненадолго... Я просто хочу попрощаться... С лесом... С полем... С речкой... ... Пять лет назад, выйдя в запас в звании полковника, я отыскал Надину страничку в "Одноклассниках" и написал ей письмо. Это была длинная-длинная исповедь. Я объяснил, что не имел права искать ее, ибо окончив высшее командное училище, стал военным разведчиком, прошел три "горячие точки" и в конце службы находился на ответственной должности начальника секретной части штаба корпуса. А еще написал о том, чего не успел сказать ей в далекой юности и все то, что терзало и жгло мою душу все эти долгие годы. Письмо я закончил фразой: "Наденька, безумно хочу видеть тебя: бросай все дела, покупай билет на самолет и прилетай - все расходы компенсирую!" Ответ пришел на следующий день, поздно вечером: "Здравствуйте. Меня зовут Ада. Я - младшая дочь Нади Гольденберг. Простите меня, пожалуйста, но я прочитала ваше письмо. Прочитала, ибо мамы давно уже нет на этом свете... Она ушла из жизни три года назад - сердце... Но я не стала закрывать ее страницу, я все это время ждала вашего письма. Мама долго, до самого последнего дня, искала вас, писала во все инстанции и не могла найти. А потому очень надеялась, что может быть вы сами когда-нибудь вспомните о ней, отыщете и напишете. И, слава Богу, это случилось. Пусть даже после ее смерти. Мама часто рассказывала нам, своим детям, о вас, о вашей любви, о вашей заботе и своего старшего сына - моего брата - назвала вашим именем. Я прочитала ваше письмо и проплакала весь день, потому что свою старшую дочь вы, в честь моей мамы, тоже назвали Надеждой. Завтра утром я закрою мамину страницу навсегда и совесть моя будет чиста: ведь вы нашлись, вы написали, вы через целую жизнь пронесли в своей душе такое светлое чувство к моей маме - а это значит, что душа ее, там, на небесах, теперь совершенно успокоилась. Спасибо вам за письмо. Спасибо вам за память. И спасибо вам за любовь. Храни вас Господь... Ада." ... Мне не спалось в эту ночь... Я молча просидел на кухне до самого рассвета... В полном одиночестве... В компании нетронутой чашки с остывшим кофе и непочатой пачки "Мальборо"... Я не сделал ни единого глотка и не выкурил ни одной сигареты... А перед глазами все всплывала и всплывала картина нашего прощания... Май 1975-го года... Легкий треск полевых кузнечиков в загородной тиши ... Огромный алый диск заходящего солнца... Черная "Волга" на обочине шоссе... Я, в голос рыдающий на капоте машины, пятнадцатилетний мальчишка... Михаил Семенович, отец Нади, уронивший голову на руль и закрывший ладонями лицо... А еще бескрайнее поле - огромный пахучий ковер, сотканный из зеленых трав и полевых цветов... И там, далеко в поле, в самой гуще этого ковра - одинокая фигурка еврейской девочки Нади Гольденберг, которая, устремив к небу тонкие руки, медленно удаляется от меня и уходит прямо на закат, словно плывет по зеленому морю, рассекая стройными ногами ароматные волны из ромашек, васильков и лютиков... И я, и она, где-то на самом донышке наших юных, в кровь истерзанных грядущим расставанием душ, конечно же надеемся и верим, что когда-нибудь мы непременно будем вместе! И у нас будет большой светлый дом, роскошный сад, много детей и еще больше внуков! Только вот ни я, и ни она еще не знаем, что больше мы никогда не увидимся.

Артур Балаев

Отзыв об отеле


Мы отдыхали в этом отеле уже в 23 раз и опять разочарование.
Сразу скажу: отель так себе. Смело вместо 5 звезд можно ставить минус 12. Территория огромная, за день не обойдешь. Устали. Номер дали небольшой, всего 68 метров на троих человек. В номере метровая плазма, джакузи, терраса, но не было павлинов и гепардов А я очень люблю павлинов и гепардов. К тому же, после удара ногой моего пьяного мужа о кран, он дал течь, а дверца у тумбочки отвалилась, когда мы на нее решили поставить кровать. А после того как мы в кондиционер бросили стул, он стал шуметь! 
Попросили переселить. Дали номер ближе к морю – холодно. Опять попросили о смене номера, поселили рядом с бассейном – жарко. Каждый день мы меняли номера, устали, знаете ли, это очень выматывает. 
Стоит отметить, что мебель в номерах не антикварная. Море мутноватое, особенно возле берега, особенно когда заходишь в воду и шевелишь ногой по дну. Минусы – можно наступить на камушки и песок. Вода не очень прозрачная, а когда в неё ссышь - и вовсе желтая какая-то. И вообще, оно далековато было, попросили пододвинуть море чуть ближе к нашему номеру. Представляете, реакции - ноль!
Кормили, прямо скажем, без изысков. Было 15 видов мяса, 20 видов рыбы, пироженые-мороженые, работали рестораны, но не было чего-то эдакого. Я даже не знаю чего конкретно, но чего-то точно не было. В мексиканском ресторане еда острая. И представлены не все фрукты мира. Посуда без вензелей королевских домов. И персонал не вытирал мне рот платочком. Это минус.
Номер убирали плохо. Только один раз в день. И из полотенец делали лебедей с цветочками, а я хотела дворец Шахерезады. Моему возмущению не было предела.
В коридорах плохая акустика и нет оригинальных картин Шишкина и Рембрандта.
Из персонала не все излучают позитив На наши матерные замечания, бармен отвечал, не улыбаясь. В баре всего 50 видов спиртного, и муж ходил расстроенный, он хотел самогона, как делает его кум Семёныч. И не было пельменей, как делает моя мама.
Анимация в отеле слабая, нас не зацепило. Когда я хотела плакать, на сцене выступал клоун, когда хотела смеяться, кто-то на сцене пел. И не было огромных фейерверков каждый день. Развлечений - ноль: ледовый цирк не приезжал, корриду не устраивали, даже элементарного концерта Стинга или, на худой конец, Дженифер Лопес, не было.
На мою просьбу расширить бассейн хотя бы на 30 метров, а горку поднять градусов на 40, администрация отеля не отреагировала никак! И вообще, вода в бассейне мокрая, пластмассовые лежаки слишком уж пластмассовые, а у деревянных нам не понравилась порода дерева.
На пляже грязно, за мной не успевали подбирать окурки, семечки, бумажки, вокруг меня было постоянно грязно. И еще один минус - теснота. Я прям видела в бинокль, как мужчина одевает очки,  это жутко стесняло мое личное пространство.
Солнце заходило то слишком медленно, то очень быстро, сама страна как-то уж очень далеко расположена от нашей. Эти наши претензии на рецепции также не вызвали никаких действий администрации!
И, напоследок, - в самолете было слишком высоко!


С уважением,
жительница села Задрыщичи, К.Б.
Счастливые Перемены - группа счастливых людей

Пока бьется мое сердце



Что-то сильное подхватило его и вознесло над братьями-малютками и стеклянным вольером. И тут он увидел большого человека, который держал его, маленького и беззащитного, на ладони…
В комнате было холодно и очень светло. Глаза то и дело слезились. По седой мордочке систематически стекали горькие слезки. Старый пес Гарольд лежал на столе не в силах подняться. А рядом с ним в это время сидел упитанный мужчина сорока лет и крепко держал пса за лапу.
- Прости, старый друг. Я знаю, тебе больно. Но я ничего не смогу с этим сделать. Никто не сможет…
Гарольд смотрел в глаза своему хозяину и не понимал, за что тот извиняется. Он возил его по разным врачам, покупал дорогостоящие лекарства, но… все это напрасно. Боль не уходит и уже никогда не уйдет.
Это естественный ход событий. Рождение, жизнь, любовь и смерть. Пес прекрасно понимал, что хозяин не виноват в том, что происходит. Да и вообще никто в этом не виноват. Так устроен мир.
Собачьи горькие слезки продолжали медленно капать, а хозяин в это время бережно вытирал их салфеточкой. Врач суетился где-то в подсобке и подготавливался к последней процедуре Гарольда.
Пес, было, хотел лизнуть руку хозяина, которая так заботливо протирала мордочку от жгучих капелек, но едва попытавшись поднять голову, Гарольд взвыл от боли.
- Дружище, не надо… я знаю. Я тебя тоже люблю… - мужчина прикусил губу, чтобы не заплакать при женщине-враче, а затем почесал Гарольда за ухом.
Гарольд расслабился и начал вспоминать все, что связывает его с самым дорогим человеком на свете. С его хозяином… Он чувствовал, что это последний день, когда они были вместе.
Те чувства, что обволакивали собачье сердце, словно теплый плед после купания на даче, были куда сильнее старческой боли вперемешку с болезнью. Да, ему было грустно, что время утекло так быстро и незаметно. Но пес никогда бы не подумал, что это время было потрачено впустую.
Их первая встреча в приюте под названием «Franky’s house», была незабываемой. Тогда, Гарольд был всего лишь крошечным щенком примерно с ладошку, да и, честно говоря, он тогда даже Гарольдом не был. Просто щенок. Один из многих в этом приюте.
В тот день, он едва ли открыл глаза и впервые увидел мир. Такой большой и интересный, полный красок мир. Пес озирался по сторонам. Видел таких же братьев, которые еще были слепышами, и что-то непонятное, но цветное вдалеке.
В порыве познать мир вокруг себя, щенок встал и неровной походкой двинулся навстречу к чему-то неизведанному, но затем стукнулся носом о стекло и упал на бочок.
Внезапно, что-то сильное и большое подхватило его и вознесло над братьями-малютками и стеклянным вольером, что их окружал. Пол вольера, по которому не так давно пес сделал свои первые шаги, отдалялся все дальше и дальше, превращаясь в большую пропасть.
- А вот этот самый шустрый. Братья еще глаза не открыли, так этот уже передвигаться начал, – задорный голос девушки рекламировал песика.
Тогда пес решил осмотреться и понять, откуда идет звук. Повернув голову, он увидел большого человека в плаще и черном костюме, который держал его – маленького и беззащитного на ладони. Человек смотрел с интересом и, кажется, улыбался. Тогда щенок решил дать сигнал.
- Тьяф – раздался неуверенный первый звук из уст маленького создания.
- А знаете, вот его я и возьму, – мягко и очень осторожно погладив по голове нового друга, сказал человек.
- А назовете как? – поинтересовалась девушка-волонтер.
- Гарольд. Я назову его Гарольдом.
Это было так давно… Но Гарольд помнил этот момент все свои пятнадцать лет. Как и многие другие мгновения доброты и ласки в этом большом мире.
Пес попытался дотянуться лапой до цепи с серебряным амулетом на шее хозяина, но боль снова пронзила его тело и заставила заскулить.
- Я помню, Гарольд… - хозяин уже не мог сдерживать слезы, которые сочились из его глаз.
Пес слегка повернул голову, чтобы видеть глаза хозяина, и вновь начал вспоминать. На этот раз он вспомнил момент, когда в первый и последний раз потерялся.
Ему было тогда месяцев пять. Протиснулся среди прутьев забора и побежал за белой бабочкой. Сейчас это выглядит так глупо, а тогда… было интересно ее догнать. Рассмотреть. Подружиться. И Гарольд ее тогда почти догнал. Вот только «почти» - не считается.
Бабочка улетела, а он остался один, в каком-то поле. Затем начался дождь и гроза. Было страшно и темно. Внезапные грозовые вспышки ослепляли, а сокрушительный гром застигал врасплох неокрепшего Гарольда. Ветер проносился мимо пса, унося с собой, маленькие веточки и листья. Холод. Жгучий и такой противный холод…
- Гарольд! Гарольд! – услышал пес едва слышный голос, который стал ему родным.
продолжение следует...

Отринув страх и тени сомнения, пес устремился через промокшие травы и кусты к голосу хозяина. Через полминуты пес выбежал навстречу своему человеку, который тут же снял плащ и укутал в него дрожащего Гарольда.
Он совсем не ругался и не кричал на потеряшку. Лишь крепко прижал к груди, на которой висел тот самый талисман на цепочке, и понес домой такого любопытного и наивного Гарольда.
- Гав! – слегка тявкнул пес и навострил уши, однако тут же сложил их обратно от вновь возникшей боли.
- Гарольд, ты – самый лучший и преданный друг, который у меня был… мне так жаль, – хозяин аккуратно обнял пса и прислонил свой лоб ко лбу своей собаки.
Вновь всплыли воспоминания о былых временах. Гарольд очутился в закоулке своей собачьей памяти, когда у хозяина родилась дочка Кристи. Псу тогда уже было лет шесть, а дочке всего ничего.
Как Гарольд ее любил! Все терпел. И за ухо треплет так, что, казалось, вот-вот оторвет. И по носу случайно куклой стукнет. Даже покататься на него залезала. А Гарольд терпел и катал. Он знал, что это дорогой человек его дорогого человека.
Видит – устанет малютка играть и уснет прямо на полу. А тогда они в квартире жили, осень была. Прохладно. Отопление еще не включили. Гарольд подойдет к этому спящему комочку и завернется вокруг нее, превращаясь из собаки в теплую подушку для малышки. И не важно, хотел он спать или нет. Ложился и спал вместе с ней.
А однажды, когда Кристи начала делать свои первые шаги, она неправильно поставила ногу и начала падать. Тогда Гарольд из другого угла комнаты вихрем добежал до нее и подпер своим мохнатым телом. Кристи ухватилась маленькой ручкой за шерсть и неровными шажками пошла дальше. Псу было больно, но… он знал. Знал, что поступает правильно. Как тогда правильно поступил хозяин, выбежав ночью в грозу искать своего друга.
- Ты так для меня дорог. Мы с тобой столько дорог прошли… - дрожащим, еле слышным голосом сказал взрослый мужчина, роняя горячие слезы.
Пес аккуратно потерся мордой о руку хозяина, превозмогая боль. Новое воспоминание вновь всплыло в собачьей голове.
Речка, палатка, семья и мячик. Хозяин поначалу бросал его не далеко, а Гарольд с радостью приносил. Затем хозяин начал бросать его подальше и даже в воду! А пес, виляя хвостом, находил его и снова приносил назад, чтобы хозяин вновь забросил его подальше.
Затем, вдоволь набегавшись, Гарольд поднес мяч к хозяину, но в руки ему мяч не вернул. Изловчившись, пес метнул мячик своей пастью метра на три или четыре от хозяина. После этого он уткнулся мордочкой в бедро своего человека и подтолкнул его в сторону мяча. Хозяин рассмеялся и принес мяч обратно.
- Мистер Кенсберг, все готово… - с грустью в голосе доложила ветеринар.
- Дайте, пожалуйста, пару минут, прошу вас, – хозяин обнял Гарольда еще сильнее.
Две минуты длились словно вечность. Образы, воспоминания и события всплывали в памяти Гарольда и мистера Кенсберга. Им так хотелось все вернуть. Вновь прожить те моменты вместе.
- Мистер Кенсберг, пора, – вновь обратилась ветеринар.
- Прощай Гарольд, я тебя не забуду. Слышишь, никогда не забуду, – хозяин едва ли не захлебывался слезами от горя.
Пес поднял голову и лизнул лицо хозяина в последний раз. В его голове ютилась лишь одна мысль:
«Я буду с тобой, пока бьется мое сердце…»
Мистер Кенсберг не стал уходить. Он держал Гарольда за лапу и горько плакал. Ветеринар ввела раствор…
Сначала Гарольду стало необычайно жарко, словно по венам разлился огонь от костра в лагере у речки. Затем жар сменил знойный холод, как в тот день, когда он потерялся. После же веки стали тяжелыми и непроизвольно закрылись, как тогда, когда он засыпал вместе с Кристи, и, в конечном итоге, последние звуки утонули в тишине…
*****
Гарольду казалось, что вокруг него ничего нет. Что он будто бы превратился во что-то неосязаемое и бесплотное, путешествующее в кромешной тьме. Затем передвигаться стало сложнее.
А вскоре в нос ударил свежий и непонятный запах. Лапы вновь коснулись чего-то твердого и прохладного, а звуки пронзили маленькие ушки. Гарольд вновь открыл глаза…
*****
- Пап, сегодня твой пятидесятый день рождения, и я бы хотела в первую очередь пожелать тебе счастья, самых верных и преданных друзей.
- Кристи, у меня много друзей и лучшая семья на свете. Я могу смело заявить, что я самый счастливый человек на свете, – мистер Кенсберг улыбнулся и привстал со стула в красиво украшенном банкетном зале.
- Безусловно, папа, ты прав. Но все же, друзей мало не бывает, – Кристи протянула Мистеру Кенсбергу маленькую коробочку, в которой что-то ворочалось. - Это тебе подарок от нас с Джорджем.
Кристи улыбнулась в предвкушении, когда же папа откроет коробку. Мистер Кенсберг распечатал врученный ему Кристи подарок и поднял на ладони маленького пса.
- Как он похож… - голос Мистера Кенсберга задрожал.
Пес же, услышав непонятный звук, огляделся. Когда он увидел перед собой мужчину в черном костюме, ему показалось, что он уже знаком с ним. Что это тот человек… Тот самый.
- Тьяф – раздался неуверенный первый звук из уст маленького создания…
СТАРЫЙ ЛИС

Кошка гордой быть не хотела



Кошечка кричала жалобно и просительно... Посматривая на Анфису одновременно нагло, вопросительно и с надеждой. Только женщина ничем не могла ей помочь, совсем недавно она сама была готова вот также орать...
Господи, как замуж то хочется!!! Анфиса уже собиралась встречать свое сорокалетие с парочкой котов. Хотя и до юбилея еще далеко, да и ни одного кота у нее пока не бывало.
А ведь так хочется, встретившись с заклятыми подругами на городской площади (излюбленном месте отдыха горожан), гордо указать кивком головы:
- Видишь, пасется шатен возле дымящихся шашлыков – с круглым животиком и намечающейся лысиной? МОЙ!!!!!
Только вот мужчины избегали Анфису... Мужик нынче пошел пугливый, нежный и трепетный, словно дикая лань. Просто так его не возьмешь, а отчаявшаяся Анфиса наседала на каждого представителя сильного пола с таким напором, что растерявшийся мужик начинал метаться и выскальзывал моментально из расставленных наспех силков.
Один вот правда задержался, Борюсик. Появлялся два раза в неделю, наворачивал тарелку борща, дополнял ароматным пловом и шлифовал все это свеженьким пивом. А потом засыпал на диване, посапывая со свистом и разнося по квартире чарующий аромат несвежих носков.
А ближе к Новому году, он принес ей подарок. Вытряхнув в коридоре, из-под своей куртки, кошку. Сизого цвета, с прижатыми ушками – красоточка, умилилась Анфиса. Но ненаглядный быстро вернул ее в обыденную действительность:
- Поживет пока у тебя, а то загуляла, орет целыми днями. Жена сказала – уноси ее на это время куда хочешь, пока не успокоится. Я о тебе и подумал...
- Ж-же-н-наа???? - Заикала Анфиса, моментально отвлекаясь от кошки.
- Ну да... Я разве не говорил? Ну сорян, извинтиляюсь...
И повентилялся Бориска по лестнице вниз, красный от возмущения и бубня под нос, что дуры все бабы. Анфиса захлопнула дверь и поймала взгляд кошки.
- Ну, а зовут тебя как?
- Муррррр. - Кошкин ответ был ясен, но непонятен.
Она нисколько не чувствовала растерянности, ей было все вокруг интересно. Кошка с расстояния принюхалась к Анфисе – её запах был ей уже знаком, она часто слышала его от хозяина.
Красотка улеглась на спину, потянулась и со свежими силами пошла прогуляться... Анфиса шла следом за ней – кошка была очень красивой. И в сравнении с Борей, тот конечно сразу проигрывал.
Кисуля обошла всю квартиру, вытащила комок пыли из-под ванны и начала свои заунывные песни. Анфиса присела возле нее на пол.
- Ну вот оно тебе надо? Они ж того не стоят... Сама недавно почти так же орала. И вообще – девушке нужно быть гордой!
Кошка гордой быть не хотела, она требовала кота! И Анфиса к своему стыду – узнала себя со стороны. Помучившись несколько дней, в последний рабочий в этом году, она отвезла кошку к ветеринару.
Эндоскопическая стерилизация и вот уже Муська (не придумала Анфиса ничего лучше этого имени), забыв про кавалеров – требует пожрать и почесушек! В Новогоднюю ночь, чокаясь бокалом шампанского с бархатным кошачьим носом, Анфиса была почти счастлива.
Теперь она не одна, Мусена требует такой же заботы и к тому же не пахнет носками. И встреча сорока лет с двумя кошками уже не кажется Анфисе такой уж кошмарной – потому что, вторую кошечку она возьмет обязательно. Маленькую и озорную – будут воспитывать ее вместе Мусей.
Тревожило только одно... Вдруг вернется Бориска за кошкой, хотя за эти несколько дней он даже не позвонил. Но Анфиса подстраховалась, она Мусю чипировала и теперь сомнений в спорном вопросе не будет – Муся исключительно ее кошка!
Cebepinka

Замысел



Экс выглядел мрачным и немного утомленным. Хотя ангелам его уровня и не пристало выражать свои эмоции столь явно, но кураторам негласно позволялись маленькие человеческие слабости. Иначе как им проникаться людскими чувствами, сопереживать и принимать правильные решения? Если внимательно приглядеться, то чуть выше переносицы безупречно красивого лица ангела проступала явная морщинка, чего, конечно же, не могло быть на самом деле, — это человеческие эмоции, загнанные глубоко внутрь, давали о себе знать… В комнату бесшумно вошел другой ангел, его лицо было безмятежным и бесконечно добрым, он казался моложе и держался не так уверенно.
— А, Стажёр, проходи… — голос Экса звучал мелодично, но немного хрипло. — Попробуем сработаться?
Стажёр подошел и посмотрел на Экса своим распахнутым взглядом.
— Есть какой-то алгоритм Взаимодействия? У меня это первый раз… — Экс встал из-за полупрозрачного стола и, разведя руками впереди себя, открыл большой портал в мир.
Перед двумя ангелами лежал заснеженный город, каждый из жителей которого в данный момент занимался своими делами: куда-то спешил, скучал, плакал от нежданной потери или смеялся над старым фильмом… Экс отстраненно посмотрел на присыпанные снегом улицы и приблизил окна высотки на набережной. Теперь уже было видно, как в комнате разворачивается трагедия — едва стоящая на ногах девушка сыпала в бокал с каким-то напитком порошок желтоватого цвета… Экс щелкнул пальцами, и изображение замерло, как будто поставленное на паузу.
— Видишь, вот она. Зовут Екатерина, — сказал он. — Я впервые не могу ничего сделать. Она все время притягивает Зло. Теперь это наркотики. Я уже был в полушаге от того, чтобы отказаться от миссии и понести наказание. Но тут Шеф решил осуществить Взаимодействие и прислал тебя. Смысл Взаимодействия в том, чтобы дать последний шанс человеку, падающему в бездну. Расскажи о своем подопечном, наверняка это сильная личность.
Стажёр вздохнул и посмотрел сквозь портал. Неожиданно изображение с девушкой померкло, а вместо него открылся вид на уютную кухоньку в малогабаритной квартире, в которой худенький взлохмаченный парень, что-то напевая, жарил котлеты.
— Мам, подожди немного. Я почти всё! — крикнул юноша и виртуозно снял котлеты лопаткой, отправив их на тарелку. Быстро отправив туда еще и несколько ломтиков помидора, он побежал в соседнюю комнату. На диване полулежала женщина средних лет, из-под плюшевого пледа торчала нога, закутанная в гипс. К дивану, участливо поглядывая на хозяйку, привалился пожилой ротвейлер. При виде Кости он заулыбался так, как умеют улыбаться только очень умные и преданные собаки.
— Вот достается тебе со мной, — виновато улыбнулась женщина. — Спасибо, Костя, какой ты у меня стал… Ну, беги скорее в институт, тебя студенты ждут, мой ты профессор. Только костыли рядом поставь, я буду стараться сама делать хоть что-то. Да и Стив мне поможет, да, Стив? — женщина с нежностью потрепала собаку по голове. Ротвейлер с готовностью встал и потянулся.
— Мам, только будь аккуратнее. А то, как в прошлый раз, голова закружится и все заново придется гипсовать. Надо как-то доносить твой гипс еще две недельки. И, вообще-то, я пока еще аспирант. Стив, береги ее! — Костя поцеловал маму и, пригладив вихры, стал собираться.
Стажёр закрыл портал.
— Вот. — Стажёр внимательно посмотрел на Экса, ожидая его реакции. — Такой подопечный.
— Теперь мне вообще ничего не понятно. Ты же знаешь, что если назначено Взаимодействие, то оно кардинально меняет всё в жизни обоих. Я вижу, что парень твой неплохой, но мягкий, как он сможет стать тем стимулом, который изменит судьбу Екатерины? Может быть тут Замысел, ты не в курсе? Кто объект — Он или Она? Хотя откуда тебе знать, Шеф о нем не распространяется, делает всё так, как сам решил, а мы потом только удивляемся… ладно, давай думать, что нам делать.
Стажёр сосредоточенно молчал, вспоминая все лучшие качества Кости и прикидывая, какое из них нужно усилить, чтобы Костя помог Екатерине выбраться из ее жизненной ямы.
Экс снова показал комнату, где была Екатерина. В этот раз они увидели, как девушка медленно сползает с кресла, пытаясь что-то крикнуть, и падает без сил. Экс рванул к порталу и, сделав пасс руками, распахнул окно в ее комнате. Морозный воздух ворвался в зловонную атмосферу, шторы взмыли как паруса, и одна из них коснулась включенной горелки с кастрюлькой пузырящейся гадости. Моментально пламя побежало вверх по шторам, а второй пасс ангела метнул горящие шторы за окно. Видя огонь, люди внизу стали собираться в толпу, и вот уже спустя пару минут кто-то выламывал дверь. Бесчувственную Катю вынесли на свежий воздух, где ее тут же забрала так вовремя подоспевшая «скорая».
— Всё, и на этот раз вытащил. — Экс упал в кресло и заставил портал закрыться.
***
Екатерина сидела на высокой больничной кровати, опираясь спиной на сложенное вчетверо одеяло. Ее руки, безвольно вытянутые поверх простыни, казались прозрачными в свете казенных ламп.
— Катя, к счастью, ты практически не отравилась продуктами горения. Образ жизни, конечно, наложил свой отпечаток, но теперь, после полной детоксикации в течение месяца, ты сможешь отказаться от всякой дряни, по крайней мере, на физиологическом уровне тяги не будет, — голос лечащего врача звучал мягко, — но, мы обнаружили две проблемы, не связанных с отравлением… Ты знала, что беременна?
— Беременна? — Катя с ужасом уставилась на врача. Она помнила, что несколько последних месяцев жила в каком-то угаре, переходя с одной «веселой» квартиры на другую. В той жизни было всё, мужчины тоже.
— Да, уже почти три месяца, сложно было не заметить. Это просто чудо, что у ребенка не выявили патологий, и беременность развивается нормально… — пожилая докторша замолчала, подыскивая слова. — Но, Катя, проблема в другом. У тебя серьезное заболевание сердца, неужели никогда никто не говорил тебе про это?
— Было что-то такое, в классе восьмом на медосмотре. Мне сказали, что надо пройти углубленное обследование у кардиолога и даже бумажку дали… но матери было не до этого, — Катя горько усмехнулась, вспоминая, как мать кричала, что от нее одни проблемы, а буквально через пару месяцев исчезла, предварительно продав квартиру черным риэлторам.
— Ясно, — сухо сказала докторша, — смотри, говорю всё, как есть: заболевание серьезное и в том состоянии, в котором ты сейчас, роды для тебя — верная смерть. Думай, девочка. Куда ты с этим ребенком? Дома у тебя нет, близких тоже… Тебе бы со своей жизнью разобраться. Я не могу давить на тебя, срок большой, но в рамках обстоятельств, всё можно устроить… под наркозом. И еще, держать тебя здесь мы больше не можем, я тебя выпишу, но если надумаешь, помогу и дам направление в гинекологию.
продолжение следует...

Экс и Стажер молча стояли у портала. Там, по покрытой свежим снегом набережной шла Катя. Вечерняя аллея была ярко освещена фонарями, но вокруг Кати клубилась темнота. Было совершенно ясно, что девушка решилась на крайность. Стажёр резко отошел от портала и начал действовать.
***
— Стив, что с тобой, мы же уже гуляли! — Костя нехотя отложил книгу и встал с дивана, увидев, что Стив принес ему ошейник и не собирается отступать. — Ну, ты и шантажист, пойдем! Мам, Стив на улицу попросился, мы быстро! — Костя впрыгнул в кроссы и накинул куртку.
Выйдя на пустынную набережную, Костя увидел девушку, стоящую за парапетом и смотрящую вниз, туда, где чернела незамерзающая городская речка. Костя сделал несколько медленных шагов, а потом резко бросился к девушке, перехватив ее талию руками. Стив скулил и вертелся у ног. Девушка вскрикнула и обмякла, Костя смог перетащить ее через парапет обратно, в безопасность. Наклонившись ближе к ее лицу, Костя обомлел. Это была его бывшая одноклассница, после восьмого класса отправленная в детский дом из-за пропажи матери. Почти десять лет о ней никто ничего не слышал.
— Катя, — прошептал Костя, — Катя, открой глаза!
Катя, тяжело вздохнула, ее ресницы дрогнули.
— Костя? Свиридов? Как ты здесь оказался? Спасибо тебе… — Катя заплакала, сидя на снежной дорожке. — Я бы все равно не сделала этого… не смогла бы.
— Вставай, Иванова. Не сиди на ледяной земле, глупая. Господи, где же тебя столько лет носило… — приобняв Катю за плечи, Костя поднял ее и бережно повел к себе домой. Она шла, как зачарованная, а Стив бежал следом, присматриваясь к девушке. Он, кажется, не возражал против находки хозяина.
***
— И как я не узнал Костю? — Экс удивленно вскинул вверх брови. — Хотя Катю он не интересовал, поэтому и не попал в поле моего зрения.
— Да и у нас Катя не была в списке особых предпочтений, так, нравилась немного… Но я ее тоже не узнал, честно. А вот оно как получилось. Тут точно Замысел, несомненно.
— А мать Кости, примет ли она Катю? Да еще и с ребенком в перспективе? — Экса, как всегда, волновали детали.
— Наверняка. Мы проверяли коэффициенты доброты и любви этой женщины — они зашкаливают. Так что пока мы можем оставить всех в покое месяцев на шесть… — устало ответил Стажёр.
— Кстати, меня зовут Эзра, — стажёр посмотрел на Экса и улыбнулся.
— Ну, пока, Эзра, когда потребуется наше вмешательство, мы почувствуем… — Экс махнул рукой, и портал закрылся, напоследок показав крупным планом удивленное, но улыбающееся лицо Костиной мамы, накрывающей на стол, и Катю с Костей, сидящих на диване и рассматривающих школьный альбом.
***
Настало время родиться Катиному малышу, Экс и Эзра были призваны на пост. На Экса было больно смотреть, ведь он отчетливо понимал, что предначертанное не изменить. Все эти месяцы, когда жизнь Кати, казалось бы, наладилась, он перелистывал натальные карты всех причастных, пересчитывал и тасовал вероятности. Но нет, изменить предначертание было невозможно. Он смог только немного смягчить переживания Кати за судьбу малыша: благодаря его стараниям Катя и Костя оформили официальный брак, и теперь у мальчика, когда он появится, будет фамилия, любящие папа и бабушка, он не будет скитаться по детдомам и приютам.
Эзра ходил из угла в угол. В приемном покое точно так же метался Костя. Открылась дверь, и в холл вышел врач. Его лицо было темным от усталости и скорбно-торжественным… Костя взглянул на него и понял всё без слов.
— Можно мне посмотреть на сына? — Костя знал, что только это выведет его из мрака отчаяния.
— Конечно. Пройдемте со мной.
Накинув халат на плечи, Костя вошел в детское отделение и сразу же увидел Катиного сына, каким-то внутренним чутьем выделив его из десятка кричащих и похожих друг на друга младенцев. На бэджике, прикрепленном к кроватке, стояла его фамилия — Свиридов.
— Вячеслав Свиридов — тихо сказал Костя вслух и ощутил внутри уверенность и покой.
***
Эзра и Экс молчали и все никак не могли заставить себя закрыть портал. Неожиданно в комнате стало слишком светло, и оба непроизвольно зажмурились. Открыв глаза, они увидели, что возле портала стоит Шеф, принявший вид обычного человека.
— Знаете, вы были правы, думая, что это Замысел… Не в моих правилах раскрывать его, но вы оба очень важны для людей и нужны мне полными энергии. Поэтому слушайте… Вячеслав будет расти в любви и заботе, зная со слов родных только хорошее о своей матери. Узнав, что Екатерина умерла от редкой болезни сердца, мальчик приложит все силы, чтобы быть лучшим в химии и биологии. Сам поступит в медицинский, блестяще его закончит и станет одним из ведущих кардиохирургов, а затем — первым, кто сможет лечить болезнь, убившую его мать. И этим спасет тысячи людей… А Екатерина, осознанно пожертвовав собой ради другого существа, перешла на новый уровень… Кстати, Эзра, Экс, познакомьтесь, это Элиа — куратор Вячеслава.
Шеф указал рукой на неведомо откуда появившегося юного стажёра… или стажёрку? Ангелы одновременно взглянули на новенькую — её лицо светилось неземной нежностью, а черты казались до боли знакомыми…
Мария Моторина

Огонёк



«Нехорошее место» — всякий раз вспоминали сельчане, проходя мимо старого деревянного дома, который стоял на перекрестке четырех дорог. Дом смотрел на редких прохожих неприветливыми темными окнами и скрежетал незапертыми проржавевшими воротами. Запирать их нужды не было — никто не подходил к дому ближе, чем на десяток метров, и даже вездесущая ребятня опасалась забираться внутрь окутанного мрачными тайнами строения. И дом продолжать стоять — бесхозный, позабытый всеми, угрюмый, будто дождливое ноябрьское утро.
Все изменилось в конце мая, когда старую зловещую громадину приобрел городской юрист Сергей, давно мечтавший о даче. Дом с большим участком обошелся Сергею всего в сто пятьдесят тысяч рублей и к тому же чрезвычайно понравился его сынишке — семилетнему Степе, который последние несколько месяцев только и думал о том, как будет играть в футбол на лужайке и ходить купаться на расположенное неподалеку озеро. Лишь жена Сергея Ирина не разделяла восторга мужа и сына и с опаской посматривала на фото будущей дачи, окруженной огромными липами.
— Мрачный он какой-то и жуткий, — морщась, бормотала она, искоса посматривая на экран ноутбука. — Может, подыщем другое местечко?
Но Сергей, не обращая внимания на беспокойство жены, оформил последние документы и уже готовился въехать в новые владения.
***
Погожим утром груженый коробками грузовик затормозил возле старого дома. Соседи, будто по команде, высыпали поглазеть на новоселов. Их тихие перешептывания не смутили Сергея, который энергично сновал между воротами и машиной, выгружая скарб. Степа, мечтательно осматривая лужайку, мысленно отметил те места, где отец должен был установить футбольные ворота. А Ирина, чтобы не мешать мужу, стояла в отдалении и слушала, о чем судачат старожилы.
— Зуб даю, что они не продержатся тут больше недели, — донеслись до ее слуха слова сгорбленного старика в засаленной куртке.
— Это как пить дать, — шепотом поддержала его трущаяся рядом старушка. — Прежние-то жильцы как раз неделю и протянули. А потом только их здесь и видели, даже занавески забыли снять.
Старушка неприятно захихикала, и Ирина, поежившись, подошла поближе к машине. Сергей закончил разгрузку, рассчитался с водителем и приобнял жену за плечи.
— Местные говорят, что мы не продержимся тут больше недели, — тихо сообщила та. — Не знаю, что они имеют в виду, но мне все это не нравится.
Сергей лениво махнул рукой и взглянул на свои владения. «Дом как дом, ничего особенного», — мелькнула у него в голове мысль. Сияние утра лишило строение мрачного облика, и теперь он выглядел приветливо и даже уютно. Зелень, раскинувшаяся вокруг, дарила прохладу.
Идея провести здесь лето казалась чертовски привлекательной. Да что там лето — всю жизнь можно было провести здесь и ни разу об этом не пожалеть. Сергей, усмехнувшись словам жены, повел семью в дом.
***
Наступил долгожданный отпуск. Первая неделя на новом месте прошла незаметно, и ничего особенно не произошло. Сергей и нанятые им работники с утра и до позднего вечера облагораживали заброшенный участок, и каждую ночь глава семейства засыпал как младенец, едва щека касалась подушки. Ирина и Степа тоже позабыли о прежних тревогах и за короткое время успели привыкнуть к старому дому, который благодаря их стараниям кардинально преобразился. Пыль из всех углов тщательно выметена, окна отмыты до блеска, а обшарпанная печка была заново побелена и украшена затейливым узором, над которым потрудился Степа. До конца отпуска оставалось еще очень много времени, но мальчик всякий раз нехотя ложился спать, зная о том, что каждый прошедший день приближает его к отъезду. Даже день рождения, который должен был наступить на следующей неделе, вовсе не радовал его, хотя раньше Степа ждал праздника с нетерпением.
В общем, жизнь новоселов текла своим чередом, и вскоре даже суеверные соседи позабыли о том, что когда-то сторонились нехорошего, по их мнению, дома.
Все изменилось после дня рождения Степы. Погода резко испортилась, небо затянули тучи, и дождь нескончаемым потоком каждый день лил с потемневшего неба. Сергей, измаявшись от безделья, с трудом дожидался вечера. Он работал с документами по ночам, когда все спали. Иногда, когда он допоздна засиживался, ему мерещилось, будто с чердака доносятся звуки какой-то возни и хриплое мяуканье. Пару раз Сергей с фонариком забирался на чердак и осматривал его, но ничего, кроме старых книг и кип пожелтевших газет, так и не находил. Тем не менее, странные звуки продолжали нарушать полуночную тишину. Сергей решил ничего не рассказывать жене и сыну.
Через пару дней, поднявшись рано утром, Сергей обнаружил в кофейнике на кухне неприятный сюрприз. Большая дохлая крыса лежала на дне, задрав кверху скрюченные лапы. Как она попала туда — было большой загадкой: кофейник был плотно закрыт и еще с вечера убран в шкафчик. Сергей выбросил кофейник с крысой в мусорное ведро и тут же услышал из соседней комнаты крики жены и сына.
— Моя жилетка! Кто это сделал?! — воскликнула Ирина, бросив в лицо вошедшему мужу свою любимую белую жилетку.
Сергей повертел вещь в руках и увидел, что она усеяна мелкими дырочками и царапинами от кошачьих когтей. Снова раздался крик, на этот раз Степы.
— Мои шарики! — плаксиво протянул мальчик, демонстрируя папе и маме бесформенные резиновые обрывки, которые еще несколько дней назад были воздушными шарами и украшали комнату. — Кто-то проткнул их! Вчера они были целыми! Папа, кто это сделал?
Сергей отбросил жилетку в сторону, сел на кровать и вздохнул.
— Не знаю, — отозвался он. — Но мы обязательно выясним, кто это сделал. А теперь — марш завтракать!
продолжение следует...

Но кофейником, испорченной жилеткой и шариками дело не ограничилось. На следующую ночь кто-то испортил все документы Сергея, вылив на них оставленный в стакане вишневый сок. А еще через сутки, под самое утро, на чердаке упал со стола старый гипсовый вазон, сильно напугав грохотом Ирину и Степу. Это происшествие стало для Сергея последней каплей, и он всерьез задумался о возвращении в город. Ирина предложила пригласить в дом священника.
Вспомнив слова соседей, Сергей решил поговорить с жившим напротив Петром Максимовичем, тем самым сгорбленным стариком. Наутро, заметив вышедшего на прогулку Петра Максимовича, Сергей поспешно выбежал во двор и едва не наступил на сидевшего возле двери котенка. Желтый, словно одуванчик, котенок испуганно смотрел на Сергея и жалобно мяукал, будто чего-то настойчиво просил. На минуту замешкавшись, Сергей наклонился, пригладил взъерошенную на загривке шерсть котенка, потом подхватил его на руки и вышел из ворот.
— Вы не знаете, чей это котенок? — после короткого приветствия осведомился Сергей у старика.
Петр Максимович с хитроватой усмешкой посмотрел на котенка и покачал головой.
— Нет, не знаю, — ответил старик. — Но очень уж похож он на кота Володьки Кудряшова. Жил такой в вашем доме лет эдак… даже не помню, сколько назад. Может сорок, а может и больше. Неплохой мужик был Володька Кудряшов. Выпить только любил, ну этим никого не удивишь. И жена у него — хорошая женщина была. Только вот не заладилось у них что-то — уехали. С тех пор дом и пустовал, никто тут подолгу не задерживался, пока вот вы не въехали. Эх, Володька-Володька, были же раньше времена, — и Петр Максимович принялся с упоением рассказывать все приходившие в его голову воспоминания о далеком прошлом.
— Так, а чего случилось с этим Володькой-то? — наконец перебил его Сергей.
Петр Максимович очнулся, кашлянул и рассеянно посмотрел на Сергея.
— Да видишь, какое дело… Зимой это случилось. Лиза, жена Володьки, на сохранении лежала, а сам он надрался крепко и уснул. А кот его, не помню уж, как его звали, в сенях остался голодный и холодный. Мороз тогда был градусов под сорок, шутка ли. Так вот кот, совсем закоченев, нашел где-то в углу крысиный яд и съел его, бедняга. Володька его через сутки нашел, когда кот совсем в сосульку превратился. Шибко Володька по этому поводу убивался, будто не кота, а человека погубил. Даже пить на какое-то время бросил. А потом рассказывал, будто везде кота своего видит и слышит, даже ночевать дома боялся. Деревенские его на смех подняли, а Володьке не до смеха было. Подождал он, пока жена после родов оправится, забрал ее и свои вещички и в город укатил. Сейчас уж небось его и живого на свете нет, лет-то сколько прошло…
Сергей вспомнил следы от когтей на жилетке, крысу в кофейнике и ему стало не по себе. Буркнув под нос что-то нечленораздельное, он оставил старика в одиночестве и направился домой. Котенок, который успел уснуть на его руках, мурчал и перебирал лапками, будто месил тесто. Зайдя в дом, Сергей вручил котенка Степе, и мальчик обрадованно пискнул.
— Только не мучай его, — строго сказал Сергей. — Кошки очень обидчивые существа.
Усевшись за свой стол, Сергей еще долго обдумывал рассказ Петра Максимовича и размышлял, верить в него или нет. Но недавние события говорили сами за себя: и крыса, и жилетка, и шарики, и сброшенный вазон — как все это произошло? Почему? Внятного ответа у Сергея не было.
***
После появления котенка в доме наступил покой. Вазон больше не падал, оставленные на столе бумаги тоже были целыми и невредимыми. Вещи Ирины и Степы теперь никто не портил, за исключением разве что котенка. Огонек, так теперь его звали, временами шалил и взбирался на шторы или шкаф, роняя оттуда все, что попадалось под шуструю лапку, но всегда быстро успокаивался и засыпал, точь-в-точь как маленький ребенок. В последний день отпуска Сергей раздобыл для него сумку-переноску и велел Степе присматривать за Огоньком в дороге.
— Пап, когда мы снова сюда приедем? — упавшим голосом поинтересовался Степа: ему совсем не хотелось возвращаться в город. — Мы ведь мечтали сделать бассейн и посадить дуб…
Сергей глянул на Ирину — та печально вздохнула. Ей тоже не хотелось уезжать.
— Мы приедем сюда на Новый год, — пообещал Сергей. — А бассейн и дуб оставим на следующее лето. Вот увидишь, время пролетит незаметно.
И он, приобняв Ирину и Степу, точно так же, как и в первый день, повел их на террасу пить чай. То нечто, что прежде делало дом зловещим, теперь исчезло. Остались лишь пожелтевшие листья на крыше, усыпанные яблоками яблони в саду и аромат скошенной травы. И ничего более.
Антон Марков