Уголок читателя - 4

Собаку не пустили в поезд. То ли, хозяин не оформил документы вовремя, то ли не купил правильный билет. Не знаю, что. Но верный друг остался на перроне. А мужчина кричал ему из окна вагона – Ты меня дождись! Ты же всё понимаешь! Мне надо! Мне очень надо! Но я скоро приеду!
Соседи по купе и вообще по вагону страшно волновались, и сносили ему деньги на подкуп проводницы. Но бывают такие проводницы, знаете ли, что тебе танк. Непробиваемые. И её “нет” – было-таки –“нет!” Короче говоря, поезд двинулся, а человек высунувшись из окна кричал что-то псу.
А он бежал за вагоном и жалобно скулил. Он остановился у конца перрона, и смотрел с тоской в глазах вслед удаляющемуся составу. И потекли бесконечные, серые дни, наполненные ожиданием и надеждой. Вскоре все работники вокзала города Энн стали подкармливать и прятать пса в теплом здании. Он стал сыном полка, простите, любимцем вокзальных служащих.
Каждый поезд он встречал с надеждой в глазах и носился по перрону, заглядывая в лица выходящих людей. И с каждым следующим лицом, его надежды всё таяли и таяли.
И обычная тоска заполняла всё вокруг, делая этот мир серым и холодным. Так прошёл год. А потом и ещё один. "Видимо, хозяин очень занят" - думал пёс. "Но ведь он не может не приехать. Он же обещал, а он ведь меня любит". И он ждал, надеялся, и бежал встречать поезда.
И вскоре весь город узнал о собаке по имени Матрос, так его назвали. Сперва десятки, а потом сотни людей стали приходить, и пытаться забрать его домой. Но он вырывался, и бежал на перрон. Ведь там должен был вот-вот появиться его человек. А его человек никогда не врёт – так думал Матрос, вырываясь из рук и сбегая снова и снова.
Так прошло три года.
Холодным зимним утром толпа женщин и пара мужиков – работников вокзала ворвались в кабинет начальника.
–Петрович, Петрович! - кричали они перебивая друг друга. Петрович- там с Матросом что-то случилось.
Петрович – начальник вокзала, серьёзный и требовательный человек, грузной комплекции крикнул:
–А ну тихо! Все затихли. Он поднялся и надел форменный китель и фуражку. Потом достал две таблетки кардилока и выпил их.
–Ждите меня здесь- сказал он.
продолжение следует

Выйдя за двери, он вдруг рывком захлопнул их, и повернул ключ в замке. Женщины с той стороны двери стали барабанить в неё кулаками, и обещать громы и молнии на его голову.
Петрович тяжело вздохнул, и поправив на голове фуражку пошёл в зал. По вокзалу расхаживали безхозные покупатели, явившиеся за билетами. Увидев Петровича, они бросились к нему, и стали кричать и требовать. Каждый орал о своём. Гвалт стоял неимоверный. А Петрович шёл сквозь них, как сквозь расстрельный строй. Молча, не говоря ни слова. Внутри у него звенела натянутая струна.
Подойдя к уголку зала, где на тёплой подстилке лежал Матрос, он наклонился и потрогал тело собаки. Потом выпрямился, и отдал честь ушедшему на радугу псу. Так он и стоял, окруженный беснующейся толпой разозлённых покупателей. Некоторые крутили пальцем у виска, некоторые угрожали, а кое кто, сообразив в чём дело, отошли в сторону.
Петрович наклонился, и подняв собаку вместе с её подстилкой, пошел в сторону своей машины. Люди несколько минут до того кричавшие и грозившие ему карами небесными и земными, молча расступались. Они наконец то поняли, что случилось.
Через два часа Петрович вернулся. У него в руках были две большие хозяйственные сумки и несколько табличек, которые он развесил на всех вокзальных дверях. Там было написано вот что:
“В СВЯЗИ С ВНЕЗАПНОЙ СМЕРТЬЮ
РАБОТНИКА ВОКЗАЛА МЫ ЗАКРЫТЫ ДО КОНЦА ДНЯ”
Петрович подошел к закрытым до сих пор дверям своего кабинета, и тяжело вздохнув, повернул ключ и вошел. На него обрушился град криков, женских кулачков, молотивших его по плечам. Мужики молча стояли в стороне.
–Тихо,бабы, тихо говорю- сказал Петрович, ставя на стол две сумки. Он достал из одной две большие бутылки водки и продолжил –Накрывайте на стол, будем поминать светлую душу нашего Матроса. В наступившей тишине тихонько заплакала уборщица с первого этажа.
–А я ему памятник сделаю- вдруг сказал один из мужиков, -я ведь раньше на кладбище в бригаде по памятникам работал, да выгнали за это дело. И он показал на водку. –Не пью я больше, но за Матроса надо, святой души была собака- дрогнувшим голосом продолжил он и отвернулся.
Через несколько месяцев, к уборщице на первом этаже, подошел мужчина и смущаясь начал бубнить что-то непонятное:
–Собачка, понимаете, может знаете. Давно. Так получилось. Никак не мог вырваться.
Уборщица уронила швабру, вскрикнув и прикрыв рот ладонями бросилась к начальнику:
– Петрович, он приехал!
–Кто? - спросил Петрович.
–Хозяин Матроса.
Петрович встал, и надев форменный китель и фуражку, достал две таблетки кардилока, положив их в рот и запив водой из графина, он сказал уборщице:
–Пойдём, покажешь.
Мужчина ходил по залу.
–Это ты, что ли хозяин Матроса? - спросил его Петрович.
–Какого Матроса? - опешил мужчина, но потом сообразил и радостно воскликнул – ааааа, Брута. А где он? А что с ним? Он до сих пор здесь? Ждёт меня?
–Здесь он- ответил Петрович, серея и темнея лицом. Идём, покажу. И они пошли к выходу из центрального зала. Мужчина семенил за широко шагавшим Петровичем, и объяснял ему, почему никак невозможно было приехать раньше.
Они вышли на перрон, залитый ярким весенним солнцем. Мужик зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел перед собой памятник, стоящий чуть влево по перрону.
Из большой гранитной глыбы был вытесан пёс, смотрящий на поезда, а на постаменте такая надпись:
“ОТ БЛАГОДАРНЫХ ЖИТЕЛЕЙ ГОРОДА ЭНН САМОМУ ПРЕДАННОМУ ПСУ В МИРЕ
МАТРОСУ! МЫ ПОМНИМ О ТЕБЕ!!!”
–Как же? Как же так? Он должен был дождаться! Я же говорил ему- вдруг закричал мужик.
Петрович покраснел и выплёвывая ему в лицо слова, сказал:
–Слышь ,ты! Закрой свой рот, и вали-ка отсюда по добру по здорову! А то, не дай Бог чего.
И отдав честь собаке на постаменте, он повернулся кругом по строевому, и пошел в сторону вокзала, не оборачиваясь.
А солнце светило. И заливало весенними бликами людей, бегающих по перрону, и останавливающихся иногда перед необычным памятников собаке.
из сети

ЗАПИСКА

Флора вышла на пенсию, похоронила мужа, проводила детей в Канаду. Остались только рамки на стенах. Сначала Флоре нравилось засиживаться допоздна. Бродить по квартире неглиже, примерять белье перед зеркалом. Слушать под душем итальянское. А вечером-теперь уже не ожидая к ужину дочь и детей из школы,-залезть в кресло смотреть сериал, есть шоколад, пить вино, мечтать о друге.
Она посещала гончарную, кружок макраме, клуб женщин-садоводов и дискотеку для пожилых.
Связала канотье. На балконе посадила лимон с мандарином. На полке выстроились сделанные ею кривые горшки из глины.
На танцах приглянулся Давид, лет 80.
Хвастался, что знаком с Шендеровичем, дарил букеты с лилиями. Нес пряники, где по глазури было написано "Оэв отах!"("Люблю тебя!") или "Шабат шалом".
Читал стихи, говорил, свои, оказалось, Маршака.
Возил на могилу к маме, лгал, что генерал, служил с Шароном, и семья возможна. Приходил с чемоданом, просился пожить, Флора сомневалась. А потом он перебрался к другой вдове в Гиватайме и перестал звонить.
В конце концов  одиночество доконало Флору.
Это, часто думала она по-русски, просто, едрена вошь, невыносимо!
Она представила: если умрет на четвертом этаже и седьмом десятке, соседи догадаются нескоро, лишь по запаху.
Тогда Флора села в автобус и поехала в Иерусалим.
В Стене Плача она засунула записку:  "О, Всевышний! Прошу Тебя, сделай так, чтобы я перестала быть одна!
Амен!"
И вернулась в Тель-Авив.
Сначала ничего не происходило. Но вдруг позвонили из Донецка старики Рубенфельды, дальняя родня мужа. Их сын Борис с русской женой Нюрой и ребенком Василем собрались из Донецка в Израиль. Нельзя ли приютить на ночь-другую, помочь с оформлением?...Флора обрадовалась: азохн вэй! Пусть едут, места хватит, родные же люди!
Встретила, напекла пирогов.
Репатрианты, вспомнили былое, сразу напились, расплакались, запели одесское.
Апельсин с лимонадом ободрали. Сломали пульт от телевизора. Горшки побили. Ребенок разрисовал обои порнухой.
У многих так бывает. Видно,стресс с перепугу.
Следом прибыли Мирра Рубенфельд, с астмой, и одноглазая бабка Фаня Деренштейн, похожая на террористку,с ходунками.
Стояла жара, бабушка курила "Беломор", но боялась за сердце, запиралась в ванной, опустив ноги в воду.
А Мирра после кефира в транзитном аэропорту не вылазила из туалета.
Затем приехала семья Дубинкеров: Илья с женой Аллой, тещей Розой Давидовной Зокенмахер и котом Павликом.
Позвонили прямо из Бен-Гуриона.Кот наделал в сумочку Мирры Рубенфельд, которую отчего-то невзлюбил.
Да кто их, котов, разберет?
Флора терпела. Освободила второй туалет, который был кладовкой. Варила на всех ведро куриного супа с лапшой и кастрюлю картошки с маслом и укропом. Не выключала кондиционеры, ибо старухи чуть что падали в обморок.
Через пару месяцев Флора решила узнать: может, гостям пора бы снять что-то свое? А то даже на полу уже места не хватает.
"Что вы, тетя! Мы иврита  не знаем! А у вас так уютно!"
Флора вернулась к Стене Плача. Записки своей она не нашла. Написала другую: "Господи, я же просила избавить меня от одиночества! Но не до такой же степени!"
Ничего не вышло.
Ибо любому еврею известно, что решения Небес обратной силы не имеют
(с) Анатолий Головков.

Бабушкин юбилей

- Юля, на субботу ничего не планируй. Мы идем к бабушке на День рождения.
- Мам, но ведь я на шашлыки с одногруппниками собралась! Может я потом заеду к ней? - спросила с надеждой девушка.
- Нет! Идем все вместе, семидесятилетие только раз в жизни бывает. Зачем обижать пожилого человека? - строго произнес отец.
- Ладно, придется все отменить... Вместе, так вместе, - смирилась со своей участью Юля.
- Подбери, пожалуйста, соответствующий наряд. Не нужно шокировать бабулю рваными шортами, - поучали родители.
«Вот попала! Вместо веселого отдыха на природе буду сидеть в узком семейном кругу, гонять чаи... » - нахмурилась девушка. Но делать нечего, Юля очень любила и уважала свою бабулю, поэтому, нужно было жертвовать шашлыками.
- Проходите, гости дорогие! - засияла от счастья миловидная старушка, Зинаида Андреевна.
- С днем рождения, дорогая бабуля! - Юля протянула букет белых лилий и торт.
- Ой, зачем вы тортик покупали? Я ведь "Наполеон" испекла.
Юбилей прошел тихо и спокойно, в узком семейном кругу. Покушав разных вкусностей и выпив ароматного чая с тортом, гости собрались уходить.
- Вы идите, - обратилась Зинаида Андреевна к дочке с зятем, а Юленька поможет мне немного.
Старуха заговорщицки подмигнула внучке, показывая, чтобы та сидела на месте. Закрыв за гостями дверь, бабуля буквально забежала в комнату. Юля, с удивлением смотрела на свою старенькую бабушку, не понимая, откуда в ней сколько прыти.
- Мне нужна твоя помощь! - тихо произнесла женщина, как будто их кто-то подслушивает. - Дело в том, что я завтра буду отмечать юбилей со своими одноклассниками.
- С кем? - прыснула со смеха девушка. - Бабуля, прости. Вырвалось как-то неожиданно.
- Да, да. Тебе не послышалось. Завтра ко мне придут друзья, хоть погуляем нормально, не то, что с твоими родителями-занудами. Вроде и не старые люди, а скучные такие... А самое главное, слишком правильные они у тебя, - засмеялась женщина.
- Я все поняла. Говори, что нужно делать! - с готовностью произнесла девушка. Бабушкин оптимизм забавлял ее и радовал одновременно.
- Вот, здесь список необходимых продуктов и деньги, - старуха протянула кошелек. - Дуй в супермаркет, а я пока наряд подберу! И спиртное не забудь!
Только в супермаркете Юля прочла список и чуть не обалдела. «Да... даже мы так не запасаемся на вечеринку!» - хмыкнула девушка. Купив элитные напитки и деликатесы, Юля отправилась обратно.
продолжение следует...

ПрИвЕтИк



Дорогая, ненаглядная моя супружница, Дашет Егоровна!
Посылаю тебе поклон от бела лица до сырой земли.
Теперича тебя уведомляю, что у меня в жилах бежит не мужицкая кровья, а ахвицерская и теперича тебя нельзя звать Дашкою — надо Дашет Егоровною, мы теперича из телегентных людей.
Посылаю тебе 500 рублей, что получил за спасение жизни ахвицерской.
Купи себе шифоньеру с зеркалой и часы с птичкою, на дверь повесь драплю, а на окошки тюльную занавеску с фабричной клеймою. Свиней в хату не приваживай и сама с ними не вожжайся.
Найми себе бабу, а величай её горничною.
Справь себе костюму модную с прорежами внизу, чтобы было видно подвязки и сшей себе шубу волосами на улицу и зови её монтою.
Купи себе шляпу с пушинками и разные там модила, ещё сходи к дядьке Захарке и спроси его, чтобы покрасил тебе волосы в рыжий цвет, как у Прохоровой кобылы. Да смотри не ослухайся, не то разводную отребую, со мной теперь не шуткуй, я не тот, что давеча.
Пудру сыпь себе на морду, как фря телегентная.
Сходи к сапожнику, пусть сделает тебе на ноги каблуки с тюфелями и ходи задом виляй.
Продай мою гармонию и купи себе рояль с пианиной, поставь в правом углу, где телёнок стоял. Ладони три дикалоном, чтоб воняло, как от телегентных людей.
Ногти мажь маникюрою, в носу пальцами не ковыряй, а купи себе костяную палочку.
Не сморкай в подол, зубы чисть не пальцем, а щёточкой с порошком.
Ещё купи себе ведро со шлангом, повесь его над койкою.
Всякие разговоры говори с кумплиментою и рот здорово не раззявай.
Обрежь до колен мои чёрные штаны, обшей снизу кружавчиками,носи по праздникам.
Чулки носи на подтяжках, знай себе цену, не оскорбляй самолюбию.
Как с кем полаешься, падай припадкою на землю и лежи, пока воду на кожу не нальют.
До ветру в сарай не ходи, а купи себе ведёрко с белой оправою и держи его под койкою .
На нашего кобеля сшей папажу, надень цепь и ходи с ним гулять, как столичная прелестница.
В гости ходи с радикюлею и зонтою. С деревенскими бабами не вожжайся, а водись с ахвицерскими бабами.
Вот и весь мой сказ. Не ослухайся.
С тем досвиданьица, твой муж, денщик его величества, 325 Воронежского полка, @ Свинцов Данила.
1812 год

Это был один из самых страшных годов в моей жизни. Это был 1993 год. В январе 1992 года не стало моей мамы. В марте 1993 - погиб мой друг Серёжа, человек, которому я доверял и на которого я мог положиться даже больше, чем на себя. Мои друзья помогали мне, как могли, но дело было в том, что они сами были не в лучшем положении, чем я.
Я не буду описывать подробностей, я скажу так - что такое "голод", я знаю не понаслышке. Однажды вечером голод меня просто достал. Дома не было даже заварки. Денег, чтобы хоть что-то купить, тоже не было.
Я надел свое пальто, которое продувалось насквозь всеми ветрами - и вышел на улицу. Я долго топтался около подъезда, не решаясь куда-либо идти, но потом все же решился. Я пошел на хлебозавод. Он был не слишком далеко от моего дома. Погода была поганая - ветер. И моросил мелкий дождь.
Я добрался до хлебозавода, подошел к проходной и постучался. На мой стук из своей каморки выглянул старичок-вахтёр и спросил:
- Чего тебе?
Я честно ему ответил:
- Хлеба... хоть немного, если можно.
Старичок молча открыл дверь и пропустил меня. Показал рукой в темноту, в сторону светящихся окон цеха и сказал:
- Вон туда иди, сынок, скажи там, что тебе нужен хлеб.
Я пошел. Чем ближе я подходил, тем сильнее был запах хлеба, свежего, горячего хлеба... Вы понимаете, что такое запах хлеба для человека, который не ел два дня вообще ничего? Подошел. Цех был старый, светились окна, сложенные из стеклоблоков. Некоторые стеклоблоки были выбиты, я заглянул внутрь - на расстоянии полуметра от меня по конвейеру плыли буханки... Я отошел от окна и поднялся по коротенькой лестничке к двери цеха. Постучался и приоткрыл. В лицо ударил жар. В цеху было шумно, тепло и светло. И работали женщины, в белых халатах и колпаках, кто-то заправлял здоровенные тестомешальные машины, кто-то снимал с конвейера готовый хлеб, кто-то насыпал муку в какие-то емкости... Ближайшая ко мне женщина, уже пожилая, увидела меня и спросила:
- Чего тебе, сынок?
Я в этот момент яростно пытался протереть очки, которые запотели, как назло. Замерзшие пальцы не слушались. Наконец, протер, нацепил очки на нос и попросил:
- Если можно, хлеба. Пожалуйста.
Женщина ахнула:
- Да что ты стоишь там? Зайди внутрь хотя бы! Я зашел, потому что мое пальто совсем не спасало от холода. Я никогда не забуду, как несколько женщин просто впихнули мне в руки не одну, а три буханки хлеба. Горячего, с пылу, с жару. Я не выдержал, отодрал краюху и вгрызся в нее. Я грыз хлеб и благодарил:
- Спасибо вам, спасибо! Пожилая женщина отвернулась, чтобы я не заметил и смахнула слезу. Но я все равно увидел. Потом она посмотрела на меня и сказала:
- Сынок, ты приходи. Приходи еще, если надо будет хлеб.
Я бормотал слова благодарности и давился горячим мякишем. Потом поклонился им - и ушел. Старичок-вахтер выпустил меня на улицу:
- Сынок, если что, я тебя пропущу, приходи.
И я пошел обратно домой, прижимая к груди уже две с половиной буханки. Домой я донес две.
Я больше не ходил на хлебозавод. Не потому, что с того момента мои дела резко наладились, а потому что нельзя было злоупотреблять добротой этих замечательных людей - ведь им могло здорово влететь, мало ли...
Сейчас уже тот хлебозавод снесли, на его месте - "элитные новостройки". Но каждый раз, проходя по этой улице, я вспоминаю и доброго старичка-вахтера и тех совершенно замечательных, милых и добрых женщин, которые спасли меня от голода в тот холодный ноябрьский вечер.
И ругаю себя за то, что даже имен их не узнал.
Не узнал вот...
Но я их всех помню. И не забуду никогда.
@ Сергей Шишковский

Молодой рекой без устали плыви
И не бойся, простудившись, заболеть.
Возраст — это понимание любви
Как единственного чуда на земле.
Я живу, судьбу свою кляня,
Не желая для себя судьбы иной.
Возраст — это размышление о днях,
Проведённых за родительской спиной.
За столом моим разнузданный портвейн
Превратился в респектабельный кагор.
Возраст — это радость за друзей,
Не сумевших превратиться во врагов.
Верно ли сумели мы прочесть
Десять фраз, оставленных Христом?
Возраст — это стоимость свечей,
Превышающая стоимость тортов.
Кто ты есть? Чего в себе достиг?
Чей ты друг и кто твои друзья?
Возраст — это приближение мечты
В окончании земного бытия.
А смерть, конечно, человечество страшит,
Но какие там у нас года!
Возраст — это состояние души,
Конфликтующее с телом… иногда.
@ А.Розенбаум

«Возьми моё тепло»



… Человек лежал на полу. Мир опрокинулся внезапно, сбив с ног и навалившись всей тяжестью, пронзая колким, поднимающимся снизу вверх холодом, почти лишив Человека возможности пошевелиться.
Человек простонал: «Тома», слабо хлопнул ладонью по полу. «Тома!» Лёгкий топоток маленьких лапок по старому деревянному полу отозвался эхом в тишине дома.
«Тома, Томочка, сюда, девочка!» Человек услышал тихое мяуканье из-за закрытой двери. «Вот оно как!» - вяло подумал он, вспомнив, что зайдя в комнату, сам закрыл дверь на ручку, чтобы немного побыть одному, в тишине.
И теперь Тома, маленькая персидская кошечка, приученная бывшей владелицей всегда быть в одежде (даже спать в специальной кошачьей пижамке) и потому совершенно невозражавшая носить на спинке лёгкий рюкзачок с лекарством Человека, суетилась перед напрочь закрытой дверью, пыталась мягкой, лишённой когтей лапкой скрести дверь, подсовывала её под дверь, безуспешно стараясь прорваться к своему Человеку, чувствуя, что там, за дверью, беда, и она могла бы помочь, если бы только ей удалось открыть дверь...
И она старалась. Изо всех своих кошачьих сил, чувствуя, что холод накрывает человека всё сильнее и в человеке всё меньше остаётся того тепла, без которого невозможна жизнь. Жизнь...
Тома отчаянно заплакала, призывая на помощь. Человек услышал, как десятки лапок буквально посыпались со всех полочек, домиков, подоконников, их лёгкие шаги почти смогли заставить человека улыбнуться. Теперь на дверь кидались, скребли её когтями, трясли изо всех сил несколько десятков созданий... Человек чувствовал сквозь дверь волны любви, тревоги и желания помочь от маленьких созданий, для которых дверь стала, увы, непреодолимой преградой. Кошки не боялись за себя, за то, что будет с ними, если дверь не откроется...
Они думали о другом... Они рвались к своему Человеку, попавшему в беду... Обламывая в кровь когти, толкаясь, больно ударяясь о дверь. Они трясли её и царапали в надежде на чудо...
Когда к двери подошла Буля («полсобаки», Батоша, собака, убитая своей хозяйкой, но выжившая вопреки и благодаря), кошки расступились, уступая ей место. Она начала неистово рыть лапами пол у двери, пытаясь сделать подкоп. Её мощные лапы выхватывали щепы из двери, вспарывали доски пола. Но она, увы, не понимала, что достаточно надавить лапами на ручку и дверь откроется. Просто надавить.
Не до конца восстановившийся, страшно травмированный собачий мозг просто не понимал этого. И собака отчаянно старалась, она помнила, как несколько дней и ночей Человек прижимал её к себе, укачивая как ребёнка и просил: «Возьми моё тепло, возьми всё, что тебе сейчас нужно, отдай мне то, что тебе сейчас мешает выжить!» Собака подняла вверх свою искорёженную морду и взвыла горьким, отчаянным собачьим плачем...
По звуку бубенчика на ошейнике человек понял, что пришла трёхлапая старенькая глухая Бетси. Много лет назад человек нашёл её на обочине, обессиленную, покрытую слоем грязи, перемешанной с кровью, а потом долго держал её на руках, со слезами моля: «Возьми моё тепло!» Кошки любили и уважали Бетси за фантастическую любовь к жизни, за умение организовывать массовые игрища с какой-нибудь пустяшной бумажкой, фантиком или крышкой от пепси, за ловкость, с которой она научилась, несмотря ни на что, забираться на самые высокие лежаки, под самый потолок. К тому же она была невероятно мудра.
Человек услышал звук бубенчика, скрежет когтей по двери, потом удар, ещё и ещё, и - наконец! - лёгкий щелчок по ручке двери. «Давай, девочка, давай, иди ко мне!» Бетси немного отдышалась и снова бросилась на дверь... Но, видимо, плохо подпрыгнула и не смогла достать до ручки, лишь больно ушиблась. Кошки и собака смотрели на неё, не шевелясь. Казалось, они не только перестали двигаться, но и перестали дышать.
А Человек подумал: «Господи, ты же видишь, какие они хорошие... Не допусти зла. Без меня им будет... и они... они не заслужили такого...»
Бетси собрала все свои силы, прицелилась... Лёгкая, пушистая, она словно взлетела... Раздался щелчок, и в дверь, толкаясь и перепрыгивая друг через друга, вломилась толпа взволнованных зверей. Тяжело дыша, они прижимали свои горячие носы к Человеку, отталкивая друг друга, умоляя на понятном только им и их Человеку языке: «Возьми, возьми моё тепло!»
К Человеку с трудом протиснулась Тома, села прямо под руку так, что даже немеющей рукой Человек смог достать из её рюкзака своё лекарство. В комнате стало так тепло от громкого мурчания и сопения маленьких курносых кошек, от шумного дыхания Батоши… Человек закрыл глаза...
А когда он проснулся, в комнате было тихо-тихо. Человеку было тепло и уютно в окружении тёплых спящих котов, заполнивших всю комнату, буквально накрыв человека и всё вокруг живым «персидским» ковром. Только «полсобаки» возвышалась над всеми, чутко прислушиваясь ко всем звукам и шорохам, готовая защитить любого из тех, кто так безмятежно спал сейчас...
Казалось, всё вокруг было напитано любовью, добром и покоем, будто это было самое мирное и спокойное место на Земле... Ведь любой в этой комнате готов был предложить другому во имя любви: «Возьми моё тепло!»
@ Марина Михайлова

Любовь тети Фиры



В дни моей молодости во времена бывшего Союза в нашем районе жила портниха тётя Фира. У них с мужем была небольшая стандартная двухкомнатная квартира. Два взрослых сына с детьми жили отдельно. Тётю Фиру знали все: она была «скорой пошивочной помощью». Двери её дома постоянно открывались и закрывались, поток посетительниц не иссякал с утра до вечера.
Тетя Фира – маленькая полная женщина с понимающими добрыми глазами, тихая и неприметная, во время многочисленных примерок вбирала в себя бесконечные женские истории-исповеди, настоящий кладезь для мыльных опер. Она никогда никого не осуждала, не критиковала, не давала советов, а только выслушивала и поддерживала. Делилась с нами разными историями, ведь никто не знал о ком идёт речь. Вспоминаю, как меня всегда возмущало отсутствие у тети Фиры своего мнения: когда я пыталась кого-то осудить или похвалить, у неё был неизменный ответ: «У каждого своя правда». По прошествии многих лет мне стала понятнее тёти Фирина житейская мудрость. Она принимала людей такими — какие они есть.  
Она всегда сидела во второй маленькой комнате на своём любимом стуле, а вокруг неё — на диване, на столе и на полу были разбросаны бесчисленные остатки тканей и сложенные сверточки с платьями: сплошной разноцветный хаос.
Тётя Фира с готовностью бралась за любую портняжную работу: от небольших исправлений (типа подправить, подогнать, подшить) до изготовления нарядных платьев. У неё не было определенной таксы за виды работ: если она чувствовала, что человеку трудно — могла отказаться от оплаты и говорила: «это маленькая работа ничего не стоит, сочтёмся в другой раз».
Меня удивляло её непритязательность: она соглашалась с любыми требованиями клиентов, никогда не настаивала на своём мнении, готова была неоднократно переделать работу, главное, чтобы клиентка ушла довольная и в хорошем настроении. Своеобразная психологически-душевная платьевая терапия тети Фиры. По вечерам они с мужем под ручку, как два голубка, гуляли рядом с домом, набираясь сил на следующий рабочий день. Но однажды зайдя к тёте Фире, я сразу почувствовала что-то необычное.
Радостная атмосфера, вкусные манящие запахи, большой на всю гостиную накрытый праздничный стол. За столом – нарядные женщины в платьях от тети Фиры, душевные тосты и пожелания, улыбающаяся смущенная тетя Фира скромно сидит за столом возле двери в свою любимую комнатку. У тети Фиры день рождения!
Оказав дорогим гостям уважение, тётя Фира незаметно «переплывала» к своим любимым иголкам, ниткам и тканям. С раннего утра и до позднего вечера одни гости сменяли других, тётя Фира с готовностью несла радостную вахту: выходила к гостям, угощала, привечала, улыбалась, а потом снова возвращалась к работе: помогать женщинам стать красивыми. Она любила людей, а люди любили её.
Это был самый особенный день рождения в моей жизни!
«Любовь не требует ума. Нам просто надо научиться любить и этому нет объяснения. Это должно быть понятно каждому человеку на земле, это не требует никакой подготовки. Наше поколение уже готово выслушать и понять, что решение может быть только в любви. Соединимся или погибнем!»
Тётя Фира не кончала университетов, не слыхала умных философских рассуждений, не была знакома с различными методиками духовных постижений. Она просто раскрывала свое огромное материнское сердце и приглашала в него всех желающих. Умела выслушать, понять, принять, обогреть, сделать человека немного счастливее. Наверное, в каждом городе и в каждом еврейском местечке была своя тётя Фира. Если бы мы захотели и научились принимать и любить людей, как простая портниха тетя Фира, перед нами раскрылась бы скрытая добрая сторона жизни…
Нина Хош

ШАЛОМ



Этим словом благословляют, достигают согласия и равновесия. Без него мы не можем жить в гармонии. Для всех людей его смысл открыт в своем совершенстве и многогранности. Я искала возможность раскрыть его внутри себя. Спрашивала у мудрых и опытных людей, как прийти к этому состоянию и какой смысл они сами вкладывают в это слово?
Для моей бабушки это слово имело значение большее, чем сама жизнь. Она обладала мягким характером и одновременно твердостью, чтобы выжить и сохранить человеческое достоинство. Ее большие глаза были наполнены грустью бесконечных потерь и лишений. Только фотографии из юности напоминали о той девушке, веселой и жизнерадостной, с искорками в глазах, какой она была до всех жизненных перипетий. В ситуациях, когда возникал страх перед будущим, она тихонько приговаривала: «Лишь бы не было войны…»
Она благословляла этим словом детей и внуков в надежде, что больше никогда не повторятся страдания и скитания, которые выпали на долю ее народа.
Через много лет, первая моя работа в Израиле в семье, соблюдающей еврейские традиции, по-новому открыла красоту этого слова. Именно тогда я не просто услышала его, а почувствовала его смысл, переданный «от сердца к сердцу». Каждый раз, звоня в дверь, затаив дыхание, я ждала, когда прозвучит заветное «шалом» (мир). А как они мне улыбались, произнося это слово! Искренне, и от всей души! Та семья показала мне пример мира в самом человеке и в его доме.
Последние события остро отозвались во мне вопросами.
Как же так произошло, что мы, обладая невероятными возможностями и знаниями, так и не достигли мира на земле?
Могу ли я, как маленькая частичка всего человечества, быть счастливой!                                                                       
Справедлив ли и добр ли он ко мне?      
Я его ребенок или властитель?
Таков ли он, каким предстает передо мной сегодня? В виде холодных цифр заболевших и умерших в сводке новостей? В страхе потери работы, будущего, своего здоровья или здоровья членов семьи? В трагических историях людей, которые, уходя из жизни, так и не смогли обнять своих близких?
Все это наводит на меня ужас. Жить в изоляции и ощущении, что я могу быть угрозой для окружающих людей. Думать, что мой маленький ребенок может лишиться моей заботы и прикосновений, которые так важны для него. Бояться, что моему мужу придется тянуть тяжелую ношу неизвестности, выздоровеет ли его жена, и какие могут быть необратимые последствия для ее здоровья в случае заражения коронавирусом.
Есть надежда, что все скоро закончится, и я вернусь к прежней рутине. Но сейчас я готова кричать и ненавидеть весь мир за то, что рушится привычный уклад моей жизни. Наверное, для чего-то это нужно. Может быть, проходя через общие страдания, человечество взрослеет, а я, словно ребенок, который бежит на дорогу и злится, когда  родитель жестоко отдергивает его, спасая от гибели. Дитя не может в мере своего развития оценить в этом поступке исходящую от родителя любовь. Для него родитель плохой: ведь он не дает ребенку делать то, что ему хочется.
Я могу сколько угодно прятаться за механизмами психологической защиты, отказываясь видеть в происходящем болезнь, которая приходит в тело, чтобы излечить душу. Душу этого мира. Наверное, так нужно для всех нас.
Остаться дома…
Принять происходящее.  
Подумать о других.
Именно сейчас, когда значительная часть общества, не жалея себя, с возложенной на него ответственностью, сражается в этой войне за жизнь, у меня есть выбор, и он кроется в осознанности. Не из-под палки, страха наказания или угрозы жизни.
А потому что я – часть народа Израиля, и вместе мы можем дать миру пример красоты человеческих отношений и взаимной заботы во имя ценности жизни.
Я уже не буду прежней. Теперь я знаю, что будущее зависит только от моего отношения к другим людям. От отношения каждого ко всем другим. От того, сможем ли мы принять этот вызов вместе, как одна большая, дружная семья.
Мира нам всем и нашему дому!
Ольга Кроватко

Еврейский характер



Иду с работы. Жара несусветная. Останавливаюсь сделать глоток воды.
– Будьте осторожны, вас снимает скрытая камера! – раздается голос откуда то сверху. Поднимаю глаза – подруга стоит на своем балконе, направив на меня глазок мобильника.
– А почему осторожно? И где твоё здрасте? – настораживаюсь я.
– Привет! Извини, хотела застать врасплох.
– И как? Удалось?
– Еще бы! Ты опускаешь маску и… компромат готов.
– Нашла на чем ловить! – возмущаюсь я. – Тебе что, заняться нечем?
– Меня вчера, не работе, вот так же, поймал фотоаппарат полицейского, делавшего у нас обход. Начальница сделала мне предупреждение, отчитывала как девчонку. Обидно.
– Так ты решила на мне отыграться? – раздражаюсь я.
– Скорее предупредить. С тех пор как началась вторая волна пандемии, ужесточили контроль – полицейские и солдаты повсюду.
– Так это же хорошо. Может теперь перестанут тусить во дворах и скверах без масок?
– Хочется надеяться, хотя… как-то у нас все не организованно, как во Вьетнаме, например.
– Ну ты сравнила! – рассмеялась я, представив картинку, в которой израильтяне дружно ходят по струнке.
– С одной стороны, все лезут обниматься друг с другом, вместе отмечают торжества, собираются на молитву, а с другой плюют на все, что касается безопасности тех, с кем они рядом. – грустно замечает подруга.
– Знаешь анекдот про еврея, построившего две синагоги? – решаю я переключить разговор на позитивную волну.
– Где он объясняет зачем ему два дома для молитвы?
– Да. Помнишь ответ?
– В одну я буду ходить, а в другой ноги моей не будет.
– Точно! Один дом для ненависти, другой для любви… Наша еврейская изюминка. Неправильные мы какие-то…
– Скорее странные… А может так и надо – смотреть на свет из темноты? А? – предположила подруга и, в мечтательно-задумчивой позе, замерла, устремив взгляд в небеса.
– Может быть, может быть, – ответила я и тихо зашагала к дому, дабы не спугнуть настроение, навеянное устремленными ввысь, размышлениями подруги.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Стабилен Израиль в характере сложном –
Играет он роли свои всевозможно.
В войне разногласий, полемике споров,
Волнениях в обществе – пище раздоров.
И в управлении множеством дрязг –
Партийных размолвок без внешних прикрас.
И весь этот список даст почву стремлению
К доброму братскому объединению,
К связи сердечной, поддержке безмерной,
К которой придём мы все непременно.
Алла Певзнер

Купальник



Я купила его в далеком 2015 году, в самом дорогом магазине итальянских купальников.
Мой бюджет был рассчитан на 4-5 тысяч, а он стоил 8. В два раза дороже.
Чёрный низ, корсетная талия и пышный в горошек лиф.
В нем я была красавицей. Я вертелась перед зеркалом и похрюкивала от восторга.
Покупка была знаковой, мы с мамой и сестрой полетели на Мальдивы.
Мальдивы - это была моя мечта из детства, как только я впервые увидела по телевизору рекламу шоколада « Баунти».
Откуда то услышала, что съемки проходили на Мальдивских островах и в моем сердце поселилась мечта.
И вот, находясь в жутчайшей депрессии, по поводу кризиса среднего возраста, я собралась начать новую жизнь.
Перезагрузить так сказать сознание. Рассматриваю купальник. На нижней части купальника, с тыла, много мелких затяжек.
Это в первую ночь на Мальдивах, я села на морского ежа. Пошла одна на пустынный пляж, хотела поплакать, чтобы очистить душу, приметила красивый камень в воде, села на него депрессивной, со слезами тоски, а взвилась в небо уже другим человеком . Новым.
Очень энергичным. Деятельным. Сначала я подумала, что меня укусила за булку акула, побежала отклячивая корму в бунгало.
Материлась сочно, разносторонне, депрессию, как рукой сняло.
Потом был гидросамолёт, больница в Мале, чёрный как уголь доктор, правая ягодица, залепленная лейкопластырем.
Также на купальнике есть оторванный цветочек, это в 2016 году, в Греции, мы мчались на мотоцикле в горы, потом спустились в лагуну любви и там я и потеряла. Оставила в Греции свой цветок любви, наверное, чтобы вернуться ещё раз.
В 2017 году мой купальник стал ветераном, но продолжал служить верой и правдой. Целый год, поддерживал меня на аквааэробике в жёсткой  хлорированной воде бассейна. Лиф растянулся, больше не подкидывал грудь вверх, а просто придерживал по-товарищески, мягонько.
В 2018 году я его потеряла.
Пришлось изменить с жестким, спортивным, безэмоциональным herr адидасом, серым, холодным и равнодушным.
Он педантично держал мои фактуры и совершенно не радовал.
И вот в 2019 я нашла своего старикана в гараже, отстирала и начала в нем ходить в «Олимп».
Старенький, растянутый , весь в затяжках и потертостях, ему конечно не место, в таком дорогом и помпезном заведении, но как же мне приятно быть в нем. Как будто обнимает, как будто шутит и смешит до слез.
И вот наконец сегодня, повеселил меня в последний раз. Разошёлся по шву и мои девочки выпали на всеобщее обозрение.
Слава Посейдону, я была в бассейне одна. Поэтому метнулась анакондой из воды, доползла до лежака и завернулась в полотенце, так шаурмой и просеменила до раздевалки .
Сидела в раздевалке голая, думала. Нет ничего вечного в этом мире. Нельзя привязываться.
Нужно жить одним днём и наслаждаться.
Наслаждаться любовью, общением, людьми, природой, купальником, но не привыкать. Не привыкать. Все заканчивается.

Про женщин. Удивительное.



Инициация в племени даяков происходит так: девушку запирают на год в белой хижине; она носит белую одежду и питается белой пищей. Потом через бамбуковую палочку она должна сосать кровь мужчины из вскрытой вены добровольца. Не всю кровь, конечно, мужчина-то чужой. И сразу всё, взрослая.
В соседних племенах точат зубы напильником, вдевают в нос кирпичи и прочий пирсинг, это не важно. Главное, после можно курить, целоваться и обсуждать какой Колька мерзавец, приходит пьяный, а Ленка ж страдает.
С открытием фабрики «Скороход» смысл других жестокостей отпал. На фабрике делают туфли. По силе ощущений, они равны году в склепе, камням в почках и ремнём по заду. Женщины в них взрослеют мгновенно, лишь надев. По словам социологов, даже рождение младенца весом 7 кг не считается больше трудностью. Потому что Скороход.
Одной девочке подарили такие, в детстве. Её снаряжали в первый класс. Банты, платье, гладиолусы, всё так серьёзно, будто следующая встреча с родителями состоится через пятьдесят лет. Её вытряхнули из сандалий и вставили в туфли. И она сразу почувствовала, детство кончилось.
- Ну как, нравится? - спросила мать ласковым голосом.
Туфли жали везде, даже в локтях. Это значило, внешний вид удался. Кто не знает, главный секрет женской красоты - чем хуже самочувствие, тем лучше выглядишь.
И повели учиться. Обувь была мучительно красива. Школа наоборот, попалась неудачная по цвету и форме, народ в ней противный и солнце светило по-дурацки. Девочку подвели к неприятной, почти саблезубой женщине. Сказали, это Нина Петровна. Завтра нужно будет её найти и впитать свет знаний. Девочка про себя решила, будет искать самое ужасное на вид, потому что её учитель - гомункулус.
А второго сентября ей вернули сандалии. Очень неожиданно. Девочка не подозревала, насколько привязалась к ним за лето. Почти до слёз. В этот день солнце светило лучше, дети выглядели ничего, школа оказалась даже со столовкой. Осталось найти существо пострашней, сказать «Здрасте, я Люба Богомолова». И заплакать.
Искала, искала, вроде все симпатичные. Наконец нашла. Так весь день и просидела рядом с гардеробщицей. Счастливая вся, в сандалиях.
Теперь она выросла и вот вчера говорит:
- Пойдём гулять. У меня есть туфли, отличные, очень удобные, только ногу пластырем надо заклеить: здесь, здесь, и тут ещё, потолще. Конечно, всё равно натрут, но если гулять недолго, за неделю пройдёт.
При этом у неё есть ещё и НЕУДОБНЫЕ туфли. Она их надевает на свадьбы лучших подруг, чтоб не так за них радоваться.
СлаваСэ

БРИЛЛИАНТОВАЯ НОГА



При советской власти в Одессе жил один потомственный ювелир – Хаим Осипович Ермолицкий. Когда он решил эмигрировать, КГБ установило за ним круглосуточную слежку. Комитетчики не сомневались, что он попытается вывезти свои бриллианты. Увидев, что он купил на толкучке две пары обуви на толстой подошве, они поняли, что он хочет спрятать драгоценности в них. И они оказались правы. Дома Хаим задернул занавески на окнах, взял дрель, просверлил в подошвах отверстия и всыпал в них камни. А дырки аккуратно заклеил. Потом надел туфли и походил по комнате. Бриллианты издавали такой страшный скрип, что от ужаса старик вспотел. Но поскольку никаких других планов их вывоза у него не было, он махнул рукой и сказал: «Будь что будет!» Бриллиантов у него, в принципе, было не очень много, поэтому хватило одной пары обуви. А вторую он подарил своему племяннику Мише.
В назначенный день Хаим отправился на морской вокзал. Пароход на Хайфу отходил оттуда. Миша поехал провожать его. В машине Хаим страшно разнервничался.
– Миша, знаешь что? – сказал он племяннику. – Мне – 80 лет. Зачем мне эти сокровища? Я хочу поцеловать Святую землю и спокойно умереть. А тебе они еще пригодятся.
После этого он поменялся с Мишей обувью. На вокзале Хаима сразу же направили к таможенникам, которые уже были предупреждены. Они вежливо попросили его разуться и разобрали его новые туфли на составные части. Они были так уверены, что отправят этого афериста не в Израиль, а в полностью противоположную сторону, что даже расстроились. Тогда они позвонили куда надо и говорят: в туфлях ничего нет, что делать? Им отвечают: потрошите чемодан, пиджак, штаны, если есть кепка, потрошите кепку. Они так и сделали – ничего! Снова звонят куда надо, те: выворачивайте его наизнанку, невозможно, чтобы не было! Таможенники, недолго думая, отвезли несчастного в больницу, где ему промыли желудок, заставили выпить литр контрастной жидкости, сделали рентген и снова ничего не нашли. На этот раз уже те говорят: трудно поверить, но, видимо, мы таки ошиблись, извините за беспокойство. Тогда эти таможенники умыли руки с мылом и разошлись по домам. А на следующую смену заступила новая группа таможенников, в которую входила младший лейтенант Татьяна Николаевна Луговская.
Это была простая советская женщина 55 лет, которая в силу обстоятельств личной и трудовой жизни находилась в довольно-таки депрессивном состоянии духа. Причин для этого было – хоть отбавляй. Как раз в тот день ее кошка родила шестерых котят, и раздать их не удалось. Ни одного. Раньше брали, а сейчас говорят самим жрать нечего. Тогда она с тяжелым сердцем налила полведра воды и утопила их. А кошка все норовила заглянуть в ведро, чтобы выяснить, что хозяйка делает с ее детенышами. При этом мяукала таким диким голосом, что это мяуканье стояло в ушах у Татьяны Николаевны все время, пока она ехала на службу.
За своим обычным делом Татьяна Николаевна надеялась отвлечься от пережитого, но не тут-то было. В кабинете ее ждал Ермолицкий. На старике, как говорится, не было лица. А если точнее, то на нем вообще ничего не было, кроме синих ситцевых трусов и частично белой майки.
– Это кто? – спросила она.
– Та застрял тут один, – объяснили ей небрежно.
Татьяна Николаевна подошла к старику, посмотрела его документы и спросила:
– Хаим Осипович, у вас есть, что надеть на себя?
– У меня есть желание умереть и не видеть этого кошмара, – ответил Хаим Осипович.
– Вас кто-то провожает? – спросила таможенница.
– Племянник, – сказал старик и слабо махнул в направлении двери, через которую он вошел в это чистилище.
Тогда Татьяна Николаевна вышла в зал, где толпились провожающие, и спросила – есть ли среди них племянник Хаима Осиповича Ермолицкого.
– Есть! – тут же нашелся тот.
– Молодой человек, – сказала Татьяна Николаевна. – По независящим от меня причинам костюм и обувь, в которых Хаим Осипович собирался ехать на свою историческую родину, пришли в негодность. Но вы не волнуйтесь, сам Хаим Осипович почти в полном прядке. Ему просто надо переодеться перед отъездом.
– Я могу только снять с себя, – предложил племянник.
– А сами пойдете домой в трусах и майке?
– Послушайте, в Одессе пешеход в трусах и майке – нормальное явление, – нашелся племянник. – Может, он с пляжа возвращается, а может, вышел мусор выбросить. Но появиться в таком виде за границей таки неловко. Зарубежная пресса может это неправильно истолковать. Вы меня понимаете?
– Ну, давайте, что там на вас есть, – вздохнула Татьяна Николаевна, и через пять минут Хаим Осипович надел на себя джинсы своего племянника, его футболку «Адидас» с тремя красными полосками на плечах и совершенно новые туфли, где лежали все сбережения его жизни.
– Как вы себя чувствуете? – спросила младший лейтенант Луговская.
– Лучше, – лаконично ответил Хаим Осипович и пошел к трапу.
Вадим Ярмолинец

ЧЕРЕПАШКА



Была у одного товарища собачка. Лет этак двадцать назад, а то и больше.
Замечательная ***** кавказско-алабаевской породы, габаритом со среднего медведя и редкостным добродушием. Последнее не прикол, собака за всю свою долгую жизнь если вдруг кого и напугала, то исключительно нечаянно, да и то только своими размерами.
А ещё собачка отличалась весьма своеобразным чувством юмора и очень любила своих хозяев. Например, считала, что если ей приспичило гулять, но невежливо лезть к хозяину башкой размером с чемодан да ещё и со слюнями. Можно проще. С небольшого разбега биться этим чемоданом об входную дверь. Буух! Бух! - ту что, они не догадаются? Конечно, догадаются! Как же не сделать приятное таким сообразительным людям?
Она тырила вещи и приносила хозяевам. Порадовать, ведь это ж непорядок у кого-то есть, а у любимых хозяев нету.
Итак.
Вечер, лето, набережная, рыбаки.
Собако благополучно выворачивается из ошейника и уносится куда-то там туда. Хозяин, привычный к таким финтам, спокойно садится на лавочку, закуривает и ждет когда ОНО соизволит нагуляться, попутно предаваясь философским размышлениям.
И тут
он едва сигарету не проглотил!
Прямо на него прётся нечто, больше всего похожее на гигантскую черепаху, правда с оговоркой ТАКИХ здоровенных черепах он даже в Прогулках с динозаврами не видел. Вдобавок ЭТО без головы и ноги торчат снизу, а не в стороны как положено черепахе.
Панцирь благополучно откидывается в сторону, после чего оказывается резиновой лодкой из под которой выбирается моторная часть с радостной улыбкой во всю необъятную пасть. Хозяин, гляди, какая штука классная!
Хозяин закуривает вторую и говорит: Принесла? Молодец. А теперь неси где взяла!
Собачка не обижается, ну что ж поделаешь, не понравился подарок переворачивает лодку, аккуратно надевает её на себя и чешет в обратном направлении. Хозяин, докурив, выдвигается следом.
Находит на берегу совершенно офигевшего рыбака.
Его рассказ:
Лодку надул, собрался отплыть, и тут появляется эта зверюга, вроде скалится, но хвостом виляет. Я стою, как дурак, с веслом которым все равно не отобьешься от такой махины. А она лодку цап и как и не было! Ни лодки, ни собаки! Стою с веслом уже как полный идиот, ведь кому расскажи к психиатру пошлют, да и сам уже в своей адекватности не особо уверен. Собака лодку украла!!!
Но дальше круче. Пока я пытался включить мозги, в кустах зашуршало и моя лодка пришла обратно. Сама. На ногах.
Если б не появившийся следом мужик, я б точно к психиатру обратился.
из сети.

БРИЛЛИАНТОВАЯ НОГА

Было уже)))