Уголок читателя

Оператор, Будьте Добры.Очень трогательная история, заставляет задуматься!

Я был совсем маленьким когда у нас в доме появился телефон — один из первых телефонов в нашем городе. Помните такие большие громоздкие ящики-аппараты?
Я был еще слишком мал ростом чтобы дотянуться до блестящей трубки, висевшей на стене, и всегда зачарованно смотрел как мои родители разговаривали по телефону.
 
Позже я догадалася, что внутри этой удивительной трубки сидит человечек, которого зовут: Оператор, Будьте Добры. И не было на свете такой вещи, которой бы человечек не знал.
Оператор, Будьте Добры знал все- от телефонных номеров соседей до расписания поездов.
 
Мой первый опыт общения с этим джином в бутылке произошел когда я был один дома и ударил палец молотком. Плакать не имело смысла, потому что дома никого не было, чтобы меня пожалеть. Но боль была сильной. И тогда я приставил стул к телефонной трубке, висящей стене.
— Оператор, Будьте Добры.
— Слушаю.
— Знаете, я ударил палец… молотком…
И тогда я заплакал, потому что у меня появился слушатель.
— Мама дома? — спросила Оператор, Будьте Добры.
— Нет никого, — пробормотал я.
— Кровь идет? — спросил голос.
— Нет, просто болит очень.
— Есть лед в доме?
— Да.
— Сможешь открыть ящик со льдом?
— Да.
— Приложи кусочек льда к пальцу, — посоветовал голос.
После этого случая я звонил Оператору, Будьте Добры по любому случаю. Я просил помочь сделать уроки и узнавал у нее чем кормить хомячка.
Однажды, наша канарейка умерла. Я сразу позвонил Оператору, Будьте Добры и сообщил ей эту печальную новость. Она пыталась успокоить меня, но я был неутешен и спросил:
— Почему так должно быть, что красивая птичка, которая приносила столько радости нашей семье своим пением — должна была умереть и превратиться в маленький комок, покрытый перьями, лежащий на дне клетки?
— Пол, — сказала она тихо, — Всегда помни: есть другие миры где можно
петь.
И я как то сразу успокоился.
На следующий день я позвонил как ни в чем не бывало и спросил как
пишется слово "fix".

Когда мне исполнилось девять, мы переехали в другой город. Я скучал по Оператору, Будьте Добры и часто вспоминал о ней, но этот голос принадлежал старому громоздкому телефонному аппарату в моем прежнем доме и никак не ассоциировался с новеньким блестящим телефоном на столике в холле.
Подростком, я тоже не забывал о ней: память о защищенности, которую давали мне эти диалоги, помогали в моменты недоумения и растерянности.
Но только став взрослым, я смог оценить сколько терпения и такта она проявляла, беседуя с малышом.
Через несколько лет после окончания колледжа, я был проездом в своем родном городе. У меня было всего пол-часа до пересадки на самолет.
Не думая, я подошел к телефону-автомату и набрал номер:
Удивительно, ее голос, такой знакомый, ответил. И тогда я спросил:
— Не подскажете ли как пишется слово "fix"?
Сначала — длинная пауза. Затем последовал ответ, спокойный и мягкий, как всегда:
— Думаю, что твой палец уже зажил к этому времени.
Я засмеялся:
— О, это действительно вы! Интересно, догадывались ли вы как много
значили для меня наши разговоры!
— А мне интересно, — она сказала, — знал ли ты как много твои звонки
значили для меня. У меня никогда не было детей и твои звонки были для меня такой радостью.
И тогда я рассказал ей как часто вспоминал о ней все эти годы и спросил можно ли нам будет повидаться, когда я приеду в город опять.
— Конечно, -ответила она, — Просто позвони и позови Салли.
Через три месяца я опять был проездом в этом городе.
Мне ответил другой, незнакомый голос:
— Оператор.
Я попросил позвать Салли.
— Вы ее друг? — спросил голос.
— Да, очень старый друг, — ответил я.
— Мне очень жаль, но Салли умерла несколько недель назад.
Прежде чем я успел повесить трубку, она сказала:
— Подождите минутку. Вас зовут Пол?
— Да
— Если так, то Салли оставила записку для вас, на тот случай если вы
позвоните… Разрешите мне прочитать ее вам? Так… в записке сказано:
"Напомни ему, что есть другие миры, в которых можно петь. Он поймет."
Я поблагодарил ее и повесил трубку.

Я где то читала этот рассказ. Расстрогало...

Все началось с того, что на помойке поселился бродячий пес

Всем доброго времени суток!
Сегодня порадую вас "собачьей" историей, интересной на мой взгляд. Это рассказ. Привожу его полностью и дословно 

Мой рабочий стол расположен у окна, и я имею уникальную возможность наблюдать за всем происходящим на улице. Хотя что там такого особенного может произойти… Спальный район. Сонное царство. Да ещё зима. Но это ощущение оказалось обманчивым. И совсем недавно на моих глазах здесь разыгралась настоящая мелодрама. 

Всё началось с того, что на нашей помойке поселился бродячий пёс. Обычная дворняга мужского пола. Пёс быстро освоился и стал активно защищать свою территорию от посягательств конкурентов. Здесь же рядом он и отдыхал на тёплом канализационном люке. Неизвестно, чем бы закончилась эта история, если бы на сцену не вышел ещё один герой… 



Как-то раз, оторвавшись от своей писанины, я глянул в окно. Помойка – первое, что при этом бросается в глаза. В этот момент мимо легендарного объекта, где на своём ложе отдыхал четвероногий бомж, проходил мальчишка. Обычный мальчишка, лет десяти, из пятиэтажки напротив. 

Он остановился рядом с собакой. Пёс поднял голову. С минуту они молча смотрели друг на друга. Мальчик порылся в карманах, достал что-то съестное. Пёс вскочил и завилял хвостом. Принял угощение, лизнул руку и запрыгал вокруг мальчика, приглашая его к игре. Какой ребёнок откажется?
И вот они уже носятся по двору, кувыркаются в сугробах. Звонкий детский смех и собачий лай слились воедино. По всему было видно, что эти два существа нашли друг друга. 

Вот так мне посчастливилось наблюдать эпизод их знакомства, которое в дальнейшем переросло в настоящую мужскую дружбу. Теперь двор мне уже не казался таким сонным!
Каждый день, услышав собачий лай и мальчишеский голос, я выглядывал в окно. Друзья бежали навстречу друг другу и обнимались. У мальчика всегда был в кармане лакомый кусочек. Потом они долго играли. А после – трогательная сцена прощания. 
Мальчик шёл к дому. Пёс следовал за ним. Мальчик вставал на колени, брал друга за лохматую голову, что-то говорил, показывая рукой на пустое окно. Всё было понятно и без слов. Извини, друг, не могу тебя взять с собой. Дома не разрешают. Пёс понимающе наклонял голову, совал лапу. Мальчик шёл к подъезду. А пёс ждал, пока друг из окна второго этажа не помашет ему рукой. И только тогда понуро брёл к себе. 
Всё это продолжалось недели две. Вот только не знаю, как правильно сказать – всего две недели или целых две недели…. Ведь так много произошло за этот срок. 
Я видел, как мальчик защитил собаку от обидчика – подростка, который был лет на пять старше и на две головы выше ростом. А когда верзила замахнулся на мальчика, пёс пошёл в атаку. Моя помощь не понадобилась – агрессор позорно бежал. Я видел, как в морозный день мальчик вынес из дома одеяло и заботливо кутал своего бездомного друга, защищая от холода.
Я наблюдал, как пёс три дня, не сходя с места, лежал на снегу под окнами. А мальчик то и дело выглядывал к нему, показывая рукой на простуженное горло. Какой радостной была их встреча после трёхдневной разлуки! А потом опять расставание, пустое окно… Окно всегда было пустым. 

Но в один из дней, когда наши герои, как обычно, бегали по двору, я подсознательно почувствовал – что-то изменилось. 

И точно. В окне появилась фигура. Я надел очки. Да. Женская фигура. Красивое молодое лицо, распущенные волосы. Женщина неподвижно наблюдала за счастливыми друзьями. Мать ребёнка, как я понял. Она прижалась лбом к оконному стеклу. Я отчётливо видел изящную руку, поднесённую к лицу. Тонкие пальцы медленно прошлись по губам, потом по глазам. Это что – слёзы? Почему бы и нет… 
Появилась вторая фигура. Суровое лицо, тяжёлый подбородок. Женщина отстранилась от стекла, положила голову на мужское плечо. Тем временем прогулка закончилась. Наступила минута прощания. Мальчик как всегда протянул руку к окну… И смутился, увидев родителей. Быстро простился с другом, побежал домой. 
Что же произойдёт дальше? Я чувствовал, что назревает кульминация. По законам жанра финал должен быть счастливым и трогательным. Если это мелодрама, конечно. А если… Но о другом варианте мне не хотелось даже и думать. 

На следующий день я получил ответ. Как всегда, в определённое время раздался собачий лай, звонкий мальчишеский голос. Но к ним прибавилось что-то новенькое. А именно – женский смех и густой мужской бас.
Да что там происходит? Я бросился к окну, едва не выбив его с разлёта головой. Впервые я увидел эту семью в сборе. Отец, мать, сын играли в снежки. А между ними метался совершенно обалдевший от радости пёс. Неужели… Ну да. На шее пса красовался новенький ошейник. Всё-таки мелодрама получилась. Так я, собственно, и не сомневался!
Были в этой семье проблемы или нет? Не знаю. Но только с тех пор я видел их каждый день вместе. С тех пор, как появилась собака. 
Есть над чем подумать…
Игра окончилась. Счастливая семья пошла домой. В какой-то момент они, словно позируя, повернулись ко мне. И я сделал снимок на память. Не фотоснимок, нет. А просто запечатлел в душе счастливые лица людей и блаженную морду пса. Так и храню этот групповой портрет в своей памяти, как в семейном альбоме. Вот только в уголочке затесалась и моя счастливая физиономия. 

А я-то тут при чём? Да всё просто. Счастье – хорошая штука… Очень хорошая штука. И оно ещё тем хорошо, что им всегда можно поделиться! 

Александр Головкин

Наверно я слишком сентиментальна....проняло до слёз....

mamusia пишет:Наверно я слишком сентиментальна....проняло до слёз....

аналогично

Леночка, спасибо! Очень трогательная история про пса

Я где то читала этот рассказ.

Мамусик, я его уже выставляла, несколько лет назад, поэтому ты и читала. А недавно он на ФБ промелькнул, значит кто-то вытянул из архивов. Я сама в первый раз прочитала в газете, купленной в русском магазине, когда мы только переехали в штаты.

«Их расстреляли на рассвете» — стих, который не прочитать без слез…

Их расстреляли на рассвете,
Когда еще белела мгла.
Там были женщины и дети
И эта девочка была.



Сперва велели им раздеться
И встать затем ко рву спиной,
Но прозвучал вдруг голос детский
Наивный, чистый и живой:
Чулочки тоже снять мне, дядя?
Не осуждая, не браня,
Смотрели прямо в душу глядя
Трехлетней девочки глаза.
«Чулочки тоже» —и смятеньем
На миг эсесовец объят.
Рука сама собой с волненьем
Вдруг опускает автомат.
Он словно скован взглядом синим,
И кажется он в землю врос,
Глаза, как у моей дочурки? —
В смятенье сильном произнес.
Охвачен он невольно дрожью,
Проснулась в ужасе душа.
Нет, он убить ее не может,
Но дал он очередь спеша.
Упала девочка в чулочках…
Снять не успела, не смогла.
Солдат, солдат, что если б дочка
Вот здесь, вот так твоя легла…
Ведь это маленькое сердце
Пробито пулею твоей…
Ты Человек, не просто немец
Или ты зверь среди людей…
Шагал эсэсовец угрюмо,
С земли не поднимая глаз,
впервые может эта дума
В мозгу отравленном зажглась.
И всюду взгляд струится синий,
И всюду слышится опять,
И не забудется поныне:
Чулочки, дядя, тоже снять?»
@ Муса Джалиль

События, о которых сейчас пойдет речь, произошли зимой 1943–44 годов, когда фашисты приняли зверское решение: использовать воспитанников Полоцкого детского дома № 1 в качестве доноров. Немецким раненым солдатам требовалась кровь. Но где её взять? У детей.
Первым встал на защиту ребятишек директор детского дома Михаил Степанович Форинко. Безусловно, для оккупантов никакого значения не имели жалость, сострадание и вообще сам факт такой жестокости, поэтому сразу было ясно: это не аргументы. Зато весомым стало рассуждение: как могут больные и голодные дети предоставить хорошую кровь? Никак. У них в крови недостаточно витаминов или хотя бы о жизненно необходимого железа. К тому же в детском доме совсем нет дров, все окна выбиты, очень холодно. Дети всё время болеют, а простуженные – какие же это доноры? Сначала детишек следует вылечить, подкормить, а уже после использовать.
Немецкое командование согласилось с таким вполне «логическим» решением. Михаил Степанович предложил перевести детей и сотрудников детского дома в деревню Бельчицы, там находился сильный немецкий гарнизон. И опять-таки железная бессердечная логика сработала. Они и не знали, что первый, замаскированный шаг к спасению детей был сделан…
А дальше началась большая, тщательная спецоперация. Детей нужно было перевести в партизанскую зону, а затем переправлять на самолёте. И вот в ночь с 18 на 19 февраля 1944 года из села вышли 154 воспитанника детского дома, 38 их воспитателей, а также члены подпольной группы «Бесстрашные» со своими семьями также партизаны отряда имени Щорса бригады имени Чапаева. Ребятишкам было от трёх до четырнадцати лет. И все – все! – молчали, боялись даже неровно дышать. Старшие несли младших. У кого не было тёплой одежды – были обернуты в платки и одеяла. Даже трёхлетние малыши понимали смертельную опасность – и молчали…
На случай, если фашисты всё поймут и отправятся в погоню, около деревни дежурили малые отряды партизан, готовые вступить в бой. А в лесу ребятишек ожидал санный поезд – тридцать подвод. Очень помогли лётчики. В роковую ночь они, зная об важности операции, закружили над Бельчицами, отвлекая внимание врагов. Детишки же были предупреждены: если вдруг в небе засияют осветительные ракеты, надо немедленно садиться и не шевелиться. За время операции колонна садилась несколько раз. До глубокого партизанского тыла, к счастью, добрались все.
Теперь предстояло эвакуировать детей за линию фронта. Сделать это требовалось как можно быстрее, ведь немцы практически сразу обнаружили «пропажу». Находиться у партизан с каждым днём становилось опаснее. Но на помощь пришла 3-я воздушная армия, лётчики начали вывозить детей и раненых, в то же время доставляя партизанам необходимые боеприпасы.
Было выделено два самолёта, под крыльями у них приделали специальные капсулы-люльки, куда могли поместиться несколько дополнительных человек. Плюс лётчики вылетали без штурманов – это место тоже берегли для пассажиров. В ходе операции удалось вывезли более пятисот человек. Но сейчас речь пойдёт только об одном полёте, самом последнем.
Он состоялся в ночь с 10 на 11 апреля 1944 года. Вёз детей лейтенант гвардии Александр Мамкин. Ему было всего 28 лет. Уроженец села Крестьянское Воронежской области, он выпускник Орловского финансово-экономического техникума и Балашовской школы. К моменту событий, о которых идёт речь, Мамкин был уже профессиональным, опытным лётчиком. За плечами – не менее семидесяти ночных вылетов в немецкий тыл.
Тот рейс был для него в этой операции (прозвали её «Звёздочка») не первым, а девятым. В качестве аэродрома использовалось озеро Вечелье. Приходилось спешить ещё и потому, что лёд с каждым днём становился всё тоньше. В самолёт Р-5 поместились десять ребятишек, их воспитательница Валентина Латко и еще двое раненых партизан.
Сначала всё шло нормально, но при подлёте к линии фронта самолёт Мамкина подбили. Линия фронта осталась позади, а Р-5 загорелся… Будь Мамкин на борту один, он набрал бы высоту и выпрыгнул с парашютом. Но он летел не один. И не собирался отдавать мальчишек и девчонок в руки смерти. Не для того они, только начавшие жить, пешком ночью спасались от фашистов, чтобы разбиться от рук фашистов. И Мамкин вёл самолёт… Пламя перебралось в кабину пилота. От температуры плавились лётные очки, прикипая к коже. Горела одежда, шлемофон, в дыму и огне было плохо видно. От ног потихоньку оставались только кости.
А там, за спиной у храброго лётчика, раздавался плач. Дети боялись огня, им очень хотелось жить. Осознавая это, Александр Петрович вёл самолёт практически вслепую. Превозмогая адскую боль, уже, можно сказать, безногий, он по-прежнему крепко стоял между ребятишками и смертью. Мамкин нашёл площадку на берегу озера, неподалёку от советских частей. Почти прогорела перегородка, которая отделяла его от пассажиров, на некоторых начала тлеть одежда. Но смерть, взмахнув над детьми косой, так и не смогла опустить её. Мамкин не дал. Все пассажиры остались живы. Александр Петрович каким-то непостижимым образом сам выбрался из кабины. Он успел спросить: «Дети живы?» И услышал голос мальчика Володи Шишкова: «Товарищ лётчик, не беспокойтесь! Я открыл дверцу, все живы, выходим…» после Мамкин потерял сознание.
Врачи так и не смогли объяснить, как мог управлять машиной да ещё и благополучно посадить её человек, в лицо которого вплавились очки, а от ног остались лишь кости? Как смог он преодолеть боль, шок, страх, какими усилиями удержал сознание? Похоронили героя в деревне Маклок в Смоленской области. С того дня все боевые друзья Александра Петровича, встречаясь уже под мирным небом, первый тост выпивали «За Сашу!»… За Сашу, который с двух лет рос без отца и очень хорошо помнил детское горе. За Сашу, который всем своим сердцем любил мальчишек и девчонок. За Сашу, который носил фамилию Мамкин и сам, словно мать, подарил детям жизнь.

источник

Maрaт Баскин
Рассказ

Слон, который пришел ниоткуда.

Слон приходит ниоткуда
И уходит в никуда
Из древнеиндийской поэзии

Хаима все в Краснополье звали халэмэйжником, непригодным ни к чему человеком. Когда он вернулся из армии, его мама тетя Хася пыталась пристроить его к какой-нибудь работе, упрашивала в Доме Быте, где она работала бухгалтершей, всех и вся, и Хаим побывал в учениках и у парикмахеров, и у часовщиков, и у фотографа, и даже у лучшего местечкового портного Зэлика, но все эти занятия сводились, в конце концов, к тому, что учителя всеми способами избавлялись от Хаима, ибо у него ничего не получалось и приводила к большому бедламу в солидном учреждении, как говорил Зусл-парикмахер. После того, как тети Хаи не стало, он какое-то время продолжал оставаться без работы, неизвестно на что, живя, но, в конце концов, устроился уборщиком в библиотеке по протекции тети Хасиной подруги, которая работала в отделе культуры райкома. Хоть работа была вроде бы не мужская, но мужская сила пришлась, кстати, женскому коллективу, ибо библиотека зимой отапливалась грубкой и к тому же, получаемые еженедельно новые книги из бибколлектора, были совсем не пушинками. Правда, вся эта работа не требовало большого времени, но Хаим весь день домой не уходил, а сидел в читальном зале и читал все книги подряд. Но особенно он любил читать стихи: не один сборник поэзии, имевшийся в библиотеке, не обошел он вниманием. И неожиданно для себя сам написал стихотворение, посвященное юной библиотекарше с библейским именем Вирсавия, которую все просто звали Вирой, младшей дочке Рахмиила-книжника, негласного краснопольского ребе. Вира училась на заочном, на библиотекаря и была мечтой не одного Хаима, а всех еврейских парней поселка. Она была четвертой дочкой Рахмиила и все знали, что Рахмиил не отдаст ее замуж раньше ее сестер и ждали, ежедневно молясь, что бы Лэя, Двора и Нехама поскорее вышли замуж. Шансов обратить на себя внимание красавицы Виры и, особенно, получить благословение Рахмиила у Хаима было, конечно, меньше, чем у всех, можно сказать, вообще не было. Но, как каждый влюбленный молодой человек, он верил в несбыточное и, уверенность в счастье, придавала ему мысль, что он станет известным поэтом, несмотря на написанное всего одно стихотворение, и тогда Вира станет его Смуглой Леди и сам реб Рахмиил будет рад такому зятю. Показать свое стихотворение Вире он не решался и, наверное, вообще никому бы его не показал, но по Краснополью поползли слухи, что реб Рахмиил нашел жениха для Лэи в Хотимске и что-то наклеивается у Дворы с племянником тети Мэры из Чаус. И, что бы ни оказаться последним в очереди за руку и сердце Виры, Хаим решил отдать свое стихотворение в районную газету. Редактор районки Давид Игоревич жил по соседству с Хаимом и даже иногда здоровался с ним, если они встречались на улице. И Хаим решил не идти в редакцию, а перехватить Давида Игоревича возле своего дома, когда тот будет возвращаться с работы.
Но в тот вечер Хаиму пришлось ждать Давида долго. В редакции случилась запарка, которая всегда случалось, когда неожиданно, буквально перед сверстанным номером приходила срочное сообщение Белта. На этот раз оно было сверхсрочное и важное и в нем сообщалось об аресте в Минске еврейских поэтов - врагов народа и американских шпионов. Такое же сообщение пришло и в райком, и первый секретарь собрал срочное совещание идеологических работников. И на нем Давиду поручили подготовить материал о местных выкормышах империализма.
-Вы должны знать, что писать и о ком, товарищ Давид Израилевич, - неожиданно для Давида первый секретарь назвал его настоящее отчество, которое зловеще прозвучало в зале совещания, и тут же не менее зловеще добавил:- Враги народа должны были находиться вблизи вашей газеты, как центра нашей идеологии! И вы их проспали или...,- секретарь оборвал свою мысль и вопросительно посмотрел на уполномоченного НКВД.
Тот в свою очередь пристально посмотрел на редактора и сказал, что органам о врагах все известно. И в ближайшее время ими займутся!
И Давид, теперь уже Израилевич, вдруг третьим чувством понял, что завтра его арестуют, и единственным спасением для него будет перебросить карающий меч революции на кого-то другого, но на кого, когда единственным идеологическим работником-евреем в Краснополье был он сам!? Приехал он в Краснополье вместе с Первым, когда того перевели из Мстиславля. До этого он был заведующим сельхоз отдела тамошней газеты. И освещал поездки теперешнего первого, а тогда инструктора по колхозам и был с ним, как он раньше думал, в совсем неплохих отношениях. Но это зловещее упоминание его настоящего отчества превращало все их отношения в пыль...
В этот вечер Давиду Израилевичу было не до поэзии и, возникший перед ним, как привидение Хаим, со своим стихотворением, был подобен горящим буквам на стене дворца Валтасара. Сначала Давид Израилевич метнулся от него в сторону, как от провокатора, и даже почти уже добежал до своей калитки, а потом, вдруг осознав, что это неожиданное для него спасение, развернулся и побежал обратно к Хаиму, который недоуменно все еще стоял у своего дома и держал в руке листок со своим стихотворением. Редактор буквально выхватил у него из рук листок, пожал ему руку и, пробормотав что-то невнятное, побежал к своему дому.
Нельзя сказать, что он не мучился совестью, когда писал статью о Хаиме, но он успокаивал себя тем, что Хаим один, нет у него родственников, а у него двое детей, и ждут третьего, и на выданье сестра жены, и дядя работает в торговле..., и, вообще, разве эта встреча была не предопределена свыше?! И под пером Давида Израилевича Хаим в эту ночь превратился из начинающего стихотворца в талантливейшего поэта, отдающего свой талант на службу врагам революции и советской власти. Ввиду отсутствия цитат, а единственный беспомощный стишок был не в счет, Давид Израилевич обошелся пересказом несуществующих произведений Хаима, придумывая их по ходу написания. Всю свою ненависть к власти за свою никчемную жизнь, он вложил в уста Хаима. И даже написал, что Хаим сочинил эпиграмму на первого секретаря райкома, в которой уважаемого человека сравнил с гнусным хорьком. Но, закончив статью, испугался своего сравнения и вычеркнул строчки про секретаря, ограничившись просто фактом, что Хаим писал эпиграммы, порочащие уважаемых людей поселка.
Арестовали Хаима на следующий день после появления статьи. Забрали прямо из библиотеки, из читального зала, где он как всегда сидел за книжками. Его долго допрашивали, требуя выдать спрятанные антисоветские стихи, несколько раз делали обыск в его дома и даже перекопали огород, но кроме одного стихотворения, которое сдал в НКВД редактор районки, ничего больше не нашли. Под усиленным конвоем его переправили в Могилев, а потом в Минск, и даже собирались направить в Москву, но потом решили решить все на месте. Ибо непонятное упорство Хаима в сокрытии рукописей могло вызвать недовольство московского начальства и главным доказательством вины Хаима осталась только статья Давида Израилевича. Присудили ему двадцать лет лагерей, и он отсидел почти весь срок.
Вернулся в Краснополье Хаим в хрущевскую оттепель. Каким-то чудом его дом, прозванный в Краснополье Домом Поэта, сохранился, и стоял заколоченный, дожидаясь хозяина. И Поэт поселился в нем. Кроме стихотворения, посвященного Вире, он ничего больше не написал, но остался для всех в Краснополье Поэтом. И не только в Краснополье. Его приняли в Союз Писателей, несмотря на отсутствие стихов. И опять главным доказательством, только теперь его гениальности, была статья Давида Израилевича. Сам Давид Израилевич уехал из Краснополья сразу после ареста Хаима, говорили, что завербовался куда-то на север, в строительную многотиражку рядовым корреспондентом, что бы затеряться от всех и вся... Вира за время отсутствия Хаима успела два раза выйти замуж и оба неудачно. И встретила она вернувшегося Поэта свободной и, конечно, восхищенной его талантом. Ведь в душе она всегда мечтала стать женой и музой Поэта. И реб Рахмиил, измученный предыдущими замужествами Виры, без раздумий дал Хаиму свое благословение! И стали жить молодые, как пожелал им Рахмиил, ин нахес ун ковед ( счастливыми и уважаемыми - идиш)! Когда иногда Вира просила Хаима почитать стихи, он честно признавался, что теперь их не пишет, а старые не помнит, и всегда добавлял, что поэзия, как слон, который приходит ниоткуда и уходит в никуда.

- Фар гэлт бакумт алс, нор нит кэйн сейхул! (За деньги можно купить все, но не ум!)

Maрaт Баскин
Рассказ

Хаима-валяльщика все в местечке считали богачом. Хотя он всегда ходил в порванной фуфайке, в латаных – перелатаных брюках, и десятки раз подшитых сапогах. Его жена Злата-Доба тоже одевалась во все старое и зимой и летом носила валенки, так как у нее болели ноги. Но все в местечке знали, что у него есть деньги. Как говорили в Краснополье, он их хранит, как коммунист партийный билет: секрет где, но всегда возле сердца! Дом у них был большой, старинный, чем-то похожий на барский дом на картинках к Тургеневу, а вместо огорода, как у всех, у них был большой сад, перебиваемый маленькими грядками. Его жена Злата-Доба далеко от дома никуда не ходила, потому что кроме больных ног, была в отличие от худого мужа, болезненно толстой, и все ее передвижение ограничивалось несколькими шагами до скамейки возле дома и обратно в дом. Сидела она на скамейка с утра до вечера одна или с домработницей Глашей. Детей своих у них не было, и они взяли мальчика в детдоме. Говорили, что ездил за ним Хаим чуть ли не на Дальний Восток, но привез очень похожего на них ребенка и бесспорно еврейского. Назвали они его Соломоном, в честь брата Хаима, который погиб на войне. Но в национальности записали русским, как посоветовала им паспортистка, что жила два дома от них. И надо сказать, что Соломон, когда получал паспорт, хотел исправить запись на еврея и Хаим едва уговорил его от этого, объяснив ему, что записал его русским по блату, что бы ему было легче в жизни, а так он еврей и их родной сын. Для Соломона они ничего не жалели: всегда он был чистеньким, аккуратненьким, ухоженным ребенком. Они были для него родными, и он их считал родными. Учился он очень хорошо. Кончил школу с серебряной медалью. Поступил в Ленинграде в Кораблестроительный институт. Окончив его, там же остался в аспирантуре. Каждое лето он приезжал в Краснополье и всегда заходил к нам, поговорить с папой. Он у папы был любимым учеником, и папа всегда приводил мне его в пример:
- Соломон никогда не сдавался перед любой задачей! Сутки будет сидеть - но решит. Я хочу ему иногда подсказать, а он говорит: Исаак Маркович, я должен сам попробовать решить! На подсказках долго не проживешь! И решал!
И вот это - все сам, воспитал у него Хаим. Как рассказывал Соломон папе, деньги ему давали, но в меру, говоря, что попробуй сам заработать! А наши деньги потом получишь! И надо сказать, что Соломон принципу все сам, следовал неукоснительно. Защитился, стал кандидатом наук, женился на преподавательнице института, эстонке, и уехал на три года преподавать во Вьетнам. Три года он не появлялся в Краснополье. Так получилось, что за это время неожиданно одновременно умерли и Хаим и Злата, отравившись угарным газом. В тот день домработница уехала в деревню к родне на какие-то праздники, стояли морозы и, как говорили, Хаим закрыл рано печку, и они легли спать. И все.
Соломон прилетел из Вьетнама через неделю. Зашел к нам. Сказал, что продал родительский дом домработнице. Она хочет сюда перевести родных из деревни. Пусть живет и радуется – она за родителями всю жизнь смотрела. Говорили они с папой в тот день обо всем, и, как бы, между прочим, папа поинтересовался, зная об их не простых денежных отношениях, успел ли его отец передать ему деньги. Соломон усмехнулся, и сказал:
- Вы же знаете, Исаак Маркович, папа сказал, что потом мне скажет. И это потом ушло вместе с ними. А я привык сам зарабатывать! Вот за эту науку им спасибо!- и добавил по-еврейски: - Фар гэлт бакумт алс, нор нит кэйн сейхул! За деньги можно купить все, но не ум! А они мне дали ум! С меня этого вполне достаточно.
Через полгода, он еще раз приехал в Краснополье, чтобы поставить памятник родителям. И больше в местечке не появлялся.
А Глаша, купив дом, неожиданно для всех разобрала его, выкорчевала большой сад, и поставила маленькую кособокую избушку, которую перевезла из деревни. Говорили все, что искала она деньги Хаима и не нашла!

Всё таки кулинарные рассказы читать веселей. .

Не скажи, Таня. В этих рассказах жизнь. Не придуманная политологами, вернее партидеологами, а настоящая.

 Этот рассказ веселее....

Я бы рассказ о дубе в "Интересное" поместила, что эта информация в "Уголке читателя" делает!

Вероятно Лена запуталась.... 
Да лан.... пусть будет.... прочитали уже.

Потрясающий рассказ о главном детском страхе, трогательно до слёз
И не важно, сколько детям лет, это очень страшно



Самый большой детский страх — это когда мама потерялась. Оставила тебя дома сидеть, сказала: «Я скоро вернусь, я в магазин», и вот уже вечер, а мамы всё нет. И фонари уже зажглись, и темнеет на улице, а мамы нет!
И не объяснишь же ребенку, что в магазине очередь была, а ты два раза туда вставала, потому что перестройка и всё такое. А потом ещё подружку встретила, и заболталась с ней, как это у женщин бывает. А дома зарёванное чадо икает и всхлипывает: «Я думал, что тебя укралиииииииии!»

Было такое? У меня да. Самый большой мой детский страх — это «маму украли». Поэтому, сама став мамой, я вот эти моменты исключила полностью. Я никогда не оставляла сына дома одного, уходя в магазин. Я ни разу не теряла его в больших магазинах, и вот этого страха потерять маму — у него попросту не было. Никогда.
Сейчас сыну 18. Взрослый, самостоятельный мужик с бородой. Ну, как с бородой… Если неделю бриться не будет — вылитый Бармалей.

Вчера вернулся домой ночью, и сразу спать пошёл. И муж тоже что-то себя плохо чувствовал, и рано спать лёг. И в час ночи меня осенило: а кто с собакой-то гулять будет? Мужики все спят. Не будить же? Оделась, взяла собаку, ушла с ней подальше от дома, и хожу такая, гуляю.
Ну, сколько я там с ней гуляла? Ну полчаса. Возвращаюсь к подъезду — а там Дюша мечется. Нарядный как скаут: в трусах, в тапочках и в пуховике на голое тело.
Что, говорю, совесть проснулась, да? — и улыбаюсь с сарказмом. А потом смотрю: на Дюше лица-то и нет. Лицо вот такое, будто сегодня Брежнев умер и группа Битлз развалилась.
Ты! — кричит, — Ты! Ты, блин…. Ты где была?! Тебя сорок минут уже нет! Я тут бегал и орал — ты слышала?
Неа, — говорю. — У меня наушники, а в них грустное музлище девяностых. Про «Твоя девочка ушла». Хочешь послушать?
Открыл рот, чтоб что-то ещё мне сказать, и вдруг как обнимет. В шею носом ткнулся, и руками волосатыми своими за шею обнял и стоит молча.
Аж испугалась. Говорю: Ну, ты что? Ну, Дюш? Ну, куда я денусь-то? Я ж с собакой.
И он так глухо: Я думал, что тебя украли… Я звоню, у тебя телефон почему-то недоступен, вокруг дома десять раз пробежал — нет тебя. И не отзываешься ещё. Мам, я тебя очень прошу: лучше меня буди, если надо. Я с тобой к двадцати годам весь седой буду.
Тоже его обняла. Ну, как обняла… На цыпочки встала, и что-то там обняла, до чего дотянулась. В пуховик его лицом уткнулась, и стою. Собака прыгает, дождь идёт, он в луже стоит, в трусах и в тапочках… Маму потерял.
Мой оживший детский кошмар…
А ведь этот страх — он бессознательный. Даже если тебе 20, 30, 50 лет — ты всё равно боишься за маму. Что уйдёт из дома без телефона и потеряется. Что её украдут — а её непременно украдут, потому что она красивая! Поэтому и ругаемся на мам: Ты почему ушла куда-то, и меня не предупредила: где ты и когда вернёшься?

Берегите своих детей. Даже если это уже седые дети, и у них есть свои седые дети. Украли маму — это очень страшно. Я вчера видела.

Я, помню, была подавлена страхом,когда мне приснилось, что мама умерла. Я ее явно в гробу видела...

А я как то не помню свои детские страхи связанные с мамой....  То ли забылось, то ли их просто не было....