Уголок читателя - 10

Все переглянулись с недоумением.
— Баба Аня, что ты говоришь? — нарушил молчание Сергей. — Какой ещё Антихрист? У тебя тут ладаном пахнет — человеку не продохнуть, не то что нечистому.
— Эх вы, городские! Вон на скотину посмотрите! — бабуля указала продолжавшего шипеть Тишку. - Кот, и тот чует, а вы ничего не соображаете!
— Да он вашего крика испугался! — попытался пошутить Артём, младший Латов.
— Цыц! — прикрикнула на него Анна Потаповна. - Много ты понимаешь…
Сообразив, что родственники могут так препираться до утра. Василиса взяла инициативу в свои руки.
- Давайте-ка все по порядку, — сказали она. - Как он выглядит, ваш Антихрист, что он делал и откуда взялся?
- Так в окно влетел! — Баба Аня испуганно округлила глаза. - Влетел и давай надо мной кружить. Крылья здоровущие! Глазища горят! Я вскочила, на колени упала, принялась молитвы читать и земные поклоны бить, чтобы, значит, прогнать нечистого. И тут меня радикулит прихватил. А все из-за него, ирода! Испугался, он моей молитвы, вот приступ и наслал!
— А может, вам спросонок чего показалось? — осторожно поинтересовался старший сын Латовых, Даня. - В полусонном состоянии, знаете ли, и не такое бывает!
- Да какой спросонок! Я и заснуть толком не успела! — возмутилась бабуля. - Едва глаза закрыла, а тут — он…
Придя к выводу, что переубедить упрямую старушку все равно не получится, Сергей вздохнул и попытался разобраться:
— Ну, и где                                                                        
— Он где-то здесь! — уверенно заявила Анна Потаповна. - Я его чую, и кот тоже, ишь какая шерсть у него дыбом стоит!                                                                                  
- В окно, говорите, влетел? — задумчиво произнесла Лиса.
До неё стало доходить, кто оказался возмутителем спокойствия. Она подняла голову и стала внимательно разглядывать потолок, верхние углы и вообще все, что находилось наверху. Вслед за ней головы как по команде задрали и остальные члены семейства.
Далее все произошло одновременно. Под потолком у гардины раздался лёгкий, осторожный шорох. А бабуля истошно завопила, тыча пальцем в гардину:
— Вон он! Антихрист!
— Да это же просто летучая мышь! — заорали хором мальчишки. А Тишка агрессивно выгнул спину и зашипел.
В тёмном углу веранды, под потолком, за тяжёлой портьерой притаился маленький, несчастный зверёк, до смерти перепуганный криками и ослеплённый ярким светом.
— Антихрист! — настаивала старушка.
— Тихо! — приказал Сергей. - Всем молчать, не шевелиться и не дышать!
И семейство моментально умолкло. Сергей взял покрывало, которым обычно был застелен диван на веранде, бесшумно поставил табуретку возле окна, влез на неё и осторожно вынул чуть живое животное из-за гардины.
Мышка сдавленно пискнула.
— Антихрист! — выдохнула Анна Потаповна, не удержавшись.
— Никакой это не Антихрист, — негромко, но твёрдо ответил ей Сергей. - Это обычная летучая мышь. Их тут полно, и я вам, баба Аня, об этом говорил. Она вас боится больше, чем вы своего Антихриста.
Сергей подошёл к распахнутому окну, развернул покрывало, и зверёк, замерев на секунду, будто, не веря своему счастью — не убьют, не съедят, отпустят на волю! — взвыл в ночное небо.
Кот моментально успокоился. Все с облегчением вздохнули — раз улетела, значит, жить будет, ничего с мышью не случилось.
Анна Потаповна сидела на диване насупившись, недовольно поджав губы. Она явно была не согласна с хозяином дома, но и доказывать посреди ночи ему и всем остальным, что летучие мыши — это «антихристово племя», ей, видимо, не слишком хотелось.
Сергей закрыл оба окна, поправил гардину и, повернувшись к своему семейству, строгим голосом спросил:
— Все? Инцидент исчерпан? Спать уже можно? — Не дожидаясь ответа, он вышел с веранды в прихожую.
Дети нехотя потянулись к лестнице, замыкала шествие Василиса.
— Васенька, — услышала она за спиной тихий и немного виноватый голос старушки, — а к вам наверх, в комнату, эти Анти... мыши не залетают?
Василиса остановилась, обернулась.
— Нет, Анна Потаповна, не залетают. У нас там сетки стоят, москитки, — пояснила.
— И окна открыты? — Старушка потупила взор.
Она явно на что-то намекала...
— Баба Аня, хватит уже казанскую сироту изображать. Как ваша спина? На второй этаж подниметесь или Серёжку позвать?
— Поднимусь, милая, поднимусь, — замахала руками бабуля. — Ты только иконки мне помоги снять и лампадку.
Лиса сняла старушкины иконки, прихватила лампадку и повела пожилую гостью на второй этаж.
— Только вы там ладаном сильно не увлекайтесь, хорошо? — попросила она на всякий случай. — Вы, может, человек привычный, а у нас утром головы болеть будут. А я вас в угловой спальне размещу. Там аж два больших окна — будет вам не просто свежий воздух, а целый сквозняк. Главное, чтобы вас не продуло.
— Не буду, не буду, — согласилась Анна Потаповна. — А сквозняк — то не страшно, у тебя вон какие одеяла тёплые!
Бабуля прожила у Латовых ещё неделю. Ездила к своему доктору и на какие-то процедуры, помогала Василисе варить варенье, рассказывала деревенские истории про леших и домовых Латовым-младшим.
Судя по их мобильникам в постоянной боевой готовности и хитрым улыбочкам, сорванцы эти рассказы записывали. Явно с целью выложить на «Ютуб».
Но с наступлением сумерек гостья уходила в свою комнату, запиралась, и никакими уговорами невозможно было её выманить на семейный вечерний чай.
Когда Лиса закончила рассказывать мне эту забавную историю, я предположила:
— Все, бабуля к вам больше ни ногой.
— Как бы не так! — улыбнулась Василиса. — Сказала, что только у нас теперь и будет останавливаться. Уж больно ей мои одеяла понравились.
️ Деревенские горожане

Ведьма



В избу вбежала заполошная Настасья, утирая слёзы рукавом, заголосила:
- Матушка, помоги! Малец мой неделю огнём горит, криком кричит! Ничего врачи сделать не могут! Деточка мояяя!
В избе пахло травами, сгоревшими свечами и ещё чем-то необъяснимым.
- В церкву сходи, помолись, свечи поставь.
- Дак была! И батюшке магарыч носила. Ой, гостинец! Кагору три бутылки!
- Понятно. Плату мою знаешь.
Настасья, бледнея, сняла с себя крест.
Ведьма достала из разъехавшегося шкафа бутылёк с зельем и банку с речной Водой. Нашептала на Воду, закончив: “Моё слово крепко!", подала Настасье:
- Сначала сама умойся, да не вытирайся. Потом дитя умоешь, своим подолом оботрёшь - жар спадёт. Зелье по чайной ложечке, как можно чаще. Совсем захорошеет - принесёшь ко мне, воском отолью.
- Порча?!
Взвыла Настасья.
- Не твоя забота. Жить будет. На свадьбе внуков своих отпляшет.
- Матушкааа!
Кинулась Настасья в ноги.
Ведьма нетерпеливо оттолкнула:
- Матушка в церкви, ей ручку и поцелуешь. Иди.
Раскрасневшаяся Настасья бросилась в двери, на пороге остановилась:
- А...?
- Получит твоя вражина сполна за дитё твоё. Будь спокойна. Сама знаешь кто.
- Полюбовница?
- Она.
продолжение следует...

Палашка уныло плелась по центральной улице. Уж пятьдесят годов, а всё Палашкой кличут, без отчества, без уважения. Оно и понятно: муж умер ещё в молодости, оставив на руках Палашки троих сыновей, детей рОстила с горем пополам, да разъехались они кто куда, к матери носа не кажут. Изба покосилась, огород обихаживать сил нет, скотина дохнет без конца.
Без цели она шаталась по деревне, пока ноги сами не привели к Ведьме.
- Я это, не знаю за чем пришла.
- Я знаю. Горе мыкать устала. От нищеты тебе надо отвязаться.
- Дак я это, не знаю.
- Я знаю. Принеси шесть пятаков. Потом скажу, что делать.
- Дак нету.
- Дак найди! Заработай, займи, милостыню выпроси. Мне нужно твоё из твоих рук принять.
Быстрее ветра обернулась Палашка.
- Я это!
- Не моя печаль, где взяла.
Заговорила Ведьма пятаки по одному да после все вместе: "Да будет так! Заклято!"                                                                                                                       
Через месяц Палашка расцвела: избу поправила, сарафан новый да платок изладила, скотинку добрую завела. Тут и сыны объявились с внуками, гостинцев привезли, огород наладили.                                                                                                                                                                                        
- Вечер добрый, хозяйка. Я к тебе за советом. Понимаешь, всё при мне: и сила, и здоровье, и руки откуда надо растут. Всё всегда у меня ладилось да спорилось. А последнее время, куда ни кинь - всё не так! Огород чахнет, сколько ни поливай, ни ухаживай. Куры не несутся, Зорька болеет, молока не даёт. Даже посуда бьётся да бьётся!
- На вот, травы обережные с соляным кристаллом смешаны. Просыпь границу между своим огородом и новой соседки, что по леву руку. Да под пороги в доме, да в хлевах.
- Так и знал!
С досадой крякнул мужичок.
- Ничего ты не знал. Не со зла она. От рождения глаз такой. Была бы умнее, во благо всё обернула.
На дворе загудело, зашумело. Вышла к людям:
- Все ли здоровы? Всё ли в хозяйстве спорится?
- Слава Богу, всё хорошо: дети здоровы, скотина плодит, земля родит!
- Видать есть он, бог ваш.
Недобро улыбнулась Ведьма.
Многие в толпе потупились.
- Мы это, вот чево! Посватались к нам из соседней деревни, свадьба будет. Батюшка придёт благословить, в церкву пойдём, венчание отведём. Не приходила бы ты!
Не вернулась в избу, не собрала алтарь да травы и зелья. Не оглядываясь, молча пошла мимо толпы прочь из деревни. Только на окраине остановилась, глядя на избы и огороды, плюнула и прошипела: Проклинаю!
Много ли Ведьме надо: чёрной ткани лоскут, да свечи, память Предков, ненастный вечер.
Много ли Ведьме надо: горсть травы, да щепотка соли, родниковой Воды и снимет Она с человека хвори.
Много ли Ведьме надо?
Чтобы детские слёзы не лились, да чтоб муж с женой, как бараны, о стены избы не бились.
Много ли Ведьме надо: поклониться Заре да Вечере, обласкать Луны да Звёзды.
Чтоб с злобОй во след не глядели.
Много ли Ведьме надо?
️ Ятебявижу

Родня перевернула всю квартиру после смерти бабушки, но то, что нашла внучка, оказалось просто бесценным



Вера Александровна вот уже несколько часов лежала на холодном полу. Она честно пыталась подняться, но при падении со стула, на который она забралась чтобы повесить шторы, сломала шейку бедра. Она едва сдерживалась, чтобы не закричать от боли.
Телефон, который мог бы спасти ей жизнь, в данный момент находился в соседней комнате. Оставалось только лежать и молиться, чтобы родные приехали навестить бабушку не через два дня, как обещали, а сегодня. Ну или хотя бы завтра.
К сожалению, не всегда и не всё в жизни бывает так, как ты того хочешь. Жизнь вообще не похожа на сказку, у неё свои правила и планы на каждого из нас.
Целые сутки Вера Александровна пролежала на холодном полу. Когда открылась дверь в квартиру, у неё даже не было сил что-то сказать. А дальше была скорая, диагноз "воспаление лёгких" и "перелом шейки бедра", смерть. Да, бабушку не смогли спасти, слишком долго она пролежала на холодном полу.

Избавление от "хлама"

После похорон родственники начали уборку в её квартире. Они открывали все шкафы и выбрасывали всё на пол. Отрезы советской ткани, сервиз ГДР, одежда, обувь, зонтики и постельное бельё, счета за коммуналку и другие бумаги.
Пол устилал толстый слой вещей, которые хозяйка квартиры, Вера Александровна, так бережно собирала и хранила на протяжении всей своей жизни. Вначале внучка Даша подумала, что они просто хотят освободить квартиру от старых вещей, чтобы сделать ремонт и даже принялась активно помогать им.
Для неё, 18-летней, все бабушкины вещи вообще казались пережитками советского прошлого. Она с азартом швыряла на пол оренбургский пуховый платок, который бабушке подарил когда-то её любимый, ушедший раньше неё лет на 10 муж Ваня, туфли, привезённые бабушкой из Москвы (ведь в Пензе в те годы ничего приличного нельзя было достать), томик Бродского, который хозяйка квартиры когда-то достала с огромным трудом, ведь он был запрещён.
Упала на пол и разбилась кружка из набора "Мадонна", за которым Верочка ( в те годы её ещё называли так) выстояла длинную очередь после работы, следом полетели горы тюли и занавески из ситца в мелкий цветочек, которые Вера Александровна когда-то шила с такой любовью, представляя, каким красивым будет дом с ними.
Словом, в квартире царил такой хаос, как-будто там прошёлся Мамай, а затем ещё Золотая Орда пробежала. В какой-то момент Даша замерла, потому что в руках у неё оказались три толстых тетради, на которых красивым бабушкиным почерком было написано: "Мой личный дневник".

Знакомая незнакомая бабушка

Даша слезла с табуретки, села на диван, на котором так любила прыгать в детстве, ведь он так классно пружинил, открыла первую тетрадь и начала читать. Она погрузилась в тот волшебный мир, в котором жила её бабушка (все мы живём в волшебном мире, просто не все воспринимают его под этим углом). Она читала о первой любви, о том, как:
"Ваня проводил меня до дома и замер перед дверью, не решаясь поцеловать на прощание. В конце концов, он робко чмокнул меня в щёку и убежал так быстро, что я даже сказать ничего не успела".
Она прочла о переживаниях бабушки, о первых ссорах с будущим мужем, о предсвадебных сомнениях на тему того, с тем ли человеком она связывает жизнь.
О свадьбе, первых тяжёлых родах, во время которых бабушка чуть не умерла, о том, что маленькая Лида (мама Даши) всё время болела и Верочка не спала ночами, всё время брала больничный, готовила только ту еду, на которую у Лидочки не было аллергии.
Даша будто сама проживала ту жизнь, о которой читала на страницах бабушкиного дневника. Это она отвела Лиду в первый класс, она учила уроки с дочкой, встречалась с подругами, ездила отдыхать на Чёрное море, где... Вот тут была неожиданность: где у Верочки случился сумасшедший роман с загорелым и невероятно голубоглазым Сашей.
Она даже чуть было от мужа не ушла. настолько сильным было это чувство. Но в те годы непринято было разводиться и разрушать семьи, потому так и осталась со своим Ваней. Правда, потом с Сашей всю жизнь встречалась: раз в год, во время отпуска, ну и созванивалась время от времени. А вот уйти к нему так и не решилась никогда. Даже после смерти Вани.
Предпочла одиночество и случайные встречи с тем, кого так сильно любила.
продолжение следует...

Последние записи

С годами записи становились всё грустнее, всё острее чувствовалось одиночество бабушки, которая к тому времени переросла "Веру Александровну" и стала зваться просто "бабушка Вера".
"Лидочка и Даша давно у меня не были, заглядывают раз в неделю, а сейчас что-то почти месяц не были. Да и вообще всё чаще они забегают в день моей пенсии: внучка знает, что я всегда ей на мороженку дам денег. Да и Лидочке помогаю деньгами, ведь брак её распался, а ей как-то дочку растить надо. Хоть и тяжело мне, каждую копеечку считаю, но помочь моим кровинушкам надо, люблю я их очень сильно".
Жаловалась она на то, что осталась одна. Правда, две радости в жизни её всё же было: кошка Мурка, которая хвостом за хозяйкой бегает и посиделки на лавочке возле подъезда с другими бабушками". Каждый день в три часа она выходила к подъезду и они тихонечко, медленными шажками, шли до другого конца дома и обратно - променад совершали.
Когда сил почти не стало, они стали просто выходить к подъезду и сидеть там на лавочке, греясь под ласковыми лучами солнца и говоря обо всём на свете, молодость вспоминая. И каждый раз, когда к Вере Александровне приходила дочка или внучка она медленно поднималась с лавочки и шла домой.
Ей так хотелось поговорить с ними, с теми, кого она больше жизни любила. Обнять их, поцеловать в макушку, узнать, как у них дела и чем она может помочь. А они сидели десять минут, как будто бы отбывая долг по посещению пожилой женщины, а потом убегали по своим делам.
Вера Александровна же каждый раз махала им рукой и долго смотрела вслед, молясь, чтобы у них всё было хорошо. А после она вновь писала в дневнике, как ей грустно и одиноко, как хочется, чтобы родные и близкие чаще навещали её.
Даша читала эти строки, представляя всю ту боль, которую испытывала её бабушка, и слёзы ручьём текли по её щекам. Она вообще увидела бабушку под другим углом, прожила с ней её жизнь и ей стало ещё больнее, потому что она поняла что жизнь человека, в чью шкуру она сейчас попала , закончилась.
А ведь у бабушки были мечты, любовь, счастье, переживание. Она тоже была молодой и ей казалось, что жизнь такая долгая и она так много успеет. Слёз стало ещё больше, Даша почти рыдала.

Неожиданная развязка

Из этих переживаний её вырвал голос матери, той самой Лидочки, которую Вера Александровна так любила, ночей не спала, от болезней спасала, всю душу которой отдавала. Она сказала:
Дашка, чего расселась и разнюнилась? Выбрось эти старые тетради и помогай деньги искать: старая карга точно дома их хранила, банкам она не доверяла".
Да, выяснилось что родные не хлам разбирают, чтобы потом квартиру отремонтировать и переехать сюда жить, а ищут сбережения бабушки Веры.
Женщины, которая жила ради дочки и внучки, а дочка только и хотела, что поскорее получить наследство и прибрать к рукам деньги своей мамы.
Берегите себя и своих близких.
️ ЛаVанда

У писателя Александра Степановича Грина был в тихом Старом Крыму невзрачный пёсик-дворняга Тобик. Пёсика этого вся улица, где жил Грин, несправедливо считала дураком.
Когда соседской цепной собаке – лохматому Жоре – хозяйка выносила миску с похлёбкой, Тобик продирался в соседский двор через лаз в заборе, но к миске не подходил, страшась предостерегающего Жориного рыка.
Тобик останавливался в нескольких шагах от Жоры, но так, чтобы тот не мог его достать, становился перед Жорой на задние лапки и «служил» долго и терпеливо.
Так он привык выпрашивать кусочки еды у людей. Но Жора не давал ему даже понюхать похлёбки.
За это стояние на задних лапках перед такой же собакой, как и он сам, люди считали Тобика дураком: зря, мол, старается.
Точно так же Тобик выпрашивал кусочки еды у самого Грина, и всякий раз удачно. Хозяин был молчаливый и очень добрый человек. Обращаясь к Тобику, он говорил ему: «Дружище!»
Косясь на Тобика, Жора рычал и давился. Он торопливо лакал похлёбку, а глаза у Тобика мутнели от тоски напрасного ожидания. Иной раз даже слёзы появлялись у него на глазах, когда Жора кончал есть похлёбку и тщательно, до блеска вылизывал пустую миску. После этого Жора ещё долго обнюхивал землю вокруг миски – не завалилась ли там какая-нибудь косточка.
– Ну и дурак ваш Тобик, – злорадно говорили Грину соседи – Нет никакого соображения у этой собаки.
На это Грин спокойно отвечал соседям:
– Не дурак, а просто умная и вежливая собака.
В спокойствии гриновского голоса слышался нарастающий гнев, и соседи, всю жизнь привыкшие лезть в чужие дела, уходили, пожимая плечами, – лучше подальше от этого человека.
Я увидел Тобика после смерти Грина. Он ослеп, как говорили, от старости. Он сидел на пороге глинобитного белого дома, в котором умер Грин, и солнце отражалось в его жёлтых беспомощных глазах. Услышав, как скрипнула за мной калитка, он встал, неуверенно подошёл ко мне, ткнулся холодным носом в ноги и замер. Только старый и пушистый его хвост помахивал из стороны в сторону и поднимал белую известковую крымскую пыль.
– Давно он ослеп? – спросил я.
– Да после смерти хозяина. Всё тоскует, всё ждёт.
Я ожидал, что ответ будет именно таким, так как знал давно, что единственные живые существа на земле, которые умирают от разлуки с человеком, – это собаки.
Только один раз за всю жизнь я видел действительно глупую собаку. Это было под Москвой в дачной местности Переделкино. Молодой рыжий сеттер лаял на шишки, падавшие с вершин сосен. Дул сильный, порывистый ветер, и чем сильнее он дул, тем всё чаще падали шишки и тем всё больше разъярялся сеттер. Он свирепо гонялся за шишками, грыз их, мотал головой и отплёвывался. Потом он выбежал за забор дачи в чистое поле, где не было сосен и вообще никаких деревьев и никакие шишки не падали. Он сел среди поля, начал лаять на небо и лаял до рассвета, пока не охрип. По мнению одного поэта – знатока астрономии, он лаял на созвездие Малой Медведицы. Очевидно, он полагал, что все шишки сыплются из этого созвездия.
Выражение «собака – друг человека» безнадёжно устарело. У нас нет ещё слова, которое могло бы выразить одновременно самоотверженность, смелость и ум – все те великолепные качества, какими обладает собака. Я точно знаю, что человек, избивающий или мучающий собаку, – отпетый негодяй, даже если собака его за это простила.
Не знаю, как вы, а я испытываю величайшую нежность к собакам за их ласковость, за бурные проявления радости и обиды. Невозможно удержаться от смеха, когда видишь, как какой-нибудь Бобик бешено мчится со всех ног, чтобы догнать и облаять самое ненавистное для него изобретение человека – обыкновенное велосипедное колесо.
Любите собак. Не давайте их никому в обиду. Они ответят вам троекратной любовью.
️ Константин Паустовский

Муж неожиданно рано вернулся домой и застал свою жену в ванной.
Я всегда смеялся над коллегами и друзьями, которые ревновали своих избранников и избранниц. Считал это глупым и никчемным – до вчерашнего дня. Черт меня дернул придти домой пораньше. Хотел свою жену порадовать, даже цветов по дороге прикупил. Дверь открыл ключом.
Наташка не услышала, наверно потому, что принимала душ, и я решил усилить сюрприз, начав потихоньку снимать обувь. — Васька, ты все доел? – раздалось из ванны, и я напрягся, потому что имя у меня — Сергей, а кушать я еще и не начинал.
Неудобно принимать пищу, стоя на одной ноге, а со второй снимая ботинок.
— Подожди, я уже заканчиваю, выйду, подложу еще, — раздавалось из-за полуоткрытой двери ванной комнаты. Кровь прилила к лицу, а в голове начало что-то потрескивать. — а вот и рога проклевываются! – решил я.
– Убью, жену-заразу и его убью! – прислонившись к стене молниеносно анализировал я, прикидывая, что лучше подойдет для смертоубийства. Мысль: «А я ведь ее любил» была последней каплей, и я рванул вперед.
— Сережа, Сережа, ты чего?! Извини, невиноватая я! – орала Натаха, ударив меня дверью ванной, а ее выпученные глаза были полны ужаса. Она извивалась, как пойманная змея.
— Невиноватая!? Ты мне рога наставила! – взревел я, воочию ощущая как этот рог растет.
— Ты сам, ты сам виноват! — Откуда я знала, что ты пришел?! Ты же сам, сам об дверь ударился, когда я ее распахнула! Куда ты несся, как ошалелый! – Натаха уже рыдала.
— Кто он?! – грозно спросил я, стараясь подняться с пола, — кто этот урод!? Я вас обоих закопаю!!! — Кто он? – в глазах Натахи проскользнуло искреннее удивление.— Ты о ком?
— Кто там на кухне?! — сделал я ещё одну попытку встать, но видимо удар о торец двери ванной комнаты был слишком силён, в голове мутнело, а растущий рог начинал закрывать обзор.
— Кто такой, Васька!? — повторил я вопрос.
— Так вот он, — Натаха кивнула на кухонный дверной проём, где у порожка жался небольшой серенький комочек, периодически мяукавший и со страхом взирающий на нашу перепалку, — Ленка подарила.
Я ещё раз потрогал несуществующие рога и понял, что иногда мы наставляем их себе сами…
из сети

Молодой человек спросил у дедушки:
"Дедушка, как ты жил прошлым без техники . . .
без компьютеров
без дронов
без биткоинов
без подключения к интернету
без телевизоров
без кондиционеров
без машин
без мобильных телефонов? "
Дедушка ответил:
"Так же, как живет ваше поколение сегодня . . .
никаких молитв,
никакого сострадания,
никакого уважения,
нет GMRC,
никакого реального образования,
бедная личность,
нет человеческой доброты,
нет стыда,
нет скромности,
нет честности.
1930-1980 гг. были благословенными. Наши жизни - живое доказательство. "
Во время игры и езды на велосипеде мы ни разу не носили шлем.
После школы мы сами делали уроки и всегда играли в лугах до заката.
Мы играли с реальными друзьями, а не с виртуальными.
Если бы мы хотели пить, мы бы пили из фонтана, из водопадов, воду из крана, а не минеральную.
Мы никогда не переживали и не болели, даже когда делили с друзьями одну чашку или тарелку.
Мы никогда не набирали вес, едя хлеб и макароны каждый день.
Ничего не случилось с нашими ногами, несмотря на то, что мы ходили босиком.
Мы никогда не использовали пищевые добавки, чтобы оставаться здоровыми.
Мы сами делали игрушки и играли с ними.
Наши родители были не богаты. Они подарили нам любовь, а не материальные подарки.
У нас никогда не было мобильного телефона, DVD, PSP, игровой приставки, Xbox, видео игр, компьютера, ноутбука, интернет чата . . но у нас были настоящие друзья.
Мы посещали наших друзей без приглашения и делились и наслаждались едой с их семьей.
Родители жили рядом, чтобы воспользоваться семейным временем.
Может у нас и были черно-белые фотографии, но красочные воспоминания можно найти на этих фотографиях.
Мы уникальное и самое понимающее поколение, потому что мы последнее поколение, которое слушало своих родителей.
А ещё мы первые, кого заставили слушать своих детей. ~
У нас ограниченный выпуск.
Воспользуйтесь нами. Учись у нас. Мы сокровище, суждено скоро исчезнуть.
из сети

Их разлучили в детстве. Времена такие. Не справлялись. Или не хотели...
Вот и уехали с роддома вместо двоих детей с одним. Даже выбирать толком не пришлось - близнецы же. Одинаковые. Взяли того, который под руку попался. Виталькой назвали.
Подписали отказную на второго и были таковы. А от слов нянечки старенькой, что все про связь близнецовую твердила - отмахнулись. Мало ли какая там связь. Жизнь-то с одним проще будет, всё не два рта под боком.
Так и зажили. С одним. По-простому. А о втором и вовсе со временем позабыли. Нет его и все. Значит, и не было никогда.
А то, что сын один мается – это возраст такой...
Сначала вот в детсаду возраст. Капризный, спасу нет. Ищет все чего-то, куксится. Все ребятишки кучками - песочницы, качельки. Догонялки вот опять же. А Виталька как ломоть отрезанный, на столе забытый. Один...
В школе вот, тоже возраст. Двойки, драки. У директора в кабинете, как у себя у дома. Прямо к знакомому стулу проходит. Садится, дерзит. А взгляд больной. Маетный. Сам не знает, чего надо, чего не хватает.
Просто злит всё, раздражает. Будто душа на двое порвана, а ниток таких, чтобы сшить - не придумали. Больно. Выть хочется.
А всё же в институт поступил - чудо, не иначе. Спал, правда, почти все лекции, филонил. Компания дурная появилась. Выпивать, курить начал… По кривой дорожке пошёл.
Так и говорили соседям: «Дом – полная чаша, семья… Чего, дураку такому, не хватает?»
А Витальке не хватало. К двадцати годам до агонии, до скулежа не хватало. Стену ногтями царапал, с ума сходил. А потом поутих вроде.
Щенка-замухрышку в дождь с улицы притащил. Сказал с ним жить будет. Ругались конечно. Вонь да грязь дома, кому приятно? А он стеной встал. А через месяц и вовсе на съемную квартиру съехал вместе с собакой своей. Подработку нашёл. Институт поменял - на кинологическое перевелся.
«За ум взялся!» - выдохнули.
А он сгорел почти. Только за псину свою и держался. Гулять, кормить надо. Сдохнет ведь без него, кому ещё нужна-то на улице будет...
Вот и учился Виталька. Работал вечерами, чтобы угол у собаки свой был. Миска чтоб до верху наполненная. А сам – как придется. Иногда и вовсе поесть забыть хотелось. Да только у Ворона – так щенка черного, размером с волкодава вымахавшего, назвал – не забалуешь. Прикусит запястье. Рыкнет. И тянет, как вол, в сторону мисок своих. Ешь!
Ел, конечно... Не из мисок, понятно. Тарелку на стол ставил. Пельмени, котлеты. Голубцы вот иногда. Уж больно вкусные были. В соседней палатке на развес продавались.
Садился потом на пол, к стене спиной прислонялся, а голову к морде собачьей, улицей и дождем пахнущей, прижимал. И выли вместе. Как соседи терпели только?
Так и дотянул до диплома. А там профессор старенький помог, черт его знает, чего в студенте балбесе увидел. В центр кинологический определил. Не миллионы, понятно. А все ж поболее подработок ночных копеечка. И Ворона вот с собой брать можно.
Виталька натаскал за эти годы пса-то. Научил. Всю практику, считай, на нем и оттарабанил. С полуслова хозяина понимала дворняга здоровенная. А иногда и вовсе… Взгляда хватало.
продолжение следует...

Эти взгляды меж ними двоими особенными были. Будто канатами друг к другу притягивающими. На плаву удерживающими. И не понять, чьи глаза кого больше в плену держат. Серые ли - человеческие, от дыры в душе, до бездны разросшейся, потускневшие. Или собачьи. Карие, теплые. Живые. Привязанностью да пониманием наполненные…
Ворон первым-то и понял... Хотя нет. Унюхал сначала. Пока хозяин его бедовый овчаров да лабрадоров молодых для разных ведомств важных натаскивал, он по территории центра гулял. Черного кобеля здесь каждый знал. До того удивительного ума и послушания собака была.
А потому и не обратили внимания, когда Ворон в автобус запрыгнул. В том автобусе поисковики-спасатели напарников своих хвостатых, «курс молодого бойца» проходящих, с занятия очередного увозили.
А раз и Ворону в автобус этот нужно, значит, хозяин разрешил. Значит Виталька его где-то рядом. А когда лай да скулеж в автобусе-то поднялся, да мат знатный, такой, что у местной дворничихи Авдотьишны уши маковым цветом зажглись - спохватились.
Да только Ворон уже что хотел – успел. Нашел, кого искал. Кого, сам себе не поверив, унюхал. И смотрел потому снизу вверх в серые глаза незнакомого мужчины, чьего кобеля, бестолково скулящего, к полу автобуса прижимал. Порыкивал.
А когда понял, что заинтересовался человек, собаку свою приструнить готов… Прикусил вместо шкирки рыжей собачьей запястье загорелое человеческое.
Так и вышли втроем из автобуса. Дворняга черная впереди, человек, что говорится, на полусогнутых с рукой в собачьей пасти, как в капкане зажатой, да метис овчара пришибленный на поводке, хвост меж задних лап спрятавший.
Виталька когда эту процессию увидел, поперхнулся. Только и смог что «Фу!» выговорить. Да только Ворону больше-то и не надо. Он свое дело сделал. Привел к хозяину душу потерянную, совсем как Виталька пахнущую.
Пусть потрепал его в автобусе выводок собратьев черно-рыжий, пока люди что к чему соображали, поводки крепкие натягивали. Он всё равно бы не оступился. Уловил же уже след. Почувствовал…
Глупости это все, что собаки ничего не понимают. Для умной дворняги два плюс два сложить - плёвое дело.
Вот и гонял теперь Ворон пыль хвостом, на людей замерших посматривая. Догадаются ли? Поймут?
Разные же с виду-то... Виталька его вон – с бородой, на медведя-шатуна похож. А этот, пришлый, лысиной гладкой, как лампочкой сверкает. (Это уж потом расскажет, что на спор побрился, а там и понравилось…)
А глаза-то у обоих, словно отражение. Серые, маетные. Родинки-кругляшки на правых висках, как радисты друг другу семафорят. И улыбки кривые. Настороженные. И тоже… Одинаковые до безобразия.
И плачут мужики оба похоже. Скупо, что ли. Украдкой. Чего стыдятся, непонятно? И не наговорятся всё никак. Хорошо, что дверь тренировочной открыта. А рыжий, после автобуса силу Ворона почувствовавший, не ерепенится больше.
Ворон, так уж и быть, потянет за поводок, у ног копии хозяина валяющийся. Выведет бестолкового недоовчара по нужде. Даст людям время для них двоих. Им оно, ох, как надобно. Такие дыры огромные в душах развороченных. Кто знает, сколько времени зарастать будут?
А слушать все же интересно. Ворон даже уши в сторону разговора тихого навострил...
Надо же, судьбы какие - будто одна на двоих поделена. С детства оба места себе не находили. Как две половинки механизма одного, друг от друга оторванные. Маялись. Только вот собаками своими и спасались.
Витька-то, близнец хозяйский, тоже охламона своего, оказывается, с улицы щенком подобрал. Тоже в рыжий загривок всю боль да печаль выплескивал. Он и в поисковики-то потому и пошел, что всю жизнь в поиске сам не зная чего был...
А сейчас вот нашел. Встретил. Будто плотину в человеке прорвало – откровенничает. Вот уж и до сегодняшнего дня добрался:
- А уж когда твоя дворняга черная моего Грача к полу прижала, - Витальке, его внимательно слушающему, рассказывает…
Ворон даже морду лапой после слов этих прикрыл. Не заржать-залаять бы! Ишь ты, Грач! Ну точно, близнецы. Даже клички, и те похожие выбрали. Одинаковые.
Видать, и правда, сквозь года да расстояния друг друга чуяли. Неразлучники.
️ ОЛЬГА СУСЛИНА

НЕРАЗЛУЧНИКИ....

Моя бабушка вставала в пять утра и совсем не для занятий скандинавской гимнастикой. Гимнастику ей заменяла корова и коровьи аксессуары. Корову надо было подоить, аксессуары помыть. После работы с утяжелением, разминаясь, она готовила завтрак для людей, птицы, живности, котов, собак. Отправляла всех на работу и шла туда сама. 


Потом в её ежедневной программе были вольные упражнения на огороде. Художественная прополка, творческий полив. Уже вечером, когда все были накормлены, напоены, приготовлены ко сну, и коты, выжрав молоко, спали, собаки дрыхли, она сепарировала молоко и включала телевизор. 


У меня в таком режиме жизни вытягивались руки, пропадал живот, и кстати, практически отсутствовали комплексы по поводу несовершенства мироустройства. 


А однажды, я увидел бабушкины глаза. Увидел я их в тот момент, когда городская гостья, глядя на редиску, лучок, молоко, картошку, гостеприимно поставленные на стол, сообщила: 
- Как хорошо жить в деревне. Всё своё. Открыл холодильник и достал, а нам в магазин бежать, а там очередь! 
 
Автор: Сергей Серёгин

Вижу в ночи пост, в котором человек спрашивает:
— Чем у ваших котов пятки пахнут? И пятьсот человек отписываются в комментариях:
— Рыбой! Мхом! Тапочками! Сыром! Резиной! —То есть пятьсот человек ночью встали и пошли нюхать ноги своих котов. Я не могу об этом спокойно думать.
Ты котик. Ты спишь. Не ждёшь плохого. Открываешь глаза - а твои лапы в чужом носу... Понятно, что у хозяина всегда кукушечка была набекрень, но здесь уже совсем — тревога-тревога, волк унёс зайчат! Вам, предводитель, пора лечиться электричеством!
А ведь если тех же людей спросить:
— Чем у супруга ноги пахнут? А у детей? - Чёрта с два они двинутся с места. Даже оставляя в стороне возможность получить пяткой в нос, мало кто польстится на ноги родственников.
Да и собачьи, подозреваю, не вызовут такого энтузиазма.
И только коты, повсеместно, становятся объектами домогательств. Вы только вообразите эту картину: котики просыпаются, обалдевают, спрашивают:
— Ты очумела, мать?— Пытаются отобрать конечности. Но мать не останавливается! Глаза её горят нездоровым блеском, ноздри судорожно подёргиваются... Идентифицировав аромат, она бежит к компьютеру и радостно пишет:
— Ковром! Жёваным краем ковра!
—Хоспади, твая воля, - думает котик, отползая. - Ана живала кавёр...
Товарищи! Остановитесь! Прекратите сходить с ума над котами. 


И давайте всё-таки сразу договоримся, — задние или передние?


Елена Михалкова

Виталий Александрович после работы заехал в супермаркет и выходя из него, нагруженный пакетами нечаянно, плечом задел пожилую женщину.
-Извините, извините пожалуйста. Вам больно? - наклонился Виталий к женщине.
-Виталька, каким оболтусом ты был, таким и остался,- улыбаясь сказала женщина.
-Тётя Маша! Мария Ивановна!
Виталий бросил пакеты на тротуар и обнял маленькую, сухонькую фигурку женщины,- как я рад вас видеть. Как школу закончил, ни разу вас не встретил, очень рад.
Искренность молодого человека читалась в его объятиях, в его широкой улыбки, в неподдельной радости в глазах.
-Ой не могу, как вспомню, как вы за мной то с веником, то с мокрой тряпкой гонялись, иногда и получал от вас.
Мария Ивановна улыбалась:
-Сердишься наверное за моё воспитание. Вон каким господином стал.
-Да что вы, я всё это вспоминаю, как лучшее, что было в моей жизни.
-Ох и сорванец ты был Виталька. А сейчас что? Дожно какой то начальник, если по внешнему виду судить.
-У меня своя фирма.
-Что, хозяин значит? Все по имени отчеству кличут, а я вот Виталькой назвала.
-Знаете, как мне приятно Виталькой быть и услышать это от вас, как будто в детство вернулся. Тётя Маша, вы торопитесь? Давайте в кафешку зайдём, здесь рядом, за углом, а то мы тут на тротуаре стоим, прохожим мешаем. Какао с коржиками закажем, как в школьной столовой, или что другое, если пожелаете. Пожалуйста. Вот только пакеты с продуктами в машину отнесу.
-А я не отнимаю время у такого важного господина,-улыбнулась тётя Маша.
-Какой я господин, для вас я всегда-Виталька. Очень мне хочется чтобы вы чаще у меня время отнимали и возвращали в то время, где я всего-навсего Виталька.
Красивый молодой человек и маленькая пожилая женщина своим заразительным смехом привлекали взгляды посетителей кафе, а эта пара
были так увлечены воспоминаниями, что не замечали удивлённые взгляды.
-Тётя Маша, а вы до сих пор в школе работаете?-спросил Виталий.
-Нет. Новая школьная директриса дала понять, что пожилым в школе не место, вот я и ушла, а так бы ещё поработала, здоровье позволяет. Да вот, только пожилых на работу не очень то берут. Как услышат какой возраст, так говорят, что перезвонят и не перезванивают. А пенсия такая, что еле концы с концами сводишь. Детей то Виталик, Бог мне не дал, помощи ждать не откуда. Я поэтому всю жизнь в школе проработала, что с детишками рядом. Любила я вас сорванцов, да мне кажется и меня дети любили.
-Не кажется вам тётя Маша, мы вас очень любили.
-А теперь вот одна, как перст. Иной день и словом перемолвиться не с кем. Ну что обо мне? Я своё время отжила. За тебя рада Виталик, что у тебя всё хорошо. Такой ты был лоботряс и хулиган, ан вот ты теперь какой.
- В отца наверное хулиганистым был. Я его почти не видел. Только освободится из тюрьмы и тут же возвращается , в тюрьме и умер. Мама одна меня растила,-улыбка с лица Виталия спала и он грустно произнёс,- а у меня мама в прошлом году умерла, так что я теперь тоже один.
-Царствие небесное твоей мамы, а тебе Виталик здоровья, хороший ты хлопец,- сказала тётя Маша,- спасибо тебе Виталик за угощение, но мне пора, а то темнеет, надо идти.
-Я вас подвезу, я на машине. Подождите, я хочу вам предложить работу уборщицы в моём офисе. Соглашайтесь, что вам дома одной сидеть.
-Ой, Виталик, а я справлюсь? Я бы конечно пошла, всё ж среди людей.
-Уверен, справитесь. Завтра и заступайте. Только уговор, зовите меня как раньше звали Виталькой, - подмигнул Виталий Александрович тёте Маше.
-Даже при подчинённых Виталькой звать?
-При всех- я для вас Виталька.
-Виталий Александрович, к вам какая-то бабка рвётся,-доложила секретарша Алина, удивлённо приподнимая брови- говорит что вы её на работу пригласили.
-Алина, уясни раз и навсегда не бабка, а тётя Маша и всех сотрудников оповести, чтобы эту женщину называли тётей Машей и пригласи сюда менеджера по кадрам.
Когда в кабинет пришёл Антон-менеджер по кадрам, Виталий Александрович и тётя Маша пили чай с плюшками, о чём -то беседовали и смеялись.
-Тётя Маша будет у нас работать уборщицей. Антон оформи с окладом в тридцать тысяч.
Антон, как и секретарша Алина удивлённо приподнял брови.
-Да, да и не надо так реагировать. Прошу любить и жаловать и называть нового члена нашего коллектива тётей Машей. Тётя Маша, подождите пожалуйста в приёмной. Антон выйдет от меня и объяснит ваши обязанности.
-У нас же сотрудники клининговой компании убирают,-напомнил Антон Виталию Александровичу.
-Вот и пусть так же в вечернее время и убирают. Всем сотрудникам объясни, чтобы Марию Ивановну называли тётей Машей и если кто желает тут так же продолжать свою рабочую деятельность, должны к ней относиться с уважением. Ну как к своей бабушке, или тёте, или даже как к маме. Выполняй, Антон.
-Алина, теперь, когда будешь мне готовить утренний кофе, всегда приглашай в мой кабинет тётю Машу. Мы вместе будем завтракать.
-Хорошо,-ответила секретарша, теперь она решила ничему не удивляться.
Мария Ивановна приступила к работе и была удивлена такой чистоте в офисе. Это не школа, где нужно тряпкой махать не переставая.
-Виталик, так тут мне нечего убирать,-как то за их общим завтраком, сказала тётя Маша,- я так не могу- деньги ни за что получать. Не честно это.
И Виталий дал распоряжение , частично отказаться от услуг клининговой компании.
В офисе в основном работала молодёжь и тётя Маша относилась к ним, как к ученикам в школе. Все её полюбили и относились к ней по доброму, а она в скучную офисную жизнь внесла столько радости, юмора, теплоты, что если тётя Маша отсутствовала по какой-то причине, все беспокоились не случилось ли что с их любимой тётей Машей. Она даже сплотила коллектив и все за это ей были благодарны.
Тётя Маша невзирая на статусы, положение, должности, относилась ко всем одинаково и называла всех по именам. Она как и в школе, учила офисную молодёжь и если считала нужным, делала замечания.
-Алина, ты что такую короткую юбку надела? Нешто, это рабочая форма? Где ж тут ребятам о работе думать, когда твои ножки у них перед глазами. Чтобы я на тебе больше не видела этот срам.
Алина смеялась и обнимала тётю Машу:
-Тётя Маша, ну когда же мне короткое носить. Пока молодая, хочется и короткую юбку одеть. Ну разрешите мне.
-Ну ладно, егоза, кого хочешь уговоришь,-соглашалась тётя Маша,-смотри, Витальку не соблазни, хотя его давно пора соблазнить, жениться ему пора, а то совсем разбалуется.
-Антон, это что это за штаны у тебя с дырками? Тебе что, Виталька мало платит, что ты не можешь брюки себе купить?-возмущалась тётя Маша.
-Это ж мода такая, тётя Маша,-хохотал Антон.
-Да что ж ты, подросток какой то, чтобы такие штаны носить. Ох, плохо, что ты в моей школе не учился, не отхватывал веника. Вот Виталька получал от меня то веника, то тряпки, так и толк из него вышел.
А иногда Мария Ивановна заходила ко всем работникам офиса и делала всеобщие замечания:
-Дорогие мои ребятушки, прошу бумагу мимо корзин не бросать и туалетом пользоваться аккуратно, а то я сяду около туалета и после каждого там буду проверять гигиеническую обстановку и тогда уж держитесь у меня. Если хорошо будите себя вести, к концу недели напеку вам пирожков. Кто с какой начинкой желает, заявки принимаются.
Все смеялись и обещали вести себя примерно и чувствовали себя школьниками, ведь самое лучшее время жизни человека-это детство и чем дальше мы от него отдаляемся, тем сильнее нам хочется почувствовать себя детьми, а офисные работники, рядом с тётей Машей чувствовали себя детьми.
Когда Мария Ивановна стала совсем старенькой, она продала свою квартиру и по настоянию разгильдяя, оболтуса и хулигана Витальки, переехала к нему жить. Виталий уже не представлял своей жизни без этой худенькой старушки. Она стала для него второй матерью.
На тот момент Виталий и секретарша Алинка, являлись мужем и женой и у них было двое детей, двойня-мальчик и девочка. Тёте Маше было чем заняться, ей нужно было воспитывать детей Виталия.
Данька, сын Витальки и Алинки рос таким же оболтусом, как и его папаша и поэтому, у тёти Маши , на всякий случай, всегда наготове веник и мокрая тряпка, а они иногда помогают лучше всяких бесед и разъяснений.
Автор?

- Кошки не плачут. Кошки не плачут, - как мантру повторял Гриша, глядя, как жмущиеся друг к другу еще секунду назад, неуверенно смотрящие на него худой черный кот с подранными, будто кудрявыми ушами, и серая, в белых носочках маленькая кошка, почти одновременно ставят дрожащие лапы ему на колени.
- Кошки не плачут. Кошки не плачут, - продолжал шептать мужчина, словно в замедленном кино наблюдая за радужными бликами переливающихся капелек, собравшихся в уголках раскосых кошачьих глаз.
- Кошки не плачут. Кошки не плачут! - срывающийся голос разрезал тишину комнаты и, выругавшись сквозь зубы, Гриша подхватил неуклюже пытающихся забраться на него животных, чтобы уже через секунду прижать их, совершенно несопротивляющихся, к груди и, судорожно вздохнув, посмотреть на застывшую в проеме двери жену.
Эти двое появились в доме благодаря ей - его упрямой, ни секунды не сомневающейся в своем решении, женщине. Появились не больше недели назад, и все это время жались по углам квартиры, боясь лишний раз попасться ему на глаза.
Как же он ругался, когда вместо оговоренного котенка Оля притащила из приюта это недоразумение. Мало того, что возрастные, потрепанные, так еще и расцветки самой что ни на есть обычной, неприметной. Глазу зацепиться не за что.
Но супруга была непоколебима. Вцепилась в черно-серый, будто склеенный, клубок мёртвой хваткой, скупила весь кошачий магазин за один заход и, как наседка, сидела каждый вечер на полу, напротив большой лежанки, повторяя, что красивее в своей жизни никого не видела. И ведь не было в них никакой красоты. Ничего не было. Хвосты как плети, усы поломанные – ну что в этом красивого?
Вот только Оля упорно стояла на своем, и Гриша спустя неделю сдался. Пришел после работы и вместо того, чтоб, как раньше, проигнорировать направленные на него настороженные взгляды, по какому-то наитию сел на диван, глянул на замершую парочку и буркнул:
- Ладно уж, права жена - красивые...
А им словно того и надо было. Переглянулись, не веря, вскочили со своей лежанки шустрее котят маленьких и…
- Оля, почему они плачут?! - прижимающий к себе животных мужчина вопросительно посмотрел на улыбающуюся супругу и, покрепче перехватив приникших к нему питомцев, нахмурился.
- А ты у них спроси, - ответила Оля и, ласково глянув в сторону жмущихся к Грише кота и кошки, прикрыла глаза, мысленно возвращаясь в тот самый день, когда пришла в приют за котенком.
Что ее дернуло остановиться у находящихся в дальней части комнаты клеток, Оля не знала. Просто вдруг зацепился взгляд за переплетенные сквозь прутья вольеров лапы. Приклеился к двум живым и, в тоже время, почти мертвым существам. Обреченные… Другого слова она и подобрать бы не смогла. Просидевшие в приюте не один год. Не надеющиеся ни на что, но продолжающие упорно тянуть лапы друг другу, словно цепляясь за видимый им одним спасательный круг.
Сколько они прожили в соседних клетках? Нескладный черный кот, чьи подранные кудрявые уши и поломанные усы совсем не вписывались в стандарты кошачьей красоты, и неприметная серая кошечка с белыми носочками на лапах. Оба взрослые, неказистые и совсем не умеющие привлекать к себе внимание.
Старожилы – так назвали их волонтеры. Животные, у которых практически нет шансов. И будущего тоже нет. Ну кому они такие нужны? Ни ярких пятен, ни звонкого мурчания. Тени… Блеклые тени самих себя, вопреки всему, спасенные с улиц города и хотя бы здесь, в тесном пространстве клеток, получившие возможность дожить свой век в сытости.
Мимо них проходили не глядя. Молча. Торопясь и как-то нервно отворачиваясь. Словно боясь задержать взгляд, боясь остановиться, разглядеть… И утонуть в собственной жалости к тем, кто провел в стенах приюта бесконечно много времени. А потом, радостно воркуя, прижимая к себе маленького котенка или яркую, похожую на облако сахарной ваты, пушистую кошку, исчезали навсегда, чтобы там, дома, строить свой мир с тем, кто достоин. Приметен. Красив. В конце концов, молод…
Откуда-то пришло понимание, что они не обижались. Давно уже разучились это делать. Какие обиды, когда рядом с тобой полная миска, а под боком мягкий лежачок. Это ли не счастье, после вечной гонки на выживание и уличного одиночества, в котором каждый день, как маленький личный ад? А здесь они есть друг у друга. Пусть через прутья стоящих рядом клеток, самыми кончиками мягких лап...
Может, потому и смотрели они, не отворачиваясь, на покидающих стены приюта сородичей. Не зло смотрели. Не просительно. А с той затаенной нежностью, что есть во взгляде старых, умудренных жизнью животных. Радовались. За маленьких, вертлявых котят радовались. За пушистых красивых кошек и длинноусых, статных, похожих на статуэтки котов. За всех тех, кому, в отличие от них, неприметных, посчастливилось стать нужными. Важными. И познать что-то гораздо большее, чем огораживающие тебя от сумасшедшего мира стены приютской клетки…
Оля помнила, как сажала их в переноску. Не верящих. Растерянных. Как суматошно подписывала договор и что-то отвечала на вопросы не сумевших скрыть слезы радости сотрудников приюта. Как плакала сама, украдкой заглядывая в смотрящие на нее из переноски две пары внимательных глаз.
- Не котята. Не красивые, - шептал ей по пути домой ветер...
- Глупости! Самые настоящие глупости! - спорила с ним всю дорогу Оля.
Она красивее никого и не видела, хоть и посмотреть успела немало.
А теперь вот муж спрашивает, чего они плачут. Да от счастья они, глупый, плачут. От счастья. Оттого, что на старости лет нужны оказались. Оттого, что красивыми назвал и заметить соизволил. Что вместо прутьев холодных, к рукам твоим прижаться могут, вместо опостылевших приютских стен в глаза твои смотреть...
Много ли им, старикам, надо? Вон как носами в щеки твои тычутся, будто щеки эти валерьянкой намазаны. Хотя...
Оля присмотрелась к влажным дорожкам на любимых мужниных щеках, нахмурилась...
- Да нет, глупости все это,- пробормотала, - не плачут мужчины. Ведь не плачут же?
Автор ОЛЬГА СУСЛИНА.

Где-то между часом и двумя ночи мы ложимся спать. Я говорю мантру “жарко-жарко-жарко-как же тут блин жарко”, а муж говорит мантру “мне вообще-то завтра на работу вставать”. Собака залезает под кровать, а кошка ходит по кухне. Я ворочаюсь, задыхаюсь, раскидываю руки и ноги и чувствую, как мое тело плавит матрас. Так проходит час или полтора. Я начинаю впадать в слабый сон. 
 Собака понимает, что вот он - ее момент, я больше не ворочаюсь, и запрыгивает к нам на кровать. Она ложится в районе наших ног животом кверху, упираясь при этом жилистыми лапами в мою ногу. Я говорю, что запрыгивать к нам на кровать не надо, потому что собака мохнатая, теплая и царапает когтями. Собака говорит ну попробуй меня выкинь, и я начинаю выдавливать из кровати аморфную собакоподобную массу, у которой нет ни лап (они предусмотрительно прижаты) и которую не за что подцепить. У этой мохнатой массы есть только удвоившийся по отношению к дневному вес. Наконец, я допинываю собаку до края кровати и она шлепается вниз. Это ничего, говорит собака, ты наверное перепутала меня с какой-то другой нежеланной собакой, я сейчас еще попробую залезть. Цокая когтями, собака обходит кровать и залезает на нее еще раз, стараясь не задевать мои ноги. Я все равно не хочу с тобой спать, говорю я, и медленно спинываю аморфную собакоподобную массу, пока не услышу бух и цокот приземлившихся когтей. Собака говорит, что она была о мне лучшего мнения и заходит со стороны мужа. Я изгибаюсь по диагонали и выпинываю собаку из-за мужниных ног. Собака предлагает ввести соскок с кровати в олимпийскую программу. Я предлагаю всем поспать. Собака удаляется под кровать и обиженно оттуда вздыхает и кряхтит. 
 Муж говорит, что он меня очень любит, и нам надо слиться в объятии. Я говорю мужу, что обниматься в такую жару смерти подобно, и пытаюсь его отвратить от этой затеи. Муж просыпается и спрашивает, зачем я его бужу, ему вообще-то завтра на работу вставать. 
 Кошка грудным голосом говорит, что ей не хватает ночных развлечений. Она сейчас нам покажет, как это делается, и мы, так и быть, можем присоединяться. Кошка показательно гарцует пару раз туда-сюда с топотом копыт. Я говорю кошке, что никто к ней присоединяться не станет, все хотят спать. Ну и ладно тогда, говорит кошка, я обиделась. И взлетает на кухонный шкаф под потолком. Минут через пять она бросается вниз на холодильник, как опозоренная девица в горное ущелье. Звук такой, как будто падает мешок крупы. Я кое-что забыла сделать там внизу, говорит кошка, и идет в ванную. Там она окапывается в гравии (на самом деле это бетонитовая глина). Я говорю кошке: ты уже все закопала. Что, я не слышу, говорит кошка, разбрасывая гравий вокруг себя. Я говорю: ты уже закопала. Не могу разобрать, что ты говоришь, говорит кошка, шоркая когтями по пластику. Я говорю: закопала уже. Не слышу тебя, говорит кошка, шоркая когтями по плетенной из бамбука тумбочке. Потом она выходит из ванной и говорит: так что ты говорила-то? Я говорю: закопала! Кошка говорит: а, ну я так и подумала. Но я вернусь на всякий случай и еще немного поскребу. Кошка возвращается в ванную и говорит: а как чудесно точить когти об эту тумбочку! 
 Муж говорит, что он нашел удивительное положение тела, в котором можно издавать такие звуки, как свист, треньканье, сипенье или рык. Я говорю мужу, что ему надо перевернуться на бок. Муж говорит, что ему вообще-то завтра на работу вставать. 
 Собака говорит, что на пустой желудок ей не спится, и цокая когтями, идет на кухню. Там она окапывается в гравии (на самом деле это сухой корм). Она подцепляет его ртом, и невошедшие в собаку остатки гулко падают в пустую металлическую миску. Затем, влажно шлепая, собака пьет воду и прикидывает, войдет ли в нее еще немного гравия. Я попробую, говорит собака. Затем она снова возвращается под кровать и у нее получается заснуть. Во сне собака видит нехороших людей, которых надо отогнать. Лаять во сне собаке не удается, и она говорит просто вуф. Вуф. Вуф. Я говорю собаке, что ей это снится, и нечего тут вуфкать. Собака замолкает, и ей начинает сниться хороший сон, в котором она бежит за добычей. На деле она скребет когтями об пол. Я говорю собаке, что жизнь есть сон. 
 Муж говорит, что он всегда мечтал вот так вот широко раскинуть руки и ноги в кровати. Я говорю, что это прекрасно, но мне тоже нужно какое-никакое пространство для сна. Я говорю мужу, что ему надо перевернуться на бок. Муж говорит, что ему вообще-то завтра на работу вставать. 
 Тут собака с громким криком выскальзывает из-под кровати и говорит, что защитит нас всех от человека, который между третьим и четвертым часом ночи прошел по лестничной площадке, потому что она во-первых страшная, а во-вторых бесстрашная. Муж говорит, что ЕМУ ВООБЩЕ-ТО ЗАВТРА НА РАБОТУ ВСТАВАТЬ. То есть говорит он совсем не это, но смысл всем понятен. 
 Просыпаются птички. Птички говорят, что хоть ночь темна и полна ужасов, но конец этому близок, и скоро взойдет солнце. Я говорю, что солнце - это звезда смерти, и оно зажарит нас всех.  
Соседи, которые видимо работают пекарями и водителями общественного транспорта в утреннюю смену, говорят, что им пора на работу. Город говорит, что надо немедленно спасать какого-то несчастного на скорой помощи. Виу-виу-виу. Трамвай с рокотом проезжает по мосту и говорит: ухх, мощны мои лапищи!  
Где-то после четырех энтузиазм птиц-огнепоклонников спадает, кошка спит на шкафчике на кухне, собака спит под кроватью, а муж спит рядом со мной. Я наконец-то охлаждаюсь до той температуры, когда уже можно заснуть. 
Я сплю. 
 Автор: Александра Петуховская

Николай меня так ревнует! «И что тебе зоотехник сказал? И что к тебе почтальон подходил? И что ты с соседом у колонки стояла?..» Гос-споди, соседу девять лет.
Накричится, потом ползает на коленях, прощенья просит: «Пусти, Груня, в постелю, я тебе шубу куплю».
Сколько уж говорила ему: «Еще раз бельма выпучишь, заберу корову и уйду. Живи один в грязи, сволочь немытая».
Зоотехник говорит: «И как ты с таким обалдуем живешь? Такая женщина редкая – и с таким засранцем».
На той неделе к столбу приревновал. Ей-богу, не вру. Ворота пошла затворить, а стемнело уже. Стою, столб обняла – летит с топором, спасайтеся все столбы. Меня-то чуть не убил.
Домой пришли, давай смешить меня. Танец грузинский танцевал: нож в зубы взял, трусы до коленков, руками машет... Ноги кривые. И подпрыгивает, и вприсядку. Да поскользнулся – простоквашу на себя опрокинул, сидит – вылитый грузин.
В лес пошла по ягоды, слышу: следом крадется кто-то. Камень нашла да камнем в кусты. Домой прихожу – у него на лбу шишка больше головы. «О косяк вдарился». Как же!.. Что я побольше-то камень не нашла?
На работе сейчас денег не дают, только если хорошо работаешь... тогда или грамоту, или: «Позвольте, я вас обниму». А я очень хорошо работаю. Ну и чего-то тут один раз грамот совсем не было. А мой не пошел на собрание: «Я на рыбалку лучше».
Ну вот, грамоты ни одной, а начальства понаехало много. Они все и полезли из президиума: «Позвольте, и я вас обниму».
Глава администрации когда пошел обнимать – седьмой он уже был, – из зала вдруг:
– Руки прочь! Все на баррикады!
Летит с ножкой от стула. Срамота, господи! Не знаю, куда от стыда деться. Глава тоже перепугался, – может, покушение. Спрашивает:
– Это ваш муж?
Я говорю:
– Нет. Мой на рыбалке.
С ними обоими плохо...
И ревнует, и ревнует, уже сил никаких нет. Помаду попрятал всю, чтобы не красилась. Хожу, как черт.
С месяц назад сидим вечером в избе. И вдруг свет выключили. Он сразу:
– Груня, ты где?
Я затаилась нарочно, молчу. Слышу, он ко мне шарится, я к печке.
– Груня, ответь мне.
Я лицо сажей намазала. Говорю:
– Вот я.
Он за руки меня взял. Голос сладкий сделался.
– Это, Грунь, обрыв на линии... надолго. Давай ложиться спать. – И целоваться лезет.
Тут свет включили... Я при родах так не кричала.
Под утро начнет просыпаться, всё рукой рыщет – на месте я. И каждый раз:
– Это ты?.. Это ты, Груня?.. Грунь, это ты?
Кто ж еще? Кого ж он там еще хочет найти?.. Самый сон сладкий – он бубнит в ухо.
Я к чему это рассказываю. У нас свинья опоросилась, и все поросята хорошие получились, а один дохлый почти. Тихонький, не верещал никогда, ножки у него подламывались. Не стоял на ножках. Ну и я как-то утром встала засветло, вымыла его, обсушила и в кровать на свое место. Сама за спинку спряталась. Светать стало. Слышу:
– Грунь, это ты?.. Это ты, Грунь?
Говорю:
– Я, милый.
И что вот одно слово может с мужиком сделать! Прямо я чувствую, восторг в нем поднялся. Крутанулся он в мою сторону!.. И тишина... пять минут... десять... Ни звука. Высунуться боюсь – или он помер, или меня прибьет. Потом слышу:
– Грунь...
Говорю:
– Чего?
– Чего это с тобой?
– Да вот, – говорю, – довел ты меня, свинья, своей ревностью.
С тех пор потише стал, только заикается иногда.
Говорят, один был – ревновал, ревновал жену ни за что и придушил под конец.
А я вот не ревнивая совсем. Тут к соседям из Москвы приехала одна... Так, ни кожи ни рожи. «Я – художница, я – портретистка. Хочу вас, Николай, порисовать».
Я крапивы нарвала – она с тех пор одни цветы рисует. И всё, что ревновать-то?
Анатолий Трушкин

- Сима! Ты шо, опять стираешь? Сима, ты сдурела. Ты каждый день стираешь. Де ты будешь сохнуть белье. На улице дождь. На веранде веровок мало. Сима! А ,если кому-то из соседей тоже надо постирать, если есть такой самашедший, шобы в такой дождь стирать. Ты же вчера стирала, а сёдня опять. Ты када- нибудь будешь отдыхать. Када ты успеваешь постирать перед тем, как бежать на работу. Вот смотри, ты вешаешь уже вторую веровку, а мы ведь договаривались, шо если дождь будем стирать только по одной веровке. Де ты набрала стока белья, и всё белое, хорошо что твои домашние не носят белые тапочки.... ещё . Сима, остановись, отдохни, ответь хоть шо-нибудь.
- Почему, почему. Потому что мои все...засранцы, и муж- засранец, и дети - засранцы, и собака - засранка...
- Оспади, Сима...как они тебя довели....вешай, вешай. Я сегодня стирать не буду, можешь занимать мою веровку.
- А соседи - засранцы и зануды.
- Да, да... конечно.
- Причем все...поголовно.
- Вешай, Сима, вешай. Я тебе кофе сварю...вешай.
- Паразиты, сволочники...
- Ты не за рулём? Я тебе в кофе коньячка плесну...
- Сволочи и шлемазлы...
- Вот давай, последняя прищепка и всё. Пей.
- Козлы...
- Ещё глоточек.
- И начальник...
- Ещё глоточек.
- И дождь...
- Вот дождь да...точно. Но после обеда будет солнце.
- Спасибо.
- Беги, беги. Высохнет, я сниму...не волнуйся. Вот, довели...паразиты, засранцы...и соседи...зануды и сволочники.

Автор Марина Гарник 
Художник Ирина Бабиченко

"Арфы нет, возьмите бубен"



Вчера прочитала статью, как француженкам удается вкусно есть и при этом оставаться стройными. Секрет простой: есть надо мини-порциями, а жевать - долго, наслаждаясь каждым кусочком. Ну, думаю, с завтрашнего дня попробую питаться как француженки, а сейчас поем напоследок по-нашему. Только я пошла проверить, что там вкусненького завалялось в холодильнике, как часы предостерегающе пробили полночь. Пришлось ограничиться кусочком рыбки, соленым огурчиком и зефиринкой.
Утром я проснулась с мыслью о стройных французских женщинах и о том, что с сегодняшнего дня начинаю новую жизнь. Ничего-ничего! Через пару недель мы покажем этим французам, что наши женщины тоже имеют силу воли и могут быть стройными. Мне всего-то ничего сбросить надо - килограмма три. Ну пять. Если честно, то, конечно, хотелось бы семь. Но три меня тоже устроят.
Теорией здорового питания я владею, поэтому, выпив натощак большой стакан воды с яблочным уксусом, я заварила кипятком пять столовых ложек овсянки с пригоршней семян льна и тыквенных семечек, запила все это сваренным кофе без сахара, побаловала себя кусочком санкционного сыра и осталась вполне довольна собой. Все-таки хорошо, когда питаешься здоровой пищей и понемногу. Такая легкость в организме и на душе!
Через час я захотела есть. Да что там есть. Прям приступ голода атаковал меня. Ничего, съем яблочко.
После яблочка я выпила кефир. После кефира снова съела яблоко, хотя очень хотелось рубануть стейк рибай, оставшийся после вчерашнего ужина. Он лежал такой мягкий, растомившийся, с матовыми ниточками ароматного жирка… Ну ничего. У меня же есть сила воли. Я отрезала маленький кусочек и, тщательно пережевывая мясо, заела его горой салата. Хорошо все-таки, что я не сорвалась. Молодец.
Через пару часов я стояла у плиты и варила в небольшой кастрюльке овощной суп (в небольшой, потому что все равно никто, кроме меня, его есть не будет). Тарелка полезного супа с ложкой йогурта вместо сметаны утолила голод, и я поспешила убраться из кухни от греха подальше.
Весь день меня одолевали мысли о том, чтобы еще такого съесть, чтобы не поправиться. Мысленно я перебрала все содержимое холодильника и вдруг поняла, что совершенно не подготовилась к новой жизни: холодильник забит мясом, пельменями, а овощей и фруктов почти не осталось. Надо было не сегодня, а завтра начинать новую жизнь! Точно. Завтра съезжу в магазин, затоварюсь свежей клетчаткой, белками и начну новую жизнь. А сегодня надо подъесть все неполезное, чтобы не было соблазнов.
Настроение сразу улучшилось, живот радостно буркнул, ноги сами привели меня на кухню, к пельменям. Люблю я их, родненьких, вкусненьких…
Отварила себе сразу пятнадцать штук, чтобы наесться и не варить дважды. Присыпала черным перчиком, смазала сливочным маслицем и начала вкушать каждый пельмешек. По-французски, не торопясь, наслаждаясь сочетанием тонкого теста альденте и растекающимся по языку говяжье-свиным соком с привкусом лука и чесночка – ах-вах-вах! Гурманю, готовлюсь к завтрашней новой жизни. Когда на тарелке остается сиротливая кучка из трех пельменей, вспоминаю, что в морозилке всего-то и осталось их штук десять. Надо доесть и дело с концом. И больше никаких соблазнов.
Я засыпала в еще не успевшую остыть воду остатки пельменей (их оказалось тринадцать) и минут через пять, повторив процедуру с перчиком и маслицем, удобно устроилась за столом, втайне молясь, чтобы никто не зашел на кухню и не покусился на них. Кот, словно услышал мои опасения, тот час возник рядом и начал тереться о ноги, периодически вставая на задние лапы и преданно заглядывая в глаза. Пришлось делиться. Так что съела я не двадцать восемь, а двадцать пять пельменей.
Потом мы с котиком запили пельмешки молочком и прилегли на диванчик. И вот лежу я на диване, смотрю в потолок и думаю: «Как так случилось, что я непоправимо обожралась? Ну съела бы пять-семь штук, как француженка, так нет – сразу двадцать пять! Все, завтра точно начну новую жизнь! Какие-нибудь две-три недели - и сброшу я эти несчастные три килограмма и буду к весне стройной, как французские женщины».
Тут совсем некстати вспомнился остаток подкопченного закарпатского сала с тонкой мясной прослоечкой, что лежит в морозилке в правом верхнем углу. «Да что уж там, все равно день пропал!» - вздыхаю я и обреченно плетусь к холодильнику. Поедая, как пирожное, бутерброд с салом, я утешала себя тем, что хоть с наслаждением у меня все в порядке. А это значит, что я уже почти как полфранцуженки. Надо только с количеством еды разобраться. Но этим я займусь завтра. Я точно решила.
В окне купалась в облаках и ухмылялась луна – свидетельница многих клятв и обещаний на сытый желудок.
Под боком уютно мурлыкал кот.
Я довольно закрыла глаза и старательно, как учат эзотерики, визуализировала заветную мыслеформу - цифру на весах.
В теории я, как вы уже поняли, хорошо подкована.
️ Лика Шергилова

Кафе в Париже.
За столиком сидит женщина, к ней подходит мужчина:
- Мадам торопится?
- Мадам не торопится.
- Мадам выпьет чашечку КОФЕ?
- Мадам выпьет чашечку КОФЕ.
- Мадам замужем?
- Мадам замужем.
- Мадам могла бы позвонить мужу и сообщить, что ее изна@@ловал    
 незнакомый мужчина?
- Мадам могла бы позвонить мужу и сообщить, что ее изна@@ловал
 незнакомый мужчина шестнадцать раз!
- Шестнадцать раз?!
- Месье торопится?
из сети

- Фира, мне сказали шо вы продаёте трумо.
Таки да?
- Хорошо, шо не славянский шкаф.
- Так да или нет?
- Да.
А вам зачем?
- Здрасте.
Шобы купить.
- А я думала,шо тока посмотреть.
- Сначала посмотреть.
- Вам не подойдёт.
- По цене?
- По фигуре.
- Не поняла.
- К вашей фигуре нужен трельяж.
Вы в трумо не поместитесь.
- Ойц, так и скажите, шо ваше трумо- фуфло.
- Вы так хотите купить ,как я продать.
Смотреть идёте?
-  А як же!.
Не тока смотреть, но и щупать.
- А шо вы не спрашиваете за цену?
- Если мине не подойдёт качество, то не всё ли равно за какую цену вы его мине хотите впихнуть.
- Может вам дорого!?
Так шо его щупать.
- Фира, я уже лет десять не знаю таких слов...."дорого".
Мине надо точно знать...оно мине надо или где.
А это определяется тока тактильными ощущениями.
Надо щупать.
из сети

mamusia пишет:НЕРАЗЛУЧНИКИ....

Кстати, не только это повторяется. Я уже много чего читаю по второму разу, просто ползать и искать совсем не хочется

ПтичкаBY пишет:

mamusia пишет:НЕРАЗЛУЧНИКИ....

Кстати, не только это повторяется. Я уже много чего читаю по второму разу, просто ползать и искать совсем не хочется

Всё может быть.... я просто пропускаю, не отмечаюсь на повторах. Хотя, смешное могу и перечитать.   Могу и сама повториться....

Как-то я шла по улице, а впереди меня шла старушка и её внучка лет десяти. Девочка восхищённо рассказывала о красивой кукле её одноклассницы, о том, что у неё есть и разная одежда, и кровать с мебелью, и всякие сумочки, заколочки и прочее. 
В конце своего эмоционального рассказа, девочка грустно добавила: "У меня никогда такой куклы не было и, наверное, не будет…"
Мне в том момент стало безумно жаль девчушку, так, что я готова была подойти к ней и повести в ближайший магазин игрушек, чтобы купить понравившуюся куклу. 
Но ответ её бабушки заставил меня изменить мой настрой...
«Да у тебя есть гораздо больше, чем у Маши. Её отец с ними не живёт, у него давно другая семья, вот и откупается дорогими подарками, а мама её оставила няне, а сама занимается работой и личной жизнью. 
 Ну так ведь? Ты же сама знаешь. 
А ты вот недавно пришла расстроенная, кто тебя вечером успокоил и поднял настроение? Папа! 
А кто тебе сделал самую красивую причёску на новый год? Мама. 
А кто с тобой летом ходил в поход, о котором ты всем потом рассказывала? Дедушка. 
А я? Я всегда готовлю то, что любит моя любимая внученька, сейчас вот твоих любимых пирожков с капустой налепим вместе. 
Ну разве это всё может сравниться с какими-то куклами?»
Счастье ведь не в том, чтобы иметь возможность покупать что-то дорогое, а в том, что у вас уже есть. Но многие этого просто не замечают.
Оглянитесь, присмотритесь к своей жизни. Что у Вас есть? Даже если есть неприятности, жизненные трудности, проблемы или чего-то не хватает, всё же, может быть, Вы уже счастливый человек?


Из интернета. Автор не был указан.