Уголок читателя - 5

Классика



На фортепианном концерте была, но речь не об этом.
Сзади меня парочка сидела – мать и сын. Самые мерзотные на свете создания, какие мне только встречались в жизни. А я уж, поверьте, повидала.
Помните мультфильм про Дюймовочку, там персонажи были жабы - мамка и ее сынка. «Ну все, поспали, теперь можно и поесть…» Вот как раз эти сидели сзади меня.
Уродский мальчик все время шелестел оберткой печенья, а его мамаша под Сибелиуса громким шепотом говорила ему: «Запивай водичкой, Славочка, запивай, не в сухомятку чтоб».
И он отвечал в полный голос: «А скоро кончится? Мам, отдай планшет.»
Когда я обернулась, грозно свела брови, она развела руками и сказала: «Ребенок, кушанькать хочет». И сынка продолжил жрать.
Потом сынуля громко сказал: «В туалет хочу». (Очевидно, писинькать.) и стал пробираться к выходу посреди второго концерта Рахманинова. Я покрылась пятнами ненависти и мне стало не классики.
Вот так откроете вы однажды дверь, а ваша Дюймовочка привела в дом Славика. «Мам, ну чего ты? Ты посмотри какой он няша, и реснички у него длинные. Темненький! Я же обожаю темненьких и тем более Козерог.»
И ты запустишь этого козерога в свой дом. А за ним и его козерожья мамаша подтянется.
И когда вы поедете в аэропорт провожать молодых в свадебное путешествие, она ринется к багажнику, Славику наперерез, с криками: «Оставь чемодан! Я сама!»
А вам скажет: «Господи, я не понимаю, как Славочка это все выдерживает. Вы, извините, но надо что-то делать. Вы видели, как он чемодан тяжелющий тащит, а ваша в сумочке копается. Ему же нельзя тяжелое, у него же миопия!»
А потом вы позвоните дочке, а она в слезах: «Как отдыхаем? Да никак, мама. ЭТА все время звонит, они по шесть раз на дню созваниваются, это какой-то маразм. А потом просит меня к телефону и лечить начинает:
«На солнце Славику нельзя, ему вредно. В ресторанах его не корми, ты же знаешь, у него неправильный обмен веществ, я же ему всё на пару, да тушененькое. Мам, мне кажется, она скоро заставит меня памперсы купить и ему на задницу натягивать каждые полчаса!»
А потом жаба-мать придет к вам на новый год, и будет с осуждением смотреть на ваших пьяненьких, но веселых и успешных подруг и шептать, как «Славик устает на работе, сколько же можно на нем ездить. А домой приходит, а там ни накрыто и не наложено»… И кивнет на телик, который подарит вам ваша Дюймовочка, ее недавно повысили до замгенерального.
А тут еще этот Рахманинов и как я взбесилась, и как повернусь к ним, и как зашиплю Славику: «Я сейчас тебе эту шуршащую бумажку в ж@пу затолкаю.»
И отпустило меня как-то. Все же классическая музыка расслабляет.
@ Жука Жукова

КАРМА



Анна Валерьевна умерла достаточно спокойно. Инсульт произошёл во сне, и потому проснулась она уже не у себя в кровати, а в просторной комнате с множеством других людей, как и она, ожидавших увидеть нечто иное. Потолкавшись среди народу и выяснив что к чему и где, Анна Валерьевна протиснулась к большому справочному бюро, которое сначала направило её обратно в очередь, потом на выход и только с третьего подхода (к вящему удовлетворению Анны Валерьевны, ибо и не таких бюрократов штурмом брали) операционист удосужился пробить её по базе данных и сообщил:
– Вот распечатка кармы, третий кабинет направо за левым углом – получите комплектацию. Потом подойдёте. Следующий.
Анна Валерьевна послушно взяла распечатку, ничего в ней не поняла и проследовала в указанном направлении.
– Карму давайте! – Анна Валерьевна подпрыгнула от неожиданности.
– К-карму?
– А вы можете дать что-то ещё? – цинично поинтересовались за стойкой и буквально вырвали из рук Анны Валерьевны распечатку. – Так, карма у вас, скажем прямо, не ахти. Много с такой не навоюешь.
– Я не хочу воевать – испуганно пролепетала Анна.
– Все вы так говорите, – отмахнулись от неё и продолжили, – на ваше количество набранных баллов вы можете купить 138 земных лет человеческой жизни, 200 лет птичьей или лет 300 в виде дерева или камня. Советую камнем. Деревья, бывает, рубят.
– Сто тридцать восемь… – начала было Анна Валерьевна, но её опять перебили.
– Именно сто тридцать восемь лет стандартной и ничем не примечательной жизни, заурядной внешности и без каких-либо необычностей.
– А если с необычностями?… Это я так, на всякий случай… уточняю…
– Ну, выбирайте сами. Необычностей много. Талант – 40 лет жизни, богатство – в зависимости от размера, брак, честно вам скажу, полжизни гробит. Дети лет по 15 отнимают… Вот вы детей хотите?
– Нет… то есть да… двоих… нет, троих…
– Вы уж определитесь.
– Брак, троих детей, талант, богатство и чтобы по миру путешествовать! – на едином дыхании выпалила Анна Валерьевна, лихорадочно вспоминая чего ей ещё не хватало в той жизни, – и красоту!
– Губа не дура! – хмыкнули из-за прилавка, – а теперь, уважаемая Анна Валерьевна, давайте посчитаем. Брак – это 64 года, остается 64. Трое детей – еще минус 45. Остается 19. Талант, допустим, не мирового масштаба, так, регионального, ну лет 20. А богатство лет 20 минимум. Лучше надо было предыдущую жизнь жить, недонабрали лет.
– А вот… – прикусила губу Анна Валерьевна, – если ничего…
– А если ничего, то 138 лет проживете одна в тесной квартирке, достаточной для одного человека и при здоровом образе жизни в следующий раз хватит на побольше лет – отбрили Анну Валерьевну.
– И ничего нельзя сделать?
– Ну почему же? – смягчились за прилавком, – можем организовать вам трудное детство – тогда высвободится лет 10. Можно брак сделать поздним – тогда он не полжизни отхватит. Если развод – еще кредит появится, а если муж сатрап, то авось и талант мирового масштаба сможем укомплетовать.
– Да это же грабёж…
– Свекровь-самодурка карму неплохо очищает, – проигнорировали её возмущение и продолжили, – можно вам добавить пьяного акушера и инвалидность с детства. А если пожелаете…
– Не пожелаю! – Анна Валерьевна попыталась взять в свои руки контроль над ситуацией, – Мне, пожалуйста, двоих детей, брак лет этак на 40 по текущему курсу, талант пусть региональный будет, ну и богатство чтобы путешествовать, не больше.
– Всё? Красоты вам не отсыпать? У вас еще 50 лет осталось… нет? Тогда комплектую… – девушка за прилавком достала кружку и стала высыпать в неё порошки разных цветов, приговаривая себе под нос: «брак сорокалетний, есть, дети – две штуки есть, талант… талант… вот пожалуй так, деньги… сюда, а остальное от мужа ещё… Всё!»
Анна Валерьевна недоверчиво покосилась на полулитровую кружку, заполненную цветным песком, которую ей протянули из-за прилавка.
– А если, скажем, я талант не использую, я дольше проживу?
– Как вы проживёте – это ваши проблемы. Заказ я вам упаковала, разбавите с водой и выпьете. Товары упакованы, возврату и обмену не подлежат! Если вы пальто купите и носить не будете – это уже ваши проблемы.
– А…
– Счет-фактура вам, уверяю, не пригодится.
– А…
– Да что вы все «А» да «А»! Судьбу вы себе выбрали, предпосылки мы вам намешали, всё остальное в ваших руках. Кулер за углом. Следующий!
Последнее, что успела подумать Анна Валерьевна перед собственными родами, было: «Вот вроде всё с моего ведома и разрешения, а такое ощущение, что меня всё-таки обдурили». Хотя нет, мимолётной искрой у неё в мозгу успела пронестись мысль о том, что ей интересно, как её назовут.
@ Алиса Пермякова

ТАК НИКОГДА И НЕ УЗНАЕТ...



Женщина жила в красивом доме. Рядом, на клумбе, цвели гортензии и петунии. Фиолетовое буйство красок просто сводило с ума.
Женщина с ногами забиралась в садовые качели, и читала книжку. В духовке доходил абрикосовый пирог. Аромат перемешивался с мятным запахом кустов и казалось, что в раю тоже так пахнет.
Она всегда безошибочно знала, когда он должен приехать. В тот день с утра ставила тесто. И сочиняла разные начинки к своим пирогам. А все эти картошки-соусы и борщи она не любила. Магия была в тесте, которое послушно принимало нужную форму под её ловкими руками.
Смешно. Когда-то пироги пекла исключительно бабушка. А теперь печёт она. И она точно не бабушка.
Он никогда не знал, когда поедет к ней. Просто проходило некоторое время — и он остро в ней нуждался. И всегда звонил с дороги.
У него ничего и никого не было. Кроме прошлой жизни, двух браков, одного сына, переезда в другой город, вещей, сложенных в багажнике автомобиля, вороха самых разных воспоминаний и медленного выползания из чёрной дыры отчаяния и злости.
Познакомились банально. На пляжной вечеринке. Чужая компания взрослых людей. Его потащил друг, её — сестра. И он, и она идти не хотели. Поэтому и сидели чужими на этом празднике жизни. А потом он её пригласил танцевать. И купил почему-то пошлую розу на длинном стебле у девушки-цветочницы. И потом повёз её домой через весь город.
И всё переплелось. И он испугался. Зачем ему опять терзать сердце?
Но всякий раз, когда пустота вокруг становилась физически невыносимой, садился в машину и ехал. Чтобы уткнуться в волосы и прошепать на ухо: ну, привет…
Он даже стал подумывать, что мог бы остаться здесь и жить.
Однажды даже ей об этом сказал. У неё вспыхнули и тут же погасли глаза: как хочешь, как решишь, как считаешь нужным.
И всякий раз расставались, как рвали по живому. Он уже выходил за ворота, но останавливался и оглядывался. И возвращался целовать её. И опять пытался уехать. И опять возвращался.
Жалел, что поздно встретил эту женщину. Радовался, что вообще её встретил.
А она наливала чай в высокую кружку, резала пирог и садилась напротив. Ничего особенного. В его жизни были настоящие страсти и горячечные ночи. Но оказалось, что ему была нужна эта тихая и спокойная любовь. Пахнущая мятой и клубничным вареньем. Или малиновым. Или агрусовым. И разговоры до утра. И изгиб её бедра. И сонная улыбка. И её дыхание в телефонной трубке сквозь километры и спутники связи.
Не стал ждать выходной. Позвонил, как обычно, с дороги. Отключил телефон, добавил звук музыки и не услышал удар.
Она так никогда и не узнает, что он ехал к ней навсегда.
Он так никогда и не узнает, что у дочки его
глаза — пронзительно-синие.
Зоя Казанжи

СЕРЁЖКА



- Исполни уже, наконец, свой супружеский долг! – сказала мне жена. И я, понурив голову, приступил к исполнению.
Подошёл к супружескому ложу - размером два на два - и, немного покряхтев, без домкрата и иных вспомогательных средств, исполнил.
А именно, поднял вышеупомянутую кровать, дабы жена могла засунуть под неё жерло пылесоса. И как только она его засунула, пронзительно вскрикнул:
- Ой! Что-то сверкнуло!
- В глазах?! – испугалась жена и, бросив пылесос, кинулась к телефону – заказывать мне КТ, МРТ и так далее.
- Да нет же! - натужно пояснил я. – Под кроватью серёжка!
- Какой ещё Серёжка?! – побледнела жена, машинально отступив от места преступления.
- Да не Серёжка, а серёжка! – прохрипел я и, подперев плечом край ложа, извлёк из-под него золотую серьгу.
- Вот, - продув от пыли, предъявил я жене находку. – Ты её чуть не засосала...
- За-со-са-ла? – внимательно всматриваясь в вещицу, проговорила жена.
- Ну да, – подтвердил я. - А что?
- А то, что это не моя серьга!
И тут уж побледнел я.
- Как не твоя?
- А так!
Вообще-то, мной давно подмечено, что хуже потери, может быть только находка. Но чтоб такая! Да ещё в таком месте!..
Словом, мысли мои заметались, рот пересох...
И вовсе не из-за того, что - боже упаси! А из-за того, что – сохрани и помилуй! Ибо легче объяснить непорочное зачатие, чем происхождение под брачным ложем женской серьги.
Поэтому первой фразой, подкинутой мне в мозг инстинктом самосохранения, была фраза: «Это не я!»
– Это не я! – выкрикнул мой сухой рот. – Это не я! – повторило моё оцепеневшее сознание.
- Что не ты?!
- В смысле - не моё!
- А чьё?!
- Ни чьё! Но не моё точно! – вздул я вены на глазах и шее.
- Может это девочек? – предположила жена.
- Конечно, девочек! – согласился я, кивнув всем туловищем.
- Да нет... - тут же отмахнулась она, - все их драгоценности я знаю... Разве что подружек.
- Конечно, подружек!! – рявкнул я, и кровать показалось мне пёрышком. Её приземление на ногу я даже не почувствовал.
- Хотя, чего это их подружкам делать в нашей спальне? – задумчиво молвила жена.
- Игрались, валялись, бесились! – словно знаток «Что? Где? Когда?», в миг накидал я версий.
- Кто валялся, игрался, бесился? - сощурилась жена.
- Подружки!
- Какие подружки?
- Деде.. дедевочек!
- А чего ты так разволновался? Что это за заикание?
- Я?!!.. Нет?!!.. С чего ты взяла?!!.. Чего это мне заикаться?!!.. – раскричался я, прыгая из октавы в октаву, пока не сорвался на фальцет.
- Да вот, не знаю, - сказала жена.
И, взяв телефон, сфотографировала серьгу и набрала послание из трёх букв.
А мной давно подмечено, что послание из трёх букв ничего хорошего не сулит. Особенно в семейном чате!
«Чья?» - гласило то послание.
И вверху чата сразу же замигало «печатает…»
«Приговор» - подумалось мне, потому что легче объяснить в постели двух Серёжек, чем одну серёжку.
«Ква-ква!» - квакнуло пришедшее сообщение, и у меня пропал пульс.
«Ой, так это ж моя! – писала средняя. - Мне их бабушка на девять лет подарила!»
- Вот видишь! - рассмеялся я. И, нащупав пульс, привалился к стенке.
- Что вижу? – спросила жена. - Пятнадцать лет назад? Да мы тогда даже в этом доме ещё не жили! Какие бабушки-дедушки?!
- А причём тут год дарения?! – возмутился я. - Главное, что это её! А потерять она могла - когда угодно!
«Ква-ква!» - снова по-жабьи квакнул телефон.
«Бабушка ей подарила с зелёными камнями, а эта - с белыми!» - писала старшая.
- Белые, зелёные! – взвился я. – Да какая, к чертям, разница?! Главное, что это её серёжка! И всё! И закрыли тему! Дальтоники!!
«Ква-ква!» - не унывало земноводное.
«Такие серёжки есть у моей подружки» - писала младшая.
- Ну вот! – выдохнув, сполз я по стеночке. – Я ж говорил... Что и требовалось...
Но стоило жене произнести: «Ну ладно, считай - реабилитирован», эта тварь снова квакнула, и я взревел:
- Да что ж такое-то! Вы можете уже успокоиться раз и навсегда!!
И на экране появился смеющийся смайлик с надписью: «Только ей мама их надевать не разрешает...».
- Подумаешь! Делов-то! – проорал я. - Так она без спроса взяла! Выключи уже этот телефон! У меня пульс пропадает!
«Ква-ква!»
«Потому что это серёжки её мамы!» - дописала послание младшенькая.
И пульс у меня пропал окончательно.
Эдуард Резник

О ДУРЕ



— Как ты можешь с ней общаться? — говорит мне Д. — О чем с ней можно разговаривать? Она же дура, дура непроходимая!
Так оно и есть. Как её ещё назвать? Кто б спорил.
Смотрит сериалы эти дурацкие, пересказывает с удовольствием, вздыхает: ну как в жизни! В 20-й серии — украдено дитя, в 30-й — потеряна память, а в 75-й — и то, и другое счастливо обретено. Ну, как в жизни.
Анекдоты ей надо по три раза рассказывать и каждый раз объяснять. В конце концов смеётся, но как-то неуверенно.
Ещё романы в мягких обложках читает, рыдает над плоскими бумажными страстями.
Детей любит, а разговаривать с ними не умеет, начинает сюсюкать, повергая воспитанных подростков в недоумение, а невоспитанные в лучшем случае крутят пальцем у виска.
Газеты читает, чтоб узнать, что актрисулю А. бросил финансист Б., переживает за обоих, как за родных.
Большая, несуразная, нелепая, много лишних килограммов, много лишних сантиметров.
Вечно подбирает котов каких-то помойных, собак, выхаживает, возит к ветеринару. Соседям её повезло — у неё аллергия на шерсть, а то бы всех у себя оставляла, а не носилась по городу со слезящимися глазами и хлюпающим носом, пристраивая очередного кабыздоха в хорошие руки.
Моет полы и окна еле ползающей полусумасшедшей бабке со второго этажа, старушенции мерзкой и, в свою бытность, во вменяемом состоянии.
А то одежду для бомжей собирала и раздавала. Бомжи её и обокрали. Хотя что там красть-то было?
А когда Д. бросил первый муж, и Д., наглотавшись таблеток, попала в больницу, таскалась к ней каждый б
Божий день с бульоном и клюквенным морсом, сидела, делясь новостями из сериалов.
И вдрызг пьяных забулдыг из сугробов достаёт, на себе до местожительства доволакивает, получая по полной от жён, принимающих её за собутыльницу.
Я знаю, что я умнее. И сравнивать нечего.
Дура — она и есть дура.
Но если и меня, и Д., и учёную подругу Д., без пяти минут доктора философских наук, вычеркнуть из жизни, то средний уровень интеллекта на планете, скажем честно, не понизится. А если исчезнет она, то в мире, возможно, похолодает.
Наталья Волнистая

РЫЖИЙ И КРАСИВЫЙ



Детвора уткнулась носами в окна коридора, провожая завистливыми взглядами везунчика Кольку. Сегодня за ним пришли мама и папа.
Сколько раз Эмилия наблюдала эту картину, но всё никак не могла привыкнуть. В горле откуда-то образовывался комок, который мешал дышать. В носу шипало, а глаза наливались солёной влагой.
Ирина Сергеевна, когда первый раз увидала, что нянечка вот-вот слезами разродится, так на неё глянула, что Эмилия даже  закашлялась.
-Не смей плакать! Ни в коем случае! - отчитывала она молодую женщину в своём кабинете. - Они всё видят! Понимают, что далеко ни за каждым придут родители!
Заведующая кипятилась. Она жила подвластным ей детдомом, жила детьми. И хоть казалась строгой, но всем сердцем любила этих, обделённых судьбой детей.
-Простите...больше не буду, - прошептала Эмилия и вышла.
Малышня уже разошлась и только шестилетний Лёня, устроившись на подоконнике, продолжал глядеть в окно.
Женское сердце предательски сжалось при виде этого худенького, смешно-лопаухого мальчишки с рыжими волосами.
Лёнька отличался от остальных. Он никогда не носился с улюлюканьем по коридору, никогда не учавствовал в коллективном баловстве. Сверстники его недолюбливали и часто дразнили:
-Лёнька - мокрые штаны.
В шесть лет мальчик всё ещё писался по ночам в кровать.
Лёня с грустными глазами усаживался на деревянный стульчик около окошка и наблюдал за ватагой смеющихся ребят. Иногда на его конопатом лице вспыхивала мимолётная улыбка, но усилием воли он её прогонял, боясь, что одногруппники вдруг увидят и снова начнут смеяться над ним.
Что творилось у ребёнка в голове - для всех оставалось загадкой.
-А ты чего в спальню не идёшь? - поинтересовалась Эмилия, подойдя к мальчику.
Он поднял на неё свои белесые, переолненные вселенской печалью глаза и молча пожал плечиками.
У Эмилии снова предательски защипало в носу. Она с силой сжала зубы, желая отогнать непрошенные слёзы.
-Давай я тебя отведу, - она улыбнулась мальчику.
-Знаешь, Миличка, Колю вот забрали сегодня, а Валька хвастается, что за ней тоже скоро родители придут. Правда?
-Правда, - с трудом выдохнула Эмилия.
Она всегда, слыша от Лёни такую интерпритацию своего имени, придуманную им самим, ощущала, как потоки нежности буквально затапливают её душу.
- А за мной никогда не придут мама и папа, - произнёс Лёня, спрыгнув с подоконника.
Это был удар под дых.
-Почему ты так думаешь? - быстро заговорила женщина, присев на корточки около рыжего малыша.
-Я рыжий, конопатый и некрасивый, - мальчик попытался улыбнуться, показав отсутствие двух передних зубов.
-Не говори глупости, Лёнечка! Ты...
-Миличка, не надо, - перебил её ребёнок. - Я уже взрослый и всё понимаю. Все хотят красивых детей. А я рыжий... и по ночам в кровать..
Мальчик медленно побрёл в спальню, оставив Эмилию в полном замешательстве.
продолжение следует...

-Ирина Сергеевна! Я хочу усыновить Лёню!
С этими словами на следующее утро Эмилия ворвалась в кабинет заведующей...
-Закрой дверь и не кричи на весь детский дом! - строго приказала Ирина Сергеевна. - Присядь, - указала она Эмилии на стул и нервно закурила.
Эмилии не терпелось поговорить и поэтому она не могла спокойно усидеть.
-Перестань прыгать - стул сломаешь! Успокойся! - заведующая выпустила сизоватую струйку дыма. -Успокоилась? Теперь говори.
-Я хочу усыновить Лёньку, - выдохнула Эмилия.
Как бы молодая женщина не пыталась взять себя в руки, сердце всё равно желало буквально выпрыгнуть из груди - недаром Эмилия всю ночь думы думала о рыжем мальчишке.
Этот конопатый ушастик с первой встречи запал в душу Эмилии. Три месяца она работала в детдоме и каждый раз, уходя на выходные, чувствовала какое-то странное душевное томление по мальчишке.
-Усыновить хочешь? Молодец! - Ирина Сергеевна сверлила строгим взглядом девушку. - Ты хоть понимаешь, что это такое?
-Понимаю, - Эмилия приосанилась.
- Понимает она! Насмотрелась, нажалелась! Думаешь, легко чужого ребёнка любить? Они все со своим характером, со своими генами! А гены эти потом как выдадут тебе или наркомана, или пьяницу. А обратно уже не вернёшь!
- Но ведь люди забирают детей?
-Забирают, - заведующая затушила окурок в пепельнице. А кто знает, как они там справляются. Может они жалеют потом. Только вот ребёнок - это вам не товар из магазина. Обмену и возврату не подлежит.
-Ирина Сергеевна! - Эмилия вскочила со стула. - А почему вы меня пугаете? Я решила! И никто меня не убедит в обратном!
-Ну, ладно. А почему ты выбрала Лёню? Он не совсем здоров, по ночам писается. Да и внешне...
-Что внешне? -Эмилия округлила глаза.
-Ну, рыжий, лопоухий, - заведующая улыбнулась одними уголками губ.
-Он самый лучший. Понимаете, он какой-то родной. А рыжий?.. Мне нравятся рыжие! Вот так!
-Ну, допустим всё так. А муж у тебя есть? Ты же знаешь, что детей мы отдаём только в полные семьи.
Эмилия опешила, замолчала. Она уже буквально ощутила, как рушится её рыжая мечта.
-То-то и оно. Вот выйдешь замуж, тогда и поговорим. А сейчас нет смысла продолжать этот бестолковый разговор.
- Вот и выйду! И тогда вы мне не сможете отказать!
Эмилия так быстро выскочила из кабинета заведующей, что даже  не успела заметить, с какой добротой Ирина Сергеевна улыбается ей вслед.
Молодая женщина забежала в спальню - дети как раз готовились к дневному сну - и подскочила к Лёнькиной кровати.
Мальчик, укутавшись одеяльцем по самый нос, как обычно тихонечко наблюдал за другими ребятами.
-Миличка! А ты где так долго была? - обрадовался ребёнок. -Я уже подумал, что у тебя выходной.
-Я...я... мне надо было решить вопросы ...некоторые. Очень важные, - голос девушки дрожал от переживаний.
Она всячески избегала встречи с глазами мальчика, боясь не удержать слёз.
-Ааа! - с умным видом произнёс рыжик.
-Давай засыпай, а после сна порисуем с тобой. Ладно?
-Ладно, - Лёня счастливо кивнул рыжей головой и повернулся на бочок.
"Замуж. Замуж. Надо выйти замуж" - эта мысль не покидала девушку целый день...
продолжение следует...

Мысли- это хорошо, но как их воплотить в жизнь - другой вопрос.
С женихами у Эмилии как-то не складывалось, не смотря на все её достоинства. Вроде бы внешностью природа не обделила - глаза голубые, бездонные, губы пухлые , кожа персиковая. А волосы? Копна каштановая на солнце переливается, лучики солнечные играют в ней - залюбуешься! Да и характер мягкий.
А вот с кавалерами полный конфуз. Боялись они её что ли? Угадывались в её облике чистота и скромность тургеневских героинь. Для современных мужчин это оказывалось непреодолимым барьером в отношениях.
К своему тридцатилетию Эмилия приближалась, имея в арсенале два коротких по времени и неудачных по сути своей романа.
"Сейчас подойду к первому встречному и попрошу его на мне жениться. Всё объясню.Брак-то ведь для видимости мне нужен. Он согласится. Я Лёньку усыновлю, а потом разведёмся. Ну, если денег попросит... это, конечно, проблема. Ладно, одолжу у кого-то", - фантазировала молодая женщина, поджидая автобус, ну и попутно разглядывая рядом стоящих представителей сильного пола.
Если мужик в тридцать лет ездит на маршрутке, то грошь ему цена в базарный день - вдруг на поверхность сознания всплыли слова соседки Натальи.
Эмилия рассердилась на себя. Протяжно вздохнула.
"Совсем с ума сошла! Мне надо Лёньку забрать поскорей, а я о мужиках думаю!"
Мысли о Лёне снова вызвали душевную бурю.
И тут, как раскат грома в бурю, ей в голову пришла идея, вернее кандидатура предполагаемого мужа.
Женщина  не стала дожидаться транспорта - всего-то три остановки - и помчалась домой.
Около своего парадного затормозила, чтобы отдышаться и выстроить в логическую цепочку все слова, которые во время бега безжалостно перемешались в голове.
Остановилась около нужной двери на первом этаже и вдруг ощутила, как страх со стыдом всё сильней берут над ней власть.
Чтобы не передумать, резко нажала кнопку звонка и поняла - обратного пути нет. Ноги подкашивались, сердце отдавало стуком в горле, а по спине стекала предательская струйка ледяного пота.
-Я вас слушаю, - произнёс  открывший дверь мужчина, увидев перед собой незнакомую молодую женщину.
Эмилия молчала, широко открыв глаза и  глупо уставившись на мужчину.
Её молчание затягивалось.
-Ошиблись квартирой? - хозяин жилья, наклонив голову, слегка улыбнулся странной гостье.
Женщина, подавившись страхом, лишившим её речи, отрицательно покачала головой.
Из причёски выбилась прядь волос. Эмилия резко заправила её за ухо.
-Значит вы ко мне пришли? - мужчина открыто улыбался, не понимая абсолютно ничего из происходящего.
В этот раз Эмилия согласно кивнула.
Тогда проходите, - он, кашлянув, желая скрыть смех, и жестом пригласил девушку в квартиру.
Оказавшись внутри, Эмилия почувствовала, что оставшиеся силы и последние капли здравого смысла покидают её. Боясь рухнуть в обморок, она на одном дыхании выпалила скороговоркой:
-Женитесь на мне,  пожалуйста. Мне очень надо усыновить Лёньку из детдома, а там только семейным парам детей дают... Вот...
Мужчина, которому оказалось меньше лет, чем предполагала Эмилия - лет около сорока, почесал голову и сделал весьма удивлённое лицо.
продолжение следует...

-Даа! Интересный поворот событий. А с чего вы решили, что я холостяк, мечтающий обзавестись второй половиной?
- Соседки говорят. Когда вы в нашем парадном поселились, они только о вас и твердят, что вы завидный жених, - Эмилия прикусила губы, сообразив, что взболтнула глупость.
-Вот как! - мужчина громко засмеялся. - А вам, значит, надо именно завидный жених?
- Ничего смешного! - резко ответила девушка.
Эмилия пришла в себя. Желание усыновить Лёню возвысилось над женской гордостью, и она решила идти до победного конца.
- Простите, - хозяин квартиры ретировался. - Просто не каждый день ко мне в дом приходят чудесные красотки с предложением руки и сердца.
- Я не чудесная красотка, я просто хочу забрать ребёнка. Он такой маленький, рыжий. Лёнька самый лучший. Он нежный, тихий. Его обижают все, он писает в кровать, он считает себя некрасивым, он лопоухий. И я его очень люблю! А если вы не хотите мне помочь, то не морочьте мне голову!
Произнеся весь этот монолог речитативом, Эмилия выдохлась и отступила на шаг, вдруг явственно разглядев чудовищную нелепость ситуации.
-Простите, я пойду, - она опустила голову и повернулась в сторону двери.
- Нет уж, уважаемая! Ввели меня тут в замешательство, а теперь хотите сбежать. Не выйдет. Проходите. Придётся рассказать всё по-порядку.
Эмилия не поверила своим ушам. Неужели?
-Игорь, - представился хозяин квартиры, наливая в чашку ароматный, только что сваренный кофе и одновременно внимательно, с нескрываемой улыбкой, рассматривая необычную гостью.
-Эмилия, - девушка  стушевалась под взглядом мужчины.
-Необычное имя. Впрочем, я кажется понял - у вас всё необычное: и красота, и имя, и просьба...
Эмилия застеснялась ещё больше, но тут же, вспомнив о цели своего визита, распрямила спину и, почти с вызовом, произнесла:
-Комплименты  в данной ситуации неуместны!  У меня к вам сугубо деловое предложение.
- Вот как! - Игорь засмеялся уже даже не пытаясь скрыть своего веселья.
-Не смешно...- покраснела молодая женщина.
-Простите, - серьёзно сказал хозяин. - Я вас внимательно слушаю.
Эмилия от волнения начала сбивчиво рассказывать о своей задумке. Неожиданно она ощутила на своей руке мужскую ладонь.
-Эмилия, вам надо успокоиться. Пока что я ничего не понимаю из вашего сумбурного рассказа.
Почему-то в этот момент, взглянув в мужские, полные теплоты и понимания глаза, у девушки сформировалась мысль - всё будет хорошо. Она даже растерялась. Улыбнулась и почувствовала себя счастливой, получив в ответ улыбку Игоря.
Дальше был длинный и откровенный разговор.
Мужчина внимательно слушал, задавал сопутствующие вопросы. И чем больше они говорили, тем спокойнее становилась Эмилия.
-Хорошо. Я женюсь на вас - хоть это и самое необычное приключение в моей жизни. Так сказать, помогу вам в достижении  вашей благородной цели. А там посмотрим...
-Что посмотрим? - испугалась девушка.
-Посмотрим, что будем со всем этим делать. А сейчас идёмте, я вас провожу домой.
-А я тут живу. В этом парадном, на пятом этаже, - Эмилия пожала плечами от смущения.
- Вот оно как? Значит вы меня уже давно присмотрели для своих целей? - Игорь рассмеялся.
Странно, но Эмилии совсем не было обидно, услышав такие слова.
продожение следует...

-Я не присаматривала. Просто сразу о вас вспомнила, когда поговорила с заведующей детдома, - честно призналась девушка.
-Ладно, какая разница. У нас с вами благая цель, значит не будем обращать внимания на всякие мелочи.
-У нас с вами? - Эмилия округлила глаза.
- А вы как думали? Я теперь вас соучастник. Значит, как договорились, завтра встречаемся около ЗАГСа в тринадцать часов.
Эмилия согласно кивнула, чувствуя, как лицо залилось румянцем.
Воодушевлённая  произошедшим,  она взлетела на пятый этаж на одном дыхании. Заскочила в квартиру, скинула пальто, швырнула на полку шапку и с разбегу плюхнулась на кровать, заорав от счастья во всё горло.
Она уже представляла, как Лёнька будет ходить по её квартире, тихонечко улыбаясь и светясь счастьем.
Когда на следующий день, невыспавшаяся и совершенно обессилевшая от волнения Эмилия подходила к ЗАГСу, Игорь уже её ожидал... с букетом роз.
Она сглотнула и резко затормозила.
Игорь, хитро улыбаясь,  приветственно помахал ей.
Как они расписывались, что им говорила женщина, пока они ставили свои подписи, как Игорь шутил - всего этого Эмилия не помнила абсолютно.
В памяти запечатлился только его лёгкий поцелуй.
-Ну вот, дорогая жена, поздравляю тебя! - улыбнулася Игорь, протягивая девушке свидетельство о браке.
Эмилия даже не удивилась резкому переходу на "ты" - настолько естественно ей всё это показалось.
-Спасибо большое, Игорь, - Эмилия восхитительно улыбнулась, даже не подозревая насколько она красива в этот момент.
-Эмилия! Возьми перечень всех необходимых  документов
для усыновления. Я помогу их оформить.
-Я сама со всем справлюсь, - на одном дыхании произнесла девушка.
-Не справишься. Это нелёгкое  дело. Моя сестра пять лет назад усыновила мальчика, так что я знаком со всеми "радостями" этого процесса.
-Спасибо, - Эмилия улыбнулась и ощутила, как счастье заполняет  всю её  без остатка.
Игорь подвёз её на работу. На прощание мягко улыбнулся, подмигнул, вызвав у девушки целую бурю эмоций.
-Вечером заеду за тобой, - произнёс Игорь и , заметив вспыхнувшее возражение в глазах девушки тут же добавил, - Без обсуждений.
-Ирина Сергеевна! Я вышла замуж! И мы с мужем хотим усыновить Лёню! - восторженно произнесла Эмилия, войдя в кабинет заведующей.
-Однако! - улыбнулась Ирина Сергеевна. - Когда же ты успела?
-Только что! Вот! - она протянула женщине ещё горяченькое свидетельство о браке.
продолжение следует...

Ирина Сергеевна пробежала глазами по документу и, почему-то пряча глаза, странным, наполненным слезами голосом сказала:
-А ведь я в тебе ни на секунду не сомневалась. Готовь документы. Чем могу - помогу. Только Лёньке пока ничего не говори. Не стоит ребёнка раньше времени волновать.
Больше месяца собирались всевозможные справки. Если бы не Игорь и помощь Ирины Сергеевны, то Эмилия наверняка бы хороших полгода бегала бы по различным инстанциям.
Самым трудным для Эмилии оказалось - держать всё в секрете от Лёньки.  Каждый раз, обнимая  лопоухого рыжика, ей хотелось прошептать ему на ушко, что скоро она  заберёт его домой. Насовсем!
Игорь. Он оказался настоящим мужчиной.
Эмилия боялась себе признаться, что влюбилась. Окончательно и бесповоротно. Но ещё больше она боялась своего понимания, что и Игорь к ней совсем неравнодушен.
Она всё чаще ловила на себе  заинтересованый взгляд его хитрых глаз. Всё неохотнее он отпускал её домой. Всё  крепче держал за руку...
Наконец-то все документы были собраны.
Можно было забирать Леню.
-За Лёней мы поедем вместе, - серьёзно произнёс Игорь.
-Спасибо, - ответила Эмилия и, не ожидая от себя подобной выходки, прижалась к Игорю.
-А сегодня мы перевезём твои вещи ко мне. Пора становиться настоящей семьёй. Лёньке нужны любящие родители, - Игорь нежно обхватил девушку за плечи.
Эмилия, продолжая прижиматься, счастливо заулыбалась.
-Хорошо, - выдохнула она.
Воспитательница подошла к Лёне и сказала, что за ним пришли родители.
Мальчик растерялся, наморщил лоб и очень по-взрослому произнёс:
-Я рыжий и некрасивый. Таких не любят.
-Любят, - улыбнулась воспитательница.
Лёнька заволновался и даже расстроился.  Уже два дня на работе  не было его любимой Милички. А вдруг его заберут, и она даже не узнает об этом.
-Я не пойду, - почти плача, сказал мальчик. - Я Миличку люблю.
-Пойдём, пойдём, - засмеялась воспитательница. - За тобой твоя Миличка пришла.
-Миличка?! - ребёнок сглотнул.
Рыжий и красивый бежал по коридору и счастливо кричал:
-Миличка! Миличка!
Он резко затормозил около Эмилии и Игоря, поднял полные недоумения глаза на взрослых и, часто-часто моргая, спросил:
-Ты меня забираешь надолго? Миличка?
-Мы с папой забираем тебя насовсем! - еле сдерживая слёзы радости, ответила Эмилия.
Игорь присел рядом с малышом, улыбнулся, погладил рыжие волосики и произнёс:
-Собирайся, поехали домой. Нам надо с тобой ещё кровать тебе смастерить. Ты мне поможешь?
-Конечно, - выдохнул ребёнок. А ты, правда, мой папа?
-Правда, - улыбнулся Игорь.
-А Миличка?
-А Миличка - мама, - продолжил объяснение мужчина, чувствуя, как его сердце сжимается от восторженного взгляда рыжего ушастика.
-Я догадывался, что Миличка -  моя мама, а вот, что ты мой папа...
-Я и сам недавно узнал, - Игорь счастливо засмеялся и взял мальчика на руки. - Ну что, беги собирайся. Мама по дороге тебе расскажет интересную историю обо мне.
Игорь загадочно взглянул на Эмилию.
Девушка глядела на Игоря и Лёню и чувствовала, как её душа замирает от счастья.
А рыжий и красивый Лёнька радостно обняв своих  маму и папу, до сих пор не верил в происходящее.
А зря! Счастье есть!  Мечты сбываются!
Анжела Бантовская

А ПОТОМ Я УМЕРЛА



Было совсем не больно. Только очень громко кричала мама.
Зачем мам вообще пускают к взрослым умирающим детям?! Мамы должны быть дома, смотреть телевизор, пить свои дежурные таблетки и гладить кота по шерсти. Потому что у всех мам больные сердца. Особенно, когда речь идёт о проблемах в жизни их детей.
А у меня нет проблем. Потому что меня самой нет. Умерла. Слово из шести букв. Если бы я лепила это слово из пластилина, то оно у меня вышло бы непременно фиолетовым, гладеньким и маленьким. Холодное, слизкое и равнодушно-незначительное слово.
Умерших забывают быстро. Сначала избавляются от вещей, а потом от воспоминаний. Если хранить вещи и помнить улыбки, прикосновения, слова, то можно сойти с ума. И никогда не научиться жить в отсутствии другого.
Мне даже интересно понаблюдать, как они будут без меня.
Мама. У неё есть младшая дочь. Моя сестра. Мама сможет переключиться, забыться, продолжать нянчить внуков и ходить пить чай к своей соседке.
Сестра. Мы виделись не часто. Разница
в 10 лет — это много, скажу я вам. Но родители её правильно родили. Пока дети ходят в школу, родители молодые. Мои родители долго были молодыми. А потом папа ушёл. В 50 лет. У него были тоскливые глаза и отсутствие инстинкта самосохранения. Может быть, мы даже с папой встретимся… А сестра у меня хорошая. Но мы с ней всегда жили на разных планетах.
Друзья. Напишут статусы в Фейсбуке. Сделают на меня тэг. Вроде я это прочитаю. Два дня поделятся воспоминаниями. Неистово переживая, что такой прекрасный человек, как я, никогда больше не зайдёт в Фейсбук и не соберёт три тысячи лайков и пятьсот перепостов какой-нибудь очередной ерунды.
Соседи. Их больше не будут беспокоить звуки громкого блюза из моей квартиры в 4 утра. Громко слушать блюз — это надо уметь.
Он. Наверное, напьётся. Второй раз в жизни. И будет плакать на кухне. Потом будет много работать. Пару раз, идя по улице, вздрогнет — ему покажется, что это я перехожу дорогу или сижу в кафе, напротив большого окна.
Меня, как пазл, можно вытащить из вашей жизни и ваша жизнь не изменится ни на йоту.
***
Я её присмотрел давно. У неё ещё в 5 классе все было с надрывом. Отсюда проблемы и невозможность пережить то, на что другие не обращают ни малейшего внимания.
И я её уже заранее жалел. А что я мог сделать ещё? Слухи о том, что я могу всё, иногда сильно преувеличены.
Она плакала так, как плачут дети — взахлёб, до икоты, до окончания слёз в слёзных железах. Одна ехала в пустом трамвае, идущим в депо.
Уткнулась лбом в трамвайное стекло. На конечной остановке вышла и ушла в ночь, не разбирая дороги. Парень на старой машине — это был я. Парень в неё влюбился, как только она села на заднее сиденье. Зарёванная и несчастная.
А потом всё закончилось. Один год — это и так много. За этот год она ни разу не плакала. Не было ни надобности, ни желания. Слёзы текут от бессилия и непонимания ситуации.
Иногда люди, которые вам случайно попадаются, нужны для передышки. Как пауза в кино. Ставишь на паузу — и идёшь пить чай.
У неё была интересная жизнь. Она её сама выстраивала так, как хотела. Улетела на полгода в Африку. Выучила норвежский язык. Поработала в Японии. Закончила курсы дайвинга. Прыгнула шесть раз с парашютом. Защитила кандидатскую диссертацию. Научилась готовить накатамалес. Ни разу не влюбилась.
А потом он позвонил в дверь. В паузе между её поездками и сумасшедшим темпом жизни. Он, конечно же, ошибся. Его приятель жил в другом подъезде. И, если честно, в другом доме. Ошибку можно списать на случайное совпадение. И я сделал вид, что так оно и было.
За три года у них могли быть дети. Но дети их не выбирали. Поэтому однажды она улетела кормить пингвинов на Галапагосские острова. А он остался. Он знал, что она никуда не улетала. Да какая разница? Когда бабочки внутри нас умирают, уже не важно, ты здесь или ты кормишь пингвинов на Галапагосских островах. Не важно, потому что это одно и то же самое.
А потом она умерла. Клиническая смерть — это когда человек ещё не решил, он остаётся или уходит. И я не знаю, что с этим делать. Я просто смотрю, как она вытягивается в струнку и лихорадочно решает, куда она хочет больше — к нам или обратно? И никак не может решить…
А я что? Я всего лишь уставший Бог. Мне надоело принимать решения за всех. Я постарел и хочу фиников. Сладких, из моего райского сада.
Можно хоть один раз меня не впутывать?!
***
Нет шансов. Никаких. Есть только 5 минут. Мне надо успеть.
Люди умирают, когда устают от себя. Кого-то, конечно, надо отпустить.
Но не её. Не её.
Я и не отпущу. Уже дрожат ресницы. Возвращайся. Бог занят — он ест финики. И мы ему страшно надоели своими страстями и смертями. У нас много дел. Например, надо кормить пингвинов на Галапагосских островах. Или постирать мою зелёную больничную форму, которая тебе никогда не нравилась. И нам, в конце концов, надо помириться! Я не хочу без тебя!
Чёрт! Я-таки напьюсь второй раз в жизни!
***
Интересно, а пингвины едят финики? Нестрогий Бог, кажется, понимает, о чём я думаю.
— Мне неохота возвращаться, Бог!
— А ты не уходи. Тогда и не придётся возвращаться.
И запер ворота на замок.
Зоя Казанжи

Ты даже не веришь, когда тебе двадцать,
что могут болячки к тебе подобраться.
Что может рука отказать или ноги,
они же так резво бегут по дороге.
Когда тебе тридцать, глаза замечают,
как мама и папа твои увядают
Но всё ещё кажется – всё за горами,
и с кем-то другим это будет – не с нами.
А в сорок (хотя наплывает усталость)
ты знаешь, но думать не хочешь про старость.
Когда ещё будет… Но время помчится,
и вот пятьдесят уж в окошко стучится…
Чуть-чуть тяжелее задвигались мысли,
чуть-чуть ноет сердце, но бьётся – не виснет
А детям под тридцать – они замечают,
как мама и папа у них увядают.
Уже шестьдесят… годы катятся с горки,
и что было сладким, становится горьким.
И семьдесят скоро, и ноги слабеют,
а внукам под двадцать, они вас жалеют
Но только не верят, что с ними случится,
когда-то такое… А время страницы...
У книги судьбы всё листает, листает...
ты только родился, а жизнь уже тает…
К чему я? Чтоб помнить – всё так быстротечно.
А жить по-людски надо, раз мы не вечны…

ПРО БОБИКА



В одном небольшом городе жил-был Бобик.
Беспородный до безобразия, чёрный, как сапог, вислоухий и с хвостом – бубликом.
Таких, как он, тысячи по бескрайним нашим просторам обитают.
Жил он в частном доме у людей в меру добрых, в меру суровых, происходящих из крестьян, с соответствующим утилитарным отношением к домашним животным.
Будку-то они Бобику предоставили, обеспечили жильём, а вот разносолами не баловали, рёбра сквозь мохнатую собачью шкуру просматривались отчётливо.
Цепи Бобик не знал, жил во дворе свободно и даже выбегал иногда за ворота по своим важным собачьим делам, но исключительно днём, а ночью неизменно охранял вверенное ему хозяйство.
Среди соседей славился неподкупностью.
С удовольствием поедал брошенное ему через штакетник угощение, но стоило угощавшему зайти во двор, вцеплялся в штанину, а то и в ногу, особенно, если хозяев не было дома.
Однажды хозяйка, выйдя вечером из дому, обнаружила на крыльце палку сырокопчёной колбасы.
Нормальной такой колбасы, почти чистой, не обгрызенной, не обсосанной, аккуратно обвязанной верёвочкой.
Подивилась, показала мужу.
Тот плечами пожал, происхождение продукта было совершенно непонятным.
Отрезали кусочек, бросили Бобику, тот интереса не проявил, даже не обнюхал.
Дали кошке – сожрала с урчанием и писком за ушами. «Ну, раз кошка ест, не отравимся», — решили хозяева и колбаса отправилась в холодильник.
На следующий день ситуация повторилась, только вместо «сырокопоти» на крыльце красовался деликатесный «мясной орех» в сеточке. Хозяйка заподозрила мужа:
— А по человечески-то нельзя еду в дом приносить? Пошутил разок и хватит.
Супруг искренне отнекивался, но правда редко бывает убедительной.
Нетрудно догадаться, что было на третий вечер.
На верхней ступеньке крыльца нагло, с вызывающим цинизмом, возлежал здоровенный кусок венгерской грудинки в вакуумной упаковке.
На срочно созванном семейном совете было решено установить наблюдение за двором.
В результате проведённых оперативно-розыскных мероприятий выявлено следующее:
1. Бобик не прикасается к еде, которую хозяева заботливо кладут в его старенькую алюминиевую миску.
2. Несмотря на кажущийся отказ от пищи, Бобик залоснился, округлился и приобрёл выражение полного довольства жизнью во всю морду.
3. Ровно в 17-30 Бобик вышел со двора и куда-то целенаправленно потрусил.
4. В 18-30 Бобик вернулся во двор с неким предметом в зубах, который он водрузил на крыльцо, после чего разлёгся возле будки, блаженно вытянув лапы.
5. Предмет, принесённый Бобиком, оказался колбасой системы «Салями» с сегодняшней датой производства.
Картина прояснялась.
— Как ты могла не верить мне, ты, жена моя, мать моих детей! — патетически воскликнул хозяин, ткнув вытянутым указательным пальцем правой руки в чешскую люстру.
Другая рука торжествующе размахивала салями.
Жена пристыженно молчала.
На другой день слежка была продолжена.
Ничего не подозревающий, наивный, как Плейшнер, Бобик в 17-30 пустился в путь.
Следом, борясь с одышкой, перебежками скакал хозяин.
В 17-50 сладкая парочка оказалась возле окруженного глухим трёхметровым забором местного колбасного завода.
Бобик опустил нос к земле и приступил к поиску. Через минуту он остановился и с нормальной собачьей жадностью сожрал хороший кусок чего-то явно вкусного.
Закончив трапезу, пёс продолжил путь вдоль забора, схватил что-то в зубы, развернулся и неторопливой рысцой вернулся в родной двор. На этот раз на крыльце лежала говядина.
Всё оказалось просто, как грабли.
В 18-00 на колбасном заводе заканчивался рабочий день.
Поскольку пронести через проходную украденную на родном предприятии продукцию было делом очень рискованным, чреватым увольнением с волчьим билетом (городок-то маленький), мясорубно-коптильных дел мастера приспособились бросать ворованное через забор, а после подбирать и тащить по назначению.
Бобику оставалось пробежать по периметру и собрать посланную с неба благодать.
Удивительно другое – как он, не имея ни наручных (налапных), ни карманных часов (как и самих карманов) умудрялся приходить к заводу ровно в час Х, абсолютно безошибочно, в любую погоду и в любое время года.
Бобик прожил долгую и счастливую по собачьим меркам жизнь и пока это единственная знакомая мне лично собака, сама кормившая своих хозяев.
из сети

О СЛУЧАЙНОСТЯХ И НЕОЖИДАННОСТЯХ



Одна женщина раз в две-три недели встречалась с предметом своей подвядшей страсти — Стасиком. Прямо по Вяземскому: и совестно носить, и жаль оставить.
Между ними ночь поездом, а поскольку Стасик даже в спальном вагоне спал тревожно и вследствие этого становился раздражительным и придирчивым, то женщина ездила сама, хотя тоже не высыпалась — какой там сон, то храпят, то ворочаются, то в Смоленске заходят с топотом, несодержательными, но оглушительными разговорами, а временами и с песнями. Смоленск вообще голосистый город.
Женщина поменялась дежурствами с ординатором Котовой, купила несколько палок колбасы местного производства, от которой Стасик впадал в гастрономическую эйфорию, и, забравшись на верхнюю полку в плацкарте, сообразила, что Стасик-то ждёт её
в субботу, как обычно, а не днём раньше, а мобильный, как назло, забыт дома, ну да ничего, если не успеет перехватить его до работы, позвонит от консьержки.
Дверь открыл не Стасик, а юная прелестница. Спросила:
— Вы к кому? Станислав Олегович только что уехал… Ой, вы его мама, да? А он вас завтра ждёт! — Потом посмотрела внимательно, помолчала и сказала: — Вот гад! Нет, ну каков гад!
Женщина спросила себя, не засветить ли прелестнице колбасной сумкой, и поняла: нет, не хочется, вот Стасику бы — с удовольствием.
— Извините, — сказала женщина, — я пойду.
— Вы меня простите, я не знала, честное слово, — сказала прелестница, — я сейчас навек исчезну.
Они минут пять вяло препирались, кому уйти, кому остаться, но приехал лифт, и женщина рванула к нему.
Шла к метро и думала, что со Стасиком, как с ноющим зубом — год ноет, два дёргает, к врачу идти страшно, а потом оказывается, что бояться нечего: пять минут боли — и всё. Спрашивается — стоило ли мучиться?..
И тут ей отчаянно засигналили; посмотрела — из маленькой белой машины машет руками давешняя прелестница.
— Вы же с дороги?.. А сейчас куда?.. На вокзал, менять билет? Давайте хоть кофе выпьем, а потом я вас отвезу, садитесь. Я Кристина. А вы?.. Лилия?.. Завидую, всегда хотела цветочное имя… Виолетта, Лилия, Роза. Удружили родители, в классе  было пять Кристин, в институте в моей группе — три, сейчас на кафедре — две. Представляете, что за жизнь!
В кофейне прелестница сказала:
— Послушайте, ситуация идиотская, но предлагаю извлечь из неё максимум удовольствия. Давайте будем делать всякие глупости, по музеям смешным ходить. Поедемте, например, в Палеонтологический, я там лет десять не была. У вас билет на воскресенье, да? Ну и не нужно его менять: родители на даче, места у нас много — соглашайтесь, пожалуйста! Сейчас ко мне заедем, тут недалеко; умоетесь, переоденетесь — и отправимся. Соглашайтесь, Лиля!
И женщина, ужасаясь самой себе, согласилась.
Зуб удалили, пустота осталась, и её следовало чем-то заполнить. Хотя бы Палеонтологическим музеем, в котором прелестница мигом очаровала очкастого научного сотрудника, тот и опомниться не успел, как уже рассказывал про зауроподов и прочих.
Реконструированный диплодок выражением морды был похож на Стасика сытого, велоцираптор — на Стасика голодного, тарбозавр — на Стасика недовольного. Будто с него лепили. Правда, был там маленький динозаврик с перышками, довольно милый, наверно, похожий на Стасика в детстве; это уж впоследствии из него выросло то, что выросло.
Потом обедали, затем прокатились на теплоходике, разговаривали. Тут прелестнице позвонил Стасик.
— Что делаю?.. Любуемся природой. С кем?.. С твоей мамой — она сегодня приехала, сюрпри-и-из! Будь любезен, больше не звони… и маме тоже — ты нам разонравился.
Прелестница оказалась умна, смешлива и остра на язык, проговорили до трёх часов ночи, обо всём. А в субботу поехали в Архангельское. А после Архангельского — на дачу к родителям прелестницы. Готовили шашлыки, и женщина услышала, как папа прелестницы тихонько сказал маме:
— Видишь, есть у Тинки приличные подруги, а ты сомневалась!
И в воскресенье на вокзале женщина сказала:
— Спасибо, я бы так не смогла.
А прелестница засмеялась и ответила:
— Это Стасику спасибо!
В прошлом году Кристина вышла замуж за почти космонавта; Лиля была свидетельницей и на свадьбе познакомилась с Кристининым научным руководителем.
И хотя Павел Алексеевич в поезде отлично спит, но уже поговаривает — мол, не проще ли жить вместе.
Наталья Волнистая

Мне вот один психолог очень понравился.
Весьма позитивную вещь сказал одной даме, которая горестно перечисляла, чего у нее нет.
Настоящих друзей нет.
Хорошей зарплаты нет.
Машины приличной нет.
Квартиры достойной нет.
Молодости уже нет.
И надежды нет все это заиметь когда-нибудь.
И полненький такой приятный психолог с бородкой поправил очки и сказал благодушно: конечно, у вас много чего нет.
И можно продолжить список.
Тяжелой неизлечимой болезни нет.
Долгов миллионных нет.
Ответственности за кого-то нет, за больного родственника или слабоумного старичка. Горба нет.
И инвалидности нет.
Очень много чего у вас нет.
И, если записать, чего у вас нет, то настроение улучшится у вас сразу.
И надежда появится, что этого не только нет, но и не будет.
И дама подумала, в уме посчитала и улыбнулась.
Так что у нас много чего нет.
И не надо.
А все остальное можно заработать, улучшить, получить в подарок или просто обойтись временно; ничего страшного.
Главное — быть живым и здоровым. И чтобы близкие были живы и здоровы.
И плохого не было.
И это — уже хорошо.
С этого и начнем, как говорится, перечисление того, чего у нас нет…
Анна Кирьянова

ДЕВОЧКАМ – ЮНЫМ И ВЗРОСЛЫМ ПОСВЯЩАЕТСЯ



Галина Федоровна Дудаева была уверена, что умирает от рака.
Женщина пошла на вечер встречи с бывшими коллегами, чтобы попрощаться, и там неожиданно влюбилась.
" Мне 77 лет. Я трижды была замужем: с первыми двумя супругами прожила недолго, а с третьим, Захаром, мы провели вместе 42 года.
Последние десять лет он болел, я за ним ухаживала.
В 2008 году Захар умер, и тогда я решила, что это мой последний мужчина.
Я стала привыкать жить одна, и мне даже нравилось.
Дочь уговаривала завести друга, чтобы не было грустно, а я отказывалась.
Я поражалась, как женщины в таком возрасте ещё чего-то хотят. Все эмоции уже умерли.
В 72 года у меня обнаружили рак. Я сразу решила, что это конец: даже лечиться не хотела, но родные уговорили попробовать и мне сделали операцию. В больницу ко мне бегали только дочери и подружки, а к соседкам, которые были даже старше меня, приходили мужчины, причем не мужья: сидят на кроватке вместе, за руки возьмутся и воркуют, как два голубка.
Мне это казалось странным, я удивлялась. Но их пример меня подзадорил. Когда умираешь, посещают совсем другие мысли, а тут оказалось, что жизнь идёт.
В больнице я пролежала долго, а под Новый год мне дали перерыв на несколько дней.
Когда я пришла домой, мне позвонили из общества ветеранов калининградского завода, где я когда-то работала, и пригласили на вечер встречи. Я сказала: «Приду в последний раз, повеселюсь с вами и на этом закончу».
На вечере мне все сочувствовали, прощались.
Роман Владимирович работал на нашем заводе заместителем генерального директора по производству — в его подчинении было шесть филиалов.
Я никогда до этого с ним не общалась: он был такой недоступный и, конечно, я выделяла его среди других.
За год до этого, на одном из вечеров, он подошёл ко мне и сказал: «Галя, кончай петь!»
А я была заводилой, стихи читала, исполняла хулиганские песни.
И вдруг я сама подошла со словами: «Роман Владимирович, а давайте вместе старость проведём?»
Он ответил: «Так я уже не мужчина».
«Так я тоже не женщина». —
«А что мы будем делать?» —
«Будем беседовать, играть в шахматы, читать».
Он взял мой номер телефона и сказал: «А ты навязчивая».
Я так возмутилась, ведь это за мной всегда все бегали, и прямо на стуле отъехала от него.
На следующее утро раздался звонок. «Ну, что будем делать?» — «Не знаю» — «Ну, давай попробуем».
Оказалось, он мне ещё накануне дважды звонил, и это я навязчивая! Он сказал: «Я приглашу тебя в гости 13 января, накрою стол и позову сына с внуком. Просто так я встречаться не буду, всё надо сделать официально».
Через час перезвонил: «Зачем так долго ждать? Приходи сейчас!»
продолжение следует...

Я не стала ломаться: во-первых, меня отпустили всего на три дня, во-вторых, я болела и не знала, чем кончится моя болезнь.
Я позвонила дочери и спросила, что мне делать.
Она ответила: «Мама, собирайся и иди!».
Дочь посоветовала рассказать ему о диагнозе честно и устроить таким образом проверку на вшивость.
Я помылась, нарядилась и пошла к Роману.
Как только я начала рассказывать про больницу, он меня остановил и сказал, что всё знает.
Оказывается, его уже спросили, зачем я ему такая больная, а он ответил: «Ах, больная? Я сделаю её здоровой».
Мы с ним сидели, беседовали, и вдруг он меня поцеловал.
Потом позвонила дочь: «Мама, ты где?»
Я надела шубку, он взял меня за талию, проводил до самого дома и ждал, пока я поднимусь на пятый этаж. Ни один мужчина так не брал меня за талию.
Новый год мы встречали вместе. Когда мы сели за стол, Рома спросил, можно ли ему у нас покурить.
Я всем запрещала, а ему разрешила. Он всюду набросал пепел, но меня это совершенно не расстроило.
Вообще, меня всегда раздражала неряшливость в мужчинах, а тут стала умилять.
На праздник Рома принёс лилии. Раньше я их не любила из-за запаха, но он сказал, что лилии распустятся ровно в 12 часов. Я поставила цветы в вазу, и ровно в полночь они стали распускаться — это было такое чудо! С тех пор я полюбила лилии. Он часто приносил мне их, и я каждый раз звонила: «Рома, третий бутон распустился, четвертый!»
А когда он сам не мог дойти до магазина, отправлял за цветами сына.
С тех пор мы стали встречаться. Говорили о книгах, он читал мне стихи.
Он рассказывал, что голубь никогда не съедает все до конца, потому что оставляет еду голубке.
Мы жили отдельно и ходили друг к другу в гости.
В начале отношений он даже сделал мне предложение, но я отказалась: сколько можно?
Когда я оставалась у него, по утрам он приносил поднос с яичницей и кофе в постель. Ни один мужчина не носил мне завтрак в постель.
Мы оба были в возрасте, поэтому не смущались друг друга.
Таких отношений у меня никогда не было. Когда ты понимаешь, что это последнее… это по-настоящему.
Благодаря ему я выздоровела. После операции я долго болела, высокая температура никак не спадала.
Ромочка надел все свои ордена — во время войны он служил юнгой на Балтийском флоте — и пошёл к моему лечащему врачу. Он представился членом общества ветеранов и спросил, почему меня так долго не вылечивают.
Врач ему объяснил, что нужно идти к районному хирургу, хотя до этого лечил меня сам и помалкивал.
Вскоре я пошла на поправку.
Если бы мы встретились в молодости, вряд ли у нас сложились бы отношения.
У него очень тяжёлый, взрывной характер.
Он мог обидеться из-за мелочи и замолчать на несколько дней. При этом он всегда был за меня.
Когда я лежала в больнице, он каждое утро спрашивал, как я спала.
«Я спала хорошо, а соседи плачут, что не могли заснуть — я храпела». —
«Это здоровый храп, он тебе на пользу. Значит, ты выздоравливаешь».
Жена всю жизнь звала его по фамилии, а я стала называть Ромочкой, и он растаял.
Но мне не хватало от него ласковых слов, и, когда я просила его сказать что-нибудь ласковое, он отвечал: «Никогда! Я ни одной женщине не говорил и не собираюсь!»
Однажды я сказала: «Учись, иначе мы расстанемся» — и улетела отдыхать в Египет на десять дней.
Когда я приехала, он подарил мне книгу Дмитрия Быкова «Борис Пастернак» с подписью:
«На память своей птичке, заиньке, рыбоньке, светлячку, золотцу, ненаглядной, обворожительной, бесподобной, безрассудной, достойнейшей Галчонке от её вечного ж*да (зачеркнуто) раба Романа». А сбоку приписал «восхитительной».
Через три года после первой встречи он сказал самые важные слова: «Пока ты со мной, у меня есть какая-то надежда».
Как-то раз Рома ехал с огорода, я решила встретить его, но мы разминулись.
Я стояла на остановке, а в это время он звонил в мой домофон.
Не дождавшись ответа, Рома вызвал МЧС и потребовал, чтобы сломали мне дверь, — он решил, со мной что-то случилось.
И тут я ему позвонила. Он закричал: «Как, ты дома?! Я вызвал МЧС! Я с тобой больше не буду разговаривать!»
Потом к нему домой приехала полиция разбираться, зачем он устроил ложную тревогу.
А в другой раз он позвонил мне утром: «Жарь картошку, сейчас приду».
Я посмотрела в окно и увидела, как он со своей корзинкой для огорода садится в автобус и уезжает.
Я стала плакать: как ему не стыдно, я тут нажарила картошки, а он уехал.
Через некоторое время раздался звонок в дверь: оказалось, он ездил за цветами, потому что идти пешком ему было тяжело.
Когда мы стали встречаться, у него уже год не было жены и никто за ним не ухаживал.
Как-то мы приехали к моей дочери и остались у неё ночевать.
Он пошёл мыться, а я увидела, в каком состоянии его бельё, и выкинула, а чистое взяла у зятя.
Потом мы пошли гулять, и я купила ему носки. Вечером позвонила дочь: «Мама, а почему носки в холодильнике лежат?»
Оказалось, он их туда специально засунул — ничего не хотел брать и ругался: «Я никогда не был альфонсом!»
Ромочка наизусть цитировал Грибоедова, Ахматову, Шекспира, Хайяма.
Когда он на меня злился, говорил: «Служить бы рад, прислуживаться тошно».
А я отвечала: «Ты должен говорить: «Велите ж мне в огонь: пойду, как на обед».
Или звонил: «Ты знаешь, кто написал эту фразу — «Как хороши, как свежи будут розы»?»
А я продолжала: «Моей страной мне брошенные в гроб».
Проверял меня.
Перед тем как мне исполнилось 75 лет, он спросил, что я хочу в подарок.
Я призналась, что хочу кольцо с бриллиантом.
Думала, мы пойдём в простой магазин, но он сказал, что такие вещи не покупаются в дешёвых местах, и мы поехали в самый дорогой.
Я пыталась узнать, на какую сумму могу рассчитывать, но он ответил: «Тебя это не касается!» — и сам выбрал очень дорогое кольцо.
Когда я спросила, а что, если бы не хватило денег, он сказал: «Ты что, думаешь, у меня нет денег? Это не твоё дело, девочка!»
Сначала мне отдали кольцо в пакетике, но Рома настоял на том, чтобы его упаковали в коробочку.
Она уже сломалась, но всё ещё лежит у меня. Она мне напоминает о том, что Ромочка ничего для меня не жалел.
Это была любовь, была страсть.
Вместе мы не ощущали себя старыми. Я чувствовала себя с ним, как с мальчишкой — будто ему 19, а мне 14 лет.
Мы много хохотали, танцевали — в молодости он был учителем танцев.
Он звал меня «моя девочка» и запретил моим внукам называть меня бабушкой, объявив: «Ваша бабушка — моя девушка».
В прошлом мае Ромочка умер.
Ему было 88 лет. Похоронили его рядом с женой.
Он украсил мою старость, я счастлива, что он был у меня. После его смерти я ни разу не покупала лилии.
**********
А дальше она сказала :"Может, не будешь писать, что он умер?
Пусть лучше будет живой".
Алина Куянова

ДЕТИ ПРОЩАЮТ...



Ребёнка предать не трудно – что он сделает?  Он абсолютно зависит от родителя;  по крайней мере, так было раньше.  С ребёнком жить тяжело:  надо заботиться, ухаживать, кормить, гулять, воспитывать…  Ребёнок не даёт выспаться, кричит, плачет, шумит и шалит, когда подрастёт.  Философ Жан-Жак Руссо поразмыслил об этом и просто стал сдавать своих новорожденных детей в приют.  Он жил не очень богато, был занят сочинительством и дети могли очень осложнить ему жизнь.
Философ Руссо одного за другим сдал в приют пятерых детей.  Его сожительница детей рожала, а потом их относили в приют.  Руссо писал, что хочет, чтобы дети стали крестьянами.  Здоровый труд на свежем воздухе, простая пища, гармония с природой…  Скорее всего, малютки просто умерли в приюте – условия в 18 веке были ужасающими.  Но Руссо об этом не думал.  Он писал трактат о правильном воспитании детей, который принёс ему славу великого педагога и просветителя.
Лорд Байрон отдал в монастырь свою незаконнорожденную дочку Аллегру, четырёх лет от роду.  Сначала он забрал девочку у матери, а потом она надоела поэту.  «Она упряма, как мул и прожорлива, как осёл!», – так поэтично Байрон охарактеризовал своего ребёнка.  Девочка мешала ему;  он жил в замке.  Трудно представить, как в замке может мешать четырёхлетний ребёнок…  В монастыре девочка начала хиреть и чахнуть. «Бледная, тихая и деликатная», – такой её запомнили.  При участии монахинь Аллегра написала письмо отцу;  вернее, жалостливые монахини написали от её лица просьбу навестить…  Байрон сказал, что Аллегра просто рассчитывает на подарки.  Незачем ехать!  В пять лет девочка умерла среди чужих людей.
Поэтесса Марина Цветаева тоже отдала своих детей в приют в голодные годы.  И приказала не говорить, что она – их мать.  Дескать, они сироты.  В приюте младшая дочь, Ирина, умерла от голода и болезней.  Условия содержания детей поэтесса видела своими глазами – под видом крёстной матери она навестила детей.  Старшую дочь она потом забрала.  Младшая погибла среди чужих людей. На похороны дочери Цветаева не пошла, но написала очень грустное стихотворение о своих переживаниях.  Конечно, очень трудно было жить в Москве в отдельной квартире с двумя детьми, отказавшись от службы. И писать стихи было очень трудно, дети требуют большого внимания, питания.  Цветаева тоже упоминала «прожорливость» двухлетней Ирины… Наверное, наши прабабушки не отдали своих детей в приюты потому что работали и стихов не писали.  Им было полегче, чем Цветаевой.  Или Байрону.  Или Руссо...
Можно писать одухотворённые строки о любви и о душе.  Но поступать по-другому.  И много лет люди будут восхищаться великими стихами и философскими трактатами, не ведая, что во время создания этих чудесных произведений где-то умирал с голоду или от тоски брошенный ребёнок автора.  Плакал в одиночестве или просто молча лежал, отвернувшись к стене – когда понял, что никто не придёт утешить…  Но себя эти великие люди очень жалели.  Свои переживания они понимали очень хорошо.  И искренне недоумевали – почему такие страдания выпали на их долю?  За что?  Хотя никаких особых страданий не было:  ни голода, ни побоев, ни полной зависимости от других…  Философ Руссо жалобно написал о себе:  «Одинокий, больной и всеми оставленный в своей постели, я могу умереть в ней от нищеты, холода и голода, и никто из-за этого не станет беспокоиться»…  От голода и холода Руссо спасали многочисленные меценаты.  О нём беспокоились друзья и та самая мать отданных детей.
Это великие люди, оставившие после себя великие произведения, которые учат разумному, доброму, вечному.  А судьбы их детей мало кому известны; но об этом надо знать.  И надо помнить – ребёнок полностью зависит от родителя.  Предать его легко!  Он не сможет ни протестовать, ни отомстить, ни упрекнуть.  Он до последнего дня будет надеяться, что за ним придут и спасут его, возьмут обратно! …  Поэт Шелли видел над морем у замка Байрона светлый образ маленькой Аллегры.  Она улыбалась.  Она всё простила.  Дети прощают…
Анна Кирьянова

О ЛЮБВИ И КОВАРСТВЕ



Библитекарша Юля, милая шатенка двадцати шести лет, живёт с папой и кошкой Матильдой.
Папа — отставник из небольших чинов, ныне охранник, мечтающий, чтоб дочка вышла замуж за военного, дабы было с кем обсудить Ржевско-Вяземскую операцию и бои под Дюнкерком, но дочке плешь своими мечтаниями не проедающий.
Про кошку Матильду разговор отдельный. Кошка Матильда выстроила в семье суровую иерархическую систему по типу восточной сатрапии с вкраплениями утонченного садизма. На вершине царила она сама, пушистая, потом много пустых ступенек, а хозяева там, у подножия, между веником и тапками. И никаких вольностей в обращении с высшим существом.
В повседневном быту кошка Матильда следила, чтоб хозяева не смухлевали чего с её едой, остервенело драла когтями обивку мебели и дрыхла на работающем телевизоре, свесив на экран пышный хвост, из-за чего папе оставалось только догадываться, каков он — четвертый гол, вколоченный Аршавиным в ворота “Ливерпуля”, а Юля так и не узнала, кто надругался над главной героиней сериала, хвост мешал пониманию сюжета.
Тем не менее, Юля кошку Матильду любила трудной безответной любовью. Папа любил Юлю и посему кошку терпел. Кошка плевать хотела на обоих.
Но как-то жили. Пока кошка Матильда не врубилась, что ей чего-то недодали, и не начала день и ночь орать дурниной, забыв даже про еду.
Ветеринар обнаружил у Матильды проблемы со здоровьем и стерилизовать категорически не советовал.
— Вы, — сказал, — ей таблеточки подавайте.
Супротив огненного темперамента Матильды таблеточки были — как зелёнка против бубонной чумы.
Ветеринар сказал:
— Она потом успокоится. Попривыкнет. Про таблеточки не забывайте.
Однако Матильда успокаиваться не пожелала и в свой следующий порыв к простому кошачьему счастью устроила такое, что пришла интеллигентная соседка снизу и возмущенным речитативом исполнила арию князя Игоря: “ни-сна-ни-отдыха-измученной-душе-и-ночь-не-шлет-надежды-и-спасенья-ну-найдите-вы-ей-кота-пожалуйста-сил-уже-нету”.
Как на беду, у всех знакомых коты были в усеченном варианте.
К вечеру субботы папа пришёл к мысли, что живодер — профессия нужная и обществом востребованная; соседка снизу, растерявшая интеллигентность, пообещала своими руками придушить мерзкую тварь, если ей не заткнут её мерзкую пасть; а Юля вспомнила, что в соседнем подъезде живёт породистый кот, наверняка производитель, и побежала выпросить его напрокат.
— Ну что вы, милая, как можно, у нас выставка через неделю, да и потом — ваша-то кошка из простых, мы не можем портить себе генетику!
Юля выскочила из подъезда, чуть не сбив с ног какого-то молодого человека.
— Слушайте, — в отчаянии сказала обычно сдержанная Юля, — у вас кота нет?
— Хомяк вам не подойдет?
Юля посмотрела вверх. На втором этаже на подоконнике Юлиной кухни бесновалась алчущая любви Матильда. Двухкамерный стеклопакет пока держался.
— Понятно, — сказал молодой человек, — стойте тут, я сейчас.
Исчез и появился минут через пять с серым помойным котом. Кот висел на руке этакой тощей вонючей сосиской и печально взирал на Юлю.
— Этот справится. Только выстирать надо.
Пока кот мужественно терпел мытье, Матильда с воплями колотилась в дверь ванной. После сушки кот рванул к миске, по пути отвесив Матильде хорошую затрещину. Довольно типичное мужское поведение.
Делу время, потехе час. Ну, дальше понятно…
Зная мое пристрастие к хэппи-эндам, вы наверняка ожидаете, что Юля влюбилась в котолова Костю, причем взаимно. Нет, они всего лишь приятельствуют. Костя уже второй год встречается с дизайнером Катей. Зато Костина мама — кандидат исторических наук — работает в Музее Великой Отечественной войны. Юлин папа не ожидал от женщины такого глубокого понимания личности генерала Роммеля.
Кота, кстати, оставили. Назвали Помойкиным. Помойкин — замечательный кот, без закидонов и когтей веером, смотрит ласково, мурлыкает благостно. Но строг — Матильда у него по струночке ходит. Правда, после беготни и нервотрепки с пристраиванием пяти котят в хорошие руки бедного Помойкина лишили определенных радостей жизни. Да и Матильда как-то сама собой успокоилась.
Наталья Волнистая

Хорошо быть женщиной, лет так 30-ти.
И влюбиться в мальчика, лет так 20-ти.
И мужчина в 40-ок, тоже не дедок,
Жизнь прекрасна в 30-ть, диапазон широк.
Хорошо быть женщиной, лет так 40-ка.
Хочешь, выпьешь водочки, хочешь коньяка.
И тридцатилетнего есть чем удивить,
Мужика брутального можно охмурить.
Хорошо быть женщиной, лет так в 50-т
Климаксы все пройдены, страсти всё кипят.
И сорокалетний, увидав, дрожит.
И дедок столетний с «Виагрою» бежит.
Хорошо быть женщиной, лет так в 60-т
Скоро уж на пенсию, если не продлят.
И всего наелась я, кажется, сполна,
Хочется спокойствия и пошли все «На».
Хорошо быть женщиной в 70-т, блин, лет.
Вроде бы не старая, но зубов уж нет.
Внучке скоро 30-ть, заиграл гормон.
С грустью вспоминаю свой «диапазон».
Хорошо быть женщиной в 80-т лет,
Хоть дрожу немножечко, выключая свет.
Вспоминаю прошлое, как тогда любила,
Целовала ласково, а кого?.. Забыла…
Хорошо быть женщиной в 90-т лет.
Ничего не хочется, сил уж дамских нет.
И смеюсь тихонечко.… Да, уж почудила!
Жизнью я довольная! Я всю жизнь любила!
И живём любовью мы, счастьем и мечтами,
Наша жизнь наполнена страстью и грехами.
А любовью, женщина жить должна всегда!
Хорошо ль быть женщиной?.. Я отвечу - ДА!
из инета

Жила в одном городе женщина. Звали её Зинаида Петровна. Жила она, как ей думалось, вполне достойно. Правда, семьи не случилось и детей не было.
Зато своя квартира, в которой всегда царили чистота и порядок. И работа была приличная: бухгалтером на мебельной фабрике.
Дожила Зинаида тихо и спокойно до 50 лет. Очень ей её жизнь нравилась. Особенно на фоне жизней её соседей по дому. Приятно ей было думать, что вот у неё-то всё отлично сложилось. Ведь человек она хороший и зла никому не делает.
А соседи у неё были непутевые. На одной лестничной площадке с ней жила, например, женщина, которой было уже за 60. И, вот ведь стыд какой, пожилая уже, почти пенсионерка, а волосы выкрасила в синий цвет! Подумать только! И носит какие-то обтягивающие платья и джинсы. Все над ней смеются.
Городская сумасшедшая, не иначе.
«Безобразие!» - думала Зинаида Петровна, глядя на странную пенсионерку. И радовалась, что она-то выглядит прилично, соответственно возрасту.
Про третью соседку и говорить было стыдно. Всего двадцать один год. И уже ребёнка нагуляла. Причём ребенку лет пять на вид. Понятное дело, небось, ещё в школе училась, когда забеременела. И куда родители смотрят? Кстати, родителей у девушки не было, жила одна со своей дочкой.
Причём ещё и с той синеволосой пенсионеркой сдружилась. Пока девушка днём куда-то ходила, соседка сидела с девочкой.
Зинаиду Петровну это не удивляло. «Такие люди друг к другу тянутся» - думала она. - «А меня стороной обходят. Видят приличного
человека — и в глаза смотреть стыдно. Поздороваются в лифте и всё общение».
Последний сосед — мужчина лет 30. Увидев его впервые, женщина испытала настоящий шок. Все руки, вся шея были покрыты татуировками!
Разве нормальные люди так будут ходить? Конечно, нет! Ещё в молодости Зинаида Петровна осуждала подобных персонажей.
Видимо, больше нечем выделиться, раз приходится себе кожу уродовать. Ишь, внимание к себе привлекает! Значит, умом не привлечь! Лучше бы книжки читал.
Так думала она каждый день, встречая в лифте кого-то из соседей. Приходя домой, она тихонько радовалась тому, что сама она живёт так, как положено.
продолжение следует...

И иногда обсуждала соседей со своей единственной подругой по телефону. Говорить им больше было не о чем, поэтому «тип с татуировками», «молодая мать» и «безумная старуха» становились едва ли не главными темами на повестке дня.
Как-то раз вечером Зинаида Петровна, как обычно, возвращалась домой с работы. Настроение у неё было отвратительное. На работе недостача…
Впервые за долгие годы работы. На кого свалят? Кто виноват? Конечно же, бухгалтер. Голова у женщины болела с утра. А сейчас вдруг в ушах зашумело, а ноги резко потяжелели.
Женщина с трудом дошла до подъезда и опустилась на лавочку. Вдруг она почувствовала лёгкое прикосновение к своей руке.
С трудом подняв взгляд, она с удивлением увидела ту самую «пенсионерку» с синими волосами.
- Что с вами? Вам плохо? - участливо спросила она.
- Голова… болит… - прошептала Зинаида.
- Пойдёмте к Юре, он дома сегодня. Вы бледная, лица на вас нет.
- К какому Юре? - спросила женщина.
- Юра же с вами на одном этаже живёт. Он врач-кардиолог. Неужели вы не знаете?
Поднявшись на нужный этаж, соседка позвонила в дверь Юры. Женщина с удивлением увидела на пороге того самого мужчину с татуировками, который, по её мнению, просто не мог быть приличным человеком.
Мужчина измерил Зинаиде Петровне давление, уложил на диванчик и дал какую-то таблетку. Вскоре голова и шум в ушах прошли.
- Обязательно запишитесь на приём! Надо следить за давлением, даже таким молодым девушкам, как вы, - улыбнулся врач, когда состояние женщины пришло в норму.
- Спасибо вам, - почему-то Зинаида испытывала неловкость, вспоминая, как обсуждала татуированного мужчину с подругой. «О внешности думает, а интеллект — на нуле» - говорила она о нём. А он, подумать только, доктор, каждый день жизни спасает.
- Не за что. Не болейте! Если что, обращайтесь!
Женщина попрощалась с доктором, вернулась домой и прилегла на диванчик. Надо же, она так ошибалась в отношении мужчины…
И пенсионерка с синими волосами оказалась хорошей женщиной. Вот, подошла, поинтересовалась, что с ней.
В дверь позвонили. На пороге стояла синеволосая пенсионерка, держащая за руку дочку молодой девушки, которая, по мнению Зинаиды Петровны, стала матерью слишком рано.
- Я просто хотела проведать вас, узнать, всё ли в порядке. Простите, что я с Яночкой, Аня на работе… И я так давно хотела с вами познакомиться. Но не решалась. А тут случай выпал! А то мы все общаемся с соседями, а вы особнячком держитесь!
- Проходите, давайте чаю сделаю, - неожиданно для себя сказала Зинаида. - Спасибо, что помогли, когда увидели, что мне плохо…
- Ну, что вы. Не за что благодарить. Я сразу вижу, когда человеку плохо. Я же всю молодость ухаживала за больной мамой. Как исполнилось мне 14, мама слегла. И ушла, когда мне уже за 30 было. Не училась толком, романов не было, только у постели её… Еле ребёнка родить успела. Ладно, не хочу вспоминать. Вот сейчас на старости лет отрываюсь, - соседка со слегка виноватой улыбкой показала на свои яркие пряди.
- Спасибо дочке, помогла волосы покрасить. И футболки мне покупает крутые. Хоть недолго, а молодой побуду. Хотя вот Ане ещё хуже.
- Кто такая Аня? - спросила Зинаида.
- Ну Анечка, соседняя с моей дверь — её. Яна ведь её сестрёнка. Родители погибли в автокатастрофе. Она сестру удочерила, воспитывает вот.
Учёбу в университете бросила, работает с утра до ночи, бедная. Юра ей помогает иногда деньгами. Ну Юра, который вам помог сегодня…
Когда соседка ушла, Зинаида некоторое время тихонько сидела за столом в кухне и невидящими глазами смотрела перед собой.
Надо бы предложить Ане помощь, она ведь тоже может иногда сидеть с Яночкой. И волосы она давно хотела покрасить в рыжий цвет.
Только всё думала, что это — неприлично в её возрасте. Обязательно завтра проконсультируется с соседкой по этому вопросу!
И надо не забыть пригласить Юру на пироги, чтобы отблагодарить за помощь.
Виктория Белозерова.

НИКОГДА НЕ СПОРЬ С НАЧИТАННЫМИ ЖЕНЩИНАМИ



Муж страстно любил рыбалку, а жена ужасно любила читать.
Однажды утром после многочасовой рыбалки муж вернулся усталым и решил вздремнуть.
А жена, хоть она и не знала этой местности, решила прокатиться на лодке.
Она немного погребла, устала, бросила якорь и принялась читать.
Вскоре на моторной лодке к ней подплывает рыбинспектор:
- Доброе утро, гражданочка. Чем это Вы тут занимаетесь?
- Читаю - отвечает она, - разве не видно?
- Но здесь нельзя ловить рыбу.
- Так я и не ловлю... Вы же видите.
- Ну да! Однако у Вас имеется все необходимое для этого!
Я вынужден вас оштрафовать.
- Если Вы это сделаете, я подам на Вас заявление об изнасиловании, - ответила возмущенная женщина.
- Но я до Вас даже не дотронулся!
- Ну да!
Зато у Вас есть для этого все необходимое!
Мораль истории:
Никогда не спорь с начитанными женщинами.
из сети

Жизнь коротка

Жизнь коротка. И надо уметь.
Надо уметь уходить с плохого фильма.
Бросать плохую книгу.
Уходить от плохого человека.
Их много.
Дела не идущие бросать.
Даже от посредственности уходить.
Их много.
Время дороже.
Лучше поспать.
Лучше поесть.
Лучше посмотреть на огонь, на ребенка, на женщину, на воду.
Музыка стала врагом человека.
Музыка навязывается, лезет в уши.
Через стены.
Через потолок.
Через пол.
Вдыхаешь музыку и удары синтезаторов.
Низкие бьют в грудь, высокие зудят под пломбами.
Спектакль менее наглый, но с него тоже не уйдешь..
Шикают. Одергивают. Ставят подножку. Нравится.
Компьютер прилипчив, светится, как привидение, зазывает, как восточный базар. Копаешься, ищешь, ищешь.
Ну находишь что-то, пытаешься это приспособить, выбрасываешь, снова копаешься, нашел что-то, повертел в голове, выбросил.
Мысли общие.
Слова общие.
Нет! Жизнь коротка.
И только книга деликатна.
Снял с полки. Полистал. Поставил.
В ней нет наглости.
Она не проникает в тебя.. Стоит на полке, молчит, ждет, когда возьмут в теплые руки. И она раскроется.
Если бы с людьми так. Нас много. Всех не полистаешь. Даже одного. Даже своего. Даже себя.
Жизнь коротка.
Что-то откроется само. Для чего-то установишь правило.
На остальное нет времени. Закон один: уходить. Бросать. Бежать.. Захлопывать или не открывать!
Чтобы не отдать этому миг, назначенный для другого.
@ Михаил Жванецкий