Уголок читателя - 3

 
Про Персика где то уже читала.... 

СКАЗКА ПРО ЕЩЕ РАЗ О ЛЮБВИ

Александр Бирштейн

Наверное, шокирую...
А ему понадобилась женщина. Сильно. Очень!
Он искал ее всюду: в винарке за углом, под мостом, в загаженных и разоренных комнатах брошенного дома. И не находил. А женщина была нужна и желанна, ибо нашел он журнал, а там речка Кама с утра, а там люди... В такой позе... Люди…
Ох, как захотелось тоже человеком стать. Ненадолго...
Наконец, нашел ее. Стояла в печали у контейнера «Альтфатер – памятник Гурвицу» и мучительно пыталась увидеть в бутылке из-под портвейна хоть каплю жидкости.
- Пошли! – велел он.
- А пошел ты...! – ответила она.
Тогда он показал ей шкалик, специально хранимый для такого случая.
И она пошла за ним, как нитка за иголкой.
Он привел ее в подвал, где сараи теснились, толкая друг друга. Эти сараи берегли хозяйское топливо и никому не нужное барахло. Топливо, впрочем, тоже было ненужным, ибо в домах давно имелось центральное отопление.
А один из сараев потерял хозяйку. Умерла с год назад. Он ее знал. Даже помогал иногда в прошлом. То сумку поднесет, то еще что-то. Жильцы, вселившиеся в квартиру старушки, о сарае даже не подозревали, поэтому он посчитал его своим. Барахло из сарая частично продал на блошке, частично выбросил потихоньку. Но только то, что самому не надобно. И стал там жить. Замок поменял... В сарае было тепло – горячие трубы по подвалу проходили, а еще было светло, ибо присоединиться к старой проводке легко. Даже плитка электрическая имелась. Но он редко ею пользовался.
- Раздевайся! – велел женщине.
- Зачем? – засмеялась она и задрала юбку. А под юбкой ничего, кроме рваных чулок на резинках и не было.
- Не так! – досадливо скривился он. – Совсем раздевайся!
- Холодно! – возразила она и в доказательство зябко повела плечами.
Тогда он угостил ее водкой и окурком «Мальборо». Еще и плитку включил.
Она и разделась. Делов куча.
Тогда он достал из-под матраса, на котором спал, заветный журнал и показал ей картинку.
- Вот так станешь!
- Не смогу, - подумав и примерившись, ответила она. – Давай лучше по-нашему, как все.
Но он не согласился. Ни в какую!
- Смотри, - доказывал он, ты так, а потом сюда нагибаешься, а я вот так и потом так. И тогда смогу. Точно! И вообще, как те, наверху...
Не выходило!
- А другой картинки у тебя нет? – устав, спросила она.
- Нет... – потухшим голосом сказал он и вдруг заплакал. Рухнула, рухнула мечта...
Тогда она стала гладить его по голове, потом по плечам, ниже...
Потянула на себя, помогла...
И получилось!
После они лежали рядом, и ее голова примостилась на его руке.
- Не надо, не надо картинок! – шептала она. – Картинки в той, уже прожитой жизни...
А потом они уснули.
И...
Я не уверен, но мне кажется, что были счастливы и даже видели сны.

УТРО

Александр Бирштейн

В Одессе надо просыпаться самому и вовремя. Вот, допустим, открыл ты один глаз, увернулся от солнечного лучика – лазутчика в щель гардины, – глянул на часы, обрадовался, закрыл глаз и…
- Молоко! Творог! Сметана! Молоко! Творог! Сметана! – и все это в рупор пионервожатого и в начале седьмого утра.
Возмущенные вопли из глубины комнат. Никто, пока, не встает, к окну не подходит. Матерятся лежа.
А ты… Тоже лежишь, ругаешься про себя, засыпаешь, засыпа…
- Риба! Риба! Риба!
Вскакиваю, подбегаю к окну, хочу начать декламировать, но… из другого окна уже опередили, уже спрашивают:
- Что за риба? – а голос, как у диктора на стадионе.
- Бичок и сарделька!
Одновременно из пяти-шести окон:
- И почем?
Ответ заглушен воплем из соседнего двора.
- Крахаидл! Куда дел мою шалю? Тольки-тольки была повешенная!
Ответ ленив, но в чем-то справедлив:
- Зачем нада шаля летом?
- А проветриться!
- Так я же не знал!
- Что ты не знал?
- Что ты не будешь сейчас с ней позориться!
- И?
- Продал, конечно! Там, где купил! Но продал дороже!
- Кому?
- Сичас я буду на Новом базаре спрашивать паспорт у покупателя!
- А что я?
- Тибе еще купим! Ту же самую. Но дешевле.
Они бы еще поговорили, но опять крики, причем, отчаянные:
- Картошка! Кому винницкая картошка!
Эта картошка уже всем надоела. Ее месяц уже продают. И не продадут, так как кто-то недовольный ценой уже пустил слух, что она не винницкая, а чернобыльская. С тех пор цена упала вдвое, но репутация есть репутация, поэтому на продавца орут:
- Тю! Канай отсюда без нещастья, пока ноги не вынули!
Уходит… Думаете становится тихо? Так нет. Тетя Мира с бельэтажа затеяла диспут с тетей Натой с четвертого этажа, но противоположного флигеля. Диспут на тему, как делать икру из синих.
- Тольки ложкой! – настаивает тетя Мира.
- Тольки секачкой! – уверена тетя Ната.
У каждой сторонники, поэтому дело доходит до оскорблений.
- Чтоб на твоем языке выросли прыщи больше тебя!
- Чтоб ты ела и пила только касторку!
Что-то утро больно славно начинается!
- Колбаса, балык, корейка! Колбаса, балык, корейка!
- И где? – это уже хор.
- В Одессаэнерго!
- Так там и кричи!
- А тут нельзя?
- Нельзя! Ребенка разбудишь. Он только час назад пришел!
У колонки во дворе собирается народ. Не за водой. Вода, слава Богу, и дома есть. Но поговорить же надо!
Тетя Мира давно помирилась с тетей Натой, и они решают, куда ехать за «фруктой» на варенье.
- На Привоз! – стоит на своем тетя Мира.
- На Северный! – сопротивляется тетя Ната.
Насчет Нового базара никто не заикается. Там дорого. Зато существует поверье, что на Новом не обвешивают. Аргумент: почти на каждых весах имеется плакатик «Тут точный вес».
А на часах уже почти восемь. День, как видите, в разгаре.

---

---

Василий

 На похороны бабушки я ехал со смешанным чувством грусти и стыда. Ранняя осень сияла золотом, а на душе у меня было черно. Я потерял последнего родного человека, и чувствовал горечь от того, что не был с ней в ее последние дни. 
 Сразу после школы я уехал на учебу в большой город, а бабушка осталась одна и приезжать часто просто не получалось. Конечно, я мог бы остаться дома, устроиться в местный магазин и ухаживать за ней, но я мечтал чего-то добиться в жизни. Да и она тоже хотела этого и поддерживала меня. Я надеялся, что смогу быстро встать на ноги, и забрать ее к себе. И все почти получилось. Через три месяца я приехал бы за ней, но... Если б я только знал, что она болеет! И почему только бабушка молчала?
 Такой она была всегда – не жаловалась, как бы не было трудно, все тащила на себе. А я… ничего не успел для нее сделать. Деньги, отложенные на съем новой квартиры, я решил все равно потратить на бабушку. - Куплю плиту. Закажу самую лучшую, самую дорогую, - думал я. – Из мрамора. И надпись золотую. Я хотел как-то отплатить ей за годы ожидания и одиночества. 
 После кладбища и поминок я рассеянно смотрел, как соседки разбирают бабушкины вещи. Я попросил их забрать что кому хочется. Себе оставил только фотографии и фигурки из серванта. Я как раз вытащил с полки фарфоровую лягушку с отбитой лапкой и перед глазами в один миг промелькнули сотни воспоминаний. Тут то, ко мне подошла соседка и тихо спросила:
 - А котика куда девать будешь? На улицу выбросишь? Или в Казань заберешь? 
 - Котика? – Я и не знал, что у бабушки был кот... и что теперь с ним делать?
 - Василий в огород умчался. Как Веру понесли на кладбище, он весь заметался, за нами бросился было. А когда Вера умерла, он тут, возле нее был. Грустный, будто понимает…
 Я кивнул и вышел на крыльцо. Постоял немного. Что мне делать с этим котом?
 - Исанме! Син кем? (Здравствуй! Ты кто? – татарский) – спросил кто-то, и я чуть не подпрыгнул, до того момента мне казалось, что огород пуст. Я повернулся. Справа, из-за сложенной поленницы поднимался дед. И едва я его увидел, как горло у меня сжало и я, шагнув к нему, едва смог пробормотать: 
 - Фарид - абы! Бу мин! Это я… Саша… 
 В тот год, когда не стало моих родителей, я переехал сюда. Вернее, меня забрала к себе бабушка. Я помню, каким обозленным тогда был. Как ненавидел всех просто за то, что они живы, а мои родители нет. И вот однажды, сидя на заборе, я заметил, как через участок от нас, старик, мужчина помладше и мальчик, мой ровесник, собирают яблоки. Я следил за ними исподлобья. Потом дверь на крыльце их дома открылась и молодая женщина позвала их кушать по татарски. Мальчик побежал к ней, расставив руки и влетел ей в объятия. А мне захотелось стукнуть его. В тот же вечер, когда стемнело, я выбрался из дома, перелез через забор и забрался в их сад. Я оборвал все яблоки, до которых мог дотянуться, растоптал то, что смог. 
 Тогда то меня и поймал хозяин сада, Фарид – абы. Он был ровесником моей бабушки, а мальчик, которого мне так хотелось побить был его внуком. Фарид-абы мог бы оттаскать меня за уши, или пожаловаться бабушке, но вместо этого он вдруг положил руку мне на плечо и сказал:
 - Ну что? Все потоптал, как кабан, яблоки попортил. Стало легче? Я видел, как ты днем на заборе сидел и смотрел на нас. Все сразу понял по твоим глазам. А ведь разве мой внук виноват, что твои родители умерли, а его родители живы? Ты сам то подумай! 
 Я упрямо тряхнул головой и попытался вырваться, но ладонь Фарида – абы крепко сжала плечо:
 - Это горе в тебе кипит. Ты отпусти его, поплачь. А то станешь как шайтан злой! 
 - Пусти! – заорал я и рванулся сильнее. От ярости меня затрясло.
 - Плохо тебе, я понимаю. Сиротой быть ой ей как тяжело! Я родителей хоронил, плакал, а ведь я взрослый был..
 - Я не сирота! У меня есть бабушка! – заорал я, а Фарид – абы повторил:
 - Сирота, сирота. Ох, бедняга!
 И тогда я вдруг расплакался, уткнувшись ему в грудь. До сих пор помню, как я ревел, а большая рука Фарида –абы гладила меня по голове. Не знаю даже сколько времени так прошло, но когда я наконец смог успокоиться, что-то внутри изменилось. Каким-то образом Фарид-абы заставил меня отпустить ненависть ко всем вокруг. И я смог оплакать смерть родителей. Нет, мне не стало легче, но я смог принять тот факт, что моих родителей больше нет и погрустить об этом.
 С тех пор мы с Фаридом – абы стали большими друзьями, и я бегал к нему не меньше, чем раз в неделю. Именно его я спрашивал, как вести себя, когда задирают в школе и что делать, чтобы понравившаяся девушка обратила на меня внимание. Я почти не видел его после того, как уехал в Казань. И вот он передо мной, совсем старый. Я побежал к нему смешно растопырив руки. Только теперь я не мог уткнуться в грудь Фариду-абы, я стал выше него. Да и обнимать пришлось осторожнее – он стал такой хрупкий, будто весь сделан из стекла. 
 - Кадерлем!(дорогой) Саня! Яным (душа моя)! Я-то сперва не узнал тебя, глаза стали совсем плохие! Вера каждый день говорила, какой ты стал молодец и красавец! Каждый день! - он отстранил меня и разглядывал меня слезящимися от радости глазами: - Бэгърем(очень дорогой)! Как же я тебе рад! 
 - Я тоже очень рад, бабай (дедушка), - шепотом добавил я, но он услышал и улыбнулся:
 - Я на кладбище пойти не смог – ноги совсем не ходят. Мы с Василием тут вместе Веру вспоминали. И вдруг ты идешь. Я чуть с ума не сошел от радости! Что ж ты так давно не приезжал?! 
 - Я работал, - глухо сказал я. – Хотел абику(бабушку) забрать с собой. Да не успел всего то нескольких месяцев не хватило… 
 - Понимаю, - покачал головой Фарид –абы. – Немножко бы еще ей пожить, чтоб насладилась таким внуком. Но ей теперь хорошо, на том свете. Она счастлива. Пойдем ко мне, посидим. Моя хатыным (жена) обрадуется, когда тебя увидит. А сейчас она плачет. Вера ведь была ей кодагый (сватья). Пойдем, онек (внук), посиди со стариками. 
 - Конечно. Я только заберу из дома фотографии и фигурки. У меня автобус вечером, не буду в дом обратно возвращаться.
 - А Василия заберешь? Или тут оставишь? – он внимательно посмотрел на меня.
 - Я не знаю, - ответил я честно. – Куда я его дену? Может ему тут лучше?
 И тут, раздвинув траву, наружу показалась кошачья морда. Самая бандитская кошачья морда, какую только можно представить. Ухо разорвано (это у крутых котов традиция такая, ходить с порванным ухом?!). Широкая грудь и колесом расставленные лапы, дополняли картину. Кот посмотрел на меня круглыми, желтыми глазами, горестно мявкнул и пропал в траве.
 - Услышал, - расстроенно сказал Фарид-абы. – Эх, беда! Услышал твои слова и убежал! - Я тебе расскажу про него, - опускаясь на стул, сказал Фарид-абы. – А ты уж тогда решишь, что делать. Я понимаю, в городе с котом трудно, но Василий это не простой кот. Это очень замечательный кот. Ты послушай! 
 - У нас за оврагом поселок дачный, помнишь? Весной дачники приезжают, осенью дачники уезжают. Есть хорошие люди, а есть начар кешелер (плохие люди). Хорошие отвечают за своих зверей, а плохие - нет. И поэтому каждую осень в пустом поселке остаются котята и щенки. Дачники бросают их и уезжают. Зимой они погибают от голода и холода. Так суждено было погибнуть и Василию. Его бросили дачники. Но не таков у него был характер, чтоб за просто так умереть от голода. - Хотя он и был всего лишь маленьким котенком, Василий научился ловить воробьев, 
Фарид – абы повернулся ко мне и улыбнулся краем глаза. 
– Ни за что не догадаешься как! Этот чечегем (цветочек) притворялся мертвым и ложился на дороге, возле кустов с ягодами, куда часто прилетали воробьи. Птицы видели мертвого, кота и подходили ближе. Вот тут-то Василий и хватал их! Он был как пуля! Такой маленький, и такой сильный! Ловил даже голубей.
 - А еще у Василия была подружка. Она бы не выжила без него – не та порода. Она была тонкая, хрупкая, вся-вся белая, где такой выжить. Но в ее жизни появился Василий и спас ее. Они вместе перебрались в поселок и начали промышлять на помойке. Но ты знаешь, помойка – это территория собак. Кошек они рвут на части. - Так вот, Василий выжидал удобный момент, когда псов не было рядом. Тогда они с белой кошкой бросались к ящикам. Но они никогда не ели оба – сперва ел кто-то один, а второй смотрел вокруг и слушал. Поэтому они не попались ни разу.
 - О, ты не знаешь, всей хитрости Василия! Про него можно складывать легенды! Чего он только не придумывал, чтобы спасти свою ненаглядную от голодной смерти! А ведь ты знаешь, зимой, в холода, кошки очень быстро умирают, если не могут найти пищу.
 - Так вот, Василий начал лазить в форточки и красть из кухонь продуты. Однажды я сам видел, клянусь тебе, как Василий бежал по улице с целой связкой сосисок во рту! И в ту зиму они выжили. Это все Василий сделал. Ты представляешь, какой джигит?! Сам не умер и подружку спас! Сейчас мужиков то таких мало! А тут кот! - Потом, весной им стало полегче. Сельчане простили Василию его проделки потому, что он с подружкой начал новый промысел – ловил мышей в подвалах и приносил хозяевам домов. Не ел, складывал на порог. Будто говорил – смотрите, я настоящий сельчанин, я тоже работаю, выполняю важное дело. И люди стали оставлять корм для него и подружки. Тут им стало совсем хорошо.
 - Я встретил его однажды. Была ночь, а я возвращался от соседа. Мы выпили по рюмочке арака (водки) и я был веселый и спокойный. Вошел в ряд между гаражей и увидел его. Василий шел мне навстречу, хвост трубой. Увидел меня и не свернул. Эй, малай (мальчик)! Ты когда-нибудь видел кота, который не боится человека, взрослого мужчину? А Василий – не боялся. Так и прошел мимо меня, даже ус не дрогнул. Я тогда понял, что это особый кот. И сказал своей хатыным (жене) оставлять для него корм.
 - И вот однажды у Василия случилась беда. Мы с моей хатыным засиделись у твоей абики. И тут я услышал вой. Я испугался…кто мог так кричать, одновременно как зверь и как человек?! Твоя абика сидела около окна и она закричал, что там на улице Василий. Мы все бросились к двери. Во дворе сидел Василий, а около него лежала его подружка. Шерсть у нее была вся красная и в грязи. И видно было, что уже ничем ей не помочь.
 - Потом мы поняли, что его подружку ударила машина. Видно выскочила на шоссе. Может, погналась за птицей и увлеклась. Женщины! – он пожал плечами. – Но я видел, что Василий винит в этом себя. И я его понимал. Он чувствовал себя ответственным! Он мужчина и не уследил за своей подругой! Эх, беда… - Вера тогда забрала белоснежку к себе домой. Сделала все, чтобы ее спасти, да только там уже ничего нельзя было сделать… 
 Он долго молчал, и я спросил:
 - А что же было дальше, бабай? 
 - Дальше? – он пожал плечами. – Дальше Вера взяла Василия к себе. И я тебе скажу, этот умный кот сделал для нее все, чтобы она не учувствовала себя одинокой. В последние дни она рассказывала: «Вот мне совсем плохо, а тут Василий как вскочит на руки, потопчет больное место. Запоет по-своему, и мне легче.» 
 - Моя хатыным говорила: «Это он смерть отгоняет от нее». И я думаю, она права – без Василия не протянула бы она так долго. Вера уже даавнооо болела. 
 - Что делать будешь, онык(внучек)? – спросил меня Фарид-абы. 
 Я пожал плечами: - А что тут делать? Заберу с собой, в город. Я квартиру снимаю на первом этаже. 
 - Заберешь? Не бросишь? 
 - Нет, теперь не брошу. Не смогу, - ответил я, и бабай похлопал меня по плечу:
 - Права была Вера. Ты умница, и еще настоящий мужчина, Саша. Только ты у Василия спроси – захочет ли он с тобой поехать, ладно? Нельзя такого кота просто так в сумку совать, понимаешь?
 Я кивнул: - Вот придет и спросим. 
 Но тут что-то мягко коснулось моей ноги, и опустив голову я увидел пушистый рыжий хвост и два наглых рыжих глаза. 
 - Значит ты согласен? – на всякий случай спросил я и услышал в ответ: 
 - Мяу! 
 - Ну вот и ладно, - сказал Фарид – абы вставая. – А теперь пойдем, посидишь с нами.
 Я пошел следом и на душе у меня вдруг стало спокойно. Наверное я поступил правильно и бабушка сейчас была бы мной довольна. Двери дома Фарида –абы были открыты – его жена стояла на крыльце и он сказал:
 - Жаным (дорогая)! Погляди кого я привел!

  Ловец снов

Где-то я это уже читала...
====================================================================
СКАЗКА О ПРОЩАНИИ

Александр Бирштейн

И тогда у меня вырвалось…
Стоп! Стоп! Стоп! Только не врать. Тем более, сейчас. Вырвалось… Я знал, что скажу это, когда все еще было хорошо, когда мы жили, взявшись за руки, и просыпались одновременно.
Давно это было? Не знаю… Как считать. То ли по календарю, то ли…
Впрочем, какая разница, если это было и закончилось?
- Ты меня никогда не забудешь! – сказал я на прощанье. Правду сказал. Мне казалось, что это гордые слова. Только потом, много веков и минут спустя, спросил себя:
- А я забуду?
И опять много веков и минут спустя, опять спросил себя:
- А надо ли забывать?
Между этими вопросами было много встреч, сулящих надежду.
- А вот и забуду! – говорил я себе.
О, мои замечательные и дорогие! Вы искали опору и надежду. Но я не смел быть опорой и не умел отдавать надежду. И вы уходили и отворачивались при встрече. Отворачивались… И в тот же день приходили и спрашивали:
- Как дела?
- Терпимо… - всегда отвечал я. И они усмехались, словно говоря:
- Какой ты был… - но странно, с тех пор их враждебность исчезала. И оставались жалость и понимание.
Но это же ужасно, когда тебя жалеют и понимают не те.
Иногда, оставшись один и хлебнув два по пятьдесят кальвадоса, я начинаю перебирать дни, словно старые монеты. Потертые монеты дней. Удачный образ, правда? Орел… Решка… Орел любит решку. А толку? Они неразделимы и… никогда не встретятся.
И мы тоже больше никогда… И, увидев в толпе прохожих друг друга, кивнем равнодушно, улыбнемся дежурно и пойдем размениваться на пятаки, а иногда даже на копейки, надеясь истратить себя и все забыть.
Иногда я убегал.
На одном краю света было страшное землетрясение. На другом краю света мороз минус пятьдесят. На третьем краю света были барханы и жара, а на четвертом была ты.
И забравшись в темноту и одиночество я кричал:
- Ты никогда не забудешь меня!
А ты вторила мне эхом.

Дракон и герой

Дракон долго мялся на пороге, раздумывая, не спалить ли дверь к едрышкиным кочерыжкам, но потом тыкнул когтем в звонок.

Вышел Герой. В летних уггах и шёлковом халате с иероглифами, на лице маска из огурцов:

— Вы к кому?

— Ты кто?! — офигел Дракон.

— Я Герой. Если вам к ветеринару, то он этажом выше. — ответил Герой и попытался закрыть дверь, но Дракон успел запихать лапищу в щель.

— Што происходит?! Быстро взял меч или что там у тебя и пошли драться! В грязи, в соплях, в кровищи!

— Уберите лапу, я полицию вызову.

— Я там как дурак башню охраняю, а он тут в халатике! Быстро пошли за тридевять земель, через сто лесов, десять болот и тридцать три оврага. Штоб ноги в мозолях, жопа в мыле. Там башня хрустальная до неба, ты на неё с альпенштоком лезть будешь.

— Не, не, я ещё кофе не пил, йогу не делал.

— Я тебя сожру щас!

— Я бы тоже сейчас поел чего-нибудь. Хотите безглютеновых блинов?

Через полчаса охреневший Дракон сидел на кухне, пил чай и слушал:

— Вы это бросьте. Все эти «не замудохался — не Герой» давно устарели. Настоящие Герои сейчас те, кто учится любить себя, принимать, холить и лелеять. И драконы сейчас в моде внутренние. И их нужно кормить! — усмехнулся Герой и засунул Дракону в пасть ещё один блинчик.

Дракон добрел с каждым блином и задумался, что может и не так плоха эта новая реальность. Без подвигов.

источник

---

---

Boлoчёшь нoги пocлe дeжypcтвa, зaxoдишь дoмoй и... пocкaльзывaeшьcя в лyжe кpoви. Пoднимaeшь мyтныe глaзa, a кpoвь - везде! Нa cтeнax, нa пoлy, нa дивaнax и кoвpax, нa кyxнe - вeздe! Пepвaя пpeдинфapктнaя мыcль: гдe-тo тpyп, pacчлeнёнкa... Bтopaя - нy этo тoт пoвoд, пo кoтopoмy я paзpeшaю звoнить мнe нa дeжypcтвo. Нy нe звoнили жe! 
 Из кoмнaты выпoлз cын и дoвoльным гoлocoм cooбщил, чтo нaшa coбaкa пoдpaлacь c бpoдячими пcaми. И кaкoй oн y нac мoлoдeц, вceм им нaдaвaл, нo eгo пoдpaли тoжe.
 Нa мoё иcтepичнoe: "кoгo ЕГО"?
 Сын cниcxoдитeльнo зaключил, чтo я пocлe cyтoк нeвмeняeмaя и peчь идёт пpo coбaкy, a нe пpo нeгo, кoнeчнo жe. Он, личнo, c coбaкaми нe дpaлcя. 
 Пpeдинфapктнoe cocтoяниe oтcтyпилo, нo вoзник вoпpoc - oткyдa cтoлькo кpoви и гдe мoй любимый пёc? 
Сынyля cooбщил, чтo coбaкa кpoвилa из мeлкиx paн, a пocкoлькy мы ceмья caпoжникoв бeз caпoг, и в дoмe нeт ни пepeкиcи, ни cпиpтa, ни пepeвязoчнoгo мaтepиaлa, тo eмy, бeднoмy, пpишлocь мoчить пoлoтeнцa в кoллeкциoннoм пaпинoм кoньякe для дeзинфeкции и зaвopaчивaть в этo coбaкy. Нo coбaчкa выдиpaлacь и бeгaлa пo вceй квapтиpe, пoпyтнo oтpяxивaя кoньяк c кpoвью нa cтeны и oкpyжaющиe пpeдмeты. Bceгo-тo нaвceгo! Пoдyмaeшь - пpoблeмa! А я мoгy нe вoлнoвaтьcя и лoжитьcя cпaть. И вooбщe, пepeдвигaтьcя пo квapтиpe aккypaтнo и cмoтpeть пoд нoги, пoтoмy чтo ecли eщё и я, ycтaвшaя, пocкoльзнycь и yпaдy, тo aлкoгoля в дoмe бoльшe нeт и oбpaбaтывaть мнe paзбитyю гoлoвy бyдeт нeчeм! А oн ceйчac вcё yбepёт, вoт тoлькo пpикинeт - cкoлькo ящикoв c бyтылoчкaми пepeкиcи нyжнo кyпить в aптeкe.
 А ecли мeня интepecyeт, гдe coбaкa, тo oнa в вaннoй. Он eё тyдa зaтaщил и пoлил для дoпoлнитeльнoй дeзинфeкции двyмя бyтылкaми виcки. Сoбaкa cпит, нe кpoвит, мoжeт дaжe пьянaя, пoтoмy чтo вылизывaлacь, a вытacкивaть oн eё нe бyдeт - copoк килoгpaмм - xoчeшь, caмa тaщи.
 B вaннoй миpнo cпaлa coбaкa, измaзaннaя кpoвью, пoxpaпывaя и дaжe, кaк мнe пoкaзaлocь, yлыбaяcь. Я eй пoзaвидoвaлa. От зaпaxa aлкoгoля кpyжилacь гoлoвa.
 Я пpиceлa нa пoл в кopидope, дocтaлa мoбильный и пoзвoнилa cвoeй cтapшeй aкyшepкe. Нa мoю пpocьбy пpигoтoвить двe пятилитpoвыe кaниcтpы c тpёxпpoцeнтнoй пepeкиcью для oтмывaния пятeн кpoви в квapтиpe, aкyшepкa, ни o чём нe cпpaшивaя, aбcoлютнo cпoкoйным гoлocoм и бeз вcякoгo yдивлeния, пpeдлoжилa взять шecтипpoцeнтнyю - oтмoeт тaк, чтo cлeдoв нe ocтaнeтcя (вoт этo я пoнимaю - пpoфeccиoнaльнaя зaкaлкa!). 
 Пpoшлo нecкoлькo лeт. Ужe дoмa ecть и cпиpт, и пepeкиcь, и пepeвязoчный мaтepиaл. А вoт виcки мyж гдe-тo пpячeт... 

 Взято с просторов интернета.

======================================================================
ВОСПОМИНАНИЯ О ЛЕТЕ

Александр Бирштейн

Летом одесситы просыпаются рано, звеня с налета унитазами от нахлынувших чувств.
Унизительная жара тоже просыпается, но от шума, а вставать не спешит. Зачем так рано подниматься? Успеется…
Появляются первые прохожие, спеша, а ближе к парку – толкаясь. Они нагружены провизией и жаждой приключений. А приключений хватит на всех, едва толпа станет стройной колонной, марширующей на Ланжерон.
Шесть утра – самое время топать ногами в сандалиях не на босу ногу.
Пробегающие мимо физкультурники-пенсионеры привычно спрашивают: - Кто играет? – забыв – склероз! – что на стадион толпами уже давно не ходят.
- Наши! – сурово отвечают им шутники.
- Какие наши? – причитают пенсионеры. – Там и наших-то нет…
Но их не слушают.
Лестница, ведущая на Ланжерон, уже не вмещает желающих, и народ топает вниз по склонам, доводя почву до кондиции плохого асфальта.
Места на пляже занимаются без боя – все свои! – но с перебранкой.
- Шоб я тебя тут в полдень видел!
- Ага, шоб я в полдень тебе тут место уступил!
Счастливцы уже пробуют ногой воду, потом входят в нее, радостно и демонстративно визжа.
Вода чиста и прозрачна, как бюджет инженера.
- Хорошо! Нет, вы не знаете, как хорошо-о-о-о!
- Знаем, знаем, мы и сами местные-е-е-е!
Первые насладившиеся уже выходят из воды и устраиваются поудобней на своих подстилках. На свет появляется провизия: хлеб с маслом, помидоры и крутые яйца. Кофе из термоса, конечно, не эспрессо, но бодрит, вы знаете, бодрит.
«Завтрак на траве», конечно, хорош, но на пляже он гораздо лучше. И барышень, тщательно раздетых для такого случая, хватает.
Они даже общаются!
- Я хожу только на Ланжерон, - сообщает одна, - а в Аркадию ни ногой. Там так грязно… И вирусную эрекцию подхватить можно…
Народ сочувственно смеется.
Часы добираются до полвосьмого.
- Пошли, купнемся напоследок! – сообщают себе граждане. И идут. Хочется же!
Потом каждый являет миру затейливый аттракцион снимания мокрых трусов и надевания сухих под якобы прикрытием полотенца.
Но это еще что! Ведь впереди увлекательное зрелище чудес эквилибристики при надевании носков!
Нестройные толпы устремляются вверх, кто спеша, кто не очень. Одни начинают работу в полдевятого, другие в девять, третьи в «начальство не опаздывает, а задерживается»…
Жара, опомнившись, начинает умничать, посильно пособляя хозяйкам, жарящим рыбу.
Просыпаются «гости города». Они не понимают, что проспали, зато понимают, что поход «на море» неизбежен, как и лозунг: - Зачем тогда ехали?
Песок, не успевший остынуть после утренних гостей, неохотно принимает их в себя. Провизия из расчета – дневной рацион штангиста-тяжа на одного, питье - от компота до самогона, дети и карты. О, они тут надолго. До конца отпуска!
А во дворах, тем временем, аврал. Стиральные машины теперь у всех, но белье все равно сушить надо. Вот и протянуты, как и пятьдесят, семьдесят, сто лет назад вдоль двора веревки, а на них простыни, наволочки, простыни, наволочки. Гостей нынче прибыло. Эх, хорошо дружить семьями с троюродным братом жены товарища!
Цены на Привозе растут, как чужие дети. О Новом и говорить страшно.
- Зато на вашем Привозе обвешивают!
- А на вашем Новом нет?
- Тоже, конечно, но не так!
А пока газовые плиты – эти аналоги примусов – горят синим пламенем. Обожженные солнцем придут гости. Красные лица, голодные глаза, слегка или сильно облезшие тела. Потребление сметаны возросло в разы. Говорят, она, если ей намазаться, спасает от ожогов. Может, и не врут.
Кондиционеры, включившись в общий ритм, заводят «Песню о Буревестнике».
… А в Одессе, возле моря,
Ветер туч не нагоняет…
Это к тому, что о дожде помнят только старожилы.
- Была черная, черная туча. И нависла она над городом. И прогремел гром. И…
- Эх, было же время! Жили же люди! – завистливо вздыхают слушатели.
Зато хорошо на дачах. Дорожки политы, гости отправлены «в город» в Оперный – вы ж такого в своем (далее идет список городов всего мира, где нужное надо произнести) не увидите! Гости верят и отчаливают.
Покой!
Веранда. Чай с вареньем. Что-то, полезное для сна, по телевизору.
И даже одинокое соло комара кажется своим и близким.

Мамино колечко



— Что то вы такая грустная..- сказал Ане молодой мужчина. Он только что зашел в купе и разложил свои вещи. — Нет у меня все нормально, еду домой к маме — сказала Аня и отвернулась к окну, на глаза навернулись слезы. Алексей дал ей свой платок и сел рядом. На мгновение их взгляды встретились, он увидел очень красивые голубые глаза. Аня не вольно положила голову ему на плечо, ей сейчас нужен был кто то, кто мог помочь забыть все… Она рассказала Алексею, что едет домой, ушла от любимого мужа. Он оказался подлецом и долгое время обманывал ее. Прожили они десять, как ей казалось счастливых лет. Детей не было, муж всегда был против. Да и как то все не получалось. А тут вернулась из рабочей командировки раньше на день, обнаружила у себя дома мужа с лучшей подругой…Вот так закончилась некогда красиво начинавшаяся история их любви. Наскоро собрав вещи, Анна купила билет на ближайший поезд до своего родного города, где она когда то родилась, ходила в школу и была счастлива. Там жили её мама и старенькая бабушка. *** Вечером Алексей пригласил Аню сходить в вагон-ресторан. Она надела платье, достала из сумочки колечко с бирюзой, его когда то подарила мама на свадьбу, но одевала Аня украшение редко. Они долго сидели в ресторане, говорили не о чем. Тут Алексей увидел кольцо на пальце и очень долго рассматривал его. Оно было очень красивое, ручной работы, мама его заказывала специально для дочери, с обратной стороны на была гравировка — мелкими буквами «Счастье». В купе они пришли уже за полночь. От выпитого вина кружило голову, ночь пролетела очень быстро… Аня ещё спала, когда Алексей собрал свои вещи и тихонько попрощался с ней, оставив на столе записку с номером телефона: «если захочешь когда нибудь услышать меня, позвони…». Прочитав, она улыбнулась, в ее планы не входили серьезные отношения, но записку женщина все же положила в сумочку. Вечером она была уже дома, дверь открыла мама. — Аня, что же ты не предупредила, что приедешь, я бы встретила тебя. — сказала она. Чуть позже сели за стол, мама стала расспрашивать, как у нее дела, как Максим. Аня сказала, что приехала на совсем, Максим в прошлом. — Начну новую жизнь, ведь мне только 32 года. У меня все еще впереди… *** Мама помогла найти хорошую работу, жизнь потихоньку налаживалась. Как то утром Аня проснулась и побежала в ванную, ее сильно тошнило, кружилась голова. Мама обеспокоено спросила: — У тебя все нормально? — Ничего страшного,все пройдет, наверно съела что-то не то, — сказала Аня и стала собираться на работу. Днем все повторилось. Вечером тоже. — Анечка сходи завтра в больницу, — обеспокоенно сказала мама. На следующий день Аня поехала к врачу. — Вы беременны, поздравляю! — после осмотра сказал врач — рожать будем? — Да, конечно, — не раздумывая ответила Аня и счастливая пошла домой. Вечером рассказала маме, та взяла в руки телефон и стала набирать номер. — Мама, ты кому звонишь? — Хочу Максима обрадовать. — ответила она. — Не надо, — Аня забрала телефон из рук мамы — ребенок не Максима. Ему мои дети не нужны и я тоже. И она рассказала причину своего возвращения домой. — А кто же тогда отец? — удивлено спросила мать. — Алексей…И давай эту тему больше не поднимать. Наступила тишина… Аня для себя все решила. Она сама вырастит и воспитает ребенка. Мужчины ей больше не нужны. *** Беременность проходила сложно, женщина часто лежала в больнице, находилась под постоянным наблюдением врачей. Роды начались в срок, после долгих изнуряющих схваток на свет появилась замечательная здоровая девочка — Мия. А дальше жизнь пошла своим чередом, малышка росла на радость бабушке и маме. Аня радовалась каждому новому дню, жила ради дочки, иногда смотрела нее и ловила себя на мысли, что она все больше напоминала ей Алексея, того попутчика, который подарил ей радость материнства и сделал ее самой счастливой… Но жизнь распорядилась по своему. Аня заболела, болезнь стала стремительно развиваться после родов. Прогнозы врачей были неутешительны, полгода, год… Мия к тому времени закончила школу, стала уже взрослой. Аня так и не смогла рассказать ей об отце, она думала, что дочь ее неправильно поймет. Только в последний момент, передавая дочери кольцо, Аня сказала: — Возьми дочка, это колечко, оно принесло мне когда-то счастье, и ты тоже будь счастлива… *** Прошло несколько лет, после окончания института бабушка подарила внучке путевку на море. Накануне отъезда они обе очень волновались, Мия успокаивала бабушку. — Не переживай, я еду только на неделю, а она пролетит очень быстро.. Билет на поезд девушка положила в сумочку, проверила документы и надела на палец мамино кольцо. Поезд пришел во время, девушка села в свое купе. Под стук колес стала смотреть в окно, на проносящиеся леса, станции, реки. Утром дверь купе открылась и зашел мужчина одетый с иголочки, с приятной улыбкой на лице. Он поздоровался, сел на свое место и тоже стал смотреть в окно. Долго ехали молча, потом заглянула проводница и предложила чай. Поставила на стол два стакана, и пожелала приятного чаепития. Мия достала из сумки печенье, конфеты, мужчина шоколад и они сели пить чай. Тут он замер, шоколад выпал из его рук. — Что с вами?- спросила девушка. — Это кольцо на вашей руке? откуда он у вас?- спросил он. — Мамин подарок, — ответила Мия, а потом рассказала про то как она родилась, как однажды спросила у мамы про отца и не получила ответа на свой вопрос, как мама болела… Алексей сидел, смотрел в глаза Мии, и вспоминал Аню, ту прекрасную попутчицу, про которую он помнил всю жизнь. Он так и не дождался звонка от нее, а номера Ани не зал, Алексей ждал и надеялся, каждый день, каждую минуту, не проходило и дня, чтобы он не вспоминал ее.. — На нем есть гравировка? » Счастье». — Откуда вы знаете? Вы знали мою маму? Алексей рассказал все Мие, сейчас он смотрел на девушку и понимал, что это его дочь. Он так и не встретил и не полюбил никого, Аня всегда стояла перед глазами, мужчина всю жизнь мечтал, что они когда нибудь встретятся. Но этого не произошло. Наверно чудеса не повторяются.. Мия обняла своего папу, он прижал ее к себе, так они ехали долго долго. Прощаясь, договорились, что она ему позвонит когда поедет обратно домой. **** Мия ждала отца около вагона, он побежал увидев ее из далека. — Я очень боялся, что потеряю тебя, -сказал Алексей обнимая дочь. -Нет, папа, теперь то мы будем всегда вместе. Она посмотрела на свое кольцо и сказала: — Счастье есть. Оно с нами. Отец обнял дочь. Они сели в вагон и поехали к бабушке, которая еще ничего не знала.

источник

Месть кота



Ну, что тут можно сказать?Котик в своем репертуаре.
О том , что он не будет мстить, и речи не шло. Ясно же, что рано или поздно он созреет. И вот, началось...
Прихожу с работы в среду, и меня встречает расстроенная мама.
-Юля! Он напИсал в мою сумку!
Я слегка опешила. Мы ожидали чего угодно. Продранных штор или растерзанных обоев, описаный диван на худой конец, или сгрызенных карандашей. Но то, что он накажет маму, свою кормилицу и любимицу, мы вообще не ожидали.
-Дверь в комнату закрывай. - Предложила я.
-Я закрыла, он орет. Впустила его на минутку, а он...
Да. Так-то все понятно.
-А сейчас то он где?
-Спит на диване.
Я заглянула в комнату. Мазонкин сидит на подушке.
-Мявуай. - Отмахнулся, раньше чем я рот открыла.
-Ну ясно. Скизи! Совести совсем нет?!
-Муаа.- Как-то задумчиво, словно разыскивая остатки, протянул кот.
В этот же вечер кот напрудил на мамины штаны и свитер.
-Мазонкин!! Я больше не дам тебе мяса!!!- Возмущенно ругалась мама.
-Ага, все таки даешь!!! - Тут же уличила я.
-Ну и что! Подумаешь маленький кусочек! - Эту женщину так просто не смутить.
-Так потому и написал, что маленький кусочек давали)) - Засмеялся Сашка.
Я замахнулась на него полотенцем. Шутник , блин. Неет, в этом доме не будет порядка.
-Кот. Ты, блин, это прекращай!! А то получишь полотенцем.
Воспитывать по другому его уже поздно. Вот если бы застигнуть на горячем... Кот как раз пошел в спальню. Отворил лапкой дверь...
Сашка хоть и пошел следом, но кот успел маленько ....
Ну и скандал был. Сашка ругался ,Мазонкин орал в ответ, мама причитала, а я смеялась до слез.
Однако не понятно почему именно мамины вещи. Мстил бы нам. А потом , вечером, я зашла в комнату и замерла. Мама то сидит на кошачьем месте! Кот-то сразу себе подушку на диване выбрал, и всегда на ней спал. А тут мама сидит и мешает ему прилечь...
-А я то думаю, что он кричит, когда я сажусь...
Сразу все понятно стало. Но Скизон! Поорал , поорал, ничего не добился и решил действовать серьезно.
Всем бы такую целеустремленность!

Иван Бесталанный и Елена Премудрая



Жила в одной деревне крестьянка, вдова. Жила она долго и сына своего Ивана растила. И вот настала пора — вырос Иван. Радуется мать, что он большой стал, да худо, что он у нее бесталанным вырос.
И правда: всякое дело у Ивана из рук уходит, не как у людей; всякое дело ему не в пользу и впрок, а все поперек. Поедет, бывало, Иван пахать, мать ему и говорит:
Сверху-то земля оплошала, поверху она хлебом съедена, ты ее, сынок, поглубже малость паши!
Иван вспашет поле поглубже, до самой глины достанет и глину наружу обернет; посеет потом хлеб — не родится ничего, и семенам извод. Так и в другом деле: старается Иван сделать по-доброму, как лучше надо, да нет у него удачи и разума мало. А мать стара стала, работа ей непосильна. Как им жить? И жили они бедно, ничего у них не было.
Вот доели они последнюю краюшку хлеба, самую остатнюю. Мать и думает о сыне: как он будет жить, бесталанный? Нужно бы женить его: у разумной жены, гляди-ко, и неудельный муж в хозяйстве работник и даром хлеба не ест. Да кто, однако, возьмет в мужья ее бесталанного сына? Не только что красная девица, а и вдова, поди, не возьмет!
Покуда мать кручинилась так-то, Иван сидел на завалинке и ни о чем не горевал.
Глядит он — идет старичок, собою ветхий, обомшелый, и земля въелась ему в лицо, ветром нагнало.
Сынок, — старичок говорит, — покорми меня: отощал я за дальнюю дорогу, в суме ничего не осталось.
Иван ему в ответ:
А у нас, дедушка, крошки хлеба нету в избе. Знать бы, что ты придешь, я бы давеча сам последней краюшки не ел, тебе бы оставил. Иди, я тебя хоть умою и рубаху твою ополощу.
Истопил Иван баню, вымыл в бане прохожего старика, всю грязь с него смыл, веником попарил его, а потом и рубаху и порты его начисто ополоскал и спать в избе положил.
Вот старик тот отдохнул, проснулся и говорит:
Я твое добро упомню. Коли будет тебе худо, пойди в лес. Дойдешь до места, где две дороги расстаются, увидишь, там серый камень лежит, — толкни тот камень плечом и кликни: дедушка, мол! Я тут и буду.
Сказал так старик и ушел. А Ивану с матерью совсем худо стало: все поскребышки из ларя собрали, все крошки поели.
Обожди меня, матушка, — сказал Иван. — Может, я хлеба тебе принесу.
Да уж где тебе! — ответила мать. — Где тебе, бесталанному, хлеба взять! Сам-то хоть поешь, а я уж, видно, не евши помру... Не —весту бы где сыскал себе, — глядь, при жене-то, коли разумница окажется, всегда с хлебом будешь.
Вздохнул Иван и пошел в лес. Приходит он на место, где дороги расстаются, тронул камень плечом, камень и подался. Явился к Ивану тот дедушка.
Чего тебе? — говорит. — Аль в гости пришел?
Повел дедушка Ивана в лес. Видит Иван — в лесу богатые избы стоят. Дедушка и ведет Ивана в одну избу — знать, он тут хозяин.
Велел старик кухонному молодцу да бабке-стряпухе изжарить на первое дело барана. Стал хозяин угощать гостя. Поел Иван и еще просит.
Изжарь, — говорит, — другого барана и хлеба краюху подай.
Дедушка-хозяин велел кухонному молодцу другого барана изжарить и подать ковригу пшеничного хлеба.
Изволь, — говорит, — угощайся, сколь у тебя душа примет. Аль не сыт?
Я-то сыт, — отвечает Иван, — благодарствую тебе, а пусть твой молодец отнесет хлеба краюшку да барана моей матушке, она не евши живет.
Старый хозяин велел кухонному молодцу снести матери Ивана две ковриги белого хлеба и целого барана. А потом и говорит:
Отчего же вы с матерью не евши живете? Смотри, вырос ты большой, гляди — женишься, чем семейство прокормишь?
Иван ему в ответ:
А незнамо как, дедушка! Да нету жены у меня.
Эко горе какое! — сказал хозяин. — А отдам-ка я свою дочь тебе в замужество. Она у меня разумница, ее ума-то вам на двоих достанет.
Кликнул старик свою дочь. Вот является в горницу прекрасная девица. Такую красоту и не видел никто, и неизвестно было, что она есть на свете. Глянул на нее Иван, и сердце в нем приостановилось.
Старый отец посмотрел на дочь со строгостью и сказал ей.
Вот тебе муж, а ты ему жена. Прекрасная дочь только взор потупила:
Воля ваша, батюшка.
Вот поженились они и стали жить-поживать. Живут они сыто, богато, жена Ивана домом правит, а старый хозяин редко дома бывает: он ходит по миру, премудрость там среди народа ищет, а когда найдет ее, возвращается ко двору и в книгу записывает.
А однажды старик принес волшебное круглое зеркальце. Принес он его издалече, от мастера-волшебника с холодных гор, — принес да и спрятал.
Мать Ивана жила теперь сыта и довольна, а жила она, как прежде, в своей избе на деревне. Сын звал ее жить к себе, да мать не захотела: не по душе ей была жизнь в доме жены Ивана, у невестки.
Боюсь я, сынок, — сказала матушка Ивану. — Ишь она, Еленушка, жена твоя, красавица писаная какая, богатая да знатная, — чем ты ее заслужил! Мы-то с отцом твоим в бедности жили, а ты и вовсе без судьбы родился.
И осталась жить мать Ивана в своей старой избушке. А Иван живет и думает: правду говорит матушка; всего будто довольно у него, и жена ласковая, слова поперек не скажет, а чувствует Иван, словно всегда холодно ему. И живет он так с молодой женой вполжитья-вполбытья, а нет чтобы вовсе хорошо.
Вот приходит однажды старик к Ивану и говорит:
Уйду я далече, далее, чем прежде ходил, вернусь я не скоро. Возьми-ко, н? тебе, ключ от меня; прежде я при себе его носил, да теперь боюсь потерять: дорога-то мне дальняя. Ты ключ береги и амбар им не отпирай. А уж пойдешь в амбар, так жену туда не веди. А коли не стерпишь и жену поведешь, так цветное платье ей не давай. Время придет, я сам ей выдам его, для нее и берегу. Гляди-ко запомни, что я тебе сказал, а то жизнь свою в смерти потеряешь!
Сказал старик и ушел.
Прошло еще время. Иван и думает: «А чего так! Пойду-ка я в амбар да погляжу, что там есть, а жену не поведу!» Пошел Иван в тот амбар, что всегда взаперти стоял, открыл его, глядит — там золота много, кусками оно лежит, и камни, как жар, горят, и еще добро было, которому Иван не знал имени. А в углу амбара еще чулан был либо тайное место, и дверь туда вела. Иван открыл только дверь в чулан и ступить туда не успел, как уже крикнул нечаянно:
Еленушка, жена моя, иди сюда скорее!
В чулане том висело самоцветное женское платье; оно сияло, как ясное небо, и свет, как живой ветер, шел по нему, Иван обрадовался, что увидел такое платье: оно как раз впору будет его жене и придется ей по нраву.
Вспомнил было Иван, что старик не велел ему платье жене давать, да что с платьем станется, если он его только покажет! А Иван любил жену: где она улыбнется, там ему и счастье. Пришла жена. Увидела она это платье и руками всплеснула.
Ах, — говорит, — каково платье доброе!
Вот она просит у Ивана:
Одень меня в это платье да пригладь, чтоб ладно сидело.
А Иван не велит ей в платье одеваться. Она тогда и плачет.
Ты, — говорит, — знать, не любишь меня: доброе платье такое для жены жалеешь. Дай мне хоть руки продеть, я пощупаю, каково платье, — может, не годится.
Иван велел ей.
Продень, — говорит, — испытай, каково тебе будет.
Жена продела руки в рукава и опять к мужу:
Не видать ничего. Вели голову в ворот сунуть.
Иван велел. Она голову сунула, да и дернула платье на себя, да и оболоклась вся в него. Ощупала она, что в одном кармане зеркальце лежит, вынула его и погляделась.
Ишь, — говорит, — какая красавица, а за бесталанным мужем живет! Стать бы мне птицей, улетела бы я отсюда далеко-далеко!
Вскрикнула она высоким голосом, всплеснула руками, глядь — и нету ее. Обратилась она в голубицу и улетела из амбара далеко-далеко в синее небо, куда пожелала. Знать, платье она надела волшебное.
Загоревал тут Иван. Да чего горевать — некогда ему было. Положил он в котомку хлеба и пошел искать жену.
Эх, — сказал он, — злодейка какая, отца ослушалась, с родительского двора без спросу ушла! Сыщу ее, научу уму-разуму!
Сказал он так, да вспомнил, что сам живет бесталанным, и заплакал.
Вот идет он путем, идет дорогой, идет тропинкой; плохо ему, горюет он по жене. Видит Иван - щука у воды лежит, совсем помирает, а в воду влезть не может. «Гляди-ко, — думает Иван, — мне-то плохо, а ей того хуже». Поднял он щуку и пустил ее в воду. Щука сейчас нырнула в глубину да обратно кверху, высунула голову и говорит:
Я добро твое не забуду. Станет тебе горько — скажи только: «Щука, щука, вспомни Ивана!»
Съел Иван кусок хлеба и пошел дальше. Идет он, идет, а время уж к ночи. Глядит Иван и видит: коршун воробья поймал, в когтях его держит и хочет склевать. «Эх, — смотрит Иван, — мне беда, а воробью смерть!»
Пугнул Иван коршуна, тот и выпустил из когтей воробья. Сел воробей на ветку, сам говорит Ивану:
Будет тебе нужда — покличь меня: «Эй, мол, воробей, вспомни мое добро!»
Заночевал Иван под деревом, а наутро пошел дальше. И уже далеко он от своего дома отошел, весь приустал и телом стал тощий, так что и одежду на себе рукою поддерживает. А идти ему было далече, и шел Иван еще целый год и полгода. Прошел он всю землю, дошел до моря, дальше идти некуда. Спрашивает он у жителя:
Чья тут земля, кто тут царь и царица?
Житель отвечает Ивану:
У нас в царицах живет Елена Премудрая: она все знает — у нее книга такая есть, где все написано, и она все видит — у нее зеркало такое есть. Она и тебя сейчас видит небось.

И правда, Елена увидела Ивана в свое зеркальце. У нее была Дарья, прислужница. Вот Дарья обтерла рушником пыль с зеркальца, сама взглянула в него, сначала собой полюбовалась, а потом увидела в нем чужого мужика.
Никак, чужой мужик идет! — сказала прислужница Елене Премудрой. — Издалека, видать, идет: худой да оплошалый весь и лапти стоптал.
Глянула в зеркальце Елена Премудрая.
И то, — говорит, — чужой! Это муж мой явился.
Подошел Иван к царскому двору. Видит — двор тыном огорожен. А в тыне колья, а на кольях человечьи мертвые головы; только один кол пустой, ничего нету.
Спрашивает Иван у жителя: чего такое, дескать?
А житель ему:
А это, — говорит, — женихи царицы нашей, Елены Премудрой, которые сватались к ней.
Царица-то наша — ты не видал ее — красоты несказанной и по уму волшебница. Вот и сватаются к ней женихи, знатные да удалые. А ей нужен такой жених, чтобы ее перемудрил, вот какой! А кто ее не перемудрит, тех она казнит смертью. Теперь один кол остался: это тому, кто еще к ней в мужья придет.
Да вот я к ней в мужья иду! — сказал Иван.
Стало быть, и кол пустой тебе, — ответил житель и пошел туда, где изба его стояла.
Пришел Иван к Елене Премудрой. А Елена сидит в своей царской горнице, и платье на ней одето отцовское, в которое она самовольно в амбаре оболоклась.
Чего тебе надобно? — спросила Елена Премудрая. — Зачем явился?
На тебя поглядеть, — Иван ей говорит, — я по тебе скучаю.
По мне и те вон скучали, — сказала Елена Премудрая и показала на тын за окном, где были мертвые головы.
Спросил тогда Иван:
Аль ты не жена мне более?
Была я тебе жена, — царица ему говорит, — да ведь я теперь не прежняя. Какой ты мне муж, бесталанный мужик! А хочешь меня в жены, так заслужи меня снова! А не заслужишь, голову с плеч долой! Вон кол пустой в тыне торчит.
Кол пустой по мне не скучает, — сказал Иван. — Гляди, как бы ты по мне не соскучилась. Скажи: чего тебе исполнить?
Царица ему в ответ:
А исполни, что я велю! Укройся от меня где хочешь, хоть на краю света, чтоб я тебя не нашла, а и нашла — так не узнала бы. Тогда ты будешь умнее меня, и я стану твоей женой. А не сумеешь в тайности быть, угадаю я тебя, — голову потеряешь.
Дозволь, — попросил Иван, — до утра на соломе поспать и хлеба твоего покушать, а утром я исполню твое желание.
Вот вечером постелила прислужница Дарья соломы в сенях и принесла хлеба краюшку да кувшин с квасом. Лег Иван и думает: что утром будет? И видит он — пришла Дарья, села в сенях на крыльцо, распростерла светлое платье царицы и стала в нем штопать прореху. Штопала-штопала, зашивала-зашивала Дарья прореху, а потом и заплакала.
Спрашивает ее Иван:
Чего ты, Дарья, плачешь?
А как мне не плакать, — Дарья отвечает, — если завтра смерть моя будет! Велела мне царица прореху в платье зашить, а иголка не шьет его, а только распарывает: платье-то уж таково нежное, от иглы разверзается. А не зашью, казнит меня наутро царица.
А дай-ко я шить попробую, — говорит Иван, — может, зашью, и тебе умирать не надо.
Да как тебе платье такое дать! — Дарья говорит. — Царица сказывала: мужик ты бесталанный. Однако попробуй маленько, а я погляжу.
Сел Иван за платье, взял иглу и начал шить. Видит — и правда, не шьет игла, а рвет: платье-то легкое, словно воздух, не может в нем игла приняться. Бросил Иван иглу и стал руками каждую нить с другой нитью связывать.
Увидела Дарья и рассерчала на Ивана:
Нету в тебе уменья! Да как же ты руками все нитки в прорехе свяжешь? Их тут тыщи великие!
А я их с хотеньем да с терпеньем, гляди, и свяжу! — ответил Иван. — А ты иди да спать ложись, к утру-то я, гляди, и отделаюсь.
Всю ночь работал Иван. Месяц с неба светил ему, да и платье светилось само по себе, как живое, и видел он каждую его нить. К утренней заре управился Иван. Поглядел он на свою работу: нету больше прорехи, повсюду платье теперь цельное. Поднял он платье на руку и чувствует — стало оно словно бы тяжелым. Оглядел он платье: в одном кармане книга лежит — в нее старик, отец Елены, записывал всю мудрость, а в другом кармане — круглое зеркальце, которое старик принес от мастера-волшебника из холодных гор. Поглядел Иван в зеркальце — видно в нем, да смутно; почитал он книгу — не понял ничего. Подумал тогда Иван: «Люди говорят, я бесталанный, — правда и есть».
Наутро пришла Дарья-прислужница, взяла она готовое платье, осмотрела его и сказала Ивану:
Благодарствую тебе. Ты меня от смерти спас, и я твое добро упомню.
Вот встало солнце над землею, пора Ивану уходить в тайное место, где царица Елена его не отыщет. Вышел он во двор, видит — стог сена сложен стоит; залег он в сено, думал, что вовсе укрылся, а на него дворовые собаки брешут, и Дарья с крыльца кричит:
Экой бесталанный. Я и то вижу тебя, не токмо что царица! Вылезай оттуда, сено лаптями не марай!
Вылез Иван и думает: куда ему податься? Увидел — море близко. Пошел он к морю и вспомнил щуку.
Щука, — говорит, — щука, вспомни Ивана!
Щука высунулась из воды.
Иди, — говорит, — я тебя на дно моря упрячу!
Бросился Иван в море. Утащила его щука на дно, зарыла там в песок, а воду хвостом замутила. Взяла Елена Премудрая свое круглое зеркальце, навела его на землю: нету Ивана; навела на небо: нету Ивана; навела на море, на воду: и там не видать Ивана, одна вода мутная. «Я-то хитра, я-то умна, — думает царица, — да и он-то не прост, Иван Бесталанный!»
Открыла она отцовскую книгу мудрости и читает там: «Сильна хитрость ума, а добро сильнее хитрости, добро и тварь помнит». Прочитала царица эти слова сперва по писанному, а потом по неписанному, и книга сказала ей: лежит-де Иван в песке на дне морском; кликни щуку, вели ей Ивана со дна достать, а не то, мол, поймаю тебя, щуку, и в обеде съем.
Послала царица Дарью-прислужницу, велела ей кликнуть из моря щуку, а щука пусть Ивана со дна ведет. Явился Иван к Елене Премудрой.
Казни меня, — сказывает, — не заслужил я тебя.
Одумалась Елена Премудрая: казнить всегда успеется, а они с Иваном не чужие друг другу, одним семейством жили.
Говорит она Ивану:
Поди укройся сызнова. Перехитришь ли меня, нет ли, тогда и буду казнить тебя либо миловать.
Пошел Иван искать тайное место, чтобы царица его не нашла. А куда пойдешь! У царицы Елены волшебное зеркальце есть: она в него все видит, а что в зеркальце не видно, про то ей мудрая книга скажет.
Кликнул Иван:
Эй, воробей, помнишь ли мое добро?
А воробей уже тут.
Упади на землю, — говорит, — стань зернышком!
Упал Иван на землю, стал зернышком, а воробей склевал его.
А Елена Премудрая навела зеркальце на землю, на небо, на воду — нету Ивана. Все есть в зеркальце, а что нужно, того нет. Осерчала премудрая Елена, бросила зеркальце об пол, и оно разбилось.

Пришла тогда в горницу Дарья-прислужница, собрала в подол осколки от зеркальца и унесла их в черный угол двора. Открыла Елена Премудрая отцовскую книгу. И читает там: «Иван в зерне, а зерно в воробье, а воробей сидит на плетне». Велела тогда Елена Дарье позвать с плетня воробья: пусть воробей отдаст зернышко, а не то его самого коршун съест.
Подошла Дарья к воробью. Услышал Дарью воробей, испугался и выбросил из клюва зернышко. Зернышко упало на землю и обратилось в Ивана. Стал он как был. Вот Иван является опять пред Еленой Премудрой.
Казни меня теперь, — говорит, — видно, и правда я бесталанный, а ты премудрая.
Завтра казню, — сказывает ему царица. — Завтрашний день я на остатний кол твою голову повешу.
Лежит вечером Иван в сенях и думает, как ему быть, когда утром надо помирать. Вспомнил он тогда свою матушку. Вспомнил, и легко ему стало — так он любил ее. Глядит он — идет Дарья и горшок с кашей ему несет.
Поел Иван кашу. Дарья ему и говорит:
Ты царицу-то нашу не бойся. Она не дюже злая.
А Иван ей:
Жена мужу не страшна. Мне бы только успеть уму-разуму ее научить.
Ты завтра на казнь-то не спеши, — Дарья ему говорит, — а скажи, у тебя дело есть, помирать, мол, тебе нельзя: в гости матушку ждешь.
Вот наутро говорит Иван Елене Премудрой:
Дозволь еще малость пожить: я матушку свою увидеть хочу, — может, она в гости придет.
Поглядела на него царица.
Даром тебе жить нельзя, — говорит. — А ты утаись от меня в третий раз. Не сыщу я тебя, живи, так и быть.
Пошел Иван искать себе тайного места, а навстречу ему Дарья-прислужница.
Обожди, — велит она, — я тебя укрою. Я твое добро помню.
Дунула она в лицо Ивана, и пропал Иван, превратился он в теплое дыхание женщины. Вдохнула Дарья и втянула его себе в грудь. Пошла потом Дарья в горницу, взяла царицыну книгу со стола, отерла пыль с нее да открыла ее и дунула в нее: тотчас дыхание ее обратилось в новую заглавную букву той книги, и стал Иван буквой. Сложила Дарья книгу и вышла вон.
Пришла вскоре Елена Премудрая, открыла книгу и глядит в нее: где Иван? А книга ничего не говорит. А что скажет, непонятно царице; не стало, видно, смыла в книге. Не знала того царица, что от новой заглавной буквы все слова в книге переменились.
Захлопнула книгу Елена Премудрая и ударила ее обземь.
Все буквы рассыпались из книги, а первая, заглавная, буква как ударилась, так и обратилась в Ивана.
Глядит Иван на Елену Премудрую, жену свою, глядит и глаз отвести не может. Засмотрелась тут и царица на Ивана, а засмотревшись, улыбнулась ему. И стала она еще прекраснее, чем прежде была.
А я думала, — говорит она, — муж у меня мужик бесталанный, а он и от волшебного зеркала утаился, и книгу мудрости перехитрил!
Стали они жить в мире и согласии и жили так до поры до времени. Да спрашивает однажды царица у Ивана:
А чего твоя матушка в гости к нам не идет?
Отвечает ей Иван:
И то правда! Да ведь и батюшки твоего нету давно! Пойду-ка я наутро за матушкой да за батюшкой.
А наутро чуть свет матушка Ивана и батюшка Елены Премудрой сами в гости к своим детям пришли. Батюшка-то Елены дорогу ближнюю в ее царство знал; они коротко шли и не притомились.
Иван поклонился своей матушке, а старику та в ноги упал.
Худо, — говорит, — батюшка! Не соблюдал я твоего запрету. Прости меня, бесталанного!
Обнял его старик и простил.
Спасибо тебе, — говорит, — сынок. В платье заветном прелесть была, в книге — мудрость, а в зеркальце — вся видимость мира. Думал я, собрал для дочери приданое, не хотел только дарить его до времени. Все я ей собрал, а того не положил, что в тебе было, — главного таланту. Пошел я было за ним далече, а он близко оказался. Видно, не кладется он и не дарится, а самим человеком добывается.
Заплакала тут Елена Премудрая, поцеловала Ивана, мужа своего, и попросила у него прощения.
С тех пор стали жить они славно — и Елена с Иваном, и родители их — и до сей поры живут.
Вот и сказке Иван Бесталанный и Елена Премудрая (Русские сказки) конец, а кто слушал — огурец!

источник

Серьезный кот 

ПтичкаBY пишет:Серьезный кот 

  Я начала с последнего рассказа и не сразу врубилась, при чём здесь кот? 

---

---

АРТИСТ......

Примерно неделю назад мой брат Серега подобрал на дороге подбитого машиной кота. Очень красивый рыжий зверь был жив, вроде бы цел, но на ногах толком не стоял. Кот, похоже, был ничей, и сначала Серега повез его к ветеринару.
Никаких переломов или других серьезных травм у животного не обнаружили, но перемещаться на своих четырех кот отказывался. И брат повез его домой.
Жена Наташка в дом его пускать наотрез отказалась. Маленький ребенок, 8 месяцев, вдруг аллергия или, не дай Бог, зараза какая – в общем, пришлось Сереге обустроить усатого в гараже.
Кот был назван Карлосом (брат был фанатом футбола и этого бразильского гения), получил шикарную подстилку из старой Серегиной дубленки, и стал жить припеваючи. Три раза в день ему носили еду и молоко.
Наташка ругалась, что муж беспокоится о здоровье кота больше, чем о здоровье жены и сына. А Карлос так и не ходил. Вернее, при попытке поставить его на ноги делал несколько осторожных шагов и тут же опускался на брюхо. После чего поворачивал голову в Серегину сторону и глядел на него огромными, печальными глазами, словно говоря:

«Хозяин, вот за что ты меня мучаешь? Дай полежать спокойно больному!»

И брат давал, покупая пушистому страдальцу и лучшее мясо, и рыбку, и разные кошачьи витамины.
А вчера, проспав и опаздывая на работу, Серега впопыхах забыл закрыть гараж. Так и уехал. А когда вернулся – застал «картину маслом», от которой у него самого подкосились ноги, а заодно и отвисла челюсть.
«Инвалид» Карлос несся по двору стремительными, парящими прыжками, пытаясь догнать симпатичную рыжую кошечку. Дама, очевидно, была против – потому как попыток притормозить не предпринимала. Несколько секунд спустя кошка взлетела на дерево. А попытавшийся забраться следом кавалер был встречен грозным шипением.
Неизвестно, сколько времени Карлос продолжал бы попытки сблизиться. Но тут он увидел Серегу.
Вы слышали когда-нибудь выражение «глаза как блюдца»? Так вот – в этом случае это было ни разу не метафорой!
Кот спрыгнул с дерева, тут же вновь превратился в «инвaлида», медленными шатающимися шагами прошел пару метров и опустился на брюхо. После чего повернул голову в Серегину сторону и жалобно мяукнул. Но на это брат уже не повелся.
Прошествовав к гаражу, он достал из сумки банку кошачьих мясных консервов, вывалил в миску любимца, показал через открытую дверь гаража пальцем на еду и отошел на лавочку покурить.
Карлос просидел на брюхе секунд тридцать. После чего нехотя встал и, периодически поглядывая на хозяина, посеменил к еде. Любить его Серега, конечно, не перестал. Но больше театральные экзерсисы кота успеха не имели.

Мамы не стало.



Только в доме сразу стало как-то неуютно. Я узнал об этом по дороге на работу. Жена по мобильнику сообщила эту скорбную весть. Мир сразу стал немым, застыл, оглушив меня звенящей тишиной. Двигаясь на уровне подсознания, спешу домой. Приехавшая скорая помощь подтвердила факт смерти. Прибыл участковый. Составил акт. Разговариваю, принимаю соболезнования. Приехали родственники. В доме траурная тишь, и негромкие разговоры, как проводить в последний путь. Я хожу, принимаю какие-то решения, отвечаю на какие-то вопросы и все это мимо моего сознания. Оно до сих пор застывшее.
День похорон. Приехал мулла. Вскоре на кладбище вырос новый холмик. На столбе алюминиевая пластинка на ней имя моей мамы и годы ее жизни. Отзвучали молитвы. Раздал хаир. Народ стал расходиться. Поминки прошли в полном безмолвии. Что я ел, почти не помню, вся еда потеряла для меня вкус и цвет. Шелестели слова молитвы и осторожные шорохи при раздаче милостыни.

Ритуал закончился. День клонился к вечеру. Родственники разъехались. Дети передвигаются неслышными шагами и разговаривают шепотом. Только младшая проявляет свой озорной характер. Ей еще неведома печаль смерти. Жизнь бурлит в ней, это простительно. Жена убирается на кухне. Ее выдает осторожный стук тарелок и звяканье ложек. Я же брожу по дому, переходя из комнаты в комнату. Что-то не дает покоя, вроде что-то я не сделал самого важного.
Взгляд упал на мамину кровать. Смотрелась она особенно сиротливо. Вот и все. День прошел. Первый день без мамы. Утром, иду на работу, все знакомые соболезнуют мне, я им в ответ слова благодарности. Все как-то стандартно, обыденно.
Только один человек мне сказал слова удивившие меня. «Прими соболезнования и не сочти за кощунство, заодно и мои поздравления – ты наконец-то стал взрослым!». Я эти слова пропустил мимо ушей, машинально поблагодарил его и пошел дальше. А вечером после ужина его слова всплыли в моей памяти. Вникнув в их суть, я поразился.
А ведь он правду сказал. До сей поры я действительно был ребенком. Ребенком для моей мамы. Мое детство, оказывается, кончилось только с ее смертью. До этого дня я все еще был чьим-то дитем, теперь же буду кем угодно, мужем, отцом, в будущем дедом, только больше никто не назовет меня ласковым словом « Сын!».

Я этого никогда не замечал, в наивной гордыне мнил себя взрослым, умудренным жизнью человеком. Жил, того не зная, что повсюду за мной следили пусть поблеклые, но смотрящие с любовью родные глаза той, для которой я все еще маленький несмышленыш. Единственная, кому я был воистину дорог.
Мама радовалась моим успехам, огорчалась неудачам. Была в моей жизни незаметной, ничем не досаждая, иногда правда несмело спрашивала о моих делах. Я же в суете дня небрежно отвечал на ее вопросы и что самое постыдное, иногда в раздражении, мол, не до тебя, на что она негромко отвечала «Ладно, сынок. Не переживай так. Все пройдет, все наладится. Только не расстраивайся!». И осторожно, ласково гладила по голове. От ее негромкого голоса моя досада куда-то улетучивалась, я опять становился маленьким, начинал рассказывать все, что угнетало меня.
Матери обладают удивительным даром — умением слушать. После задушевного разговора, камень падал с души, становилось легко. Теперь глядя на ее опустевшую кровать, перебирая ее вещи, с нахлынувшей тоской понимаю: ушло мое детство, растворилось в прошлом. Ушла та, единственная, имевшая право назвать меня сыном, хранившая нить, что связывало с невозвратной счастливой порой, где мама, молодая и красивая, ласково звала меня, я же, неуклюжий боровичок, косолапо перебирая ножками, спешил ей навстречу и яркий летний день заполнялся моим громким счастливым смехом.
До сих пор слышу ее зов из детства «Сынок! Пора домой!»… Как давно это было… Тоска не отпускает. Все в доме напоминает о тебе. Скоро сорок дней, как тебя нет. Сорок дней, как я живу во взрослой жизни. Приедут родственники, мулла прочтет молитвы. Помянем по обычаю. Время неумолимо… С каждым днем все дальше этот скорбный день. Говорят, время залечивает любые раны. Может быть… Только боль по матери не залечишь. -Она вечна!!! Мне же остается, с этой болью молится за тебя и просить:
— Прости меня, мама, за все грехи, вольные и невольные, за мои ненароком сказанные обидные слова. Поверь, я говорил их не со зла, а по глупой дерзости, когда с детским упрямством перечил тебе. Ты хотела как лучше, я же не понимал этого. Мне так горько за эти проступки. Прости, как бывало раньше. Ведь ты — мама! И прощай!!!

источник

---

---

"Как Одесса ходила на пляж" 

 Поход на пляж – это был ритуал. Одесса ходила на Ланжерон, в Аркадию (бомонд), на фонтанские пляжи – от восьмой до шестнадцатой станции. Были еще Люстдорф и Лузановка, закрытый пляж санатория Чкалова… 
 Субботние сборы заканчивались уже после полудня, и до пляжа добирались часам к двум. В самую жару… Всю дорогу слышались крики мамаш: 
 – Илюша, иди сюда! 
 – Рома, не трогай кошку! 
 – Додик, помоги маме нести! 
 Женщины тащили кошелки, мужчины шли впереди, вели разговоры: о футболе, о том, кого посадили, где заработать… Минут через двадцать на горизонте появлялась полоска моря. Оно играло блестками, манило. Потные, мокрые, мы входили в парк. Начинались споры, куда идти: то ли здесь, в парке, сесть на траву, то ли спускаться к воде. 
 – К воде, к воде! – кричали дети. 
 Но отцы уже расстилали клеенку. А женщины выкладывали еду… Настало время рассказать, что брали с собой. 
Итак, пляжное меню: помидоры, огурцы, салат оливье, котлеты из барабульки (рыбка такая), говяжьи котлеты, жареная печенка, жареная курица, селедка с картошкой, черноморская скумбрия (тогда она еще была) – копченая, соленая, жареная, деликатесы – фаршированная рыба, фаршированная куриная шейка, малосольные огурчики, много хлеба. Напитки: водка, пиво, вода. Пока все это выкладывалось, дети кричали: 
– Хочу купаться!.. Мне обещали!.. 
Ведь по дороге на пляж детям говорили: 
– Вот придем – будете купаться. Нырять, плавать! Загорать! Строить песочные замки!.. Ну а пока: 
– Сиди!.. Никуда!.. Пойдешь с папой!.. Сейчас покушаем… 
А мужчины уже разливают по рюмкам. А женщины уже едят… Из репродуктора сладкоголосо поют Ободзинский, Магомаев, Бейбутов, Утесов. Громко… Только подняли рюмки за здоровье – в центр еды падает мяч! Скачет по рыбе, размазывает оливье… Зловещая пауза. Самый нервный вспарывает брюхо мячу. Крики: 
 – Что ты делаешь? 
 – Тебе жить надоело?! 
 В ответ: 
– Сиди, а то мы встанем!.. 
 И вдруг узнают друг друга: 
 – О! Гриша, привет! Как Миша? 
 – Ничего! Это как раз его мяч!.. 
Хохот. 
 – Ну, будем здоровы!.. 
 Истерический крик: 
 – Мама! Хочу купаться!.. 
 – Сейчас дядя Леня пойдет с вами. Да, дядя Леня? 
 – Почему я?! 
 – А кто? Пушкин? Иди! Иди! 
 – Ладно, пошли… 
 Один уходит, все продолжают есть. Ободзинский поет, подключается Радж Капур. Все едят, все подпевают: «абарая, а-а-а-а, абарая, а-а-а-а…» Никто из взрослых не идет купаться. Через час мужчины отваливаются и засыпают… Женщины закуривают и начинают обсуждать жизнь. Вдруг одна вспоминает: 
 – А где дети?! 
 Бежит к морю и еще издалека истерически кричит: 
 – Миша, выйди с воды!.. Миша! Ты уже синий! Я тебе руки-ноги поломаю!.. Ты теперь у меня увидишь море!.. Паразит, выходи! Ты весь дрожишь!.. Я иду за папой!.. Не выйдешь?! Так, теперь ты будешь купаться только под душем!.. 
 Виновник неохотно выходит, получает крепкий шлепок по мокрым трусам и по затылку, жутко ревет. Мама его успокаивает. Он ревет еще громче. А наблюдающие эту сцену говорят своим детям: 
 – Видишь? И ты получишь!.. 
 Мужчины просыпаются, выпивают, закусывают – и освобождают место для карт или домино. Играют обычно на деньги. Азартно. Жены тайком следят, кто сколько проиграл. Едят – беспрерывно! Игра продолжается часа два. И вдруг кто-то говорит:
 – Пошли купаться! 
 – Да, да! – кричат дети. – Купаться, купаться!.. 
 – Вот вы как раз и не пойдете. Вы наказаны! Купаться будете в следующую субботу… 
 Солнце уже почти скрылось за деревьями. А значит, наступает время сладкого стола: арбуз, груши, виноград – и торт! Внезапно появляются соседи: 
– Мы до вас. Вы не пробовали еще нашей рыбки. А?.. Под водочку хорошо пойдет! 
 – Витя! Лена! Вика! Маша! Дети! Все сюда!.. Разрешите выпить за ваше здоровье, за ваших детей, чтоб они нам были здоровенькими, и за нашу Одессу! 
 – Хай нам усим щастыть! 
И опять все закусывают – это уже вместе со сладким столом. Песни, танцы в купальниках, с полными животами, свисающими до колен… И вдруг на тебе – дождь!.. Лихорадочные сборы, всё в кучу – и бегом к трамваю. А он – битком! Кто-то животом вдавливает висящих на ступеньках. Дождь как из ведра! 
 Спокойно, не спеша подходит красный от выпитого Моня и говорит: 
 – Все в автобус! Я взял автобус, он нас развезет. 
 – Моня, по-моему, тебя уже развезло! – кипит его жена. 
 – Тихо, Зина, не позорь меня перед людьми! 
 – Ничего, ты у меня дома получишь! Я уже пойду с тобой на пляж!.. Ты уже меня увидишь на пляже, и ребенка, и море!.. 
 – Зина, не порть мне вечер и жизнь, я же хотел как лучше! 
 Шофер: 
 – Так! Вы будете платить – или что? 
 – Кто выиграл в карты, тот пусть и платит! 
 – Все, поехали! Шофер, держи, только едь плавно, моего Шурика тошнит… 
 И вот все дома – уставшие, почти не купавшиеся, сытые. И ложась спать, я слышу маму: 
– Скоро суббота, мы пойдем на пляж, будешь купаться, загорать…
 А я уже сплю… …И когда наступала пятница, вся Одесса смотрела на небо. 


 "Боря, выйди с моря":@

мы с Олей 2 раза были в Одессе и оба раза домики нашей турбазы находились в Аркадии. Если Аркадия - бомонд, что же тогоа должно быть в Лузановке!

Переполох из-за валерианки



Мы живем в квартире на первом этаже. Нас четверо - я, муж, дочь-пятилетка и бабушка. Бабуле нашей уже 80 лет, и на зиму мы забираем ее из деревни, а летом она обязательно возвращается в свой домик, никак не хочет в городе сидеть. До сих пор сама огород засаживает и ходит на рыбалку.

С бабушкой к нам всегда переезжает кот Пузырь - бело-рыжий бандит в деревне, но очень ласковый в квартире. Пузырем его назвал дед, когда еще был жив, после того, как кот стащил его пузырек с валерьянкой и три часа пытался открыть. Дед не выдержал этих мучений, открыл баночку и чуть-чуть капнул на пенек. Кот там сидел и спал четыре дня, даже кушать не хотел.

А потом была гроза, и дождь смыл остатки запаха. Кот еще долго подходил, обнюхивал пень и громко вздыхал. Деда он очень любил, а тот называл его ласково Пузиком. Когда дед yмер, кот каждый день ходил на могилку в деревенский погост ровно 40 дней. А потом перестал вообще! Вот такая мистика.

А недавно любовь кота к валерианке обернулась для семьи общением с силами правопорядка.


В тот вечер бабушка что-то разволновалась после просмотра любимого сериала и решила накапать себе валерьянки. Но нечаянно уронила пузырек, и немного жидкости пролилось на пол. По квартире потянулся характерный аромат.

Пузырь, учуяв любимый аромат, издал дикий вопль и кинулся лизать и валяться в лекарстве. Муж не придумал ничего лучше, чем открыть балкон, чтобы проветрить, а я побежала в ванную за тряпкой - вытирать.

Бабушку усадили в кресло, а Пузик в утробным урчанием выворачивался на полу. По этим звукам окрестные коты поняли - тут наливают!!! И ринулись к нам через открытый балкон - первый этаж же!

Они тоже издавали странные рычащие звуки. Пузырь стал защищать свою территорию, началась большая кошачья драка. Муж побежал закрывать балкон, чтобы новые зверюги не налезли, по дороге несколько раз был расцарапан и укушен. На бабушку напал истерический смех, а дочка спряталась в ванной и оттуда пищала.

В квартире было больше десятка чужих котов. И что было с ними делать? Они не давались в руки и дрались между собой. Соседи перепугались дикого шума, позвонили в дверь, но нам было не до них. Тогда они решили, что у нас творится какое-то смертоубийство и вызвали полицию.

У приехавших полицейских был шoк от уведенного - муж обцарапанный, весь в крови, куча орущих кошек и хохочущая бабушка в кресле. Что делать, они не знали и позвонили в какую-то спасательную службу животных.

Прибыли два дядьки и большими брезентовыми сачками быстро переловили котов и через форточку отправили их на балкон, где толклось еще штук 5-6. Нам пришлось оплатить " услуги освобождения квартиры". За компанию был выброшен и наш кот!

Пришлось мне бежать его искать. К счастью, ему уже было хорошо - он так и лежал на клумбе, убегать не собирался. Под балконом собрался народ и веселился от души.

Потом мы с бабушкой лечили мужа, успокаивали ребенка, убирались в квартире. Пузырь блаженно спал на подоконнике. Открывать окна и балкон мы не рисковали пару недель - кошки постоянно толклись рядом.

Храбрые листья



Эта история произошла в одном маленьком веселом лесу. Почему веселом? Да потому что все деревья, которые жили в нем, очень дружили между собой. Они переговаривались, шумя ветвями, шутили и смеялись. Этот лес так и назывался – смешанный. И хотя это название он получил совсем по другой причине, деревья были уверены, что их лес так называется потому, что они очень смешливые.
Так вот, в одном веселом смешанном лесу жили рядом осина и клен. Весной изумрудные листочки на них появлялись почти одновременно. Они сразу же начинали шептаться, знакомиться друг с другом, вместе радовались солнцу, небу, первому дождю. Летом листьям и вовсе было раздолье. Их умывал теплый дождик, птицы пели для них свои самые чудесные песни, солнечные зайчики играли с ними в прятки. Два листочка на осине и клене особенно подружились между собой. Они росли на самых крайних ветвях своих деревьев, любили поболтать, повеселиться, а в ветряную погоду – играли в «пятнашки». Это происходило так: ветер качал ветви, и листья то прикасались друг к другу, то разлетались в разные стороны.

Так продолжалось все лето. А когда пришла осень, все листья в парке стали менять цвет. Изменились и наши друзья: осиновый лист покраснел, а кленовый – пожелтел.
– Ах, какие мы стали красивые, яркие! Вот спасибо осени за такой подарок, – восхищались друг другом листья. И действительно – это было очень красиво: осина в пурпурном платье рядом с кленом в желтом плаще… Разноцветный карнавал царил во всем лесу – все деревья были в восторге от своих новых нарядов и блистали ими на осеннем солнце! (Кстати, оно даже немного померкло на фоне этого золотого праздника).
Но потом два друга-листочка заметили, как их собратья один за другим стали отрываться от веток и падать на землю. Желто-красным покрывалом опускались они на землю. И было очень жалко смотреть, как осенний дождь (совсем не такой ласковый, как летний) хлещет по ним своими жесткими и холодными струями. Листья сморщивались, покрывались грязью и покорно принимали свою участь – тихо умирали. Они не просили о помощи, потому что помощи им ждать было неоткуда. У опушки леса уже стояла зима, а она всем цветам предпочитает белый. Зачем ей разноцветные листья?..
– Неужели и мы скоро погибнем?! Нет, я не хочу падать на землю, – прошептал кленовый лист.
– Давай держаться из последних сил, – предложил осиновый.
И друзья решили держаться. Хлестал дождь, свирепствовал ветер, а листья продрогшие и печальные, крепко держались за ветви, боясь упасть. Как красный и желтый флажки, среди обнажающихся деревьев они были особенно заметны и очень злили осенний ветер. Упрямец-ветер никак не мог смириться с тем, что ему противостоят два слабых листочка, в то время когда все другие уже покорились его воле. Он решил во что бы то ни стало сорвать непокорных и обрушивался на них с новой и с новой силой. Но они держались!..
А скоро пошел снег. Он покрывал лежащие на земле листья и от этого друзьям стало совсем страшно и одиноко. Но они поддерживали друг друга.
– Главное, что мы остались на дереве, – еле слышно говорили они. – Пусть погибнем, но не на земле…
Рядом с лесом стоял дом. В нем жила девочка. Всю осень она проболела и не выходила на улицу. Ей очень хотелось полюбоваться на разноцветные деревья, но когда, наконец, девочке разрешили выйти из дома – все вокруг было уже серым, деревья стояли голые, а остатки их пышных нарядов были засыпаны снегом. Девочка шла по лесу и вдруг увидела два фонарика – желтый и красный. Это были наши друзья-листочки, которые в оголенном лесу действительно сияли как фонарики.
– Ах, какие красивые! – воскликнула девочка. – Как же вы сохранились, бедненькие листочки!..
Она бережно сорвала листья и понесла их домой. Девочка шла, радуясь своей находке, и вовсе не знала, что у нее в руках два бесстрашных друга, с которыми не смогли справиться ни ветер, ни дождь, ни снег! Хотя, может быть, она и догадывалась об этом…
…Где теперь храбрые листья, спросите вы. А я вам отвечу: в теплой светлой комнате, на книжной полке, в красивой книжке с яркими картинками. Они живут на одной странице, по-прежнему любят шептаться, шутить и смеяться. И в этом нет ничего удивительного – ведь они родились весной в веселом смешанном лесу…

Разговаривать надо

Заболела теща, через неделю умерла.
Забираем тестя к себе, благо место есть.
У тещи был пес, просто черный лохматый урод. Забрали и его, себе на горе.
Все грызет, детей прикусывает, на меня огрызается, гадит, гулять его надо выводить вдвоем, как на распорке.
Вызывал кинологов, денег давал без счету- чтоб научили, как с ним обходиться, без толку...
Говорят, проще усыпить... Тесть решил, собачка умрет, тогда и ему пора.
Оставили. Дети ходят летом в джинсах, с длинными рукавами: покусы от меня прячут, жалеют дедушку.
К осени совсем кранты пришли, озверел, грызет на себе шкуру, воет.
Оказывается, его еще и надо триминговать. Объехали все салоны, нигде таких злобных не берут.
Наконец знающие люди указали одного мастера...
Привожу.
Затаскиваю.
Кобель рвется, как бешеный. Выходит молоденькая девчушка крошечных размеров. Так и так, говорю, любые деньги, хоть под наркозом (а сам думаю, чтоб он сдох под этим наркозом, сил уже нет).
Берет из рук поводок, велит прийти ровно без десяти десять, и преспокойно уводит его.
Прихожу как велено.
Смотрю, эта девчушка выстригает шерсть между пальцами у шикарного собакера.
Тот стоит на столе, прямо, гордо, не шевелясь, как лейтенант на параде, во рту у него резиновый оранжевый мячик. Я аж загляделся.
Только когда он на меня глаз скосил, понял, это и есть мой кобель.
А пигалица мне и говорит: - Покажу, как ему надо чистить зубы и укорачивать когти. Тут я не выдержал - какие зубы!
Рассказал ей всю историю, как есть.
Она подумала и говорит: - Вы должны вникнуть в его положение. Вам-то известно, что его хозяйка умерла, а ему нет. В его понимании вы его из дома украли в отсутствие хозяйки и насильно удерживаете. Тем более, что дедушка тоже расстраивается. И раз он убежать не может, старается сделать все, чтобы вы его из дома выкинули. Поговорите с ним по-мужски, объясните, успокойте.
Загрузил кобеля в машину, поехал прямиком в старый тещин дом.
Открыл, там пусто, пахнет нежилым.
Рассказал ему все, показал.
Пес слушал.
Не верил, но не огрызался.
Повез его на кладбище, показал могилку.
Тут подтянулся тещин сосед, своих навещал. Открыли пузырь, помянули, псу предложили, опять разговорились. И вдруг он ПОНЯЛ!
Морду свою задрал и завыл, потом лег около памятника и долго лежал, морду под лапы затолкал.
Я его не торопил.
Когда он сам поднялся, тогда и пошли к машине.
Домашние пса не узнали, а узнали, так сразу и не поверили.
Рассказал, как меня стригалиха надоумила, и что из этого вышло.
Сын дослушать не успел, хватает куртку, ключи от машины, просит стригалихин адрес.
- Зачем тебе, спрашиваю.
- Папа, я на ней женюсь.
- Совсем тронулся, говорю. Ты ее даже не видел. Может, она тебе и не пара.
- Папа, если она прониклась положением собаки, то неужели меня не поймет?
Короче, через три месяца они и поженились. Сейчас подрастают трое внуков.
А пес?
Верный, спокойный, послушный, невероятно умный пожилой пес помогает их нянчить. Они ему ещё и зубы чистят по вечерам...
Не зря говорят, что собаки верные и очень умные животные. А разговаривать... так со всеми надо разговаривать и объяснять свою точку зрения, тогда и жизнь становится заметно лучше.

@‎Елка Сова‎

Про кота с валерьянкой и собаку уже было. 
Рассказ про осенние листочки     

Дежурный по КПП первой линии охраны, видавший жизнь без прикрас, прапорщик Олег Николаевич, перед тем как закрыть «калитку на клюшку» до самого утра, вышел на крыльцо с внешней стороны периметра, чтобы покурить.

Пока он смотрел на звезды в просвете набегающих облаков и дотягивал дежурную цигарку, в кустах поблизости раздался подозрительный шорох. Будучи опытным воякой на пороге заслуженного дембеля, Олег Николаевич незаметным движением расстегнул кобуру с пистолетом и непроизвольно напрягся. Мало ли?! Времена нынче неспокойные…

Из кустов палисадника прямо к ступенькам КПП выполз доберман и лег на асфальт.
Олег Николаевич, не застегивая кобуру с ПМ (пистолет Макарова), присел на корточки, чтобы обстоятельно, но все же с безопасного расстояния рассмотреть собаку получше. Вдруг кинется?! Может бешенная или просто дурная, кто знает?!

Пес был без ошейника и в крайней степени истощения. Собака смотрела на человека затравлено-испуганными глазами, поджимала передние лапы и тихо поскуливала… даже не собака, а чуть подросший щенок. 
Прапорщик, глядя на собаку, попытался с ней заговорить.
- Ты это… Нельзя тут! Воинская часть, режимная территория. Не положено! Понимаешь?!

Собака с трудом поднялась на подгибающиеся лапы и, сделав пару неуверенных шагов, опять легла на асфальт.
Олег Николаевич приблизился к доберману и участливо спросил.
- Совсем плохо?!

Пес закрыл глаза, и устало свесил свои острые уши. Седой прапорщик сходил в здание КПП и вернулся с бутылкой минеральной воды. Откупорив бутылку и подставив ладонь ковшиком, Олег Николаевич полил воду тонкой струйкой… Пес открыл глаза и начал жадно лакать живительную влагу.
- Мде… бедолага! Потерялся? Где лапы то отдавил, дурашка?!

Доберман молча смотрел в глаза человека с неприкрытой тоской и слабой надеждой.

Зазвонил служебный телефон и дежурный по КПП поспешил к рабочему столу. Собака попыталась зайти в здание, но прапорщик строго цыкнул.
- Сюда нельзя!

Пес, робко потоптавшись на пороге, вернулся на улицу и лег в тень под кустами. Закончив разговор, Олег Николаевич развернул «тормозок» с бутербродами и, оставив себе один, вышел на крыльцо.
- Эй, как там тебя?! Ты здесь?! Жрать будешь?!

Кусты зашевелились и оттуда выглянула острая собачья морда. Прапорщик бросил в сторону собаки бутерброд с колбасой… клацнули зубы, и бутерброд мгновенно исчез в собачей пасти, не долетев до земли.

Ночью пошел сильный дождь и прапорщик, вспомнив о собаке, вышел на крыльцо. Доберман лежал под тем же кустом мокрый и жалкий.
- Заходи! Но только до утра, а то САМ у нас, знаешь какой суровый?! Зверь!

Мокрый и прихрамывающий пес зашел вовнутрь здания и, забившись в угол, мгновенно уснул прямо на бетонном полу. Во сне доберман нервно вздрагивал и периодически поскуливал. Олег Николаевич глядя на дрожащий комок мокрой шерсти, глубоко вздохнул и покачал головой.
- Били, наверное?! Эх, люди, люди!

Рано утром, Олег Николаевич подтянул портупею и, поправив кобуру с ПМ, вышел к шлагбауму. Пес захромал следом за дежурным по КПП и, завидев вдалеке группу военнослужащих, спешащих на службу, опять спрятался в кустарнике.

Все утро в «час пик», Олег Николаевич пропускал через КПП толпы людей, проверяя пропуска, а доберман внимательно смотрел сквозь ветки кустарника, старательно втягивая ноздрями новые запахи незнакомых ему людей, при этом, не подавая ни малейшего признака своего присутствия.

Днем, прапорщик сходил на обед в столовую, откуда принес две котлеты и полбуханки черного хлеба. Собака вышла из кустов, осторожно помахивая обрубленным хвостиком, и втянув в ноздри запах вкусных котлет, стала перетаптываться на месте, роняя на землю обильную слюну.
- На! Ешь, троглодит прожорливый!

Пока доберман жадно поглощал котлеты и заглатывал полбуханки хлеба почти не жуя, Олег Николаевич вытащил древний мобильник и по-стариковски щурясь, набрал номер своего сменщика.
- Здорово, Коль! Слышь, такое дело! У тебя есть пара старых мисок? Да нет, самых обычных алюминиевых или эмалированных. Есть?! Да?! В гараже? Будь ласка, прихвати на службу, если не жалко?! Да тут собачка одна прибилась… Хороший пёса, хромый и битый… да знаю, что нельзя! Он по кустам прячется, его никто не видит. Умничка такой, породистый! Доберман, да… Домой бы взял, да внучка ж недавно родилась, ютимся впятером на 44-х квадратах. Принесешь?! Ото ладно! Спасибо тебе, друже! И это… воды набери в бутылку и пожрать чего… для зверя, а с Мишкой из третьей смены я переговорю... Не прогоняйте собачку, ладно?!

Через двое суток, Олег Николаевич пришел на службу с большой авоськой, откуда вытащил пакет с мясной обрезью и приличную кастрюлю каши. Собака выглянула из палисадника и вышла навстречу, виляя куцым хвостиком. В кустах за углом КПП на опалубке фундамента, Олег Николаевич обнаружил миску с водой и миску для пищи.

Пока пес жадно поглощал кашу, тщательно перемешанную с мясной обрезью, Олег Николаевич надел на его тощую шею красивый кожаный ошейник.
- От так вот! А то неправильно собаке без ошейника, еще подумают, что ничейный…

Почувствовав на своей шее широкую мягкую кожу с блестящими заклепками, доберман даже перестал кушать и чуть не всплакнул от гордости. Он благодарно лизнул седого прапорщика прямо в колючие усы.
- Тьфу на тебя, дурачина! Жри давай и ныкайся скорей в кусты. Сейчас рабочий день закончится, люди домой пойдут.

Молодой прапорщик Миша, сдавая дежурство по КПП, добродушно бухтел.
- Не волнуйся, Олег Николаич, покормили твоего дохлика. Из столовой принес кучу жратвы, моя сердечная мадама навалила трехлитровую кастрюлю супа. Так этот чахлик все слопал взахлеб и еще миской гремел – вылизывал! И куда в него столько влезло, непонятно?! Он там на газоне лежбище себе выкопал. А на ночь я его в помещение пустил, у меня обрез старой шинели остался, на пол кинул. В углу спал, а ни свет, ни заря, выскочил на улицу и в кусты. Тише воды, ниже травы! Хитрый зверюга!

Шло время, пес прижился и немного отъелся, но при каждом постороннем шорохе нырял в кусты и затаивался аки партизан во вражеском тылу. Прапорщики с дежурной службы по КПП его не прогоняли, а всячески подкармливали. Девчонки из столовой уже сами набирали кастрюлю с объедками и по окончании рабочего дня оставляли у ворот КПП для нового охранника.

Как-то рано утром, Олег Иванович стоял у шлагбаума и гладил между ушей сидевшего рядом добермана, который щурился от удовольствия, поглядывая на прапорщика со смесью фанатичной преданности и безмерной благодарности, как вдали показался автомобиль САМа. 

Пес, заслышав шум мотора, шустро нырнул в кусты, а дежурный по КПП нажал кнопку на пульте для открытия шлагбаума и опускания противотаранного устройства. Тем не менее, машина остановилась, и вышел САМ.
- Тащ генерал-полковник за время дежурства…
- Вольно, Олег Николаевич! Здравствуйте, уважаемый. А помощник твой где?
- На завтрак пошел, тащгенерал!
- Да нет, я не о контрактнике. Я о хвостатом помощнике спрашиваю.
- Стуканули уже?! Вот ведь…
- Ну, типа, сорока на хвосте принесла.
- Яйца бы той сороке открутить...

Седой прапорщик потупил взгляд в землю и невольно запинаясь, начал тихо бубнить.
- Тащгенерал, собачка безобидная. Жалко его. Понимаю, не положено. Табелем поста не предусмотрено, харч опять же… А на довольствие можно и не ставить, в столовой же остается, девчонки корм дают... остается же…
- А покусает кого?!
- Не покусает, мы его днем будем на привязь сажать, ребята даже парашютную стропу выменяли… А ночью гораздо спокойней с ним - нюх, слух, зубы и все такое… Разрешите, а?!
- А зовут то как?!
- Не знаю я! Доберман и все! Он на любую кличку отзывается, но привыкли уже – Доберман! Он умный, все понимает! Разрешите, тащгенерал…
- Я подумаю!

Через полчаса на КПП с рулеткой в руках пришел начальник рем.группы.
- Николаич, предъявляй зверюгу!
- Зачем?
- Буду мерку снимать! От носа и до хвоста!
- На кой? На гроб, что ли?! Не дам губить животину!
- Да ну тебя к лешему, Николаич! Какой еще гроб? Только что САМ позвонил и дал указание, будку для зверя смастрячить. Вот пришел мерить его, чтобы проект жилища рассчитать - объем, высоту потолка, полезную кубатуру… Это тебе не хухры-мухры! Все в строгом соблюдении с СТР…

Уже к обеду за КПП стояла добротная будка и даже покрашенная в цвет основного здания. О, как?! А доберман получил официальный статус и постоянное место службы.

Время шло, пес не просто отъелся, а неприлично отожрался на казенных харчах, превратившись в огромного матерого кобеля. Широкая спина, бычья шея, мощная грудь, королевская стать, аристократичная осанка, страшнейшие зубы – мясорубка, ого-го! Ошейник застегивается лишь на крайнюю дырочку!

Днем пес спит в будке, привязанный на парашютную стропу, а ночью рыскает по территории, охраняя покой и сон дежурной смены.

Олег Николаевич привязался к Доберману со всей серьезность и обстоятельностью старого воина. Прапорщик регулярно баловал зверя, принося ему из дома чего-нибудь вкусненькое.

Пришел срок и Олег Николаевич уволился в запас по возрасту, а пес остался продолжать охранную службу.

И вот иду как-то через КПП и вижу, сидит пенсионер Олег Николаевич и кормит Добермана мясной вырезкой.
- Олег Николаевич, здравствуй дорогой! Чего это ты?! По службе соскучился, на пенсии тоскливо?!
- Да нет, есть чем заниматься, внучку воспитываю. Мои еще и внучка родили, забот хватает! Я вроде няньки при них. А сюда зашел дружка своего проведать. Как он тут?! Не обижают ли?! Не похудел ли?!
- Ага! Похудел, как же?! Шею уже пальцами двух рук не обхватишь, пора новый ошейник покупать, на этом уже все дырки закончились…

Поговорив с уважаемым человеком и бывшим сослуживцем, попрощался и побежал по своим делам.
Оглянувшись, увидел, как на лавочке перед КПП сидит ныне заслуженный пенсионер Олег Николаевич, а огромный доберман стоит рядом, почтительно и осторожно положив свою остроносую морду на колени бывшего прапорщика.
Суровый пес довольно щурится, когда пальцы самого дорогого для него человека, нежно гладят его за ушком.


Алекс Сидоров