РецептыУголок читателя - 3
Участников: 5
Страница 40 из 40
Страница 40 из 40 • 
1 ... 21 ... 38, 39, 40
Re: Уголок читателя - 3
автор ПтичкаBY Вс Ноя 22, 2020 9:54 pm
Только в конце первой части и в начале второй - отрывок повторяется. Отредактируй
ПтичкаBY- Бриллиантовый счастливчик
- Сообщения : 10112
Откуда : Беларусь
Re: Уголок читателя - 3
автор mamusia Пн Ноя 23, 2020 12:01 am
Лилёшик, что то ты часто повторяться стала... 
mamusia- Бриллиантовый счастливчик
- Две победы :
Сообщения : 41018
Откуда : Vilnius
Re: Уголок читателя - 3
автор mamusia Пн Ноя 23, 2020 4:45 am
КТО ВЫ?
Михаил Витальевич сидел у кровати умирающего сына, который уже не приходил в сознание.
Жена, навалившись на крашеную стену больничной палаты, отключилась, сказались двое суток без сна.
Врачи, не позволявшие прежде заходить к ребёнку, теперь это знали наверняка и потому не запрещали родителям находиться возле него в последние часы, которые те могли побыть с малышом.
Пять беззаботных, радостных лет их Мишки, названном в честь отца, оборвались. Всё случилось по вине пьяного лихача, решившего объехать дорожную пробку через дворы, но не пожелавшего при этом даже сбросить скорость.
Мысли отца путались, он, казалось, выпал из этой реальности, где так нелепо погиб его сын, голова кружилась, а из глаз то и дело предательски текли слёзы. Сейчас он мог себе их позволить, пока Валя – его жена – спит. При ней старался сдерживаться, понимал – женщине и так невыносимо тяжело.
Очнулся мужчина от того, что стало прохладно. Прикрыв жену больничным одеялом, лежавшим на пустой соседней койке, Михаил поёжился и снова опустился на стул возле кровати сына.
И тут он почти подпрыгнул на месте, словно сел на кнопку, такую, какие мальчишки в школе, шаля, подкладывают друг другу шутки ради.
— Кто вы? – испуганно произнёс мужчина.
Перед ним с противоположной стороны кровати стоял человек. Халата, как на врачах, на нём не было, одежда скорее напоминала греческую тогу, от того был не ясен даже пол посетителя. Как вошёл, тоже оставалось загадкой.
— Не пугайтесь, и прошу вас, не шумите, если разбудим Валентину, то поговорить уже не сможем.
Волосы ниже плеч, серые глаза, всё было как-то неопределённо, голос тоже не выдавал половой принадлежности. Впрочем, об этом Михаил сейчас не задумывался. Раз он (почему-то думалось, что это мужчина, несмотря на хрупкое телосложение и такое одеяние) знает, как зовут жену, значит кто-то из местных, возможно пациент, – решил он.
— Простите, мне сейчас не до разговоров, — хмуро отозвался отец ребёнка.
— Я собственно потому и пришёл. Меня за вашим сыном прислали.
— Его переводят? — прошептал, встрепенувшись, родитель.
— Нет, вы меня не поняли, вы сейчас зажгли в себе огонёк надежды, но напрасно. Тело мальчика останется здесь. Я за эфирной составляющей.
Михаил при этих словах вздрогнул, только сейчас начиная понимать, с кем имеет дело.
В-в-вы, ангел? – спросил он, слегка заикаясь. – Ангел смерти? Поэтому так похолодало?
— Прохладнее стало, не буду скрывать, по моей вине. А кто такой ангел?
— Тогда кто вы? Неужели из так называемого тёмного воинства? Чем же ребёнок мог провиниться за пять лет, что прислали вас? Я его вам не отдам!
— Решительно ничего не понял, — удивлённо произнёс человек в тоге. – Никаких ангелов или воинств тёмных, светлых, зелёных, полосатых или каких-то прочих нет в помине. Вы придумали себе всякую чушь и верите в это. Понимаете, как человек может быть хорошим или плохим, по вашим меркам, так и мы. У каждого свой характер, своя задача. Только мерки у нас с человеческими не совпадают. Пока есть время, хотел поговорить. Утешить немного вас, что ли… Мальчик ведь всё равно уйдёт со мной. Вы прекрасно это понимаете.
На лице гостя появилось выражение, похожее на сомнение.
— Говорите уже, раз решили, — громким шёпотом решительно прервал его задумчивость мужчина.
— Дайте слово, что не броситесь на меня с кулаками и не поднимите шума. Хотя бы потому, что драться со мной бесполезно, а крики только привлекут в палату посторонних и разбудят вашу жену, которая решит, что вы сошли с ума от горя. Доктора вколют успокоительное, потом вызовут бригаду, которая доставит вас в соответствующее заведение. Три месяца пребывания там лишат вас работы. Похоронные хлопоты лягут на плечи Валентины, что в результате отнимет у неё четыре года и семьдесят три дня жизни. Кроме нервного срыва у неё из-за этого случится ещё одна беда… Мне продолжать?
— Нет. Я понял. Давайте поговорим.
— Начну с того, что вашего сына жертвой выбрал я. Вариантов было несколько, этот показался мне самым подходящим.
Михаил вскочил на ноги и его кулаки непроизвольно сжались.
— Что? Что значит выбрал?
— Не горячитесь. Вы обещали, — напомнил его собеседник.
Потом вздохнул и продолжил:
– Вместо него могла погибнуть девочка, возвращавшаяся из булочной, но она, когда подрастёт, станет матерью четверых детей, а значит, погибли бы пять человек. Мог быть сбитым мужчина, который в конце своей жизни создаст дешёвый способ переработки мусора и фактически очистит погрязшую в нём планету. Погибнуть от загрязнённой воды из-за того, что она попадёт в подземные воды, могли тысячи людей, многие виды животных и растений. Убить его – убить их.
— А что у моего сына не могло быть четверых детей? Или нельзя было машину направить на дерево или дом?
— Вы правы, была одна возможность столкнуть автомобиль с деревом на повороте во двор, но тогда оно упало бы, оборвало провода и током убило бы мамочку, гуляющую с малышом. Получается, погибли бы минимум двое. Если бы я направил машину в дом, как вы советуете, тоже был такой шанс, то по несущей стене пошли бы микротрещины, через три года она обрушилась бы среди ночи и похоронила семь человек, ещё трое остались бы инвалидами. Вот я и подумал, ваш сын всё равно должен утонуть, когда пьяный поедет кататься на лодке. Да, к сожалению, он бы сильно выпивал к двадцати трём годам, когда должна была случиться трагедия, это его судьба. Поэтому, отпустите мальчика и успокойте, как сумеете, жену. Тем более что в её положении нельзя волноваться.
— В смысле? – удивился Михаил.
— В самом обычном смысле, что вас удивляет? Беременна она. Дочка у вас будет, двадцать восьмого апреля родится в следующем году. Вы уж извините, но мне пора. Я забираю мальчика и ухожу, иначе не успею спасти будущего великого тенора в Австралии. Сюда пришёл немного рановато, вот и появилось время побеседовать. Так что, до встречи.
Человек в тоге вытянул перед собой руки, и тихо сказал:
— Идём, малыш.
От тела ребёнка отделилась его полупрозрачная копия.
Мишин двойник осторожно спустился с кровати и, взяв незнакомца за руку, несмело шагнул по полу. Оглянувшись, обвел взглядом палату, посмотрел на отца и спящую мать, печально улыбнулся и, подняв глаза на того, кто за ним пришёл, кивнул.
В тот же момент они исчезли в тоннеле, появившемся из ниоткуда и тут же исчезнувшем в никуда.
В помещении стало невыносимо душно и запахло смертью.
Аппаратура в палате противно монотонно запищала.
Мальчик не дышал и сердце его не билось.
Только сейчас Михаил понял, что незнакомец так и не ответил, кто же он. Если верить всему сказанному им, то другого выхода, кроме, как забрать именно их ребёнка, пожалуй, действительно не было.
— Кто же вы? — подумал Михаил Витальевич.
В памяти навсегда отпечаталась картина, как этот, длинноволосый в тоге, уводит его сына. На глаза вновь навернулись слёзы.
Но сейчас нельзя расслабляться, ему необходимо позаботиться о жене и дочке, о которой пока знает только он один. Мужчина отчего-то безоговорочно верил этому странному человеку (хотя, какой он человек?), который забрал их маленького Мишутку.
Он приобнял дремавшую жену (она пока ещё ничего не знает и не рыдает в голос). От одной мысли об этом сердце его защемило.
Он никогда не сможет рассказать ей о том, кто выбрал в жертву, а потом забрал с собой, их сына.
Сжав губы и тихо застонав, он стал ждать врачей, которые, судя по топоту в коридоре, уже бежали в палату.
Автор: Лана Лэнц
mamusia- Бриллиантовый счастливчик
- Две победы :
Сообщения : 41018
Откуда : Vilnius
Yulishna, Лилёша и ПтичкаBY поставили лайк
Re: Уголок читателя - 3
автор Лилёша Пн Ноя 23, 2020 5:36 pm
СТАРЫЙ ПОВАР
В один из зимних вечеров 1786 года на окраине Вены в маленьком деревянном доме умирал слепой старик — бывший повар графини Тун.
Собственно говоря, это был даже не дом, а ветхая сторожка, стоявшая в глубине сада. Сад был завален гнилыми ветками, сбитыми ветром. При каждом шаге ветки хрустели, и тогда начинал тихо ворчать в своей будке цепной пёс.
Он тоже умирал, как и его хозяин, от старости и уже не мог лаять. Несколько лет назад повар ослеп от жара печей. Управляющий графини поселил его с тех пор в сторожке и выдавал ему время от времени несколько флоринов.
Вместе с поваром жила его дочь Мария, девушка лет восемнадцати. Всё убранство сторожки составляли кровать, хромые скамейки, грубый стол, фаянсовая посуда, покрытая трещинами, и, наконец, клавесин — единственное богатство Марии.
Клавесин был такой старый, что струны его пели долго и тихо в ответ на все возникавшие вокруг звуки. Повар, смеясь, называл клавесин «сторожем своего дома». Никто не мог войти в дом без того, чтобы клавесин не встретил его дрожащим, старческим гулом.
Когда Мария умыла умирающего и надела на него холодную чистую рубаху, старик сказал:
— Я всегда не любил священников и монахов. Я не могу позвать исповедника, между тем мне нужно перед смертью очистить свою совесть.
— Что же делать? — испуганно спросила Мария. — Выйди на улицу, — сказал старик, — и попроси первого встречного зайти в наш дом, чтобы исповедать умирающего. Тебе никто не откажет.
— Наша улица такая пустынная… — прошептала Мария, накинула платок и вышла.
Она пробежала через сад, с трудом открыла заржавленную калитку и остановилась. Улица была пуста. Ветер нёс по ней листья, а с тёмного неба падали холодные капли дождя. Мария долго ждала и прислушивалась. Наконец ей показалось, что вдоль ограды идёт и напевает человек. Она сделала несколько шагов ему навстречу, столкнулась с ним и вскрикнула.
Человек остановился и спросил:
— Кто здесь?
Мария схватила его за руку и дрожащим голосом передала просьбу отца.
— Хорошо, — сказал человек спокойно. — Хотя я не священник, но это всё равно. Пойдёмте.
Они вошли в дом. При свече Мария увидела худого маленького человека. Он сбросил на скамейку мокрый плащ. Он был одет с изяществом и простотой — огонь свечи поблёскивал на его чёрном камзоле, хрустальных пуговицах и кружевном жабо. Он был ещё очень молод, этот незнакомец. Совсем по-мальчишески он тряхнул головой, поправил напудренный парик, быстро придвинул к кровати табурет, сел и, наклонившись, пристально и весело посмотрел в лицо умирающему.
— Говорите! — сказал он. — Может быть, властью, данной мне не от бога, а от искусства, которому я служу, я облегчу ваши последние минуты и сниму тяжесть с вашей души.
— Я работал всю жизнь, пока не ослеп, — прошептал старик. — А кто работает, у того нет времени грешить. Когда заболела чахоткой моя жена — её звали Мартой — и лекарь прописал ей разные дорогие лекарства и приказал кормить её сливками и винными ягодами и поить горячим красным вином, я украл из сервиза графини Тун маленькое золотое блюдо, разбил его на куски и продал. И мне тяжело теперь вспоминать об этом и скрывать от дочери: я её научил не трогать ни пылинки с чужого стола.
— А кто-нибудь из слуг графини пострадал за это? — спросил незнакомец.
— Клянусь, сударь, никто, — ответил старик и заплакал. — Если бы я знал, что золото не поможет моей Марте, разве я мог бы украсть!
— Как вас зовут? — спросил незнакомец. — Иоганн Мейер, сударь.
— Так вот, Иоганн Мейер, — сказал незнакомец и положил ладонь на слепые глаза старика, — вы невинны перед людьми. То, что вы совершили, не есть грех и не является кражей, а, наоборот, может быть зачтено вам как подвиг любви.
— Аминь! — прошептал старик.
— Аминь! — повторил незнакомец. — А теперь скажите мне вашу последнюю волю.
— Я хочу, чтобы кто-нибудь позаботился о Марии.
— Я сделаю это. А еще чего вы хотите? Тогда умирающий неожиданно улыбнулся и громко сказал:
— Я хотел бы ещё раз увидеть Марту такой, какой я встретил её в молодости. Увидеть солнце и этот старый сад, когда он зацветет весной. Но это невозможно, сударь. Не сердитесь на меня за глупые слова. Болезнь, должно быть, совсем сбила меня с толку.
— Хорошо, — сказал незнакомец и встал. — Хорошо, — повторил он, подошёл к клавесину и сел перед ним на табурет.
— Хорошо! — громко сказал он в третий раз, и внезапно быстрый звон рассыпался по сторожке, как будто на пол бросили сотни хрустальных шариков.
— Слушайте,- сказал незнакомец. — Слушайте и смотрите.
Он заиграл. Мария вспоминала потом лицо незнакомца, когда первый клавиш прозвучал под его рукой. Необыкновенная бледность покрыла его лоб, а в потемневших глазах качался язычок свечи. Клавесин пел полным голосом впервые за многие годы. Он наполнял своими звуками не только сторожку, но и весь сад. Старый пёс вылез из будки, сидел, склонив голову набок, и, насторожившись, тихонько помахивал хвостом. Начал идти мокрый снег, но пёс только потряхивал ушами.
— Я вижу, сударь! — сказал старик и приподнялся на кровати. — Я вижу день, когда я встретился с Мартой и она от смущения разбила кувшин с молоком. Это было зимой, в горах. Небо стояло прозрачное, как синее стекло, и Марта смеялась. Смеялась, — повторил он, прислушиваясь к журчанию струн.
Незнакомец играл, глядя в чёрное окно. — А теперь, — спросил он, — вы видите что-нибудь? Старик молчал, прислушиваясь.
— Неужели вы не видите, — быстро сказал незнакомец, не переставая играть, — что ночь из чёрной сделалась синей, а потом голубой, и тёплый свет уже падает откуда-то сверху, и на старых ветках ваших деревьев распускаются белые цветы. По-моему, это цветы яблони, хотя отсюда, из комнаты, они похожи на большие тюльпаны. Вы видите: первый луч упал на каменную ограду, нагрел её, и от неё поднимается пар. Это, должно быть, высыхает мох, наполненный растаявшим снегом. А небо делается всё выше, всё синее, всё великолепнее, и стаи птиц уже летят на север над нашей старой Веной.
— Я вижу всё это! — крикнул старик. Тихо проскрипела педаль, и клавесин запел торжественно, как будто пел не он, а сотни ликующих голосов.
— Нет, сударь, — сказала Мария незнакомцу, — эти цветы совсем не похожи на тюльпаны. Это яблони распустились за одну только ночь.
— Да, — ответил незнакомец, — это яблони, но у них очень крупные лепестки.
— Открой окно, Мария, — попросил старик.
Мария открыла окно. Холодный воздух ворвался в комнату. Незнакомец играл очень тихо и медленно. Старик упал на подушки, жадно дышал и шарил по одеялу руками. Мария бросилась к нему. Незнакомец перестал играть. Он сидел у клавесина не двигаясь, как будто заколдованный собственной музыкой. Мария вскрикнула. Незнакомец встал и подошёл к кровати. Старик сказал, задыхаясь:
— Я видел всё так ясно, как много лет назад. Но я не хотел бы умереть и не узнать… имя. Имя!
— Меня зовут Вольфганг Амадей Моцарт, — ответил незнакомец.
Мария отступила от кровати и низко, почти касаясь коленом пола, склонилась перед великим музыкантом. Когда она выпрямилась, старик был уже мёртв. Заря разгоралась за окнами, и в её свете стоял сад, засыпанный цветами мокрого снега.
@Константин Паустовский
В один из зимних вечеров 1786 года на окраине Вены в маленьком деревянном доме умирал слепой старик — бывший повар графини Тун.
Собственно говоря, это был даже не дом, а ветхая сторожка, стоявшая в глубине сада. Сад был завален гнилыми ветками, сбитыми ветром. При каждом шаге ветки хрустели, и тогда начинал тихо ворчать в своей будке цепной пёс.
Он тоже умирал, как и его хозяин, от старости и уже не мог лаять. Несколько лет назад повар ослеп от жара печей. Управляющий графини поселил его с тех пор в сторожке и выдавал ему время от времени несколько флоринов.
Вместе с поваром жила его дочь Мария, девушка лет восемнадцати. Всё убранство сторожки составляли кровать, хромые скамейки, грубый стол, фаянсовая посуда, покрытая трещинами, и, наконец, клавесин — единственное богатство Марии.
Клавесин был такой старый, что струны его пели долго и тихо в ответ на все возникавшие вокруг звуки. Повар, смеясь, называл клавесин «сторожем своего дома». Никто не мог войти в дом без того, чтобы клавесин не встретил его дрожащим, старческим гулом.
Когда Мария умыла умирающего и надела на него холодную чистую рубаху, старик сказал:
— Я всегда не любил священников и монахов. Я не могу позвать исповедника, между тем мне нужно перед смертью очистить свою совесть.
— Что же делать? — испуганно спросила Мария. — Выйди на улицу, — сказал старик, — и попроси первого встречного зайти в наш дом, чтобы исповедать умирающего. Тебе никто не откажет.
— Наша улица такая пустынная… — прошептала Мария, накинула платок и вышла.
Она пробежала через сад, с трудом открыла заржавленную калитку и остановилась. Улица была пуста. Ветер нёс по ней листья, а с тёмного неба падали холодные капли дождя. Мария долго ждала и прислушивалась. Наконец ей показалось, что вдоль ограды идёт и напевает человек. Она сделала несколько шагов ему навстречу, столкнулась с ним и вскрикнула.
Человек остановился и спросил:
— Кто здесь?
Мария схватила его за руку и дрожащим голосом передала просьбу отца.
— Хорошо, — сказал человек спокойно. — Хотя я не священник, но это всё равно. Пойдёмте.
Они вошли в дом. При свече Мария увидела худого маленького человека. Он сбросил на скамейку мокрый плащ. Он был одет с изяществом и простотой — огонь свечи поблёскивал на его чёрном камзоле, хрустальных пуговицах и кружевном жабо. Он был ещё очень молод, этот незнакомец. Совсем по-мальчишески он тряхнул головой, поправил напудренный парик, быстро придвинул к кровати табурет, сел и, наклонившись, пристально и весело посмотрел в лицо умирающему.
— Говорите! — сказал он. — Может быть, властью, данной мне не от бога, а от искусства, которому я служу, я облегчу ваши последние минуты и сниму тяжесть с вашей души.
— Я работал всю жизнь, пока не ослеп, — прошептал старик. — А кто работает, у того нет времени грешить. Когда заболела чахоткой моя жена — её звали Мартой — и лекарь прописал ей разные дорогие лекарства и приказал кормить её сливками и винными ягодами и поить горячим красным вином, я украл из сервиза графини Тун маленькое золотое блюдо, разбил его на куски и продал. И мне тяжело теперь вспоминать об этом и скрывать от дочери: я её научил не трогать ни пылинки с чужого стола.
— А кто-нибудь из слуг графини пострадал за это? — спросил незнакомец.
— Клянусь, сударь, никто, — ответил старик и заплакал. — Если бы я знал, что золото не поможет моей Марте, разве я мог бы украсть!
— Как вас зовут? — спросил незнакомец. — Иоганн Мейер, сударь.
— Так вот, Иоганн Мейер, — сказал незнакомец и положил ладонь на слепые глаза старика, — вы невинны перед людьми. То, что вы совершили, не есть грех и не является кражей, а, наоборот, может быть зачтено вам как подвиг любви.
— Аминь! — прошептал старик.
— Аминь! — повторил незнакомец. — А теперь скажите мне вашу последнюю волю.
— Я хочу, чтобы кто-нибудь позаботился о Марии.
— Я сделаю это. А еще чего вы хотите? Тогда умирающий неожиданно улыбнулся и громко сказал:
— Я хотел бы ещё раз увидеть Марту такой, какой я встретил её в молодости. Увидеть солнце и этот старый сад, когда он зацветет весной. Но это невозможно, сударь. Не сердитесь на меня за глупые слова. Болезнь, должно быть, совсем сбила меня с толку.
— Хорошо, — сказал незнакомец и встал. — Хорошо, — повторил он, подошёл к клавесину и сел перед ним на табурет.
— Хорошо! — громко сказал он в третий раз, и внезапно быстрый звон рассыпался по сторожке, как будто на пол бросили сотни хрустальных шариков.
— Слушайте,- сказал незнакомец. — Слушайте и смотрите.
Он заиграл. Мария вспоминала потом лицо незнакомца, когда первый клавиш прозвучал под его рукой. Необыкновенная бледность покрыла его лоб, а в потемневших глазах качался язычок свечи. Клавесин пел полным голосом впервые за многие годы. Он наполнял своими звуками не только сторожку, но и весь сад. Старый пёс вылез из будки, сидел, склонив голову набок, и, насторожившись, тихонько помахивал хвостом. Начал идти мокрый снег, но пёс только потряхивал ушами.
— Я вижу, сударь! — сказал старик и приподнялся на кровати. — Я вижу день, когда я встретился с Мартой и она от смущения разбила кувшин с молоком. Это было зимой, в горах. Небо стояло прозрачное, как синее стекло, и Марта смеялась. Смеялась, — повторил он, прислушиваясь к журчанию струн.
Незнакомец играл, глядя в чёрное окно. — А теперь, — спросил он, — вы видите что-нибудь? Старик молчал, прислушиваясь.
— Неужели вы не видите, — быстро сказал незнакомец, не переставая играть, — что ночь из чёрной сделалась синей, а потом голубой, и тёплый свет уже падает откуда-то сверху, и на старых ветках ваших деревьев распускаются белые цветы. По-моему, это цветы яблони, хотя отсюда, из комнаты, они похожи на большие тюльпаны. Вы видите: первый луч упал на каменную ограду, нагрел её, и от неё поднимается пар. Это, должно быть, высыхает мох, наполненный растаявшим снегом. А небо делается всё выше, всё синее, всё великолепнее, и стаи птиц уже летят на север над нашей старой Веной.
— Я вижу всё это! — крикнул старик. Тихо проскрипела педаль, и клавесин запел торжественно, как будто пел не он, а сотни ликующих голосов.
— Нет, сударь, — сказала Мария незнакомцу, — эти цветы совсем не похожи на тюльпаны. Это яблони распустились за одну только ночь.
— Да, — ответил незнакомец, — это яблони, но у них очень крупные лепестки.
— Открой окно, Мария, — попросил старик.
Мария открыла окно. Холодный воздух ворвался в комнату. Незнакомец играл очень тихо и медленно. Старик упал на подушки, жадно дышал и шарил по одеялу руками. Мария бросилась к нему. Незнакомец перестал играть. Он сидел у клавесина не двигаясь, как будто заколдованный собственной музыкой. Мария вскрикнула. Незнакомец встал и подошёл к кровати. Старик сказал, задыхаясь:
— Я видел всё так ясно, как много лет назад. Но я не хотел бы умереть и не узнать… имя. Имя!
— Меня зовут Вольфганг Амадей Моцарт, — ответил незнакомец.
Мария отступила от кровати и низко, почти касаясь коленом пола, склонилась перед великим музыкантом. Когда она выпрямилась, старик был уже мёртв. Заря разгоралась за окнами, и в её свете стоял сад, засыпанный цветами мокрого снега.
@Константин Паустовский
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Две победы : три победы
Победитель конкурса :
Сообщения : 56638
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
mamusia и ПтичкаBY поставили лайк
Re: Уголок читателя - 3
автор mamusia Вт Ноя 24, 2020 4:55 am
Басня Крылова «Ворона и лисица» в грузинской школе
Однажьды Бог послал ворон кусочка сыр… Ну, Пармезан…
И он его тихонько жрал… Один, как партизан.
Сидел себе на ветка — заместо табуретка —
И жрал, и жрал, и жрал, и жрал, и жрал!
Скорей-скорей, щьтоб кто-то не украл..
А мимо щёл лиса…. И колбаса — нет, сыр — почуял.
И тоже сразу очен захотел…
Прям даже весь вспотел!
Прям даже стойка сделал, как собак.
Вот так!
И говорит: «Привет, ворон!
Вах! Дай мне посмотреть со всех сторон,
Какой же ты красивий нынче стал,
Ведь я тебе давно, два — нет! — три сутка не видал!
Какой же ты теперь неординарный!
Какой лицо! Какой фигур щикарный!
И как тебе идет твой черный цвет!
М-м-м! Наоми Кэмпбелл, Уитни Хьюстон, нет?
Я прям совсем тебе не узнаю!
Прости, щьто рядом долго так стою,
Я просто оторвать глаза не в силах
От твой лицо — какой же он красивий!
С тебе портрет надо писать, картина,
И помещать всемирний паутина…
С тобою рядом даже Мона Лиза
Не смотрится… А, так себе, Огризок..
С тобою рядом сам Софи Лорен,
Как рядом с роза — огородний хрен…
Прекрасен верх твой и прекрасен низ!
И пусть с ума сойдет от зависти Борис
Вот этот — как его там — Моисеев!
Твой задний низ — гораздо красивее!..»
Так говорит лисиц. И тихо-тихо
Подходит ближе — хитрий, билят, чувиха!
Ворон — молчит, но кущать перестал.
И гордо смотрит вниз — как Ленин с пьедестал.
Лисиц чуть-чуть немножько отдохнул —
И снова: «Эй, ворон! Уснул?
Не спищь? Я тут сказать тебе еще хотел,
Пока ты в Голливуд не улетел,
Щьто преклоняюсь пред твоим умом.
Я себя чувствую, ну, просто чмом,
Когда смотрю на твой високий лоб.
Ты — гений! Твоя мисль, как антилоп,
Несется вскачь, опережая время.
Ты самий мудрий между нами всеми!
На твой на лоб написано вот тут,
Щьто ты закончил главний институт
И щьто с медалью ты закончищь академий…
Я зуб даю, щьто Нобелевский премий
Тебе вручат, ну, максимум, в субботу —
За математика контрольную работу.
Я глаз даю, щьто умных в этом мире
Всего лишь двое: ты и Пентиум 4!
Спасибо, Бог, щьто ты позволил мне родиться
В один эпох с этот великий птица!» —
Так говорит лисиц.
И ближе, ближе к ворон свои пододвигает лыжи..
Ворон — молчит. Надулься, как индюк —
Аж пузо випирает из-под брюк.
Такой прям важный стал, как будто цар.
Как генеральний птица-секретар.
Лисиц же хитрий, отдохнув слегка,
Включил уже такого дурака,
Щьто даже сам себе немножько удивилься.
И говорит: «О, Господи! Неужьто я Влюбилься!!!
О, мой прекрасний сон! О, мой ворон!
Ты доведещь мене до похорон!
Нет без твоей любви мне жизни, детка !
Сейчас повещусь ! Вот на этот ветка.
Нет — отравлюсь ! Вот этот мухомор.
О, мой ворон! Май лав! Шери! Амор!
Как больно знать, щьто ты мене не любищь!
Щьто мой супруг ты никогда не будещь!
И не снесещь мне маленький яйцо,
Точь в точь похожий на мое лицо
Ах, плохо мне! Ах, ах! Я умираю!
Инфаркт! Инсульт! Инцест! Ах, я не знаю!
Ах, сердце мой! Все! Навсегда замри
Ну, щьто же ты молчищь?!
Кричи скорей ноль три!!!»
И — он упал — рука к груди прижатий,
Как будто только щьто его хватил Кондратий.
Ворон — а щьто ворон?! Он клюв разинул,
Про сыр забил — из рот его не винул
И каркнул так, щьто тут же подавилься…
И вместе с сыр он с дерево свалилься.
Щьто дальще? Пищевод… Желудок…
Лиса голодний бил — ублюдок!
За польчаса ворон переварил
И стал Ворон уж не такой, как бил…
Мораль:
Когда имеещь сыр — сиди и кущай
И никого и никогда не слющай!
mamusia- Бриллиантовый счастливчик
- Две победы :
Сообщения : 41018
Откуда : Vilnius
ПтичкаBY поставил(а) лайк
Re: Уголок читателя - 3
автор mamusia Вт Ноя 24, 2020 4:58 am
Грузинская басня Ворона и лисица
Однажды гдэ-то на Кавказе
Варона сыр украл в лабазе
И на балшой високий ель
С тот сыр ва рту на ветка сель
Не ест, а просто так сидит
Пасколку нэту аппетит!
Варон такой подумал думка:
Для аппетит поддать бы рюмка!
Вблизи как раз на тот беда
Бежал лисиц, искал еда
Три дня не брал хинкали в рот
Урчал от голида живот
На три кило худел плутовка
От свой бессрочный голодовка
Учуяв сыр приятний запах
Подходит к ель на задний лапах
Гдэ взграмаздясь на висоту
Сидэл ворон с еда ва рту
Лисиц увидэл сулугуни
Пустил из рот на зэмлю слюни
Потом протёр слюна салфетка
И стал хвалить варон на ветка
Пустой бокал поднял лисица
Чтоб обманут наивный питица
Что типа это саперави
И начал тост кричат за здравий:
Хачу сказат я этот тост
За твой, варона, клюв и хвост!
Из всэх в лэсу ты самый-самый
Клянус тваей вароньей мамой!
Во имя гордости и чести
Спускайса с ел чтоб выпить вместэ!
Лисиц дэржал варон за лоха
Но раскусив лисиц пройдоха
Варон почувствовал опасность
И принял мера безопасность
Сыр положил в глубокий сумка
И пагрузился снова в думка
Стоит во весь лэсица рост
И влево-вправо вертит хвост
Внов обращается к ворон
— О уважяемый, пардон
Что твой прервал високий мысли
Что выше гор во всём Тбилиси
Слыхал ты очен знаменитый
Как солнцем, славой весь залитый
И потому позволь варон
С табою сфоткатся в айфон
Но быль варон катэгоричен
Сказал что не фотогеничэнНо всё равно нэ помогло
Лисиц продолжил гнат фуфло:
— Тагда афтограф дай, кацо!
Мы зэмляки в канце канцов!
— Афтограф нэту, не крупинки!
Все распродал вчера на рынке!
Сказал варона, умный птиц
Но не отстал шакал-лисиц
Пасколку много днэй не ел
— А для чего залэз на ел?
Вед место для такой варон
Не ветка в лес, а царский трон!
Ты пасматри какой красотка
Позволь снимать тэбя на фотка
На днях, за свой красивый шнобель
Получишь премия от Нобель!
Твой лапы стройный, обалдэнный
Да ты, батоно, Мисс всэленный
И подтверждают фсэ улики
Щто ты нэ этим лишь великий
Я слышал что в какой-то спорт
Побил рекорд ты прямо в морд
Ты питица рэдкий и прекрасный
Уже попал ты в книга красный?
А голос твой в страница гинесс?
На днях мой сердце еле вынес
Услышав как с високих гор
Ты песня пел в грузинский хор!
Ты, генацвал, балшой певиц!
Интриговал шакал-лисиц
— Спэцално для тэбя, варон
Принёс с сабой я микрофон!
И микрофон лисица вынул
Установил под ель, для стимул
Варон отвэтыл: падлом буду
Я падцэпил на днях прастуду
Савсэм охрып ва рту гортан
Мне пэть нэлза сейчас братан
— Тогда давай спускайса вниз
И танцевай под ель стриптиз!
Сказал лисица раздражённо
Варон в ответ: нэлза, батоно,
Я подскалзнул нога на тряпка
И гипс тэпэрь на правый лапка
Ушел ни с чем лисиц тупой
Морал же в басни здэс такой:
Кончай разыгрыват по новий
Свой номер старий и дешёвий
Придумай новая уловка
Нэ то памрёшь от голодовка!
Автор: Рауф Маммадов
Однажды гдэ-то на Кавказе
Варона сыр украл в лабазе
И на балшой високий ель
С тот сыр ва рту на ветка сель
Не ест, а просто так сидит
Пасколку нэту аппетит!
Варон такой подумал думка:
Для аппетит поддать бы рюмка!
Вблизи как раз на тот беда
Бежал лисиц, искал еда
Три дня не брал хинкали в рот
Урчал от голида живот
На три кило худел плутовка
От свой бессрочный голодовка
Учуяв сыр приятний запах
Подходит к ель на задний лапах
Гдэ взграмаздясь на висоту
Сидэл ворон с еда ва рту
Лисиц увидэл сулугуни
Пустил из рот на зэмлю слюни
Потом протёр слюна салфетка
И стал хвалить варон на ветка
Пустой бокал поднял лисица
Чтоб обманут наивный питица
Что типа это саперави
И начал тост кричат за здравий:
Хачу сказат я этот тост
За твой, варона, клюв и хвост!
Из всэх в лэсу ты самый-самый
Клянус тваей вароньей мамой!
Во имя гордости и чести
Спускайса с ел чтоб выпить вместэ!
Лисиц дэржал варон за лоха
Но раскусив лисиц пройдоха
Варон почувствовал опасность
И принял мера безопасность
Сыр положил в глубокий сумка
И пагрузился снова в думка
Стоит во весь лэсица рост
И влево-вправо вертит хвост
Внов обращается к ворон
— О уважяемый, пардон
Что твой прервал високий мысли
Что выше гор во всём Тбилиси
Слыхал ты очен знаменитый
Как солнцем, славой весь залитый
И потому позволь варон
С табою сфоткатся в айфон
Но быль варон катэгоричен
Сказал что не фотогеничэнНо всё равно нэ помогло
Лисиц продолжил гнат фуфло:
— Тагда афтограф дай, кацо!
Мы зэмляки в канце канцов!
— Афтограф нэту, не крупинки!
Все распродал вчера на рынке!
Сказал варона, умный птиц
Но не отстал шакал-лисиц
Пасколку много днэй не ел
— А для чего залэз на ел?
Вед место для такой варон
Не ветка в лес, а царский трон!
Ты пасматри какой красотка
Позволь снимать тэбя на фотка
На днях, за свой красивый шнобель
Получишь премия от Нобель!
Твой лапы стройный, обалдэнный
Да ты, батоно, Мисс всэленный
И подтверждают фсэ улики
Щто ты нэ этим лишь великий
Я слышал что в какой-то спорт
Побил рекорд ты прямо в морд
Ты питица рэдкий и прекрасный
Уже попал ты в книга красный?
А голос твой в страница гинесс?
На днях мой сердце еле вынес
Услышав как с високих гор
Ты песня пел в грузинский хор!
Ты, генацвал, балшой певиц!
Интриговал шакал-лисиц
— Спэцално для тэбя, варон
Принёс с сабой я микрофон!
И микрофон лисица вынул
Установил под ель, для стимул
Варон отвэтыл: падлом буду
Я падцэпил на днях прастуду
Савсэм охрып ва рту гортан
Мне пэть нэлза сейчас братан
— Тогда давай спускайса вниз
И танцевай под ель стриптиз!
Сказал лисица раздражённо
Варон в ответ: нэлза, батоно,
Я подскалзнул нога на тряпка
И гипс тэпэрь на правый лапка
Ушел ни с чем лисиц тупой
Морал же в басни здэс такой:
Кончай разыгрыват по новий
Свой номер старий и дешёвий
Придумай новая уловка
Нэ то памрёшь от голодовка!
Автор: Рауф Маммадов
mamusia- Бриллиантовый счастливчик
- Две победы :
Сообщения : 41018
Откуда : Vilnius
ПтичкаBY поставил(а) лайк
Re: Уголок читателя - 3
автор mamusia Вт Ноя 24, 2020 5:01 am
Ворона и Лисица (басня на кавказский лад)
Вароне, шьто жила в горах,
шяшлик на виходной послал Аллах.
Пачистив Блиндамедом клюв в ауле,
варона сел поесть шяшлик на стуле.
И щтоби мясо в горле не застрял,
варона «Хванчкари» бутылку взял.Тут мимо на работу шел лисица,
глаза-стекло, хотел апахмелицца.
И запах шяшлика услышав носом,
к варона подбежал с таким вапросом:
«О джюраджёл, какой хароший ты,
чо кущаещь — шяшлик или манты?»
«Не твой то дело, джюраджёл» —
варон сказала — «Вон пащщел!»
Но наш лиса не унимался,
беседу продлевать старался,
на все три зуба улибался, ложился,
снова паднимался,
моргал стеклянным ххытрым глазом,
пишал и ловко двигал тазом.При этом говорил вароне:
«Какие бедра у тэбя красивий,
как харашо на них сидят лосины,
какой красивий у тэбя лицо.
Ты красивей,чем тот барсук Кацо!Какие перья — все пачти што бэз ущерба!
Ооо, а мускул твой — сматри — Виталий Щерба!
Твой запах — это мир цветов Узбекистана!
Ты не варона, ты ОРЁЛ МАНТАНА!
Да ты фантастишь, джюраджёл!!!
Ты знаешь, и слищал я, ти круто танцеваешь!»
И у варона от такого камплимента
паднялся дух моральный в 22 працента!
Ведь танцевать не мог он с самого рожденья
— праблема бил с каардинацией движенья.
А тут танцором вдруг назвал его лиса!
Варона стал на стул, сказал: «Асса!!!».
И нАчал двигать всеми свой частями тела,
пака в затылке кожа не вспатэла.
И вдруг варона лапом оступился —
сломался стул — варон упал — РАЗБИЛСЯ…
Шяшлик на зэмлю повалился и полбутылки «Хванчкара»:
Хитрий лиса сказал: «УРРРЯЯ!!!»,
все подобрал и бил такой:
И вот лежит под саксаулом, НИКАКОЙ!
МАРАЛ: Кагда шяшлик с вином паслал Аллах —
все забирай и ныкайся в горах!!!
И будь ты лучший танцовщик на весь аул —
чтоби плясать, не лезь, дурак, на стул!
Вароне, шьто жила в горах,
шяшлик на виходной послал Аллах.
Пачистив Блиндамедом клюв в ауле,
варона сел поесть шяшлик на стуле.
И щтоби мясо в горле не застрял,
варона «Хванчкари» бутылку взял.Тут мимо на работу шел лисица,
глаза-стекло, хотел апахмелицца.
И запах шяшлика услышав носом,
к варона подбежал с таким вапросом:
«О джюраджёл, какой хароший ты,
чо кущаещь — шяшлик или манты?»
«Не твой то дело, джюраджёл» —
варон сказала — «Вон пащщел!»
Но наш лиса не унимался,
беседу продлевать старался,
на все три зуба улибался, ложился,
снова паднимался,
моргал стеклянным ххытрым глазом,
пишал и ловко двигал тазом.При этом говорил вароне:
«Какие бедра у тэбя красивий,
как харашо на них сидят лосины,
какой красивий у тэбя лицо.
Ты красивей,чем тот барсук Кацо!Какие перья — все пачти што бэз ущерба!
Ооо, а мускул твой — сматри — Виталий Щерба!
Твой запах — это мир цветов Узбекистана!
Ты не варона, ты ОРЁЛ МАНТАНА!
Да ты фантастишь, джюраджёл!!!
Ты знаешь, и слищал я, ти круто танцеваешь!»
И у варона от такого камплимента
паднялся дух моральный в 22 працента!
Ведь танцевать не мог он с самого рожденья
— праблема бил с каардинацией движенья.
А тут танцором вдруг назвал его лиса!
Варона стал на стул, сказал: «Асса!!!».
И нАчал двигать всеми свой частями тела,
пака в затылке кожа не вспатэла.
И вдруг варона лапом оступился —
сломался стул — варон упал — РАЗБИЛСЯ…
Шяшлик на зэмлю повалился и полбутылки «Хванчкара»:
Хитрий лиса сказал: «УРРРЯЯ!!!»,
все подобрал и бил такой:
И вот лежит под саксаулом, НИКАКОЙ!
МАРАЛ: Кагда шяшлик с вином паслал Аллах —
все забирай и ныкайся в горах!!!
И будь ты лучший танцовщик на весь аул —
чтоби плясать, не лезь, дурак, на стул!
mamusia- Бриллиантовый счастливчик
- Две победы :
Сообщения : 41018
Откуда : Vilnius
Лилёша и ПтичкаBY поставили лайк
Re: Уголок читателя - 3
автор Лилёша Вт Ноя 24, 2020 5:37 pm
Анатолий КОЗАК
ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ КУХНИ
- Эх, уважаемые, вы не знаете, как надо готовить, чтобы было вкусно! Это, скажу я вам, не так просто, как кажется. У нас это делается так…
Каждому из нас не раз приходилось слышать подобные тирады, если вы оказывались участником пиршества, на котором присутствовал хотя бы один кавказец. Хорошо известно, что после такого вступления следует подробный рассказ о том, как в родном селе разжигают костер или растапливают печку, готовясь к священнодействию - приготовлению того или иного блюда, о котором рассказчик говорит обязательно с восторженными придыханиями, закатыванием глаз, прищелкивая языком и пальцами…
Примечательно, что все гости терпеливо, уважительно выслушивают эту лекцию, не смея остановить или перебить рассказчика: как же можно, если человек восхваляет свое НАЦИОНАЛЬНОЕ БЛЮДО, СВОЮ НАЦИОНАЛЬНУЮ КУХНЮ!
А теперь - вопрос: видели вы когда нибудь еврея, который, ничуть не стесняясь, громко, со смаком, стал бы расхваливать еврейскую кухню в русском или, скажем, кавказском застолье? Гордо заверяя, что лучше куриной фаршированной шейки или цимеса из фасоли ничего на свете нет?
Не знаю, может быть вам встречался такой оригинал, но я, прожив в "дружной семье народов" СССР долгие годы, такого не встречал никогда.
В чем тут дело? Природная еврейская робость, излишняя скромность? А может быть еврею нечем похвастать, когда заходит речь о его национальной кухне?
Не ломайте, пожалуйста, голову над разгадкой подобного поведения. Всё проще простого. Еврею просто неловко выступать по поводу всего, что касается его родного, национального. Его задача - не выделиться, стушеваться, остаться незамеченным, лучше всего - НЕОПОЗНАННЫМ…
Не дай Б-г, в общем застольном гомоне, среди смеха, шуток и анекдотов вспыхнет слово "еврей". Бедняга внутренне вздрагивает, весь подбирается и съеживается: ага, сейчас начнется! И какое облегчение охватывает душу, если тему развивать не стали. Какое счастье: пронесло!
А между тем, кто из нас не помнит, как готовила когда-то мама, бабушка, тетушка или старшая сестра!
Я, например, не мыслю воспоминаний своего детства без сладостного вкуса сочных ломтей фаршированного карпа, обязательно холодных, горячего мясного жаркого с чесночком, с янтарной подливкой-соусом, в который макать белый хлеб, кажется, можно было часами, без ароматного куриного бульона и куриной ножки (в Одессе ее называли "пулька"), без сытного, необычного на вкус цимеса из мятой фасоли…Я уже не говорю о маце - этих сухих, слегка словно подгоревших в печи пластинах, как в детстве казалось - простроченных швейной машинкой и необычайно вкусных, если их поджарить в яичном желтке, о хрустящих "монделех"- крошечных пресных булочках, которые клались в бульон, также, как пышных клецках из пшеничной муки…А штрудели с изюмом и орехами!
И все-таки одним из самых моих любимых кушаний были картофельные оладушки или, как называют их евреи "латкес". Мама фаршировала их еще печеночным паштетом. Это было, как говорили в таких случаях "язык проглотишь". Румяные, обжигающие пальцы (обычно я хватал их прямо со сковородки), они так и просились в рот, казалось, их можно есть, есть бесконечно…
Ах, мамины картофельники! Мамы давно нет, детство ушло, кажется, на сто лет назад, но память об этой вкуснятине осталась навсегда.
Я несколько раз сам пытался состряпать эти котлетки по рецептам еврейского кулинарного справочника, делал всё, что требуется, клал и столько то соли, и соды, и всего прочего…Нет, разве это были ТЕ МАМИНЫ КАРТОФЕЛЬНИКИ?
Оказавшись как то в Киеве, в гостях у двоюродной сестры, попробовал сделанные ею по моей просьбе "картопляники" (от украинского "картопля"- картошка) - опять не то!
Прошли годы…
В начале перестройки я приехал в родную Одессу просто так, побродить по старым улицам, поглядеть на дом и двор, где прошло детство, зайти в школу на Канатной угол Успенской, куда покойная мама привела меня за руку в первой трети (страшно даже подумать!) прошлого века…
Как то, мягким и в то же время свежим сентябрьским утром я не спеша брел по тому европейскому, я сказал бы - аристократическому квартальчику Екатерининской, где шумели в далекие легендарные времена кафе Фанкони и кафе Рабина…Отсюда до Приморского бульвара - рукой подать, и именно туда я направлялся.
Внезапно я увидел вывеску "КАРТОПЛЯНИКИ". Несмотря на то, что я только что позавтракал в гостинице, ноги сами понесли меня к нарядной двери, которая игриво встретила меня колокольчиком. Это было довольно просторное помещение, посетителей - ни души. Еще рано. Слышалась музыка. Новомодные в те времена красные стулья с высокими узкими спинками придавали заведению особенно нарядный, щегольской вид.
Я рассеянно посмотрел на витрину, где красовались все имеющиеся здесь яства. Конечно же, тут были и картофельники. "Разве попробовать?" подумал я без всякого воодушевления.
Я сел за столик, снял шляпу и положил на соседний красный стул. Зачем я сюда забрел? Мне ведь надо на бульвар. Есть совершенно не хочется. Я вооружился вилкой. Она, к сожалению, была не так элегантна, как стулья - дешевая алюминиевая штуковина, если посильнее нажать, обязательно согнется. Я смотрел на одинокий картофельник, лежавший передо мной на тaрелке с чувством, похожим на страх: ну что здесь, в этой новой Одессе могут настряпать? Я взялся за шляпу: пожалуй, лучше тихо уйти.
продолжение следует...
ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ КУХНИ
- Эх, уважаемые, вы не знаете, как надо готовить, чтобы было вкусно! Это, скажу я вам, не так просто, как кажется. У нас это делается так…
Каждому из нас не раз приходилось слышать подобные тирады, если вы оказывались участником пиршества, на котором присутствовал хотя бы один кавказец. Хорошо известно, что после такого вступления следует подробный рассказ о том, как в родном селе разжигают костер или растапливают печку, готовясь к священнодействию - приготовлению того или иного блюда, о котором рассказчик говорит обязательно с восторженными придыханиями, закатыванием глаз, прищелкивая языком и пальцами…
Примечательно, что все гости терпеливо, уважительно выслушивают эту лекцию, не смея остановить или перебить рассказчика: как же можно, если человек восхваляет свое НАЦИОНАЛЬНОЕ БЛЮДО, СВОЮ НАЦИОНАЛЬНУЮ КУХНЮ!
А теперь - вопрос: видели вы когда нибудь еврея, который, ничуть не стесняясь, громко, со смаком, стал бы расхваливать еврейскую кухню в русском или, скажем, кавказском застолье? Гордо заверяя, что лучше куриной фаршированной шейки или цимеса из фасоли ничего на свете нет?
Не знаю, может быть вам встречался такой оригинал, но я, прожив в "дружной семье народов" СССР долгие годы, такого не встречал никогда.
В чем тут дело? Природная еврейская робость, излишняя скромность? А может быть еврею нечем похвастать, когда заходит речь о его национальной кухне?
Не ломайте, пожалуйста, голову над разгадкой подобного поведения. Всё проще простого. Еврею просто неловко выступать по поводу всего, что касается его родного, национального. Его задача - не выделиться, стушеваться, остаться незамеченным, лучше всего - НЕОПОЗНАННЫМ…
Не дай Б-г, в общем застольном гомоне, среди смеха, шуток и анекдотов вспыхнет слово "еврей". Бедняга внутренне вздрагивает, весь подбирается и съеживается: ага, сейчас начнется! И какое облегчение охватывает душу, если тему развивать не стали. Какое счастье: пронесло!
А между тем, кто из нас не помнит, как готовила когда-то мама, бабушка, тетушка или старшая сестра!
Я, например, не мыслю воспоминаний своего детства без сладостного вкуса сочных ломтей фаршированного карпа, обязательно холодных, горячего мясного жаркого с чесночком, с янтарной подливкой-соусом, в который макать белый хлеб, кажется, можно было часами, без ароматного куриного бульона и куриной ножки (в Одессе ее называли "пулька"), без сытного, необычного на вкус цимеса из мятой фасоли…Я уже не говорю о маце - этих сухих, слегка словно подгоревших в печи пластинах, как в детстве казалось - простроченных швейной машинкой и необычайно вкусных, если их поджарить в яичном желтке, о хрустящих "монделех"- крошечных пресных булочках, которые клались в бульон, также, как пышных клецках из пшеничной муки…А штрудели с изюмом и орехами!
И все-таки одним из самых моих любимых кушаний были картофельные оладушки или, как называют их евреи "латкес". Мама фаршировала их еще печеночным паштетом. Это было, как говорили в таких случаях "язык проглотишь". Румяные, обжигающие пальцы (обычно я хватал их прямо со сковородки), они так и просились в рот, казалось, их можно есть, есть бесконечно…
Ах, мамины картофельники! Мамы давно нет, детство ушло, кажется, на сто лет назад, но память об этой вкуснятине осталась навсегда.
Я несколько раз сам пытался состряпать эти котлетки по рецептам еврейского кулинарного справочника, делал всё, что требуется, клал и столько то соли, и соды, и всего прочего…Нет, разве это были ТЕ МАМИНЫ КАРТОФЕЛЬНИКИ?
Оказавшись как то в Киеве, в гостях у двоюродной сестры, попробовал сделанные ею по моей просьбе "картопляники" (от украинского "картопля"- картошка) - опять не то!
Прошли годы…
В начале перестройки я приехал в родную Одессу просто так, побродить по старым улицам, поглядеть на дом и двор, где прошло детство, зайти в школу на Канатной угол Успенской, куда покойная мама привела меня за руку в первой трети (страшно даже подумать!) прошлого века…
Как то, мягким и в то же время свежим сентябрьским утром я не спеша брел по тому европейскому, я сказал бы - аристократическому квартальчику Екатерининской, где шумели в далекие легендарные времена кафе Фанкони и кафе Рабина…Отсюда до Приморского бульвара - рукой подать, и именно туда я направлялся.
Внезапно я увидел вывеску "КАРТОПЛЯНИКИ". Несмотря на то, что я только что позавтракал в гостинице, ноги сами понесли меня к нарядной двери, которая игриво встретила меня колокольчиком. Это было довольно просторное помещение, посетителей - ни души. Еще рано. Слышалась музыка. Новомодные в те времена красные стулья с высокими узкими спинками придавали заведению особенно нарядный, щегольской вид.
Я рассеянно посмотрел на витрину, где красовались все имеющиеся здесь яства. Конечно же, тут были и картофельники. "Разве попробовать?" подумал я без всякого воодушевления.
Я сел за столик, снял шляпу и положил на соседний красный стул. Зачем я сюда забрел? Мне ведь надо на бульвар. Есть совершенно не хочется. Я вооружился вилкой. Она, к сожалению, была не так элегантна, как стулья - дешевая алюминиевая штуковина, если посильнее нажать, обязательно согнется. Я смотрел на одинокий картофельник, лежавший передо мной на тaрелке с чувством, похожим на страх: ну что здесь, в этой новой Одессе могут настряпать? Я взялся за шляпу: пожалуй, лучше тихо уйти.
продолжение следует...
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Две победы : три победы
Победитель конкурса :
Сообщения : 56638
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
Re: Уголок читателя - 3
автор Лилёша Вт Ноя 24, 2020 5:39 pm
Музыка в пустом кафе продолжалась. Еще одна дурацкая песенка, которую не поет, а пищит слабеньким домашним голоском какая то из этих, новеньких, которых мы, старики, не знаем. Мы помним Утесова, Рознера, Бернеса, Шульженко…
Я решил все-таки попробовать картофельник.
Я доедал свое блюдо по-прежнему в одиночестве. Если не считать курлыканья жалкой певички. Видно, у них был в задних комнатах магнитофон. Как говорят нынче - кассетник.
Но если бы вошел кто нибудь в кафе, то увидел странную картину: играет музыка, и сидит, сняв шляпу, перед пустой тарелкой пожилой лысый человек, а по щекам у него катятся слезы…
Я заказал еще два картофельника, а потом вызвал в зал перепуганную стряпуху.
- Шо-то не так? - спросила она
- Спасибо, - сказал я, - вы очень здорово это делаете. Вы на минутку вернули меня туда… в мое детство. Так умела готовить только моя мама. Она тоже была одесситка.
Такая вот история с картофельными котлетами. Еврейскими латкес.
Почему я об этом вспомнил?
Не торопитесь - все прояснится, имейте терпение.
Моим учителем в Киноинституте, куда я поступил в надежде стать сценаристом, был недюжинный, можно сказать - выдающийся человек-Евгений Иосифович Габрилович. Фамилия эта была хорошо известна в прошлом двадцатом веке - целый букет фильмов, составивших гордость и славу советского кино, были созданы при его участии. Он был автором "Последней ночи", "Мечты", "Машеньки", "Коммуниста", "Монолога", "Начала", "Твоего современника" и многих, многих других замечательных драм, заставлявших людей в кинозалах смеяться и плакать, забывая, что все происходящее на белом экране - всего лишь игра, выдумка, плод творчества Мастера.
Человек этот был некрасив. Я сказал бы - неказист: малого росточка, ни осанки, ни, как говорят в народе, выходки, глубоко сидящие маленькие острые глазки и очень большой нос, сразу выдававший его семитское происхождение. Но странное дело - он был привлекателен! Стоило этому человеку улыбнуться, заговорить, и вы обнаруживали, что его острые глазки светятся умом, его неожиданный смех заставляет расхохотаться вместе с ним, а все, что он говорит - не просто, а замечательно. Может быть здесь играла немаловажную роль его всесоюзная слава - окажись этот человек бухгалтером или портным, вы сочли бы его малопримечательным, заурядным евреем и только. Он производил впечатление человека недоброго. Хотя его сын Алеша вспоминал, что более неприхотливого, тихого и безответного человека в семейной жизни трудно было бы найти.
Меня он не любил. С первых лет учебы мы были с ним крайне отчуждены, так осталось и многие годы спустя. Помню, приехав поработать в Дом ветеранов кино (там сдавались номера для гостей), где старик доживал свои годы, я, обрадовавшись, кинулся его обнимать. Он холодно отстранился. Этого было достаточно, чтобы вспомнить, как не без его участия меня чуть было не вышибли из института как "профнепригодного".
Но сейчас хочется говорить не об этом.
В начале девяностых годов задумал я создать справочник "Евреи в русской культуре". Сразу стал набрасывать по памяти всех наших известных евреев- художников, писателей, артистов и, конечно же, кинематографистов. Здесь, естественно, Габрилович был одним из первых. И вдруг я остановился. Я неожиданно для себя самого задался вопросом: а еврей ли Евгений Иосифович? Видел ли я в нем кроме характерной внешности что нибудь еврейское? Хоть крупинку, капельку, черточку? Говорил он, как может говорить только русский интеллигент- никаких акцентов, никаких нерусских словечек… Не удивительно: он родился в Воронеже, там был гимназистом. Потом- вся жизнь- в русской Москве. Допустим. Но ведь он, черт возьми, родился в семье еврея- аптекаря! Нет, ничего еврейского, ни словца, ни шутки, ни анекдота. Русак, чистый русопятый мужик и если бы не этот нос и фaмилия…
Но может быть в его сценариях хоть немного сквозила еврейская тема? Тоже нет! Он писал о России так превосходно, с таким знанием всей глубины и всех удивительных оттенков русского характера, что далеко не каждый писатель- истый казак, волгарь или уралец мог бы поспорить с ним в этом даровании. В этом отношении его смело можно сравнить с Исааком Левитаном, певшим Россию в тысячу раз восторженнее и влюбленнее, чем иные русские живописцы- славянофилы. Так какой же он еврей?
На секунду я попытался себе представить, что произойдет, если я вдруг спрошу его: - Мастер, как вам нравится фаршированная куриная шейка? Знаете, которую хозяйки зашивают белой ниткой? Или: - Что вы скажете о латкес, прямо со сковородки, горячих, как утюг, истекающих жиром, вытопленном из гусиных шкварок?
Нет, мне даже трудно было себе представить, как ответил бы на это Габрилович.
Но точно такой же вопрос я мысленно пытался задать крупнейшим советским кинорежиссерам - Юлию Райзману, Сергею Герасимову, Михаилу Ромму… Почему такой подбор имен? Да потому, что все они должны были войти в мою "еврейскую" книгу.
продолжение следует...
Я решил все-таки попробовать картофельник.
Я доедал свое блюдо по-прежнему в одиночестве. Если не считать курлыканья жалкой певички. Видно, у них был в задних комнатах магнитофон. Как говорят нынче - кассетник.
Но если бы вошел кто нибудь в кафе, то увидел странную картину: играет музыка, и сидит, сняв шляпу, перед пустой тарелкой пожилой лысый человек, а по щекам у него катятся слезы…
Я заказал еще два картофельника, а потом вызвал в зал перепуганную стряпуху.
- Шо-то не так? - спросила она
- Спасибо, - сказал я, - вы очень здорово это делаете. Вы на минутку вернули меня туда… в мое детство. Так умела готовить только моя мама. Она тоже была одесситка.
Такая вот история с картофельными котлетами. Еврейскими латкес.
Почему я об этом вспомнил?
Не торопитесь - все прояснится, имейте терпение.
Моим учителем в Киноинституте, куда я поступил в надежде стать сценаристом, был недюжинный, можно сказать - выдающийся человек-Евгений Иосифович Габрилович. Фамилия эта была хорошо известна в прошлом двадцатом веке - целый букет фильмов, составивших гордость и славу советского кино, были созданы при его участии. Он был автором "Последней ночи", "Мечты", "Машеньки", "Коммуниста", "Монолога", "Начала", "Твоего современника" и многих, многих других замечательных драм, заставлявших людей в кинозалах смеяться и плакать, забывая, что все происходящее на белом экране - всего лишь игра, выдумка, плод творчества Мастера.
Человек этот был некрасив. Я сказал бы - неказист: малого росточка, ни осанки, ни, как говорят в народе, выходки, глубоко сидящие маленькие острые глазки и очень большой нос, сразу выдававший его семитское происхождение. Но странное дело - он был привлекателен! Стоило этому человеку улыбнуться, заговорить, и вы обнаруживали, что его острые глазки светятся умом, его неожиданный смех заставляет расхохотаться вместе с ним, а все, что он говорит - не просто, а замечательно. Может быть здесь играла немаловажную роль его всесоюзная слава - окажись этот человек бухгалтером или портным, вы сочли бы его малопримечательным, заурядным евреем и только. Он производил впечатление человека недоброго. Хотя его сын Алеша вспоминал, что более неприхотливого, тихого и безответного человека в семейной жизни трудно было бы найти.
Меня он не любил. С первых лет учебы мы были с ним крайне отчуждены, так осталось и многие годы спустя. Помню, приехав поработать в Дом ветеранов кино (там сдавались номера для гостей), где старик доживал свои годы, я, обрадовавшись, кинулся его обнимать. Он холодно отстранился. Этого было достаточно, чтобы вспомнить, как не без его участия меня чуть было не вышибли из института как "профнепригодного".
Но сейчас хочется говорить не об этом.
В начале девяностых годов задумал я создать справочник "Евреи в русской культуре". Сразу стал набрасывать по памяти всех наших известных евреев- художников, писателей, артистов и, конечно же, кинематографистов. Здесь, естественно, Габрилович был одним из первых. И вдруг я остановился. Я неожиданно для себя самого задался вопросом: а еврей ли Евгений Иосифович? Видел ли я в нем кроме характерной внешности что нибудь еврейское? Хоть крупинку, капельку, черточку? Говорил он, как может говорить только русский интеллигент- никаких акцентов, никаких нерусских словечек… Не удивительно: он родился в Воронеже, там был гимназистом. Потом- вся жизнь- в русской Москве. Допустим. Но ведь он, черт возьми, родился в семье еврея- аптекаря! Нет, ничего еврейского, ни словца, ни шутки, ни анекдота. Русак, чистый русопятый мужик и если бы не этот нос и фaмилия…
Но может быть в его сценариях хоть немного сквозила еврейская тема? Тоже нет! Он писал о России так превосходно, с таким знанием всей глубины и всех удивительных оттенков русского характера, что далеко не каждый писатель- истый казак, волгарь или уралец мог бы поспорить с ним в этом даровании. В этом отношении его смело можно сравнить с Исааком Левитаном, певшим Россию в тысячу раз восторженнее и влюбленнее, чем иные русские живописцы- славянофилы. Так какой же он еврей?
На секунду я попытался себе представить, что произойдет, если я вдруг спрошу его: - Мастер, как вам нравится фаршированная куриная шейка? Знаете, которую хозяйки зашивают белой ниткой? Или: - Что вы скажете о латкес, прямо со сковородки, горячих, как утюг, истекающих жиром, вытопленном из гусиных шкварок?
Нет, мне даже трудно было себе представить, как ответил бы на это Габрилович.
Но точно такой же вопрос я мысленно пытался задать крупнейшим советским кинорежиссерам - Юлию Райзману, Сергею Герасимову, Михаилу Ромму… Почему такой подбор имен? Да потому, что все они должны были войти в мою "еврейскую" книгу.
продолжение следует...
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Две победы : три победы
Победитель конкурса :
Сообщения : 56638
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
Re: Уголок читателя - 3
автор Лилёша Вт Ноя 24, 2020 5:42 pm
И еще потому, что все они были необычные евреи. Из тех, кому задать вопрос о куриной шейке или горячих латкес было равносильно тому, что осведомиться, больно ли было, когда им делали в детстве обрезание.
Не улыбайтесь. Спросите любого русского - писателя, актера, ученого, летчика, президента или слесаря, как он относится к горячим блинам со сметанкой или, пуще того - с икоркой или к хорошей свиной вырезке, сочной, немножко с кровью, с хрустящим жареным картофелем, да еще под рюмку ледяной водочки? Покажется ли ему ваш вопрос неуместным, нелепым, неприличным? Нет, нет и еще раз нет! Скорее всего, он вызовет улыбку и утвердительное выражение сразу засиявших глаз.
Но упоминание блинов и "принятия на грудь" ста граммов "столичной" у вышеупомянутых евреев вызвало бы опять странную реакцию: не одобрение, а опять же смущенное, пожимание плеч, растерянность, недоумение.
Так кто же они были? Не евреи и не русские?
Один мой знакомый, крупный ученый, человек умный и талантливый, как-то рассказывал: - Отец мой, он был врачoм, интеллигентом, в детстве поучал нас, детей: Мы - не евреи. Мы - люди русской культуры.
Да, профессор этот был блестяще образован, интеллигентен и культурен, но из своего родного идиша не знал ни одного слова! А фамилия, между прочим, у него была Абрам. Даже не Абрамович, а просто Абрам. Ни больше, ни меньше. Парадокс? По моему - да.
В то же время я помню кинооператора Зиновия Фельдмана, истого киевлянина, женатого на рязанской крестьянке, буквально болевшего из-за того, что ему в Москве не с кем перемолвиться на идише. Рассказывали, что когда в его кооперативном доме появилась старая еврейка-консьержка, Зяма воскрес: стало с кем отвести душу!
Итак, мне предстояло внести в свою книгу также режиссера Юлия Яковлевича Райзмана. Я часто встречался с этим элегантным господином с небольшой профессорской бородкой, неторопливого в движениях, я бы даже сказал - степенного, если не важного, несмотря на свою весьма скромную невысокую фигурку. Райзман был автором многих известных фильмов, которые всегда отличал глубокий лиризм, отточенная игра актеров, открывать которых Райзман был мастер. Особенно удавалась режиссеру работа с актрисами. Целая плеяда заслуженных и народных, любимиц публики первую свою роль сыграли именно в картинах этого тонкого одаренного художника. Но вот что интересно. Выходец из семьи известного московского портного и, по всей вероятности впитавший хотя бы в детстве определенные еврейские традиции, этот человек никогда не проявлял себя как еврей. Может быть виной тому была его жена - армянка Сусанна?
Предвижу сразу же упреки некоторых читателей, которых моя постоянная тема о нежелательности смешанных браков у евреев снова вызовет недовольство, даже обиду. Но что я могу поделать, если вижу буквально массовое, тотальное небрежение наших евреев еврейскими женщинами и бездумное, легкомысленное стремление к христианкам, подоплекой которого всегда является физиология, самая примитивная похоть? Если в русском языке существует меткое определение жены, как "половины", то ведь еврей, сочетаясь браком с нееврейкой, сразу же становится евреем наполовину! А то и совсем неевреем. Я много лет с горечью и досадой наблюдаю за своим старым школьным товарищем Соломоном, который был дважды женат и оба раза на русских. Еврейский юноша с библейским лицом он с годами превратился в ярого антисемита, стыдящегося своего имени, своей фамилии, своих родителей и своей родни, проклинающего и поносящего все еврейское, с каким то сладострастием всегда произносящего вместо "еврей"- "жидок". Откуда это у человека, родившегося в истинно еврейской семье, воспитанного в детстве религиозной бабушкой, в доме, где всегда говорили только на идише? Откуда, если не под влиянием русской ауры, которая окутывает его полвека: полудеревенская речь жениных родственников, щи, свининка, соленые грузди и пироги с капустой, непременная водочка с тестем, иконы в доме, хождение с женой в церковь, традиции и обычаи, абсолютно противоположные еврейским?
Нет, я не русофоб. Я просто не понимаю, почему надо обязательно забывать, что ты - еврей? Почему еврейские жены - русские, украинки, молдаванки, польки никогда не становятся еврейками?
Уже не раз мне задавали вопрос, в котором звучит нескрываемая обида: -Зачем же вы обижаете этих женщин? Неужели они хуже евреек?
И мне приходится утомительно долго объяснять, что меня не так поняли, что дело совсем не в расовых предрассудках и т.д. и т. п.
И только на днях меня "выручил"… показанный по ТВ очерк о российском немце, легендарном когда то штангисте Рудольфе Плюкфельдере.
На вопрос корреспондента, почему в годы шахтерской юности в Кузбассе, он выбрал в жены тоже немку, хотя вокруг было полно пригожих русских девчат, этот умудренный жизнью человек ответил удивительно просто:
- Я хотел, чтобы мои дети и внуки были тоже немцами.
Вот и всё. Коротко и удивительно ясно. Беру теперь на вооружение ответ старика Руди.
…Сергей Аполлинариевич Герасимов- один из самых выдающихся, на мой взгляд, вгиковских Мастеров, человек большой культуры и большого режиссерского таланта, был похож на еврея так же, как, скажем, Николай Второй или Георгий Жуков.
А между тем, после его смерти неожиданно всплыла глубоко потаенная им при жизни семейная тайна: мать у него была еврейка! Оказывается, он многие годы скрывал ее на даче, с ужасом опасаясь как бы не стало известно, что он - русский только наполовину.
Я мысленно спрашиваю себя, как отнесся бы этот холеный, представительный господин - Народный, Академик, Депутат, Герой труда, Лауреат, Коммунист и прочая и прочая, и, конечно же, лицо, вхожее в ЦК, муж надменной красавицы, кинозвезды Тамары Макаровой, дочери петербургского полицмейстера, если бы я вдруг осмелился спросить его о всё тех же несчастных куриной шлейке и пресловутых латкес?
продолжение следует
Не улыбайтесь. Спросите любого русского - писателя, актера, ученого, летчика, президента или слесаря, как он относится к горячим блинам со сметанкой или, пуще того - с икоркой или к хорошей свиной вырезке, сочной, немножко с кровью, с хрустящим жареным картофелем, да еще под рюмку ледяной водочки? Покажется ли ему ваш вопрос неуместным, нелепым, неприличным? Нет, нет и еще раз нет! Скорее всего, он вызовет улыбку и утвердительное выражение сразу засиявших глаз.
Но упоминание блинов и "принятия на грудь" ста граммов "столичной" у вышеупомянутых евреев вызвало бы опять странную реакцию: не одобрение, а опять же смущенное, пожимание плеч, растерянность, недоумение.
Так кто же они были? Не евреи и не русские?
Один мой знакомый, крупный ученый, человек умный и талантливый, как-то рассказывал: - Отец мой, он был врачoм, интеллигентом, в детстве поучал нас, детей: Мы - не евреи. Мы - люди русской культуры.
Да, профессор этот был блестяще образован, интеллигентен и культурен, но из своего родного идиша не знал ни одного слова! А фамилия, между прочим, у него была Абрам. Даже не Абрамович, а просто Абрам. Ни больше, ни меньше. Парадокс? По моему - да.
В то же время я помню кинооператора Зиновия Фельдмана, истого киевлянина, женатого на рязанской крестьянке, буквально болевшего из-за того, что ему в Москве не с кем перемолвиться на идише. Рассказывали, что когда в его кооперативном доме появилась старая еврейка-консьержка, Зяма воскрес: стало с кем отвести душу!
Итак, мне предстояло внести в свою книгу также режиссера Юлия Яковлевича Райзмана. Я часто встречался с этим элегантным господином с небольшой профессорской бородкой, неторопливого в движениях, я бы даже сказал - степенного, если не важного, несмотря на свою весьма скромную невысокую фигурку. Райзман был автором многих известных фильмов, которые всегда отличал глубокий лиризм, отточенная игра актеров, открывать которых Райзман был мастер. Особенно удавалась режиссеру работа с актрисами. Целая плеяда заслуженных и народных, любимиц публики первую свою роль сыграли именно в картинах этого тонкого одаренного художника. Но вот что интересно. Выходец из семьи известного московского портного и, по всей вероятности впитавший хотя бы в детстве определенные еврейские традиции, этот человек никогда не проявлял себя как еврей. Может быть виной тому была его жена - армянка Сусанна?
Предвижу сразу же упреки некоторых читателей, которых моя постоянная тема о нежелательности смешанных браков у евреев снова вызовет недовольство, даже обиду. Но что я могу поделать, если вижу буквально массовое, тотальное небрежение наших евреев еврейскими женщинами и бездумное, легкомысленное стремление к христианкам, подоплекой которого всегда является физиология, самая примитивная похоть? Если в русском языке существует меткое определение жены, как "половины", то ведь еврей, сочетаясь браком с нееврейкой, сразу же становится евреем наполовину! А то и совсем неевреем. Я много лет с горечью и досадой наблюдаю за своим старым школьным товарищем Соломоном, который был дважды женат и оба раза на русских. Еврейский юноша с библейским лицом он с годами превратился в ярого антисемита, стыдящегося своего имени, своей фамилии, своих родителей и своей родни, проклинающего и поносящего все еврейское, с каким то сладострастием всегда произносящего вместо "еврей"- "жидок". Откуда это у человека, родившегося в истинно еврейской семье, воспитанного в детстве религиозной бабушкой, в доме, где всегда говорили только на идише? Откуда, если не под влиянием русской ауры, которая окутывает его полвека: полудеревенская речь жениных родственников, щи, свининка, соленые грузди и пироги с капустой, непременная водочка с тестем, иконы в доме, хождение с женой в церковь, традиции и обычаи, абсолютно противоположные еврейским?
Нет, я не русофоб. Я просто не понимаю, почему надо обязательно забывать, что ты - еврей? Почему еврейские жены - русские, украинки, молдаванки, польки никогда не становятся еврейками?
Уже не раз мне задавали вопрос, в котором звучит нескрываемая обида: -Зачем же вы обижаете этих женщин? Неужели они хуже евреек?
И мне приходится утомительно долго объяснять, что меня не так поняли, что дело совсем не в расовых предрассудках и т.д. и т. п.
И только на днях меня "выручил"… показанный по ТВ очерк о российском немце, легендарном когда то штангисте Рудольфе Плюкфельдере.
На вопрос корреспондента, почему в годы шахтерской юности в Кузбассе, он выбрал в жены тоже немку, хотя вокруг было полно пригожих русских девчат, этот умудренный жизнью человек ответил удивительно просто:
- Я хотел, чтобы мои дети и внуки были тоже немцами.
Вот и всё. Коротко и удивительно ясно. Беру теперь на вооружение ответ старика Руди.
…Сергей Аполлинариевич Герасимов- один из самых выдающихся, на мой взгляд, вгиковских Мастеров, человек большой культуры и большого режиссерского таланта, был похож на еврея так же, как, скажем, Николай Второй или Георгий Жуков.
А между тем, после его смерти неожиданно всплыла глубоко потаенная им при жизни семейная тайна: мать у него была еврейка! Оказывается, он многие годы скрывал ее на даче, с ужасом опасаясь как бы не стало известно, что он - русский только наполовину.
Я мысленно спрашиваю себя, как отнесся бы этот холеный, представительный господин - Народный, Академик, Депутат, Герой труда, Лауреат, Коммунист и прочая и прочая, и, конечно же, лицо, вхожее в ЦК, муж надменной красавицы, кинозвезды Тамары Макаровой, дочери петербургского полицмейстера, если бы я вдруг осмелился спросить его о всё тех же несчастных куриной шлейке и пресловутых латкес?
продолжение следует
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Две победы : три победы
Победитель конкурса :
Сообщения : 56638
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
Re: Уголок читателя - 3
автор Лилёша Вт Ноя 24, 2020 5:44 pm
Насколько я знал мэтра, он бы спокойно, холодно произнес: - Вы, собственно, кто такой? Вы о чем? Виноват, я вас не понимаю.
Вот и вся, как говорится, недолга. Еще один не иудей и не православный. Человек "русской культуры".
Однако, недавно стал известен весьма примечательный эпизод из жизни Герасимова.
После смерти Сергея Аполлинариевича комиссия вскрывала его сейф. Там оказались только партбилет и…единственный негатив знаменитой ленты режиссера А. Аскольдова "Комиссар". Несмотря на строжайший приказ смыть негатив этого вредного, по мнению ЦК, фильма, Герасимов его спас.
Что толкнуло Мастера на такой рискованный поступок?
Вне сомнения, он понимал, что эта лента - талантлива. Через несколько лет, с началом перестройки она с триумфом прошла по экранам мира. Но нельзя забывать, что весь фильм полон щемящих, пронзительных мотивов о несказанном благородстве местечковой еврейской семьи, спасающей русскую женщину и ее новорожденное дитя… Мне хочется думать, что Герасимов поступил тогда не только, как художник, но и как еврей.
И только один герой моей будущей книги - Михаил Ромм на вопрос о прелестях еврейской кухни улыбнулся бы и, уверен, отпустил какую нибудь шуточку, вроде: "Меня больше устроят анчоусы под старое бургундское. А вас?" Потому что это был человек, который не побоялся в свое время написать возмущенное письмо Сталину с осуждением возрождающегося в стране антисемитизма. Да и в своем творчестве уже в конце жизни Михаил Ильич сумел в "Обыкновенном фашизме" сказать всё, что думал и о гитлеризме - аналоге сталинизма, и о Холокосте, твердо зная, что подобный фильм не станет подарком ни Партии, ни подавляющему большинству наших зрителей. Я хорошо помню, как, приехав в то время на Леннаучфильм, был огорошен громкой репликой молодого редактора: - Еврейчик Ромм сводит счеты с Гитлером.
Значит - задело! Значит, стрелы Ромма попали в цель!
Ловлю себя на том, что уже не раз употребил слово "побоялся". Так может быть в поведении и Габриловича, и Райзмана, и Герасимова главную роль в нежелании идентифицировать себя как еврея играл самый элементарный, самый пошлый животный страх?
Я отвлекаюсь на минуту от великих мэтров и вспоминаю замечательный, как принято нынче говорить, "знаковый" эпизод. Уже после выхода моей книги о евреях в русской культуре, встретив в доме творчества своего хорошего знакомого, известного кинодраматурга, я радостно сообщил ему, что упомянул и его в этом издании. Реакция его была на эту новость довольно кислой. Казалось, он был смущен. Я как-то не придал этому значения: я твердо знал, что он - еврей, и под русским псевдонимом у него спрятана фамилия типа "Айзикович" или "Айзман", что -то в этом роде. Однако, на следующий день, вероятно хорошенько обдумав за ночь своё "катастрофическое разоблачение", он обратился ко мне со словами: "Зачем же ты издал подобную книгу? Ведь ты делишь людей по крови. Это ли не нацизм?" Еще через день он снова нашел меня со словами: "Знаешь, у меня ведь мама была полька, католичка. А ты сделал меня почему-то евреем".
После этого случая я потерял к нему всякое уважение: для меня теперь этот преуспевающий драматург - просто жалкое, трусливое существо, лишенное человеческого достоинства.
Так может быть, и с вышеупомянутыми художниками происходило то же самое? Та же боязнь "засветиться", не дай Бог, оказаться "голым среди волков"?
Не будем ломать голову над разгадкой этой тайны.
Раскроем "Последнюю книгу" Евгения Габриловича, написанную, когда ему переваливало за девяносто, когда этот торжественный рубеж затянувшейся жизни давал право говорить всё без утайки. А главное - без оглядки на советскую цензуру, которая приказала долго жить несколькими годами раньше. Говорить можно было, наконец-то, всё!
Это - горькая книга. Это не только повесть о пережитом и прожитом.
Это - исповедь. Я бы даже назвал ее покаянием. Это - стон, вопль, крик отчаяния, если хотите. Всепожирающий стыд по поводу того, что прожил жизнь совсем не так, как следовало. Не написал того, что надо. И писал то, чего не надо было. Вся книга буквально пропитана этой болью, цитировать ее, значит приводить целые главы и разделы.
продолжение следует...
Вот и вся, как говорится, недолга. Еще один не иудей и не православный. Человек "русской культуры".
Однако, недавно стал известен весьма примечательный эпизод из жизни Герасимова.
После смерти Сергея Аполлинариевича комиссия вскрывала его сейф. Там оказались только партбилет и…единственный негатив знаменитой ленты режиссера А. Аскольдова "Комиссар". Несмотря на строжайший приказ смыть негатив этого вредного, по мнению ЦК, фильма, Герасимов его спас.
Что толкнуло Мастера на такой рискованный поступок?
Вне сомнения, он понимал, что эта лента - талантлива. Через несколько лет, с началом перестройки она с триумфом прошла по экранам мира. Но нельзя забывать, что весь фильм полон щемящих, пронзительных мотивов о несказанном благородстве местечковой еврейской семьи, спасающей русскую женщину и ее новорожденное дитя… Мне хочется думать, что Герасимов поступил тогда не только, как художник, но и как еврей.
И только один герой моей будущей книги - Михаил Ромм на вопрос о прелестях еврейской кухни улыбнулся бы и, уверен, отпустил какую нибудь шуточку, вроде: "Меня больше устроят анчоусы под старое бургундское. А вас?" Потому что это был человек, который не побоялся в свое время написать возмущенное письмо Сталину с осуждением возрождающегося в стране антисемитизма. Да и в своем творчестве уже в конце жизни Михаил Ильич сумел в "Обыкновенном фашизме" сказать всё, что думал и о гитлеризме - аналоге сталинизма, и о Холокосте, твердо зная, что подобный фильм не станет подарком ни Партии, ни подавляющему большинству наших зрителей. Я хорошо помню, как, приехав в то время на Леннаучфильм, был огорошен громкой репликой молодого редактора: - Еврейчик Ромм сводит счеты с Гитлером.
Значит - задело! Значит, стрелы Ромма попали в цель!
Ловлю себя на том, что уже не раз употребил слово "побоялся". Так может быть в поведении и Габриловича, и Райзмана, и Герасимова главную роль в нежелании идентифицировать себя как еврея играл самый элементарный, самый пошлый животный страх?
Я отвлекаюсь на минуту от великих мэтров и вспоминаю замечательный, как принято нынче говорить, "знаковый" эпизод. Уже после выхода моей книги о евреях в русской культуре, встретив в доме творчества своего хорошего знакомого, известного кинодраматурга, я радостно сообщил ему, что упомянул и его в этом издании. Реакция его была на эту новость довольно кислой. Казалось, он был смущен. Я как-то не придал этому значения: я твердо знал, что он - еврей, и под русским псевдонимом у него спрятана фамилия типа "Айзикович" или "Айзман", что -то в этом роде. Однако, на следующий день, вероятно хорошенько обдумав за ночь своё "катастрофическое разоблачение", он обратился ко мне со словами: "Зачем же ты издал подобную книгу? Ведь ты делишь людей по крови. Это ли не нацизм?" Еще через день он снова нашел меня со словами: "Знаешь, у меня ведь мама была полька, католичка. А ты сделал меня почему-то евреем".
После этого случая я потерял к нему всякое уважение: для меня теперь этот преуспевающий драматург - просто жалкое, трусливое существо, лишенное человеческого достоинства.
Так может быть, и с вышеупомянутыми художниками происходило то же самое? Та же боязнь "засветиться", не дай Бог, оказаться "голым среди волков"?
Не будем ломать голову над разгадкой этой тайны.
Раскроем "Последнюю книгу" Евгения Габриловича, написанную, когда ему переваливало за девяносто, когда этот торжественный рубеж затянувшейся жизни давал право говорить всё без утайки. А главное - без оглядки на советскую цензуру, которая приказала долго жить несколькими годами раньше. Говорить можно было, наконец-то, всё!
Это - горькая книга. Это не только повесть о пережитом и прожитом.
Это - исповедь. Я бы даже назвал ее покаянием. Это - стон, вопль, крик отчаяния, если хотите. Всепожирающий стыд по поводу того, что прожил жизнь совсем не так, как следовало. Не написал того, что надо. И писал то, чего не надо было. Вся книга буквально пропитана этой болью, цитировать ее, значит приводить целые главы и разделы.
продолжение следует...
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Две победы : три победы
Победитель конкурса :
Сообщения : 56638
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
Re: Уголок читателя - 3
автор Лилёша Вт Ноя 24, 2020 5:46 pm
К сожалению, придется ограничиться всего лишь несколькими фразами:
"Я не сидел за решеткой, меня не гоняли по лагерям. Я был у советской власти свой, но не в доску…Вообразите, легко ли было ощупывать то, что не подлежало даже прикосновению? Нужна была высокая ловкость, виртуозная маскировка… чтобы втолкнуть читателя (зрителя) в то, о чем наглухо возбранялось сказать напрямик. Ясно, что именно эта увертливость в искусстве отражала такую же верткость в действительной жизни."
"Нас приучали туфтить, величать мерзавцев, возносить то, что невыносимо, поносить горячо желаемое. Мы восхваляли убийц, проклинали искренность… Это была эра подлизывания, подглядывания и ябед. И безучастия. Веры всему, что приказано, и неверия ничему… Это было перерождение пасхального звона великой страны в помесь всего, что немыслимо даже в ползучем гаде. Пора беспощадности и свирепости, спаянных нательным крестом, который рядом с обрезом запрятан в нижнем, сокрытом углу комода… Не думаю, чтобы партия научила нас истине, но ДВОЕДУШИЮ она нас научила. Надолго. На несколько поколений вперед."
"Время было такое…Кто врал, лицемерил, захлебывался в упоении в часы явления начальства народу. Не таков ли и я?"
"По поводу экономических факторов в судьбе человечества написаны тома… Но что-то не примечал я такого обилия письменности о том, какую роль сыграл в судьбе человечества СТРАХ. Как он менял, ломал, корежил людей и события…О том, что такое российский страх…может поведать каждый, кто не спал по ночам, пугаясь каждой проезжей и вдруг застопорившей у подъезда машины. Я не спал и пугался…" Наверное, можно остановиться. Смеем ли мы после всего, что поведал перед смертью этот, в конце концов, несчастный человек о своей судьбе, осуждать его за желание казаться неевреем? Только лишь казаться! Когда приходилось всю жизнь носить куда более тяжелую маску преданного Певца партии, маску, под которой порой охватывало нестерпимое удушье!
Уверен, все то же самое о своей судьбе могли бы сказать и Райзман, и Герасимов. И Ромм.
Что же касается их отношения к национальной еврейской кухне, то, может быть, я неправ, порицая их "русскость"?
Лучше всего выразил настроения евреев подобного рода Евгений Иосифович в этой же "Последней книге":
"Ехали мы с другом Митей на машине в Крым. За рулем сидел Митя. На ночевке он меня спросил:
- Слышь, Женька, ты еврей?
- Еврей.
- А ты знаешь, что евреев не любят?
- Знаю.
- И знаешь, что я тебе скажу?
- Нет.
- В них есть что-то нехорошее. Жадность. Коммерчество. Хитрость. Завистливость Ты сердишься?
- Нет.
В Симферополе он мне сказал:
- Забудь, что я тебе говорил. Я шутил. Нет плохих наций. У меня целый короб друзей евреев. Слышишь?
- Слышу.
Всем наслышан. Но меня столько обманывали, что я уже, почитай, ничему не верю.
Не знаю, где в шутку, а где в петлю."
И, наконец, последнее:
"Я - еврей. Однако - как бы это поточнее сказать - еврей как бы сбоку.
Я не знаю ни языка, ни обычаев, ни молитв. Да, я счастлив, что принадлежу к народу, который так много сделал для человечества. Но взошел-то я из других корней, созрел на других грядках. На других происшествиях и легендах. Прирос к другому народу…Сколько ни хлещут меня, как ни охаживают, ни хлобыстают, обзывая всем самым поносным и тем, что я тут чужой, пришлый, что я из гнусного племени, которое губит, клевещет и гадит, - как ни плюют мне в рыло, я весь от рождения в России, люблю, чувствую, понимаю ее не хуже тех, кто с гармошкой и в плисовых шароварах…"
Что можно сказать после такого откровения?
Любовь к родине - великое чувство. Я уверен, что Януш Корчак любил свою Польшу не меньше, так же, как Эйнштейн - родную Германию, Герцль - Австрию, Модильяни - Италию, Шагал - Белоруссию и Анна Франк - Голландию.
Но никто из них никогда не чувствовал себя евреем "как бы сбоку".
"Мне плюют в рыло, а я все равно люблю…" Странновато, не правда ли?
Появление такой странной популяции "людей русской культуры" - явление чисто советское...
Будем справедливы: в СССР евреев за веру не подстерегал костер инквизиции. Однако значительное большинство шло в "русские, украинцы, молдаване, узбеки, латыши, белорусы, поляки" добровольно, с радостью закрепляя при возможности эту ложь в паспорте. Оставаясь в полной уверенности, что они - люди честные и благородные. Советский тоталитаризм полностью разложил нравственный облик нашего народа, но евреям при этом досталось вдвое, втрое больше.
Страшно и стыдно это вспоминать.. Но это - БЫЛО.
Даже в гитлеровской Германии евреи либо умирали, либо бежали за тридевять земель, но не становились "людьми немецкой культуры"…
Не забывая, уверен, фаршированную рыбу и штрудель с изюмом и орехами, которые так искусно готовила когда-то их мать…
"Я не сидел за решеткой, меня не гоняли по лагерям. Я был у советской власти свой, но не в доску…Вообразите, легко ли было ощупывать то, что не подлежало даже прикосновению? Нужна была высокая ловкость, виртуозная маскировка… чтобы втолкнуть читателя (зрителя) в то, о чем наглухо возбранялось сказать напрямик. Ясно, что именно эта увертливость в искусстве отражала такую же верткость в действительной жизни."
"Нас приучали туфтить, величать мерзавцев, возносить то, что невыносимо, поносить горячо желаемое. Мы восхваляли убийц, проклинали искренность… Это была эра подлизывания, подглядывания и ябед. И безучастия. Веры всему, что приказано, и неверия ничему… Это было перерождение пасхального звона великой страны в помесь всего, что немыслимо даже в ползучем гаде. Пора беспощадности и свирепости, спаянных нательным крестом, который рядом с обрезом запрятан в нижнем, сокрытом углу комода… Не думаю, чтобы партия научила нас истине, но ДВОЕДУШИЮ она нас научила. Надолго. На несколько поколений вперед."
"Время было такое…Кто врал, лицемерил, захлебывался в упоении в часы явления начальства народу. Не таков ли и я?"
"По поводу экономических факторов в судьбе человечества написаны тома… Но что-то не примечал я такого обилия письменности о том, какую роль сыграл в судьбе человечества СТРАХ. Как он менял, ломал, корежил людей и события…О том, что такое российский страх…может поведать каждый, кто не спал по ночам, пугаясь каждой проезжей и вдруг застопорившей у подъезда машины. Я не спал и пугался…" Наверное, можно остановиться. Смеем ли мы после всего, что поведал перед смертью этот, в конце концов, несчастный человек о своей судьбе, осуждать его за желание казаться неевреем? Только лишь казаться! Когда приходилось всю жизнь носить куда более тяжелую маску преданного Певца партии, маску, под которой порой охватывало нестерпимое удушье!
Уверен, все то же самое о своей судьбе могли бы сказать и Райзман, и Герасимов. И Ромм.
Что же касается их отношения к национальной еврейской кухне, то, может быть, я неправ, порицая их "русскость"?
Лучше всего выразил настроения евреев подобного рода Евгений Иосифович в этой же "Последней книге":
"Ехали мы с другом Митей на машине в Крым. За рулем сидел Митя. На ночевке он меня спросил:
- Слышь, Женька, ты еврей?
- Еврей.
- А ты знаешь, что евреев не любят?
- Знаю.
- И знаешь, что я тебе скажу?
- Нет.
- В них есть что-то нехорошее. Жадность. Коммерчество. Хитрость. Завистливость Ты сердишься?
- Нет.
В Симферополе он мне сказал:
- Забудь, что я тебе говорил. Я шутил. Нет плохих наций. У меня целый короб друзей евреев. Слышишь?
- Слышу.
Всем наслышан. Но меня столько обманывали, что я уже, почитай, ничему не верю.
Не знаю, где в шутку, а где в петлю."
И, наконец, последнее:
"Я - еврей. Однако - как бы это поточнее сказать - еврей как бы сбоку.
Я не знаю ни языка, ни обычаев, ни молитв. Да, я счастлив, что принадлежу к народу, который так много сделал для человечества. Но взошел-то я из других корней, созрел на других грядках. На других происшествиях и легендах. Прирос к другому народу…Сколько ни хлещут меня, как ни охаживают, ни хлобыстают, обзывая всем самым поносным и тем, что я тут чужой, пришлый, что я из гнусного племени, которое губит, клевещет и гадит, - как ни плюют мне в рыло, я весь от рождения в России, люблю, чувствую, понимаю ее не хуже тех, кто с гармошкой и в плисовых шароварах…"
Что можно сказать после такого откровения?
Любовь к родине - великое чувство. Я уверен, что Януш Корчак любил свою Польшу не меньше, так же, как Эйнштейн - родную Германию, Герцль - Австрию, Модильяни - Италию, Шагал - Белоруссию и Анна Франк - Голландию.
Но никто из них никогда не чувствовал себя евреем "как бы сбоку".
"Мне плюют в рыло, а я все равно люблю…" Странновато, не правда ли?
Появление такой странной популяции "людей русской культуры" - явление чисто советское...
Будем справедливы: в СССР евреев за веру не подстерегал костер инквизиции. Однако значительное большинство шло в "русские, украинцы, молдаване, узбеки, латыши, белорусы, поляки" добровольно, с радостью закрепляя при возможности эту ложь в паспорте. Оставаясь в полной уверенности, что они - люди честные и благородные. Советский тоталитаризм полностью разложил нравственный облик нашего народа, но евреям при этом досталось вдвое, втрое больше.
Страшно и стыдно это вспоминать.. Но это - БЫЛО.
Даже в гитлеровской Германии евреи либо умирали, либо бежали за тридевять земель, но не становились "людьми немецкой культуры"…
Не забывая, уверен, фаршированную рыбу и штрудель с изюмом и орехами, которые так искусно готовила когда-то их мать…
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Две победы : три победы
Победитель конкурса :
Сообщения : 56638
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
mamusia поставил(а) лайк
Re: Уголок читателя - 3
автор Лилёша Вт Ноя 24, 2020 6:05 pm
СТРАШНЫЙ ДЕДУШКА КОВИД...
«Страшный дедушка Ковид! Он под деревом сидит». Корреспондент kp.ru замахнулся на святое и написал во время самоизоляции несколько пародий. Какие стихи писали бы классики во время пандемии?
Ну а ниже уже стихи других людей, написанные в комментариях в одной из ижевских групп ВКонтакте:
1. Я достаю из широких штанин
Маску размером с мою хлеборезку
С ней я позволить могу магазин
И на метро поездку.
2. Простуда с ковидом на сильном морозе
Поверьте, ещё не беда,
Гораздо страшнее склероз при поносе,
Бежишь, а не помнишь куда.
3. Люблю тебя Минздрав творенье,
Твой Спутник землю обогнув,
Собрал в бюджет златые горы,
Ковида все же не согнув...
4. Унылая пора! Ковида содроганья!
Противна мне твоя зловещая игра...
5. Мой дядя самых строгих правил,
когда не в шутку занемог,
лежит, вздыхает и чихает
к нему ковид вчера пришёл.
Его пример другим наука:
не шляйся, дома посиди ,
собрав домашнюю аптечку,
уж лучше дома полежи.
6. Если коек не хватает,
Не хватает и лекарств,
Губернатор явно знает,
Как народу помогать.
Вы лечитесь, как хотите
Мы вам место припасем!
Ну, а сами, извините,
В подмосковье поживем.
7. Улица, фонарь, аптека,
Пал ковид на человека,
И в добавок гололед,
Обезножил весь народ.
Но обняв рецепт, как счастье,
Начихав на все ненастья,
Потихоньку все бредут,
Кто- то в Виту, кто в Династье,
Ну, а кто в кафе Уют...
А провизор, та, что в белом,
Словно в венчике из роз,
Как - то в раз нахмурив брови,
И окинув взглядом смелым,
Всколыхнувшись телом белым,
Вопрошает все суровей,
Я вам что, народ, Христос!?
Улица, фонарь, аптека,
Жизнь легка без человека!!!
8. Дети в подвале играли в Ковид.
Дворник чипирован был и привит.
«Страшный дедушка Ковид! Он под деревом сидит». Корреспондент kp.ru замахнулся на святое и написал во время самоизоляции несколько пародий. Какие стихи писали бы классики во время пандемии?
Ну а ниже уже стихи других людей, написанные в комментариях в одной из ижевских групп ВКонтакте:
1. Я достаю из широких штанин
Маску размером с мою хлеборезку
С ней я позволить могу магазин
И на метро поездку.
2. Простуда с ковидом на сильном морозе
Поверьте, ещё не беда,
Гораздо страшнее склероз при поносе,
Бежишь, а не помнишь куда.
3. Люблю тебя Минздрав творенье,
Твой Спутник землю обогнув,
Собрал в бюджет златые горы,
Ковида все же не согнув...
4. Унылая пора! Ковида содроганья!
Противна мне твоя зловещая игра...
5. Мой дядя самых строгих правил,
когда не в шутку занемог,
лежит, вздыхает и чихает
к нему ковид вчера пришёл.
Его пример другим наука:
не шляйся, дома посиди ,
собрав домашнюю аптечку,
уж лучше дома полежи.
6. Если коек не хватает,
Не хватает и лекарств,
Губернатор явно знает,
Как народу помогать.
Вы лечитесь, как хотите
Мы вам место припасем!
Ну, а сами, извините,
В подмосковье поживем.
7. Улица, фонарь, аптека,
Пал ковид на человека,
И в добавок гололед,
Обезножил весь народ.
Но обняв рецепт, как счастье,
Начихав на все ненастья,
Потихоньку все бредут,
Кто- то в Виту, кто в Династье,
Ну, а кто в кафе Уют...
А провизор, та, что в белом,
Словно в венчике из роз,
Как - то в раз нахмурив брови,
И окинув взглядом смелым,
Всколыхнувшись телом белым,
Вопрошает все суровей,
Я вам что, народ, Христос!?
Улица, фонарь, аптека,
Жизнь легка без человека!!!
8. Дети в подвале играли в Ковид.
Дворник чипирован был и привит.
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Две победы : три победы
Победитель конкурса :
Сообщения : 56638
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
mamusia- Бриллиантовый счастливчик
- Две победы :
Сообщения : 41018
Откуда : Vilnius
Страница 40 из 40 • 1 ... 21 ... 38, 39, 40
Похожие темы» Уголок читателя - 4
» Уголок читателя - 5
» Уголок читателя - 6
» Уголок читателя - 7
» Уголок читателя - 8
» Уголок читателя - 5
» Уголок читателя - 6
» Уголок читателя - 7
» Уголок читателя - 8
Страница 40 из 40
Права доступа к этому форуму:
Вы не можете отвечать на сообщения|
|
|