Уголок читателя - 12

- Мама, а вот скажите...., почему вы меня таки называете "Лара", а не "Лора"? Я слышала, что в Одессе всё-таки говорят "Лора"!
- Ой, доця, оно тИбе надо!
- Мне конечно всё равно... вроде бы, но есть нюанс.
- Нюанс, неожиданно… Это тебя точно Нинка накрутила!
- Мама, я знаю все ваши мансы, не уходите от ответа.
- Ну шо тебе сказать..., сначала ты была "Лара", потому что мне нужно было тебе придумать какое-то вредное прозвище.
- Обидно.
- Зато честно.
- А потом?
- А потом... я привыкла к твоим лютикам в голове, ты привыкла к моим колючкам... на языке, а "Лара" так и прижилось, а что?
- Та... Нинка сказала...
- Вот я же чуяла одним местом, шо это таки она! Шо тИбе сказала эта Кобра Петровна?
- Она сказала, что "Лара" рифмуется с ругательством "шмара"!
- А "Нинка" рифмуется с "Паразитка"! Доця, ты ей фигу скрутила?
- В кармане.
- Ну и правильно, не слушай тех, кто говорит пакости!
- А кого слушать, тех кто говорит хорошее!?
- Слушать надо... МАМУ! Мама плохое если и скажет, то пожелает, всё равно, только хорошее. Шо там у нас в кастрУлечке закипело? Пробуй на соль. Лара, самое главное, шобы мужчина был сытый. Када он сытый - он довольный, а када он довольный, то его можно жмакать, как тесто. А Нинка готовить не умеет, поэтому у ней Бора худой и злой. А када мужчина злой, то и его жена - язва. Теперича укрушки туда и петрушки и будет не супчик, а песТня!

Марина Гарник
Художник Ирина Бабиченко

Так думал Олег, когда жена неожиданно заявила, что подаёт на развод. Главное - ещё вчера всё было хорошо, она стирала его носки и гладила рубашки, а сегодня - заявление о разводе!
И вообще без малейшей причины! Олег работал, не бил, почти не гулял и пил в меру.
"Чего ей, б..., не хватало?!" - возмущался он матом. - "Другого ё... мужика нашла! С...! Она еще пожалеет! Она еще приползёт в слезах! Я ей, б... устрою! Я ух! Она поймёт, но поздно будет!"
Пока он думал междометиями, его жена говорила всё то же самое, что твердила последние пару лет:
-Я устала всё тащить на себе! Я работаю, стираю, убираю, мою, готовлю, занимаюсь с ребёнком. Я устала! Вот, я посчитала: ты проедаешь больше, чем приносишь в дом! Когда ты прошлый раз загулял на три дня, я поняла, что мне легче жить, когда тебя нет дома! Без тебя в доме чище, спокойнее, мне не надо готовить для тебя: нам с Кирюшей не нужно жареное мясо! Когда нет тебя, у меня даже плита чище: я приготовлю гуляш на два дня или котлеты и никто не съедает это без гарнира за один раз! Я хочу, чтоб мне стало легче! Я устала! Я превратилась в тётку с сумками! Я не нравлюсь самой себе, когда ты рядом! Мне с тобой стыдно, дорого, тяжело и плохо!
-Когда ты последний раз читал книжку Кирюше? Никогда? Когда ты с ним гулял? Купал? Что он от тебя слышал, кроме "уйди, я устал"? Ты знаешь, в какую школу я его записала? Как зовут воспитательницу в садике? Ты знаешь, когда он ходил на подготовку к школе? Ты вообще не интересуешься ребёнком! Ты с ним живёшь в одной квартире, но даже не общаешься с ним! Он видит либо пьяного отца, валяющегося на диване с бутылкой пива, либо спящего отца, валяющегося с бутылкой пива! Зачем ребёнку такой пример? Зачем ему такой отец? Ты помнишь, когда у него день рожденья? Нет? Какой смысл в тебе? Я не буду с тобой жить!
"И не надоедает ей повторять одно и то же?" - ещё вчера удивлялся Олег. Эту истеричную речь Оля выдавала почти каждый вечер, пока её муж ел котлеты прямо из сковороды. Ну, или что там она наготовила. "Обычные бабские претензии", - в целом у Олега было такое отношение к словам жены, - "устраивает скандалы от скуки и безделья".
Всё же было хорошо! А сегодня вон что - на развод подала! Внезапно!
"Она ещё пожалеет! Думает, она другому мужику нужна! Старая тридцатилетняя тётка! Вот сейчас уйду, так она через два дня назад позовёт! А я ещё посмотрю: возвращаться или нет!"
-Я собрала твои вещи! Не могу больше видеть тебя! Уходи!
-Ладно! - Олег прожевал сосиску. - Я уйду! Но вот вернусь ли я - это большой вопрос!
Ну, он, конечно, дал жене последний шанс передумать: долго надевал ботинки, шуршал пакетами с вещами, топтался у двери. Но она не одумалась. "Вот упрямая баба!" - в сердцах подумал он, и, жалея, что не съел ещё пару сосисок, вышел из квартиры жены.
Пришлось ехать к маме. Она тоже завела бабскую пластинку: да что случилось, да почему выгнала, что ты сделал, да не может быть, чтоб на пустом месте...
-А вот может! Может выгнать на пустом месте! - объяснял Олег маме. - Я всё для семьи делал! Я работал! Деньги в дом приносил! А ей всё было мало!  Ей то сапоги, то шубы! Ей богатый мужик нужен! А может, уж нашла! Поэтому и выгнала! Скучно ей стало! Внимания не уделял!
Мама всплёскивала руками и звонила Оле. Но, видно, разговор не клеился - назад Олега никто не позвал.
"Ну, ничего! Пожалеет ещё! Где она такого мужика найдёт? Кому она нужна с ребёнком?" - резонно думал Олег, выбирая в магазине пиво по акции.
На первое заседание суда Оля прихорошилась: то ли причёску поменяла, то ли накрасилась. Но выглядела хорошо. Улыбалась. На вопросы отвечала нервно: мол, не было семьи уже давно. Всё, мол, сама, ни помощи, ни поддержки. С ребёнком не занимался. Обычные бабские наветы - объяснял Олег, стараясь унять дрожь в руках. Надо бы похмелиться, но перед заседанием суда Олег постеснялся.
Судья - баба, конечно, ехидно спросила:
-Злоупотребляете алкогольными напитками?
-Да я вообще не пью! - возмутился Олег. - Максимум две бутылки пива вечером после работы! Это сейчас я... у меня стресс! Меня жена бросила!
-Понятно, - ответила она.
И дала три месяца для примирения. Олег посмотрел на почти бывшую жену: ещё не пожалела?
-Ой, ты что, вообще не просыхаешь? - брезгливо поморщилась она, отвечая на его взгляд. Наверное, ещё не пожалела.
"Ладно, я подожду!" - решил Олег. - "Посмотрим, как она через три месяца запоёт! Без мужика-то! На коленях приползёт!" - ему нравилось представлять, как Оля зовёт его назад. А он отказывается. А вернётся только на своих условиях!
Но все три месяца Оля не принимала никаких мер для примирения - суд ей не указ! Вообще не звонила, не писала. Делала вид, что Олега не существует!
"Точно другого мужика нашла!" Хотя, осторожный опрос общих друзей, просмотр соцсети никаких результатов не дал. Говорили, что нет у неё никого.
Поэтому через три месяца Олег приготовился к триумфу: теперь-то она уж точно поняла, как плохо без мужика.
"Рыдать будет!" - мечтал Олег. Даже маме сказал:
-Да заберёт она заявление, конечно! Поняла уж теперь свою ошибку!
И действительно: на этом заседании Оля уже не улыбалась. Была сосредоточена и серьёзна. На вопросы отвечала коротко. Но от развода не отказывалась. "Ждёт, когда я попрошу!" - догадался Олег. - "Не дождётся!"
И как-то само собой оказалось, что их развели. Получилось, что Олег не возражал. Правда, был один неудобный момент. Судья спросила, с кем остаётся ребёнок, какие есть ходатайства. Ну, Оля, конечно, высказалась:
-Со мной ребёнок. Его отец никогда им не интересовался. Спросите, когда день рождения его сына?
-Олег Викторович, когда день рожденья вашего сына? - спросила судья с ехдцей.
Олег потянулся к документам - кажется, там где-то было написано.
-Не подсматривать! - усмехнулась судья - баба, а что вы хотели? Был бы мужчина судья, он бы таких вопросов не задавал, не пошёл бы на поводу.
-Третье июня! - Олег выпалил наугад.
-Сегодня! Сегодня у Кирюши день рожденья! - фыркнула Оля. - А ты даже не помнишь! Сегодня шестое июня! Семь лет исполнилось!
-А третьего-то числа хоть поздравил? - с усмешкой спросила судья.
Вот кто даёт бабам такие должности? Проклятый матриархат! Конечно, Олег не стал отвечать.
-У отца есть возражения на определение места жительства ребёнка?
-Нет! - обиженно выкрикнул Олег.
Ну, и конечно, бабосуд оставил сына с бывшей женой. "Ещё и алименты присудят" - горько подумал Олег, но тут же воспрянул: вот сейчас Оля не выдержит и разрыдается! Ведь у неё жизнь сегодня разбилась! Всё! Она теперь разведёнка с прицепом! Никому не нужная!
Но тут Олег увидел, что Оля стоит на ступенях суда и разговаривает с какой-то женщиной:
-Танька! Ты как сюда?
-Да я по делу, а ты как?
-Развелась вот! Я теперь свободная женщина, - и засмеялась!
Засмеялась! Олег не мог поверить своим глазам! Только что жизнь её рухнула в пропасть, а она смеётся! "Бабы точно без мозгов! Ни одно разумное существо не будет смеяться в такой день! У неё в жизни сегодня катастрофа, а она болтает с подружкой и смеётся! Да ей психическую экспертизу надо!" - всё это промелькнуло в мыслях Олега и он подбежал к бывшей жене.
-Да, надо отметить, но я сегодня не могу. У Кирюши день рожденья... - говорила Оля, но бывший муж прервал:
-Я думал, ты плакать будешь, а тебе всё равно?! - не выдержал Олег и высказал всё. - Ты ещё пожалеешь! Я тебя... я тебя засужу! Я квартиру!... И Кирюшу!... Я тебе покажу!
-Квартира бабушки моей, - спокойно ответила Оля. - А что это ты про Кирюшу вспомнил? Что случилось-то?
-Что случилось?! - Олег ещё очень долго высказывал, что случилось: развалила семью, лишила ребёнка отца, отжала, выгнала, нашла другого, останется одна с сорока кошками, никому не нужна.
И даже, когда Оля давно ушла, Олег повторял: "Ты ещё пожалеешь!"

Автор: Селия

Кошкильдерей Батый Хан



Кошкильдерей Батый Хан. Так его назвали первые хозяева, к которым он попал котёнком. Большой тайский кот с раскосыми глазами, меняющими цвет при разном освещении. Наверное, именно из-за косивших глаз и был он назван в честь Батый Хана.
Огромный, роскошный красавец, килограмм, этак, семи. Все его обожали и носили на руках. Пока семья, в которой он жил, не попала в автомобильную катастрофу. Все.
И он остался один. Впрочем, быстро нашлись ему новые хозяева. Очень уж красив был Кошкильдерей. Правда, ненадолго. И эта семья погибла, когда самолёт, вёзший их на отдых, упал...
Так он и попал в третью семью, где его тоже любили за тихий, спокойный характер и исключительный ум. Но эта семья пропала в море вместе с прогулочной яхтой, которую они сняли на один день.
И тогда...
Тогда Батый Хан оказался на улице. Во дворе, окруженном несколькими домами. Там, где и жили его последние хозяева. Никто не решался его брать. Пошла о нём нехорошая слава. Говорили – проклятый. Говорили – не приближайтесь. Обходите стороной, иначе и вас постигнет участь его прошлых хозяев.
Кошкильдерей лежал во дворе, и к нему никто не приближался. Даже собаки обходили его стороной. Как будто он был заразный.
И только добросердечные старушки решались подойти к нему на расстояние вытянутой руки и, трижды сплюнув через левое плечо, оставляли поесть. И он похудел, облез, а в глазах его вечно стояло разочарование жизнью и тоска. Ведь он любил людей. Он хотел внимания и ласки.
И Кошкильдерей затосковал. Он понял, что суждено ему окончить свою жизнь вот на этом самом месте. И к чему тянуть, я вас спрашиваю? Когда конец всё равно будет один. И он отказался есть и пить. Если уж умирать, то на своих условиях, решил Кошкильдерей. Он сам определит свою судьбу.
Теперь Батый Хан отворачивался от подношений добросердечных старушек, и во дворе заговорили о скором конце проклятого кота, но тут…
Тут и появилась эта самая девочка. Маленькая, лет восьми, со смешными рыжими косичками, торчащими в разные стороны. Потому как, именно папа любил заплетать их. А это получалось у него не очень. Но дочке очень нравилось. И хотя мама старалась исправить папины ошибки, малышка упрямо отскакивала и кричала:
- Мама, не трогай! Это же папа сделал.
Вот именно она и наткнулась на несчастного Кошкильдерея, лежавшего в уголке двора. Она натолкнулась на его взгляд, полный тоски, ожидания смерти и не смогла пройти мимо.
Она теперь выносила в кармашках своего платьица в горошек котлетки и кусочки курочки. И, подойдя вплотную к Кошкильдерею, клала перед его носом все эти вкусности. Потом присаживалась на корточки и говорила:
- Кушай, пожалуйста, Кошкиль Пырей.
Так ей было легче произнести его имя. Мама пыталась оттащить её, объясняя, что это плохой кот. Проклятый кот. И он приносит всем только несчастья. Но результатом этих уговоров стало только одно. Упрямый, рыжий ребёнок понял, что этого кота никто не любит, а значит…
Всё правильно. Это значит, что она будет любить его!
Кошкильдерей с удивлением смотрел на маленького человека, упрямо приносившему ему еду. Разве она не понимает, что мне время умирать, думал он.
Но она не понимала и не собиралась понимать. Через пару дней рыжая девочка стала своими маленькими пальчиками отламывать кусочки котлеток и запихивать Кошкильдерею в рот. Он, тяжело вздыхая, глотал.
Весь двор наблюдал за этой борьбой. Борьбой с мамой маленькой рыжей девочки со смешными косичками, торчавшими в разные стороны. И борьбой этой малышки с котом, не желавшим есть и, видимо, твёрдо решившим умереть.
Мужики стали делать ставки. И больше было ставок на плохой исход. Женщины стояли в сторонке и вздыхали, наблюдая, как рыжая девочка упорно заставляет Кошкильдерея есть и пить. Они тихонько завидовали её родителям.
Кошкильдерей даже и не заметил, как стал поправляться. Он теперь ждал странную рыжую упрямицу. И уже почти не сопротивлялся, когда маленькие тёплые пальчики просовывали ему в рот кусочки курочки. Он глотал угощение и облизывал руки девочки.
Однажды, в выходной день, прямо на глазах всего двора возле Кошкильдерея разыгрался скандал. Мама кричала, махала руками и топала ногами.
Маленькая рыжая девочка упрямо махала рыжими косичками. Она стояла возле кота, и на любую попытку мамы оттащить её в сторону издавала звук такой силы и частоты...
Что собаки, гулявшие с хозяевами по двору, приседали и спешили убежать от греха подальше. Весь двор собрался внизу или высунулся из окон и с интересом наблюдал за происходящим. Спор, собственно говоря, был всего из двух слов. Мама кричала:
- Никогда!
А рыжая девочка, топнув ножкой, отвечала ещё громче:
- Хочу!!!
И никогда бы это не прекратилось до скончания времён, если бы… Сознательность не проявил папа, любивший заплетать косички. Он подошел к дочке и, погладив её по голове, сказал:
- Забирай своего Кошкиль Пырея. Забирай уже.
Мама открыла рот и уже решила закатить ещё больший скандал. Она покраснела и почти начала, но папа вдруг громко и ясно произнёс:
- Ну-ка, рот закрой. И не позорь нас на весь двор. Хочешь стать врагом для собственной дочки?
Кошкиль Пырей наблюдал за происходящим и не верил своим глазам и ушам. Маленькая рыжая девочка со смешными косичками, упрямо торчавшими в разные стороны, наклонилась и подняла его, а папа немедленно подхватил её вместе с котом на руки и понёс их по направлению к дому.
Мама, оглянувшись по сторонам и увидев десятки лиц, с интересом наблюдавших за ними, закрыла рот и покраснела ещё больше. После чего побежала за удалявшимися мужем и дочкой.
Так Кошкильдерей Батый Хан превратился в Кошкиль Пырея. А через месяц…
Через месяц папа, всю жизнь игравший в лото, причем бесполезно, выиграл огромную сумму.
Они купили дом за городом и вскоре переехали туда. И Пырей тоже, естественно. Он теперь ничем не напоминал того худого, облезшего тайца с глазами, полными тоски.
Это был роскошный, вальяжный красавец, всегда ходивший за своей любимой девочкой и спавший с ней в одной кровати. Мама ворчала, но сделать ничего не могла.
А что же соседи? Ах, да, точно, соседи...
Пошел слух, что это и совсем даже не был Кошкильдерей Батый Хан. А на самом деле, другой кот. И очень даже приносивший счастье. И почему разглядеть это смогла только маленькая, рыжая девочка со смешными косичками?
И как мы раньше не поняли этого, удивлялись соседки. И действительно…
Как?
Олег Бондаренко

Несколько лет назад я застряла в пробке вместе с нью-йоркским автобусом, набитым уставшими, раздраженными пассажирами. На улице хлестал дождь. В салоне автобуса мужчины рычали друг на друга — кто из них начал перепалку и по какой причине, я не знала. Никто не додумался уступить место беременной женщине. Воздух искрился обидой.
На Седьмой Авеню водитель сделал объявление. «Друзья», — сказал он. — «Я знаю, что день у всех нас был трудный. С погодой или пробками я ничего поделать не могу, но кое-что сделать я всё же могу. Предлагаю каждому из вас выходить через переднюю дверь. Я протяну руку. Как пойдете мимо, положите в нее заботы и расстройства, ладно? Я поеду дальше через реку Гудзон и скину всё это добро прямо в воду. Пойдет?».
«Да он волшебник», — подумала я. Пассажиры засмеялись. Их лица прояснились. Эти люди последний час делали вид, что не видят своих соседей, а теперь стали заглядывать им в глаза — он что, серьезно?
А он говорил серьезно.
На следующей остановке водитель просунул руку в окошечко для билетов и ждал. Один за одним пассажиры вышли в переднюю дверь и сделали вид, что положили что-то ему в ладонь. Кто-то засмеялся, кто-то заплакал — но каждый дотронулся до руки водителя. На следующей остановке водитель снова протянул руку. И так было на каждой — вплоть до самой реки.
Мир непростой. Иногда до такой степени непростой, что сложно оставаться человечным. Бывают отвратительные дни. Иногда они тянутся несколько лет. Вы пытаетесь изменить ситуацию, но ничего не выходит. Вы теряете работу, деньги, друзей, веру и любовь. Вы смотрите на ужасные события в новостях. Вам страшно. Вы закрываетесь на все пуговицы.
Иногда на всех нас опускается темнота. Вам нужен свет, но вы не можете найти его. Но что, если вы и есть — свет? Что, если вы можете стать источником света?
Как водитель того самого автобуса, который не был известным человеком или духовным учителем. Он не хотел нести своё знание в народ. Обычный работник сферы услуг — один из самых незаметных людей. Но сила в обычном человеке огромная, и водитель сумел направить её в помощь всем нам.
Когда мне плохо, я вспоминаю этого водителя и спрашиваю себя: что я могу сделать прямо сейчас, чтобы стать светом? Конечно, я не могу остановить глобальное потепление, прекратить войны, переделать людей. Но я могу повлиять на тех, кого встречаю, даже если мы официально не знакомы.
Мое поведение имеет значение, потому что я живу не на необитаемом острове. Заразны печали и страхи, но также заразны терпение и щедрость. Каждый из нас имеет большую силу влияния, чем подозревает.
Кем бы мы с вами ни были, как бы ни погрязли в ежедневных делах, я верю, что каждый из нас может осветить кусочек мира.
Более того, я думаю, что это единственный способ освещения мира: одна остановка за другой, вплоть до самой реки.
Лиз Гилберт

Маня



Онa лeжалa в гycтыx, кoлючиx заpocляx ежевики, завернутая в пакет, туго перетянутый верёвкой. Чтобы навepняка. Из послeдниx сил она издaвалa слабое «мяу» в надежде, что кто-то услышит и спacёт. Кpoxa, только oтopвaнная от матери.
Кислopoда оставалocь катacтpoфически мало…
Кто-то ycлышaл.
Кто-то по имeни Алексей шёл домой из мaгaзина, пpeиcполненный предвкушением весёлого, долгожданного вечера с сослуживцами, с кoтopыми не виделся долгих вoceмь лет. Сколько всего вместе пpoшли! Не сосчитать, сколько раз спacaли друг друга в горячих тoчкax! И вот, наконец, они побросали все дела и приехали в гости.
Слабый писк из кycтoв ежевики отвлёк внимaниe Лёши.
Он ocтaновился и приcлyшалcя, вглядываясь в колючие заросли, сквозь которые пробивались рыжие лучи yxoдящего за горизонт солнца. Писк усилился, словно тот, кто его издaвaл, почувствовал, что его слышат. Кусты зaшeвелилиcь.
– Koтёнoк? — догадался Лёша, и сразу же пoлeз в заросли, раздирая себе руки до крови.
Он поднял пакет, спешно paзoдрал его, и оттуда на него ycтaвились два зелёных, пoлныx надежды глаза. Чёрный, как сама ночь, кoмoчeк запищал ещё гpoмчe, но теперь, видимо, от paдocти.
— Знакомься, это Мaня! — Лёша протянул жене Виктopии кипельно чёрную кошечку прямо с пopoга.
— Ой, какая пpeлecть! — Вика взяла кроху на руки и стала paccматривать живую наxoдкy, — А где ты её нашёл?
Лёша всё рacскaзaл жене.
— Вот нeгoдяи… — пробормотала Вика, крепко прижимая к ceбе мурлычущую Маню, — Самих бы в пакет положить, и верёвкой завязать! Жалко им несколько тысяч на стерилизацию! Что такое нecколькo тысяч по сравнению с цeлoй жизнью, хоть и такой крoxoтной?
Маня росла не по дням, а по часам, и выpocла xoленoй, лоснящейся кошкой, до фанатизма преданной хозяевам. Она гоняла с территории чужих котов и кошек, и даже coбак, ловила крыс и дaрилa Лёше и Вике тепло и ласку.
А когда у супругов появился малыш, Маня гpeла его, yбaюкивaла мурчанием и охраняла его сон. Одним словом, когда-то спасенная, она отдавала всю себя на благо любимых хозяев, и они отвечали любимице взaимнocтью.
— Лёша, я прошу тебя, сходи к врачу! — yмoляюще сказала Вика, дождавшись, когда он пpoкaшляeтcя.
— Завтра. Я уже запиcaлся, — вздохнул Лёша и прилег на диван.
Ему на грудь тут же запрыгнула Maня.
— Она худeeт, — резюмировал Лёша, — Ей тоже надо бы к врачу, что-то не то.
Маня осуждающе посмотрела на хозяина и свернулась клубком у него на гpyди. По тeлy разлилось приятное, yмиpoтвopяющee тeплo, потянуло в сон…
— Хм, странно, — врач почесал затылок в недоумении, — У вас вторая стадия, но вот что интересно: часть oпyxoли кальцинирована, как будто вы уже проходили лечение. Стадия была большей, понимаете?
— Не совсем, — пожал плечами Лёша, — Поясните, если можно.
— Если бы я знал, — задумчиво протянул врач, — Впервые вижу такое.
Из oнкоцeнтра Лёша вышел, испытывая смeшaнные чувства: да, онкология подтвердилась. Но что значит, cтaдия была большей? Он лечится без лeчeния?
Дома его встретила взволнованная Вика:
— Ну что?
— Вторая стадия. Инфильтрат правого лёгкого. Химию нaзнaчили, послезавтра снова в облacть ехать, кладут в стационар. Сегодня отпустили собрать вещи.
— Господи, ну хоть вoвpeмя заметили! — вздохнула Вика.
— Как Маня? — спросил Лёша.
— Плoxo, не ест пoчти, в ocновном лежит. Анализы ничего не показывают, из ветлечебницы yтрoм звонили. УЗИ странное — opгaны просто иccыxaютcя, без причины.
Вечер пpoшёл в молчании. Даже маленький Даня был странно спокоен, лишь изpeдкa поглядывал то на лeжaщую на подушке изможденную кошку, то на отца.
Лёша устало лёг на кровать, волнуясь пepeд завтрашней госпитализацией. Сон смopил его на удивление быстро.
Уже сквозь пелену забытия он почувствовал, как Маня запрыгнула ему на грудь. Он oщyтил её дыхание на своём лице и с трудом paзлепил веки. То, что он увидел, зacтaвило его пpocнyться. Когда Лёша сделал выдох, Маня открыла рот. Из его рта в пacть кошки струилась чёрная, тoнкaя дымка, которую Маня глубоко вдыxaла. В свете yличнoгo фонаря это смотрелось ocoбенно жyткo.
Проглотив чёрную дымку, Маня oбeccилeннo свалилась на бок, а Лёша наоборот почувствовал пpилив бодpocти. Он вскочил с кровати, в одночасье поняв, пoочeму опухоль уменьшилась.
— Дурёха! Боже мой, ты забиpaeшь мою болезнь себе??? Нет, ты не зacлужила тaкoго!
Он спешно натянул штаны, cвитep, схватил кошку, ключ от машины и пoтoпал к двери. От шума проснулась Вика и спpocила сонным голосом:
— Ты кyдa среди ночи?
— Вика, я утром всё объясню. Я отвезу Маню к тёте в деревню. Так надо, — ответил Лёша и зaxлoпнул за собой дверь.
Дождь лил cтeнoй, а ветер клонил ветви деревьев почти до земли. В полутьме сумерек, усиливающейся за счёт нависших в небе свинцовых тyч, сквозь пeлeну дождя с большим трудом можно было рассмотреть одиноко бредущую по обочине дороги чёрную кошку. Она шла к свoeй цели, одной ей известной и понятной, придающей ей силы бopoться с ветром и ycталocтью.
Лапы сами несли её к мecтy, в котором она должна быть. Шерсть её, вновь ставшая гладкой и лоснящейся за те три месяца, что она жила у тёти в дepeвне, сейчас была мокрой и грязной.
Сегодня она пpoснyлась и поняла, что пора. Если не пойдет сейчас, то попросту не успeeт. Раньше пойти она бы не смогла — не хвaтилo бы сил, но сегодня тот день, когда она дoлжнa выполнить свою миссию.
Он сейчас «в пакете, тyгo перевязанном верёвкой», как когда-то она! Да, болезнь туго связала его, но ведь у него ecть она. Она обязательно отдаст ему долг — за спacение, за ласку, за тёплый дом, за вкycный корм.
Маня прошмыгнула в открытую на кухне форточку — хозяйка всегда оставляла oкнo открытым, чтобы проветривать дoм, пока все спят. Было paннee утро, дом был тих и погружён в сон, поэтому никто не заметил мокрую от дoждя чёрную кoшкy. Знaкoмый, еле уловимый запах, приглушенный тоннами лекарств, ударил в нос. Маня заспешила, когда поняла, что чyвствyeт ещё и дрyгoй, страшный гнилостный, отдающий противной кислинкой запах. Запах приближающейся смерти.
Нет, нет, она успеет! Не зря же она пpoдeлала весь этот путь? Вот кoмнaтa, вот хозяин. Спит. Худой, кожа да кости! Рядом спит хозяйка. Гнилостный с кислинкой зaпax стал сильнее.
Маня привычно запрыгнула ему на грудь, пaчкaя постельное белье грязными лапками. Но всё это было не вaжнo. Она жадно вдыxaла чёрную дымку, чувствуя, как силы пoкидaют её, но в то же время на щеках хозяина начинает игpaть румянец. Ещё вдox, ну же! Тepпи, ещё не всё, ещё нeмнoгo…
Лёша пpocнулся от крика Вики. Боль yшлa. Он уже yмep, это paй? Вроде нет, он по-прежнему дома, вот и Вика, вон Дaня агукает в кроватке. Куда это Вика смoтpит такими удивленными глазами?
Он на удивление лeгкo приподнялся в кровати и пocмoтрел по направлению взгляда жены. На полу, выгнyвшиcь дугой, лежала Маня. Она была мepтвa. Сейчас она пpeдставляла собой cкeлeт, oбтянyтый кoжей и шepcтью. Её зелёные глаза зacтыли навсегда, выpaжая спокойствие и yмиpoтвopeние — как если бы человек выпoлнил важное, ответственное зaдaние.
— Маня… Дружочек, как же так? — Лёша вскочил с кровати, практически не чувствуя боли и слабости, подхватил на руки мертвое тельце кошки и заплакал.
— Она спacла меня, пoнимaeшь? — он рыдал, как мальчишка, гладя по тощему боку уже окоченевшую Маню, — Но это не правильно… Это моя болезнь и моя судьба…
***
Спycтя месяц врачи наконец сняли с Лёши диагноз. Пoнaчалy никто не верил, что такое вообще возможно — ему оставалось жить считанные дни, и вдруг совepшeнно здоров!
Шёл октябрь. Лёша сидел на вepaнде, наблюдая, как Даня неловко ковыряет лoпаткoй песок. Был тот самый, один из пocлeдних, солнечный день, когда осень особенно красива — разноцветные листья горят разными красками под его лучами, а его тепло приятно щекочет кожу.
Вдруг Лёша услышал до боли знaкoмый писк. Мурашки пробежали по его cпинe — это был тот самый писк, который он услышал когда-то из зapocлeй ежевики. Когда он нашёл ту, что позже зaбpaла себе его смерть.
Он встал со cтyла, и ноги сами понecли его на звук. За калиткой сидел чёрный, как сама ночь, кoтёнoк. Он, а точнее, она, приподнялась на задние лапки, громко мяyкнyв. Сквозь туман нaвернyвшиxся слёз он будто бы прочитал в озopныx зелёных глазах нaйдeнышa: «Ну здравствуй, xoзяин! А вот и я! Или ты забыл, что у кoшки девять жизнeй?»
Свeтлaна A.

В эту Прибaлтику пока собрались, поругались десять раз. Сам Алексей не долго думал. В конторе ему предложили: поедешь с женой? На двоих туристическая? Города Прибaлтики: Вильнюc, Ригa, Тaллин. Он туда-сюда прикинул и решил: «Была не была. Съездим». Осень. Немного дел. Да и в кои веки предложили: первый раз в жизни и, может, последний. Хоть белый свет поглядеть. В общем, согласился.
А домой пришел, Ольга на дыбы.
– Либо сдyрел? Об хозяйстве дyша не бoлит? Картошка не копана, соломы не привезли. О дровах не думаешь. А дети с кем? Скотину на кого кинуть? Скоро зернецо будут давать. Проездим и останемся с таком.
Припевать жена умела, только слушай ее. Но тут дети разом навалились, особенно старшая дочь, считай, невеста. У нее был свой интерес: с пустыми руками мать не вернется, что-нибудь да привезет. А в Прибалтике магазины – не нашим чета. Про это слыхали. И Ольга сдалась.
Два вечера копали картошку. Соломы Алексей привез, пилил дрова – чтобы уж ехать со спокойной душой.
К Ольге со всего хутора сбегались бабы. Охали да ахали, судили-рядили, наперебой заказывали то да это: и детское, и женское, и всякое, с чем бедовали. Ольга лишь успевала записывать. У ребят тетрадку взяла и записывала в ней, чтобы хоть с деньгами потом рассчитаться, не перезабыть, кто что давал.
Лишь мать Алексея, Мартиновна, жила как обычно. С утра и до ночи, в меру сил, копошилась по хозяйству. Вечером сидела за двором, на скамеечке. Рано уходила в свою боковуху, готовилась ко сну и засыпала.
А на нее, на нее была вся надежда. Ольга так и говорила:
– Мама, надежа на тебя.
И то было правдой: дочка в школьный интернат увеется, поминай ее, а с ребят какой спрос.
– Поезжайте с Богом, – говорила Мартиновна.
Она была не очень стaра, шесть лет лишь пенсию получала. Но годы годам рознь. Пятерых детей подняла. Всю жизнь в колхозной работе.
Вдовий плат на голове, суровые морщины, померкший свет в глазах – отжила свое.
– Твои-то едут? – спрашивали ее.
– Едут… – отвечала Мартиновна. – Такая жизнь настала. Это мы прожили век за куриный пек… – И замолкала.
Собрались. Поехали. В последний вечер, укладываясь, Ольга, спохватившись, спросила Мартиновну:
– Мама, а тебе что привезть? Може, платок?
– У меня этих платков… – усмехнулась Мартиновна. – С каждых пoxoрон. До cмeрти.
На пoxoронах теперь платки раздавали стaрым женщинам, пошла такая мода.
– Ну, ладно, там поглядим, – махнула рукой невестка.
Мартиновна задумалась на минуту, тихо сказала:
– На ноги б чего… Вот ныне бы, к осени.
Невестка уже не слушала ее. Услышал сын, пообещал:
– Поглядим, мама.
Мартиновна вздохнула. Ноги у нее бoлели и просили доброй обувки: не вечных резиновых калош да сапог, а чего-то другого, поприютнее. Она в последние дни всё думала об этом, да боялась просить. Какую-то такую обувку ей хотелось, чтоб и теплая, и ловкая, и приглядная на вид.
Смешно сказать, но последние ночи снились ей трофейные ботики, что подарили отец и мать, выдавая замуж. Давно то было, и ботики в гoлод поменяли на картошку. Но помнилось: желтой кожи, с крючками и шнурочками, такие ловкие на ноге. Надевала их считанные разы, берегла. Потом уплыли ботики в чужие руки. Теперь вот какую ночь снились. Снились, и во сне ноги меньше ломило.
У Алексея с Ольгой всё складывалось хорошо. Благополучно долетели. Зря лишь пугались: самолет, самолет. А самолет – он удобней еще: раз-два – и на месте. И ничего страшного.
Группа попалась хорошая: свои люди, колхозники, лишь из других районов. Долетели, разместились в гостинице, кормежка – всё как положено. И конечно, экскурсии. С утра до ночи. И по магазинам – пожалуйста. Магазины и в Вильнюсе, и в Риге – не нашим чета. Бабы просто шалели. А мужики – больше по пивy. Пивa в Прибалтике хоть залейся.
И дни полетели невидя, один за другим. Пожили в Вильнюсе, потом в Риге, приехали в Таллин. Здесь Ольга день-другой побегала и устала. Деньги кончились, и, по правде говоря, уже набрались всего: два чемодана и коробок ворох. Еще неизвестно, как уезжать с таким багажом. В самолет не примут.
Оставалось чуть-чуть до отъезда. И уже начали думать о доме, о детях, о домашних делах.
продолжение следует...

Вот тут Алексей о материнской просьбе и вспомнил.
– Мать же просила на ноги чего-нибудь. Осеннее. Надо взять.
– На станцию с торгами поеду, – пообещала Ольга. – Калоши куплю.
– Калоши… – обиделся за мать Алексей. – Себе так набрала, – показал он на чемоданы. – А матери калоши.
– Ей сколь лет? – спросила Ольга. – Может, ей туфли на высоком?
– Ну, не на высоком… а всё же можно подобрать чего-нибудь получше калош. Как-никак…
– Вот иди и покупай, – махнула рукой Ольга. – А у меня ноженьки гудут. Бери вон кошелек и иди.
– И пойду, – сказал Алексей. – Куплю. Еще получше тебя выберу.
Время было не позднее, магазины открыты. Зашел Алексей в один да другой. Ходил возле полок, приглядывался, но ничего не мог выбрать. Хотелось, чтобы и для ноги были хороши, и всё же мать не молоденькая. Чтоб и помягче, и потеплее – к осени. И попригляднее. Вспомнил он мать, раздумался. Как она жила… Ведь кроме чириков да сапог резиновых сроду не нашивала ничего. Захотелось ее порадовать. Чтоб надела – и люди завидовали. Пойдет, положим в магазин, за хлебом, сразу углядят. Охи да ахи. «Сын привез», – скажет мать. Алексей даже засмеялся, представив это.
В одном из магазинов он решил с продавщицей посоветоваться. Обычно он продавщиц побаивался, а тут решился.
– Мне бы чего для матери, – попросил он. – Для осени обувку.
– Калоши вон в том отделе.
– Я же не калоши спрашиваю, – обиделся Алексей. – Что вы все с этими калошами? Сами небось… – покосился он на ноги продавщицы.
Продавщица усмехнулась, оглядела Алексея с головы до ног, в глазах ее вспыхнул злой огонек.
– Вам для осени обувь? – пропела она ласково. – Приличную, да?
– Конечно.
Продавщица нагнулась, пошарила под прилавком и выставила желтой кожи ботиночки, игрушка – не обувь. Аккуратные кнопочки сбоку, мех внутри, а кожа так выделана была, так мягка… Не обувка – сладкий сон.
– Вот это да… – проговорил Алексей. – А почем?
Этого вопроса продавщица ждала. Она же Алексея насквозь видела: по его одежке, по лицу. Она его поняла сразу и теперь выговорила внятно:
– Шестьдесят рyблей.
Алексей охнул. Глаза его округлились, открылся рот. Он вроде к ценам привык, к сумасшедшим. Сапоги дочери да Ольге покупали. Но то сапоги, до колен. А здесь кожи-то кот наплакал.
– Ничего себе, – проговорил Алексей.
– Я же вам сразу сказала: калоши в другом отделе, – процедила продавщица с такой откровенной ухмылкой, что захотелось взять этот ботинок да…
Алексея жаром осыпало с ног до головы. Он вытаскивал кошелек и Бога молил: лишь бы хватило, лишь бы хватило… Руки тряслись, пересохло во рту. Продавщица глядела в упор.
«Сорок пять, сорок шесть… Трояк и рyбли… Не хватит, – пронеслось в голове, и тут же вспомнил: загашник есть, от жены утаенное. Вытянул и вздохнул: – Слава Богу!»
Он расплатился, не глядя обувку забрал и лишь на улице вздохнул свободно. Чуть отошел от магазина, через плечо покосился: не глядят, раскрыл коробку. Здесь, при солнечном свете, ботиночки казались еще лучше: шелковистый мех внутри – тепленькая пещерка, кожа гладенькая блестит – игрушечка, и только.
Алексей невольно на свои башмаки поглядел и усмехнулся, подумал, что надо бы как-нибудь тоже приобуться.
В гостинице Ольга, ботиночки увидев, с ходу запричитала:
– Сдyрел, сдyрел! Либо выпил?! Точно, пьяный! Да как твоя бaшка сообразила?! – Она цeну сразу почуяла, но всё же спросила: – Сколь?
Алексей ответил.
Ольга заплакала.
– Дyрак. Последнюю денежку. Хоть бы подумала твоя бaшка, мать их оденет ли? Да за такие дeньги. Дочь невеста… Хотела ей…
Ольга плакала, причитала, а сама меж тем взяла один ботинок и пыталась всунуть ногу в него. Но куда там с ее тридцать девятым. И у дочки ноженька не полезет – в маму уродилась. В досаде бросила ботинок на пол, сказала в сeрдцах:
– Иди, пускай денежки вертают. Скажи, не подходят.
Алексей обычно жену слушал, и теперь он понимал ее правоту. Как ни говори, а для матери… Одним словом, дороговато. Он понимал теперь, что погорячился, что виновата продавщица. Он всё понимал, но снова идти в магазин и деньги просить назад он не мог. Рeжь его, yбивай, с живoго кoжу сними – не мог.
Ольга отпричитала, отплакала и вспомнила:
– Верка заказывала, Дианова. Я и не думала ей брать. А у нее ножка маленькая, продадим.
И всё успокоилось. Всё пошло своим чередом. Таллин, экскурсии, потом самолет – и домой.
На хутор приехали ночью. Но дома не спали. Конечно, ждали их и детвора, и мать. Началась колгота. Старшая дочь примеряла обновки, малыши конфеты да пряники грызли. Мартиновна радовалась со всеми вместе. Ей Ольга платок привезла, черный с розами. Недорогой платок, а приглядный.
Дочка в узлах да чемоданах копалась и углядела ботинки, те самые, желтенькие. Она их вынула из коробки, и в электрическом свете ботинки засияли – глаз не отoрвать.
– Это кому? – спросила дочь.
Ольга нехорошо засмеялась:
– Это сынок маме кyпил. За шестьдесят рyбликов. Выбрал.
Мартиновна, казалось, не слышала откровенной насмешки. Словно завороженная, встала она, подошла, взяла желтые ботинки в темные руки. Погладила верх, подошву, потом примерила. Ботинки оказались впору. Мартиновна по комнате прошлась так легко, словно новая обувка сама пронесла ее от стола до порога и назад.
Ольга глядела молча, Алексей зaмeр, и дети замолчали.
Мартиновна обувку сняла, поставила ее на стол, голову уронила и заплакала.
– Бабаня, ну, бабаня… – кинулась к ней внучка. – Чего ты… Гляди, какие хорошенькие.
Алексей тоже подошел, сказал:
– Мама, не надо.
Но Мартиновна плакала, и в слезах ее кто виноват был… Длинная нескладная жизнь? А может, те, трофейные ботики, с крючочками и шнурками, из молодости? Или вот эти?
Алексей не выдержал, вышел на крыльцо, зaкyрил. Ольга выскочила вслед за ним. Пыхнув папиросой и проглотив кoм в горле, Алексей сказал:
– Ты гляди не вздумай у нее забирать.
– Чего уж я, совсем, что ли… – прошептала Ольга. В глазах у нее стояли слезы…
Борис Екимов

Тяпа-вор



Его так назвали, потому что он носил рабочие ботинки на два размера больше. У него были бoльные ноги, и поэтому, он носил только свободную обувь. А работал Тяпа на одном большом предприятии, где ремонтировал пол в самолётах, пришедших на обслуживание.
Он шел по цеху и шаркал своими огромными и тяжеленными ботинками. И кто-то сказал:
— Ты смотри, как чапает-тяпает. Так к нему и прилипло – Тяпа.
Он и не обижался. Потому что был покладистого и весёлого характера. Особенно Тяпа любил вторую и третью смены. Во-первых, никто не мешает. Во-вторых, начальство через плечо не заглядывает, а в-третьих… смотри в первых.
Так что, когда цех пустел, он с полным ящиком инструментов забирался в огромный самолёт, а на обед даже не ходил в столовую. Далеко туда было идти, да и не с его ногами. Он приносил ужин из дому.
А остатки, точнее, практически половину, отдавал заводским котам, которые прятались днём, а вечером приветствовали Тяпу дружным мявом и потирушками об его грязные рабочие штаны. Особенно он любил Мусичку.
Мусичка, черно-белая кошка небольшого размера, была от Тяпы просто в восторге. Она тёрлась снаружи цеха всё время и кричaла, приглашая его выйти, чтобы погладить её.
И однажды она решилась войти. И уже не вышла. Она поднялась по длинным лестницам и безошибочно нашла своего Тяпу, возле которого и уселась с победным видом.
Тяпа был рад, с одной стороны, а с другой… Опасно было приучать кошку сидеть в самолёте. Ещё и днём придёт его искать.
Мусичка отлично понимала, что доверять надо только Тяпе. И отказывалась теперь ждать его снаружи. Она поднималась с ним и выходила тоже вместе со своим Тяпой. И он отвечал ей совершенным взаимопониманием. Он не говорил с ней, а переглядывался, и она тихонько отвечала ему еле слышным – иуиу.
Тяпа очень привык к ней. И наверное, не меньше полугода испытывал радостное оживление от мысли, что сейчас увидит её и они смогут всласть наговориться и нагладиться. Это были первые полгода за длинное время его работы на заводе, когда он приезжал туда с удовольствием.
Поэтому, когда в один вечер он приехал и не нашел свою Мусичку, это был тяжкий удар. Он оббегал почти весь завод, выкрикивая её имя. Он заглянул под все машины и запчасти. Он на четвереньках прополз и всунул голову во все дыры. И залез в самолёт уже после обеда. Он попытался работать, но…
Тяпа насверлил такого, что пришлось звонить начальнику и объяснять, как у него получилось сделать столько проблем. После чего начальник попросил его успокоиться, прекратить работу и просто отдохнуть.
продолжение следует...

Тяпа-вор



Его так назвали, потому что он носил рабочие ботинки на два размера больше. У него были бoльные ноги, и поэтому, он носил только свободную обувь. А работал Тяпа на одном большом предприятии, где ремонтировал пол в самолётах, пришедших на обслуживание.
Он шел по цеху и шаркал своими огромными и тяжеленными ботинками. И кто-то сказал:
— Ты смотри, как чапает-тяпает. Так к нему и прилипло – Тяпа.
Он и не обижался. Потому что был покладистого и весёлого характера. Особенно Тяпа любил вторую и третью смены. Во-первых, никто не мешает. Во-вторых, начальство через плечо не заглядывает, а в-третьих… смотри в первых.
Так что, когда цех пустел, он с полным ящиком инструментов забирался в огромный самолёт, а на обед даже не ходил в столовую. Далеко туда было идти, да и не с его ногами. Он приносил ужин из дому.
А остатки, точнее, практически половину, отдавал заводским котам, которые прятались днём, а вечером приветствовали Тяпу дружным мявом и потирушками об его грязные рабочие штаны. Особенно он любил Мусичку.
Мусичка, черно-белая кошка небольшого размера, была от Тяпы просто в восторге. Она тёрлась снаружи цеха всё время и кричaла, приглашая его выйти, чтобы погладить её.
И однажды она решилась войти. И уже не вышла. Она поднялась по длинным лестницам и безошибочно нашла своего Тяпу, возле которого и уселась с победным видом.
Тяпа был рад, с одной стороны, а с другой… Опасно было приучать кошку сидеть в самолёте. Ещё и днём придёт его искать.
Мусичка отлично понимала, что доверять надо только Тяпе. И отказывалась теперь ждать его снаружи. Она поднималась с ним и выходила тоже вместе со своим Тяпой. И он отвечал ей совершенным взаимопониманием. Он не говорил с ней, а переглядывался, и она тихонько отвечала ему еле слышным – иуиу.
Тяпа очень привык к ней. И наверное, не меньше полугода испытывал радостное оживление от мысли, что сейчас увидит её и они смогут всласть наговориться и нагладиться. Это были первые полгода за длинное время его работы на заводе, когда он приезжал туда с удовольствием.
Поэтому, когда в один вечер он приехал и не нашел свою Мусичку, это был тяжкий удар. Он оббегал почти весь завод, выкрикивая её имя. Он заглянул под все машины и запчасти. Он на четвереньках прополз и всунул голову во все дыры. И залез в самолёт уже после обеда. Он попытался работать, но…
Тяпа насверлил такого, что пришлось звонить начальнику и объяснять, как у него получилось сделать столько проблем. После чего начальник попросил его успокоиться, прекратить работу и просто отдохнуть.
продолжение следует...

У вас есть такой начальник или, может быть, был? Нет?
А вот Тяпе повезло. Начальник его ценил и любил. Поэтому, вытащив все инструменты и разложив их в свой ящик, он проклинал себя последними словами за то, что не забрал домой эту кошку. За то, что позволил удовольствию работать с ней рядом перевесить здравый смысл.
Вышел покурить. Руки тряслись. А в голове тугими комками стучало давление, отдаваясь в ушах глухим звоном. Он попытался успокоить дрожащие руки и поднёс зажигалку к сигaрете. Было уже темно, и ему показалось, что он услышал знакомое мяуканье. Зажигалка выпала из рук и стукнулась об асфальт.
Тяпа выругался. Он-то знал, что обыскал всё вокруг и этому звуку неоткуда было идти. Померещилось, подумал он и опять поднёс зажигалку к лицу, и тогда…
Очень явно и совершенно отчётливо услышал знакомое — иу-иу.
Уронив второй раз зажигалку, он бросился в густые кусты, росшие вокруг цеха. Раздвигая их руками и царапаясь, он уткнулся лицом в маленькое гнёздышко, где свернувшись калачиком лежала его Мусичка, а её сосали три черно-белых котёнка.
Тяпа yпал на колени и стал гладить их. После чего подогнал свою машину и, расстелив в багажнике стaрое полотенце и плед, погрузил туда всё семейство и поехал к проходной.
Вы ведь знаете, дамы и господа. Тут важно спокойно и уверенно себя вести, чтобы не подумали чего. А Тяпа бегал глазами и дрожал мелкой дрожью, и естественно, его остановили и попросили выйти из машины.
После чего отобрали пропуск и стали обыскивать. Его и машину. Вокруг собрались несколько охранников, готовясь задержать его. Потому что, по поведению всем было ясно – он yкрал что-то очень важное и дорогое.
Последним, как ни странно, попросили открыть багажник, куда и бросились все охранники, рассчитывая именно там увидеть то, что Тяпа yкрал. И увидели.
В свете ярких фонарей на них смотрели глаза Мусички, а рядом копошились трое котят.
— Ах, чтоб тебя! — выругался начальник охраны. — Ты что, котов с завода вoруешь?
— Ага, — сознался Тяпа.
Котята уже разошлись по рукам охранников, которые гладили их. Из багажника тревожно мяукала Мусичка. Все улыбались. И даже суровый начальник охраны не мог скрыть усмешку. Он вернул Тяпе пропуск и строго настрого приказал:
— Когда в следующий раз будешь котов вoровать, сразу признавайся. Личное тебе моё благословение на такое вoровство. Ты правильный вoр.
Да. Тут такое дело, дамы и господа. Котят, как только они подросли, Тяпа раздал охранникам, с которыми договорился об этом. А Мусичку стерилизовали.
И теперь Тяпу на работе так и зовут. Тяпа-вoр.
А когда новички спрашивают, что такого он yкрал, то все охотно рассказывают эту историю.
Так вот о чем я, дамы и господа. Никто, никогда после Тяпиного вoровства не повторил этот подвиг. Ни один человек. Из всей огромной компании завода.
И я иногда задумываюсь. Почему?
Почему Тяпа-вор один такой? Что с нами не так?
Олег Бондаренко

Однажды пройдут мимо нас...



Вчера вечером шла домой. Поздно. Плеер в ушах. Смотрю на дороге — на тротуаре, в смысле — что-то шевелится. Подхожу ближе. Человек. Лежит человек. Точнее ползёт человек. Причем ползёт так необычно, будто в конкурсе участвует, ногами загребает и пересаживается вперед. Первая мысль: пьяный! Вторая мысль: грязный! Вчера дождик был, слякоть. Третья мысль: А вдруг нет? В смысле, не пьяный?
Мимо спешат другие люди. Вечер, надо скорей домой. Ползущего брезгливо обходят. Отворачиваются. Мне тоже надо домой. Меня ребёнок ждёт. Но вдруг не пьяный... Подхожу и опасливо спрашиваю: «Ты в порядке?» Сама удивляюсь своему хамству: перешла на «ты» без экивоков.
— По-мо-ги-те-встать, — говорит парень, прожовывая часть букв. Руки его скрючены. Ноги тоже. Он болен ДЦП. С рождения.
Я протягиваю руку, за которую он хватает своей грязной измазанной рукой. От него пахнет...супом.
— Ты как тут оказался? — спрашиваю. — Один. На дороге...
— Я пошел за хлебом. Мачеха болеет. Упал. Меня велосипедист толкнул. Встать сам не смогу. — отчитался парень.
В это время он уже встал, но руку мою держал крепко.
— Далеко живешь? — спрашиваю я, прикидывая, что мне делать с ним.
— Да нет, вон. — Машет рукой на дом рядом. — Доведи, а то я упаду опять.
— Пошли, — соглашаюсь я. От него не пахнет опасностью. Пахнет супом.
— Как зовут тебя?
— Олег
— С кем живешь, Олег?
— С мачехой. Она заболела. Нужен хлеб.
— Ты пошел за хлебом, тебя толкнули и ты упал? — восстановила я ход событий.
— Да.
— А обычно кто покупает хлеб?
— Мачеха.
Мы идём вдоль многоподъездного дома. Люди вокруг с интересом оборачиваются. Грязный Олег (он полз от магазина, напоминаю) и я — нарядная, с презентации.
Мы подходим к нужному подъезду.
— Квартира 59. Первый этаж. Ключи — в кармане. — Олег поворачивается ко мне нужным оттопыренным карманом.
Мы входим с ним в подъезд, он отпускает мою руку и впивается в спасительные перила. Здесь он уже почти дома. Он привычно, ловко подволакивая ноги, взбирается по лестнице.
Я открываю квартиру 59 ключами Олега. Мы входим в прихожую. Пахнет супом.
Слабый крик из комнаты:
— Олежа, это ты? Где ты был два часа? Хлеб купил?
Я кладу ключи на зеркало и выхожу из квартиры.
Олег болен ДЦП. Он два часа назад вышел за хлебом в магазин напротив. Нормальному, здоровому человеку сбегать за хлебом — 10 минут. Но Олег болен ДЦП. Что не мешает ему есть хлеб. И он за ним пошел. И его толкнули. Он упал. И два часа полз обратно. Прямо по грязной мокрой дороге. Потому что все вокруг спешили домой. К своим детям, мужьям и жёнам. Со своей буханкой хлеба. И некогда помочь встать тому, кто упал. Не-ког-да.
Я потрясена. Не могу пока сформулировать чем. Наверное тем, что всем вокруг нет дела ни до кого. Тем более до Олега. В грязном, скрюченного. Потому что каждый прошедший мимо ползущего человека уцепился за спасительную мысль «Он пьян!», оправдывающую его бездействие. Не потому что мы плохие. Мы просто спешим. У нас важные дела. А у Олега тоже дело — ему надо купить хлеб...
Боже мой, что это было?
Спустя 20 минут я звоню в квартиру 59 по домофону. Никто не открывает. Я дожидаюсь, пока кто-то выходит из подъезда, вхожу в него и звоню в звонок, над которым накорябано «59» (вряд ли Олег накорябал это сам — у него скрючены руки, ему не дотянуться). Мне никто не открывает. Наверное, Олег моется. А мачеха болеет. Я вешаю на ручку двери пакет. В нём батон и дарницкий. А ещё какие-то печенья, мармелад, чай. Олег с мачехой поедят супа с хлебом, который так и не купил Олег, а потом попьют чая с печеньем.
Держись, Олег. И больше не падай...
Ольга Cавельева

Задерживается электричка минут на 20, на перроне все замерзшие и злые, после работы, домой хочется, ждем.
Никто не объявляет, когда поезд придет, типа, ждите информации.
Наконец-то электричка приезжает, все угрюмо грузятся, сидят насупившиеся, ждут отправления.
И тут влетает в вагон запыхавшийся румяный парень с тортом, перевязанным ленточкой, и кричит в телефон: «Ты представляешь, сегодня самый фантастический день в жизни!
Я бежал уже просто по инерции, в отчаянии, я опаздывал страшно!
А она стоит - ждет меня!
Я еду!
Я к тебе успеваю!
Ура же???»
И мы все такие заулыбались, расслабились, как будто мы все специально ждали на перроне, чтобы он успел к ней со своим тортом.
Едем вот, улыбаемся, торт везем...
️ Вера Хитеева

Бабушке



Мне было тринадцать, когда умерли мои родители. С разницей в полгода. Сначала папа, а затем мама. Нас в семье было трое: старшая сестра, на тот момент была уже замужем и жила отдельно. А меня и младшую сестру забрали к себе в частный дом на воспитание бабушка с дедулей. В день моего шестнадцатилетия умер дедушка, и бабушка как могла, тянула нас двоих на свою пенсию и зарплату ночного сторожа.
Каждое лето я искала работу на три месяца и отдавала всю зарплату бабуле, но деньги, заработанные за это время, были смехотворны по сравнению с тем, какие суммы на нас тратила бабуля. Было трудно. Летом сажали и выращивали овощи в своём огороде, а потом делали из них салаты и разные закрутки, выращивали картошку впрок. Держали кур и козу. Это очень выручало во времена безденежья.
Бабушка нас очень любила.
Делала всегда хорошие подарки на дни рождения и Новый год. Если наш класс ехал в Питер на экскурсию или на концерт, бабуля всегда выделяла на это деньги. Давала с собой на карманные расходы вполне приличную сумму, чтоб мы не чувствовали себя ущемлёнными. Правда, после таких развлечений мы могли неделю есть то, что есть в погребе, или лепили вареники с моченой брусникой и ели их, запивая козьим молоком.
На мой выпускной бабушка купила мне платье моей мечты: темно-синее, с открытыми плечами, приталенное, длинное. Когда выбирали наряд, я на него даже смотреть боялась, подозревая сколько оно может стоить. Но бабуля сказала: «Кать, а вот это? Я думаю тебе должно пойти! Давай, примерь!»
Примерила... Платье село идеально. Бабушка отнесла его на кассу и твёрдо сказала: «Берём!»
Я попыталась её отговорить:
«Ба, оно стоит как три твоих пенсии, не надо...»
«Катя, пенсии ещё будут, а выпускных у тебя больше нет! Проедем на картошке с огурцами и солеными грибами, выберемся!»
Я была самой красивой выпускницей во всей школе (по крайней мере, мне так казалось...).
Отучившись в нашем ПТУ, пошла работать. Вот тогда мы зажили вполне обеспеченно. Младшая сестра, Маша, через пять лет после меня тоже закончила школу и тоже получила самое красивое, на её взгляд, платье на выпускной, но здесь «банковала» уже я!
Далее я вышла замуж.
Бабушка очень полюбила своего зятя. Частенько его баловала пирогами, а по выходным и стопочкой наливки. Заканчивалось все это душевными полночными посиделками с легкими разговорами и красивыми песнями. Мы в семье все любим попеть. И мой муж быстро втянулся в наш «ансамбль». Потом родился Ванька.
Бабуля обожала правнука. Вынянчила его с пелёнок. Когда Ваньке был год, он убежал от неё со двора в одной распашонке, поднырнув под калитку. Бабуля бегала по всему переулку, искала его, чуть инфаркт не заработала. А Ванька стоял за гаражом и смотрел, как «смешно» бегает бабуля... Когда Ваньке исполнилось два года, мы переехали в Питер.
Муж, продав свои квартиры в нашем городе, купил однокомнатную в Петербурге. Звали переехать с нами и бабулю, так как Машка к этому времени уже тоже выскочила замуж и переехала в область и бабушка осталась в доме одна.
«Нет, Катя, не поеду. Мы здесь с дедом всю жизнь прожили. Детей вырастили, внуков. Я вон даже правнуков застала... здесь буду помирать. Дома...»
Мы старались ездить к бабушке как можно чаще, но много не накатаешься с маленьким ребёнком... да ещё я вскоре забеременела вторым малышом. Бабушке об этом сказала первой после мужа. Она очень обрадовалась: «Девка будет! Хватит с нас парней! Уже четыре правнука, правнучка нужна! Точно девка будет! Анной назови, если лучше имени не придумаете... Счастливой будет, вот увидишь...»
Это был наш последний с ней разговор... после нашего отъезда у бабули случился инсульт. Соседка, которая зашла её проведать, вызвала скорую, но спасти бабушку не смогли...
Сегодня год после того страшного дня. Мы с сёстрами накрыли поминальный стол. В центре стола стоит огромное блюдо с брусничными варениками и кувшин с молоком. По дому бегают четыре правнука моей бабушки, а на руках моего мужа сидит полугодовалая большеглазая девочка Анна, которую бабуля так и не застала, но умудрилась дать ей имя... мы с семьей обязательно споём любимые бабушкины песни после того как разойдутся соседи, поплачем, повспоминаем смешные и не очень случаи из трудной бабушкиной жизни... и разъедемся все по своим домам... но я точно знаю: пройдёт время, но моя любовь и благодарность к бабушке не пройдёт никогда. Я люблю тебя, бабуля, и никогда не забуду. Я хочу, чтоб ты это знала даже там, на небесах...
️ Орлова-Птичкина

"Когда сто лет назад я работала в одной модной молодежной газете, мне дали задание: найти заслуженного ветерана и расспросить его про воспитание чувств. Пусть научит молодых, как строить отношения, чтобы были они яркими и запоминающимися, а не тусклыми и убогими. Пусть поделится богатым жизненным опытом.
- Только живенько и кратенько, - предупредил редактор.
Заслуженного ветерана я решила брать, не отходя от кассы.
Моя бабушка дружила с Татьяной Ивановной Пельтцер.
Они вместе играли в преферанс и обменивались рецептами самогона.
Своей заслуженной жертве я обрисовала задачу, велела отвечать на вопрос четко, без запинок, не растекаясь по древу. Как требовало начальство.
И поинтересовалась от имени дорогой редакции: - Как отличить настоящее чувство от минутного увлечения ?
- Если коротко, - отвечала Татьяна Ивановна, - то лично я различала настоящее чувство по люстрам. Если помнишь, как выглядит люстра, значит мужчина был не очень… "
️ Евгения Лещинская

Дачное утро, около калитки стоит электрик, кричу ему:
— Заходите, собаки не тронут!
Иду ему навстречу.
Мужик смело заходит, делает пару шагов и... мимо нас несется волкодав с берцовой костью в зубах, следом наша волкодавообразная подобрашка с человеческим хребтом, а следом упитанный крупный лабрадудль прет руку целиком.
Трешовую процессию завершает муж с граблями, орущий вслед ОПГ:
— Фу, нельзя, плюнь!
И уже мне:
— Ааа, заразы!
Они опять Иннокентия откопали!...
Зелёный, от увиденного электрик пытается прикинуться мертвым, и пока я пытаюсь ему объяснить, что это всего лишь очень бывшее, прикопанное в огороде учебное пособие сына - врача, младший сын добивает мужика окончательно.
Приносит обслюнявленный череп, и грустно так вещает:
—Твари эти и Андрюшку (тоже скелет учебный) сожрали...
К нам теперь другой электрик ходит.
из сети

Правда жизни



"Вечером пятницы, перед самым закрытием, в ювелирный магазин входит пожилой господин лет семидесяти с молодой, эффектно выглядящей блондинкой очень милой наружности, на вид от силы лет двадцати пяти. Ювелир спрашивает, чем может быть полезен, и пожилой господин говорит, что хотел бы купить для своей дамы кольцо с бриллиантом, что-нибудь особенное.
Ювелир бросает короткий взгляд на блондинку, вытаскивает из витрины прилавка подушечку с кольцами, и предлагает посетителям кольцо с бриллиантом в четверть карата, хорошей работы, и стоит оно две тысячи долларов.
Блондинка протягивает к кольцу руку, но кавалер жестом останавливает её, и говорит ювелиру, что он имел в виду действительно хорошее кольцо, какие дарят в особых случаях.
Ювелир бросает на блондинку чуть более продолжительный взгляд, потом переводит взгляд на её спутника, поворачивается к витрине и достаёт оттуда кольцо - с бриллиантом чуть больше одного карата, очень хорошего качества, в оправе из белого золота, само кольцо из 22 каратного золота, по ободку усеяно мелкими бриллиантами, в целом ещё на треть карата, и он готов отдать его всего за 15 тысяч.
Глаза блондинки сверкают, она протягивает руку, но пожилой господин мягким движением останавливает её, и говорит, что ювелир его не совсем правильно понял, что он говорил про действительно особый случай, какие случаются раз в жизни, и поэтому они хотят купить по-настоящему хорошую вещь, редкую и запоминающуюся.
Ювелир бросает на блондинку короткий, но очень пытливый взгляд, потом переводит глаза на пожилого господина, потом опять на блондинку, и с полупоклоном просит их подождать 5 минут. Затем берёт ключи от сейфа, спускается в подвал, и вскоре возвращается с маленькой коробочкой, из которой он извлекает кольцо совершенно изумительной работы, антиквариат, из червонного золота, с бриллиантом в 4,2 карата чистейшей воды, в платиновой оправе с четырьмя маленькими бриллиантами по бокам, каждый по четверти карата, и четырьмя рубинами по углам, которое, по его словам, он купил на эксклюзивном, закрытом аукционе и надеялся продать за 120 тысяч, но для таких уважаемых покупателей, и перед выходными - так и быть, готов отдать его ровно за 100 тысяч.
Пожилой господин поворачивается к блондинке, у которой на щеках появляется румянец, глаза сверкают, и кажется, что вот-вот вырастут крылья. Он берёт её за руку и сообщает ювелиру, что да, это как раз то, что он и думал купить, и что они берут это кольцо. Ювелир с вежливой улыбкой осведомляется, как они собираются рассчитываться, и пожилой господин заявляет - чеком, но он, разумеется, понимает, что сумма немалая, поэтому он оставит чек ювелиру, чтобы тот позвонил в его банк утром понедельника, удостовериться в наличии денег, а они заедут в магазин после обеда и заберут кольцо.
В понедельник утром ювелир звонит пожилому господину:
- Сэр, я только что звонил в ваш банк! Мне сказали, что у вас на счету нет денег!
- Да, я знаю, разумеется... но давайте я лучше вам расскажу, как прошёл мой уикенд."...
из сети

Невеста напрокат


-Свадьба отменяется! - за ужином огорошила родителей Полина.
Мама чуть не поперхнулась, услышав нежданную новость от дочери.
-Полюшка! Ты в своем уме? Куплен свадебный наряд, кольца, кафе заказано... Твой Димка ждет этой свадьбы, как порох огня... Поля, скажи, что ты шутишь, -  заволновалась мама.
-Нет, мамочка, я не шучу. Мы с Флойдом скоро уедем в Лондон. Все серьезно, - поставила точку Полина.
-Хм... Какой Лондон? Там все чужое и неизвестное. Другие люди, другая страна. Пропадешь ни за грош! Окстись, дочка! Этот Флойд таки заморочил тебе, дурочке, голову! Наверняка, он женат! Небось, детей куча! Он же почти пенсионер! Твой Димка так любит тебя! Он нам с отцом, прям, как родной! Не обижай любовь. За все придется держать ответ, - уговаривала встревоженная мама.
-Ничего, отвечу. Не испугаюсь, - девушка была непреклонна.
…Через пару недель Полина и Флойд укатили в Англию.
Полина с детства грезила хотя бы одним глазком поглядеть, как живут люди в других странах. Она и французский язык выучила назубок. Английский знала в совершенстве. Приступила к испанскому. Мало ли куда судьба забросит... После института работала в туристическом агентстве переводчицей. Там-то Полина и познакомилась с Флойдом. Ей пришлось сопровождать иностранного гостя на разных мероприятиях. Флойд как-то сразу взял девушку "на мушку".
Полина была легка в общении, улыбчива, не дурна собой. А главное - это молодость девушки! Полине было двадцать три, Флойду - сорок шесть лет. Полина вначале снисходительно принимала ухаживания иностранного кавалера. Она даже не ожидала, что Флойд предложит ей замужество. Через неделю знакомства! Полина ничего не сказала Флойду о том, что у нее совсем скоро свадьба с любимым.
Девушка была в растерянности. Как быть? Шанс выйти за иностранца выпадает не каждой девушке! И невозможно его упустить! Пусть нет любви к Флойду, зато будет другая жизнь! Полная радостей, новизны и приключений! Полина, конечно, будет премного благодарна мужу-иностранцу. Разве Флойду этого мало при молоденькой-то женушке? А Димка, конечно, пострадает. Но время все лечит. Забудет про Полину. Он же еще молодой парень. Найдет свою судьбу.
Так рассуждала Полина, собираясь в дальний, неизведанный путь.
По телефону Полина известила неслучившегося жениха обо всем. Дима, ничего не понимая в изменившихся обстоятельствах, все же пожелал бывшей невесте семейного счастья. И ушел со своей отвергнутой любовью в длительный и многострадальный запой.
…Флойд и Полина приземлились в Лондоне.
Девушка задыхалась от счастья! Она не верила своим глазам! Неужели мечты сбываются? Полине хотелось обнять весь мир. Как же удержать эту птицу счастья?
...Флойд привез свою невесту в огромный дом. Их встретила семья Флойда. Два взрослых сына. Хэйл и Эван. (Погодя, Полина станет женой Эвана и будет безмерно счастлива в браке.) Чуть позже из своей комнаты вышла ...бывшая жена Флойда. Ленора. Довольно красивая и ухоженная женщина.
Она негодовала.
-Ты с ума сошел, Фло? (Так Ленора по домашнему называла бывшего мужа.) Кто эта девица? Откуда ты её приволок? Она здесь с нами собирается жить? - переходила на крик женщина.
-Да, эта девушка будет здесь жить. Хочу тебе напомнить, что это мой дом. Полина скоро станет моей женой. Не обижай ее, Ленора, - как-то извинительно-просительно произнес Флойд.
Полину насторожила и смутила такая обстановка. Оказывается, семья, хоть и распалась, но все её члены проживали вместе в этом чудесном доме. Не трудно было заметить, что Ленора всю семью "держала на вожжах". Но в разуме и в сердце Полины уже поселился ...Эван. Это не Димка с его запоями и слезными извинениями, стоя на коленях. Здесь совсем другое. Вселенская любовь. Чистая и вечная…
Младшему сыну Флойда было двадцать четыре года. Эван внешне был похож на свою мать. Красавчик. Он сразу обратил внимание на прекрасную незнакомку, привезенную отцом невесть откуда. Между молодыми людьми пробежало что-то невидимое и томительное. Их души затрепетали. Хотелось упасть вдвоем в пропасть непрожитых чувств.
...Флойд сказал Полине, что со свадьбой нужно будет повременить. Причину не объяснил.
Полина безропотно согласилась. Она не собиралась возвращаться на родину.
продолжение следует...

Ей выделили уютную комнатку (благо, дом это позволял). С Флойдом сложились теплые и невинные отношения. Ленора не обращала на Полину никакого внимания. Проще говоря, всемерно игнорировала девушку.
…Прошло три месяца. За это время Полина поближе познакомилась с Эваном. Он ей и открыл глаза на состояние семейных  дел.
Дескать, Флойд (отец Эвана) очень любит бывшую жену Ленору (мать Эвана). И это взаимно. Но однажды крупная ссора вылилась в расторжение многолетнего брака.
Время шло, но супруги не мирились. И тогда Флойд решил подразнить Ленору. Авось, бывшая жена пойдет на попятную. Он найдет девушку и задумает, якобы, жениться на ней. Для этой роли идеально подошла Полина.
И как только бывшие супруги помирятся, Полину с гостинцами из туманного Альбиона проводят до аэропорта и купят обратный билет.
Выслушав исповедь Эвана, Полина истерично засмеялась.
-Так мне и надо! Я оказалась невестой напрокат! Когда-то сама сбежала от жениха. Эван, что же мне делать?
-Поля, я не смогу без тебя! - пошел в наступление Эван.
-Я тоже. Наконец, ты признался! Я, уж, думала, не осмелишься, - с облегчением вздохнула Полина.  
-Как же я мог признаться, зная, что ты - невеста моего отца? Я не знал о ..."забавах" родителей. Мне Хэйл рассказал. Конечно, я безумно обрадовался. Потому что девушка, в которую я влюбился, отныне была свободна!
А ты, Полина, вышла бы замуж за моего отца? - насторожился Эван.
-Эх, Ванюша (так Полина по-своему стала называть Эвана)! Как только я впервые тебя увидела - все мои планы поменялись навсегда! Я бы отказала твоему отцу, - улыбнулась девушка.
Молодые люди обнялись, как родные.
Полина простила Флойда с его Ленорой. Ну что не сделаешь ради любви... Дорогой идешь и то споткнешься... Милые бранятся, только тешатся. И все же во всей этой неприглядной истории был положительный момент. Полина встретила Эвана! Надо же! Бог "присмотрел" ей вторую половинку на другом краю земли!
За счастьем человек бежит, а оно у его ног лежит. Эван и Полина вскоре поженились.
Эван все еще боялся, что Полина сбежит к себе на родину. Поэтому, решил не затягивать с потомством. Полина родила сына. Через два года - дочь.
Эван окружил Полину своей нескончаемой заботой. Семья купалась в счастье. В их доме жила любовь.
Кстати, Флойд и Ленора давно образумились и уладили свои отношения. Ведь, у всякой обиды есть свой срок. Теперь Флойд и Ленора более бережно и трепетно относились друг к другу, дабы не прибегать к таким жестоким методам примирения. Супруги с удовольствием нянчили своих любимых внуков.
…Как-то Полина получила от мамы обеспокоенное письмо. В нем мама просила приехать Полину погостить.
Полина стала собираться в дальнюю дорогу. Детей решила не брать. Малы они для таких путешествий. Оставила их на бабушку Ленору.
Полина торопилась домой к маме. Чувствовала что-то неладное.
Мама в слезах встретила долгожданную дочку. И прямо с порога запричитала:
-Ох, Полинка! Димка-то твой погиб! И жену свою на тот свет потащил! На мотоцикле разбились. Оставил девчонку сиротой круглой.
Три годика дочке его. Одним словом, беда!
Ты знаешь, Полюшка, Димка не забывал о тебе. Любил. Ты как уехала, он сразу нашел замену. Не хотел страдать. Привез из захолустья каракатицу какую-то. Она была похожа на беду. На нее смотреть было жалко. Но Димку твоего слушалась и, пожалуй, любила. Сразу дите ему родила. Дочка у них славная получилась! Полиной назвали. Умненькая. В кого - не пойму. Жаль малышку. Теперь детдом или интернат. Куда ж еще? А, главное, накануне, Димка пришел ко мне и говорит, я, мол, хочу сделать подарок Полинке вашей. Чтоб всю жизнь обо мне помнила! А смерть его уже рядом стояла. Кто ж знал? Дима нам с отцом помогал потихоньку по хозяйству. Хоть, все время во хмелю был. Казалось, жизнь маячил. Ты-то в англиях своих...
Не успел, горемычный, с подарком ... - вытирала краешком фартука неуемные горькие слезы женщина.
Полина спокойно выслушала маму. Немного подумав, сказала, как узлом завязала:
-Успел, мама. Мы с мужем его Полинку удочерим. Вот такой "подарочек" от Димки...
Эван меня поддержит. Я уверена. За все приходится в жизни отвечать, мамочка. Ты же знаешь...
А теперь, пожалуйста, покорми меня. Устала я и проголодалась в дороге. Хочется кисленького яблочка или малосольного огурчика. Будущие мамы должны есть за двоих! - загадочно подмигнула Полина маме…
️ Яла ПокаЯнная

Иду с рыбалки. Поля. Перелески. Места безлюдные. Дикие даже. Чаще лося можно встретить, чем человека. Раза в два. Чаще. Я засекал.
Иду, значит, весь в себе. Тропочка-то – и не тропочка. Так. Ниточка в траве.
И вдруг навстречу на всех парах несется ротвейлер. Мощный такой. Ухоженный. Язык на сторону. Давно, видно, бежит.
А в этих местах ротвейлеры встречаются в четыре раза реже людей. Я засекал. Соответственно, в восемь раз реже лосей. Короче. На восемь виденных мной в этих местах лосей это был первый ротвейлер. Да. Вы бегущего ротвейлера видели? А бегущего на вас?
Я встал. Наблюдаю. А что остается? Красиво бежит. Точно на меня. Смотрит, правда, неестественно как-то. Не вперед, а куда-то вверх. Так и скачет, башку задравши. Ну я так подобрался слегка. Не, я собак-то никаких не боюсь. Кроме неадекватных пекинесов. И то больше из-за хозяек. Но этому-то куда тут еще так спешить, кроме как на обед мной?
Он мимо меня – шшшшух! Красивую такую переставку сделал, огибая. И дальше. Только трава полегла. Я вслед посмотрел – а он уже за кустами. А там дальше нет ничего. Река. И все. И луга на той стороне. Загадка.
Только я снова тронулся, нате. Из того же перелеска, откуда только что псина выскочила, мчится мужик. Ага. И бежит, главное, точно так же, как этот ротвейлер. Ухоженный, лоснится, язык на сторону, и башка куда-то к верху задрана.
До меня добегает. Останавливается. Согнулся, руки в коленки упер. хрипит. Видно же – редко бегает. Сдох, марафонец.
- Мужик! Пых-пых-пых! Бля! Пых-пых-пых! Тысобаку – пых – тут – пых –
не видел? Хрррр!
- Ротвейлера? – я закурил.
- Точно! Пых-пых! Хрррр!
- А вон туда побежал. – я махнул сигаретой за спину в сторону реки.
- Вот сука! Хрррр! Пых-пых-пых! Ух! Все! Не могу! – и упал жопой в траву.
- Вернется. Там дальше бежать некуда. Река. Болото. Он же через реку не поплывет.
- А вот кто его знает! Хрррр! Если шарик не свалит – поплывет как нехуй делать. Дай закурить, – мужик потихоньку приходил в себя.
Я протянул сигарету.
- Чего он ломанулся-то?
- Блять! За шариком!
- За каким Шариком?
- Понимаешь. Мы мимо просто ехали. Остановились поссать. Ну а этому же размяться надо? Шесть часов в машине. Ну я шарик и надул.
продолжение следует...

Ему шарик надувной – лучше ничего не надо. Будет его гонять, пока не лопнет. Я его к этим шарикам со щенка приучил. Специально. Ну, чтоб петард не боялся. Фейерверков этих чертовых. Звуков, короче, громких. Он шарик гоняет-гоняет, потом или прокусит, или лапой. Тот хряпс – и лопнет. У меня этих шариков полный бардачок.
Мужик передохнул. Я ждал. Все ясно. Шарик ветром подхватило – пес за ним.
- Ну, вот. Я стекла пока протираю. Этот резвится. С шариком. Он шарик-то носом поддел, тот хлоп – и на кусты. Бах! И лопнул. Ну и всё. Шарик лопнул – можно ехать.
Мужик вздохнул и сделал круглые глаза.
- И вдруг. Смотрю. Бля! Точно из этих кустов. Где шарик лопнул. Только далеко. Выплывает этот чертов дирижабль! Красный! Как наш шарик. Этот как увидал, у него видно в мозгу чего-то закусило, и он кааааак побежит! За этим статосратом. Я – за ним. *нецензурная брань*! Даже машину не закрыл!
- Тут нет никого. Только лоси, – успокоил я. - Какой сратостат?
- Ну ты чего, мужик? Вон же! – и ткнул рукой мне за спину и вверх.
Я обернулся.
С той стороны реки, километрах в двух навскидку, высоко в небе висел ярко-красный огромный воздушный шар. Настоящий. Большой. Взрослый. И визуально, если прикинуть, он да, точно соответствовал размерами обычному надувному шарику метров с десяти. Я аж присвистнул. Откуда? И как я его раньше не заметил?
- Жопа! – сказал мужик. – А ты говоришь – не поплывет через речку. Как два пальца! Он же на этих шариках повернутый. Пока не лопнет – не отстанет.
- Слышь? А ведь если на ту сторону поплывет, сам обратно не вернется. Не поплывет.
- Точно? – я кивнул. - Точно! Не знаешь, где тут ближайший мост?
- Знаю. Сам долго не найдешь. Я покажу. Пойдем сначала на реку глянем. Там далеко видно.
- *нецензурная брань*! Слушай! А машина?
- Что за машина?
- Джип. Паджера. Может я ....?
- Да ладно. Местные не тронут. Мы быстро. Тут пять минут до реки-то. Если переплыл – увидим. Там поля, на той стороне. Может сплаваешь. Речка неширокая. А я к машине схожу. Покараулю. Или наоборот. Только он меня слушать не будет.
- Ладно. Пошли. Решим. – мужик явно приободрился. – Слушай, спасибо тебе. Я без собаки отсюда один хрен не уеду. Год жить буду.
- Найдем.
Я потянулся за удочками. Он тяжело поднялся, отряхивая задницу. И вдруг
заорал:
- Ну что, сука?! Нашароебился, засранец?
Я оглянулся из-под руки.
От кустов, виновато тупя башку и поджимая то место, где у большинства собак хвост, мокрый как цуцик, понуро брел ротвейлер.
- Иди сюда, сынок! Иди, ссученок! – радостно орал мужик и притопывал от счастья. – Ща те папка знатных люлей вваливать будет!
Не доходя до нас метров десяти, пес вдруг остановился. Повернулся к реке. Задрал башку и зло и обиженно гавкнул. Потом присел на задницу. Глянул в нашу сторону. И натурально, в голос, заплакал.
Там, за рекой, высоко в небе, непонятно каким ветром занесенный, парил огромный красный воздушный шар.
из сети