Уголок читателя - 3

СКАЗКА О РОДИТЕЛЯХ

Александр Бирштейн

Бывает весна ранняя, бывает поздняя. Но это уже дело самой природы.
А еще бывает весна удачная. И бывает неудачная…
Иди знай, какая весна выпала Толику Рабиновичу. Дело в том, что Толик влюбился в Таню Кулакову. Более того, Таня вполне отвечала ему взаимностью.
– Так, таки да хорошо! – скажет кто-то.
Так-то оно так… Но и у Толика, и у Тани имелись родители. Да-да, родители. Я бы даже назвал их одесскими, но мне что-то стыдно. Но, сжав зубы, продолжу.
Сначала с Толиком остро захотели познакомиться Танины родители. Знакомство произошло на высшем уровне. Все старались!
Танин папа, чтоб продемонстрировать свои вокальные возможности громко и фальшиво запел когда-то популярные куплеты:
– Трамвай на остановке встал
Под трамвай еврей попал…
– Вас не шокирует слово «еврей»? – ненадолго прервав вокал, спросил Танин папа.
– Ни в чем себе не отказывайте! – разрешил Толик. – Но с верхним фа поосторожней!
И папа, подозрительно покосившись на Толика, продолжил:
– Пастернак и сельдерей,
что ни овощ, то еврей…
Тут появилась Танина мама.
Нет, мама не стала выяснять, почему евреи распяли Христа, ее больше волновал вопрос о судьбе братьев-арабов в Палестине.
Каким образом арабы оказались братьями Галины Ивановны Кулаковой, осталось невыясненным потому, что Танина мама решила узнать, где работает Толик.
Толик недавно защитил диссертацию и работал доцентом в самом престижном вузе города.
Но родителям Тани он сообщил, что трудится старшим пекарем по выпечке мацы.
– Хорошенькая работа! – ехидно одобрил Танин папа.
– Не жалуюсь! – искренне ответил Толик.
– И на жизнь хватает? – поинтересовалась потенциальная теща.
– Еще и тысяча-другая долларов ежемесячно остается. Даже не знаю, куда девать! – поделился бедой Толик.
– Это… И сколько же вы получаете? – подобревшим голосом попытался узнать папа.
И Толик назвал сумму, превосходящую минутный доход Романа Абрамовича раза в три!
И папа почти смирился с потенциальным зятем.
Но Танина мама пошла до конца.
– А как насчет крови? – строго спросила она.
– Кровь только кошерная! – успокоил ее Толик. – До этого откармливаем младенцев до десяти лет только кошерной…
Закончить ему не дали. Поняв, что над ними издеваются, родители Тани указали ему на дверь.
К чести Тани, она ушла вместе с Толиком.
Ну, и куда же им деваться? И они пошли к Толику.
Мама Толика как раз собиралась мыть в кухне пол, поэтому принарядилась соответственно.
Увидев незнакомую шиксу, которая собралась отобрать у мамы сына и тотчас его погубить, Толика мама пошла в атаку.
– Толик, зачем ты опять привел домработницу? Я пока вполне справляюсь!
– Таня не домработница… – растерялся Толик.
– Что же она тогда тут делает? – удивилась на весь двор мама.
– У меня задание от ханты-мансийской академии наук проверить интеллектуальный уровень обитателей трущоб! – сообщила Таня, работавшая кардиологом в районной поликлинике.
Выяснив, что она, оказывается, проживает в трущобах, а не в приличном одесском дворе, Толика мама потеряла голос и апломб.
Но пришел Толика папа и сходу сделал лицо такое, какое у него бывало после неудачного посещения уборной.
– Позвольте представиться, - на самовольном языке идиш заговорил папа, – я отец этого молодого и неразборчивого в знакомствах человека!
Ясное дело, Таня ничего не поняла, поэтому ответила: - Coitus ergo sum! – на чистейшей латыни.
Из всего Таниного монолога папа Толика понял только то, что над ним издеваются. И указал Тане на дверь.
К чести Толика, он ушел с Таней.
Первые три года Таня и Толик снимали квартиру. Потом, когда он защитил докторскую, а Таня перешла работать в частную клинику, осилили собственное жилье. Правда, в кредит.
Родители с обеих сторон так и не смирились с их браком.
Но!
Между родителями Тани и родителями Толика идет непрекращающийся спор о том, какой национальности их внук. Для этого они регулярно, два раза в неделю встречаются то в доме родителей Тани, то в доме родителей Толика и пререкаются.
А между делом играют в «кинга» и телефончик.

---

---

Хочу в 80 лет быть как баба Лёля! 
 В моём подъезде живут 2 старушки-подружки, Лизонька и Лёля. Одна на третьем этаже, другая на втором. Сначала , я познакомилась со своей ближайшей соседкой, Ольгой Петровной. Она, как и я, проживает на втором этаже. Как-то раз попросила купить ей продукты: творог, хлеб, сахар, а потом уже я сама стала заходить к ней и предлагать помощь. Называть себя старушка велела Лёля:
 "Нечего тут дворцовые этикеты разводить"- сказала она строго.
 Лёле 83 года, по квартире она ходит с трудом (коняшки мои устали,- говорит она про свои больные ноги) и с палочкой. Но, порядок в комнатке и в кухне наводит идеальный. И готовит себе горячие супчики тоже сама. 
Подружке её, Лизоньке, 79 лет и она в ближайший магазин ходит самостоятельно.
 То есть, Ольга Петровна, в отличие от подружки, значительно ограничена в жизненном пространстве (на палке далеко не ускачешь - говорит она) , в основном - это территория её квартиры. Но именно Лёля, в день, когда на карту поступает пенсия, приглашает на дом парикмахера и мастера маникюра.
 Старушкам делают укладку волос и красивые ручки и Лизонька потом, глядя на себя в зеркало и поправляя прядку волос заявляет: - Господа, а ведь долго же вы ещё не услышите мой голос в хоре дома престарелых!
 Ольга Петровна делает мне особенный заказ: купить дорогой кофе в зернах, дорогой чай, шоколад. 
Сама она звонит в ближайший ресторанчик, заказывает доставку пирожных. И приглашает нас с Лизонькой "на кофэ". Стол накрывается белоснежной скатертью. Лёля сама мелет кофейные зерна в ручной кофемолке и варит напиток в старинной медной турке. На стол ставится миниатюрный кофейный сервиз: маленький сливочник, крошечные чашечки с блюдцами, серебряные ложечки. В центр стола Лёля ставит расписное фарфоровое блюдо с пирожными.
 Сама бабулечка одевает длинное платье в мелкую синюю клетку и туфли-лодочки. Лизонька тоже пpиходит нарядная, с легкой ажурной накидкой на плечах, благоухая аpоматом ландыша. Я прихожу с каким-нибудь презентом: коробка зефира или конфет. Мы сидим в очень уютной Лёлиной кухонке, вдыхаем бесподобные запахи кофе и корицы.. Старушки аккуратненько, не торопясь, серебряными ложечками едят нежные бисквитные пирожные, и маленькими глоточками смакуют кофе, в который добавлена чайная ложечка коньяка. 
 Да, завтра снова обычный день, рутина и жаркая осень на дворе. Завтра рисовая каша на ужин и отварная рыба на обед. А сегодня бабулечки отдыхают, общаются, смеются и наслаждаются пирожными от шеф-повара. Щёчки от капельки коньяка зарумянились, глазки заблестели, лица помолодели. 
 "Девочка моя,- обращается ко мне Лёля,- когда нас не станет, не забывай, пожалуйста, делать себе праздник! Помни, что ты женщина - одень красивое платье. Люби себя и балуй - иди в хороший ресторанчик, чтобы побыть в уютной атмосфере и покушать вкусную еду. Умей расслабиться и забыть о проблемах - закажи себе бокал вина. У тебя целый месяц будут приятные воспоминания об этом теплом дне, но ещё с тобой всегда будет ожидание следующего маленького праздника. Поверь мне, это очень важно. Ты можешь работать на двух работах, можешь питаться на ходу бутербродами, можешь приходить домой уставшая и падать в кровать без сил, но раз в месяц останови своё колесо и сделай себе хорошо". 
 А ведь действительно, когда я вспоминаю эту уютную кухонку, это доброжелательное общение, это с любовью пpиготовленный кофе, этот витающий в воздухе легкий аромат ландыша, на сердце становится тепло и губы трогает тихая улыбка. И хочется, чтобы так было всегда - в следующем месяце, в следующем году и ещё много-много лет... 
PS: на следующей неделе я повезу моих неунывающих соседок в шикарный ресторан, где работает моя сестра. Она рассказала директору о двух милых старушках и он обещает приличную скидку. Вчера, немножко волнуясь, старушки доложили мне, что Лёля пойдет в сиреневом платье, а Лизонька в темно-зеленом, им осталось только подобрать помаду...

 (Автор неизвестен)

=====================================================================
ЛЕТЯТ ПЕРЕЛЕТНЫЕ КОШКИ. СКАЗОЧКА

Сегодня Маркус написал очень симпатичную фразу о том, что кошки улетели в дальние страны на зиму.

Я себе это живенько представила, мы ещё дополнили картину деталями и так получилась сказка.

- Я так больше не могу жить!- сказала Кошка Дуся.- это издевательство!
- Ни жрачки, ни тепла! - поддержала ее Мурка.
- Как таджики поразъехались, в подвале еще холодней стало, и еды меньше- поддакнул Барсик.
- Какие предложения? - спросил одноухий Василий. Он был самым уважаемым и самым боевым котом во дворе.
- А полетели в теплые края? - предложила легкомысленная Муська.

Сказала и замерла от собственной смелости, даже язык прикусила.
Кошки примолки, только поглядывали друг на друга.
Потом Василий сказал:

- Мысль неплоха. Да только мы ж летать не умеем.
- А научимся! - вякнула осмелевшая Муся. - Птицы же летают.
- Так они птицы. У них крылья.
- Зато ног только две. А у нас по четыре лапы, да хвост с усами...
- Надо попробовать - робко высунулся молчаливый Тишка.
- А что? В самом деле, давайте! - заговорили коты вразнобой. - холодно так, есть хочется, редко кто вынесет пожевать чего-то.

И они стали учится летать.

Ну конечно, это было ужасно трудно, но оставаться на верную погибель от холода и голода было вообще невозможно.
И вот настал день, когда во дворах не осталось ни одной бездомной кошки.
Маленькими группками, с наступлением темноты, они улетали туда, где было тепло и можно было выжить.

Они часто делали привалы, потому что летать с непривычки было все же трудно, но с каждым днем держались в воздухе все дольше и уверенней.
А дворы и подвалы заполнялись крысами и мышами, понявшими, что теперь они могут делать что хотят совершенно безнаказно.
Напрасно сердобольные гражданки кричали у подъездов "кыс- кыс".
Никто не приходил, никто не мяукал жалобно или победно, дворы осиротели.

А кошки прилетели в удивительные солнечные края.

Здесь не нужны были теплые подвалы - на улице было такое ласковое лето, в море полно рыбы, и рыбаки кидали кошкам мелочь, и это было прекрасно!
Они подружились с местными кошками, они часами рассказывали о снежной суровой родине, и местные кошки слушали их, открыв рот.

И вот наступил март.

Пора было двигаться в обратный путь.
И снова маленькими группками они летели в темноте домой.

Они не знали, что дома по ним скучают и ждут, и хотят всех их разобрать по домам, и дать какие- то другие имена, и кормить их, и гладить, и разговаривпть с ними, потому что в тот момент, когда их не стало, люди поняли, что кошки - это неотъемлемая часть жизни, и никто больше не хотел, чтобы они снова улетели на зиму в теплые края.

А они бы уже точно никуда не улетели.
Потому что, когда дома тебя любят и о тебе заботятся, можно любить и заботится в ответ.
А не летать в дальние теплые страны.

ОХОТА НА КАБАНА

Александр Бирштейн

Кореш упер голову в ладонь, неудачно изобразил из себя подделку под Родена и грустно рек:
- Гости едут!
- Опять! – ахнул я и левой рукой попытался перекреститься, - чур меня, чур!
Мы оба тяжко вздохнули. Перегар, полученный еще при приеме прежних гостей, покинул временные хранилища, где находился в сжатом виде, и заполнил кабинет друга практически полностью. А кабинет, между прочим, размером с баскетбольную площадку.
- Кто? – почти обреченно спросил я. Иногда, но редко, приезжали довольно приличные люди, которые умеренно пили только коньяк или даже – правда-правда, бывает и такое! – сухое вино.
- Японцы! – молвил кореш, и на глаза его навернулись слезы.
- Так это же кайф! – я сразу обрадовался. В прошлый приезд японцы, которым срочно надо было продать партию изоляции для газопроводов, обошли все кабинеты Управления и всюду оставляли «маленькие» сувениры. Я, как лицо не очень значительное, тогда получил кассетный магнитофон. А кореш…
Словно почуяв мои мысли, кореш торопливо опустил рукав рубашки на новенькие часы «сейко». Тогда я нагло начал смотреть на видеодвойку, установленную в углу.
- Это не те японцы! – поправил меня кореш.
- Что значит, не те? – я огорчился.
- Они технику везут! – пояснил он. – Катерпиллеры, Като, Интернационалы - трубоукладчики, экскаваторы…
Это меняло дело. Техника была нужна до чрезвычайности.
- А с ними кто? – проявил я знание специфики.
- Начальство… - протянул кореш. – Московское…
О, это совсем, даже категорически, меняло дело. Мало того, что надо было ублажать японцев, так еще и деятели Газпрома на голову сваливались. С другой стороны, не могли же они отпустить такой жирный кусок, как закупка техники. Опять же, бакшиш от нас. Да и откат от японцев, разумеется. Такое уже бывало…
- Баня? – с надеждой спросил я.
Баня – это дело хорошее и легкое. Организовал саму баню, завез «горючее», закусь и девушек, и отдыхай себе. Парься, купайся в бассейне. Все равно серьезные переговоры меня никаким боком не коснутся. Так что, питейное мероприятие можно было бы и проигнорировать. Но друзей в беде не бросают, а некоторые люди из руководства Управления ходили у меня в друзьях. Опять же, среди своих я считался малопьющим – качество исключительно ценное в полевых условиях.
- Баней не отделаемся! – помрачнел кореш и помассировал печень.
Оставалось самое худшее.
- Охота? – ахнул я и тоже потер то место, где предположительно имелась – имелась ли еще? – печень.
- Она! – с ненавистью сказал кореш и полез за платком утирать слезы. – И не какая-нибудь, а генеральская!
Труба!
Охотой по-генеральски называлось мероприятие, при котором задействовалась целая эскадрилья вертолетов, в два-три дня выпивалась месячная норма спиртного и обогащались местные дамы-полукровки.
- Кого стрелять будем? – с последней надеждой спросил я. Дело в том, что охота на сайгаков практически безопасна.
- Кабанов! – не оставил мне никакой надежды кореш. И добил окончательно: - На Джаре.
Джар, к вашему сведению, это речка такая. Течет она в самом центре Каракумов. Кабанов там валом. Но охотятся на них загоном!
- Так они ж поубивают друг друга! – взвыл я. В самом деле, шанс попасть в коллегу у перепившего охотника много выше, чем в кабана. Прецеденты, к сожалению, имелись.
- С вертолета будем… - не сильно успокоил меня кореш.
- Слушай, я уже дома два месяца не был… - неуверенно начал я.
- Друзей в беде бросаешь?
И я сдался.
Через два дня мы вылетели в Мары.
Марыйский аэропорт делят пополам военные и штатские. Нашлось место там и для наших Нюр. Нюра – это самолетик Ан-2 – разъездная тачка для работников газопровода.
Так что гостей встретили прямо у трапа. Японцев приехало трое и с десяток газпромовских во главе с замминистра. Серьезная компания!
Гостей и оружие тут же погрузили в вертолеты Ми-8 и повезли на компрессорную. Это недалеко. Полчаса лету.
На копрессорной произошел завтрак. Легкий. Рыба, кабанятина и всего ящик водки. Японцы сначала все порывались не пить, а, наоборот, поработать, но им объяснили, что у нас так не принято. Японцы смирились. А куда денешься?
Гостям выделили вполне цивилизованные апартаменты с ванными и полом с подогревом. Такие домики-общежития поставляли финны. В обычное время домики стояли закрытыми, так что местным умельцам не удавалось что-либо сломать или украсть.
Гости переоделись и изъявили полную готовность приступить к важным делам. Нет, не к работе, разумеется. Само подписание договоров займет минут пятнадцать, но это будет нескоро.
- А где?... – спросил замминистра и очертил в воздухе контуры женского тела.
- Привезут прямо на место! – успокоили его.
На берегу Джара, в укромном месте, имеются штук пять вагончиков, вполне цивилизованных. Там же мангалы, лодки, моторы, сети… Места тут глухие. До ближайшего жилья километров пятьдесят песками. Так что посторонних тут не бывает. Туда и полетели. Вскоре прибыло еще два вертолета. Один с девушками, другой с местным начальством. Теперь все в сборе. Оставалось перезнакомиться и приступить к охоте. Знакомство сократило запасы спиртного еще на два ящика. Правда, немного? Но это ж знакомство всего, а не дружба навек! Итого: на двадцать пять человек уже выпито шестьдесят бутылок водки. И это с утра! Хотя… Какое утро? Дело шло к полудню, и начинало припекать. Октябрь… Днем будет за тридцать…
Кроме основных действующих лиц имелась еще и обслуга. В самом деле, не станет же высокое начальство разделывать кабанов, разводить огонь, жарить шашлыки, готовить плов. На это имеются специальные люди. Кстати, водка им не положена. Разве что после праздника… И то, если останется.
Начали погрузку в вертолеты.
- Присмотри за ним! – попросил кореш и показал на замминистра. Я поплелся в вертолет, куда только что влез его начальшество.
- Что у тебя за оружие такое? – спросил мой «подопечный».
- Обыкновенный АК! – ответил я.
Такса за суточный прокат автомата Калашникова – всего бутылка водки. А «прокатные пункты» в любом доме близлежащего аула. Дешево и удобно.
Замминистра погладил свой шестизарядный карабин-ветрикалку и изрек:
- Бедно живете…
Полетели.
Обслуга прилипла к иллюминаторам, высматривая добычу, а начальство пристроилось бухать дальше. А что еще делать? Ведь на охоте же! Пока долетели до своего района охоты, пока сделали первый – безрезультатный – круг, они на четверых еще бутылку уговорили…
Я сидел в сторонке и радовался.
Потом смотрящие углядели-таки кабанье семейство, и вертушка пошла вниз. В идеале вертолет струей воздуха должен прижать кабана, не пуская его, а охотники – тренироваться в меткости. Мы зависли над тем местом, где здоровенный косач присел на задние лапы, крутясь, между тем на месте. Его здоровенные желтые клыки угрожающе шевелились. Не хотел бы я оказаться поблизости!
Второй пилот отдраил входной люк. Но стрелять неудобно. Тем более, троица охотников пихалась, что было сил, стремясь занять более выгодную позицию. Тогда пилот положил вертушку на бок. Не сильно, но достаточно для того, чтоб окосевшее начальство попыталось вывалиться наружу. Пришлось хватать их за штаны и прочее, попавшее под руку. Не скажу, что это было приятно.
Пошли выстрелы. Один, другой, десятый... Охотнички палили и палили…
Наконец, кабан упал.
Мы еще полетали над ним, но он не шевелился.
Вертолет сел метрах в пятидесяти. Раздухарившиеся охотники бросились к месту, где лежал зверь. Собственно, бросились к туше кабана все. Ведь и сами были, как звери, ибо налет цивилизованности как-то быстро и безболезненно соскальзывал, едва мы попадали в пески, да еще и с оружием. Это порой аукалось в городе, когда в душевном или просто служебном разговоре вдруг проскакивало, как нечто само собой разумеющееся, матерное слово.
А сейчас недавний визг раненного кабана, рев вертушек, выстрелы, вопли охотников сливались в какую-то дикую мелодию жизни. Вернее, куска, частицы жизни, которая тогда казалась бесконечной.

В ЧЕЛОВЕКЕ ВСЕ ДОЛЖНО БЫТЬ…

Александр Бирштейн

Мадам Берсон повстречала у ворот тетю Марусю.
– Ой, Марусенька, – с надеждой сообщила она, – чтой-то ты похудела из себя… Можит, у тебя язва?
– Не беспокойся, Розочка! – сладко ответила Маруся.
– Беспокоюсь! – призналась мадам Берсон. – У тебя лицо стало, как дуля у Межбижера!
– Зато ты, Розочка, полностью здорова! Какая счастье! – немного фальшиво восхитилась Маруся. – И дополнительный пуд у талия тебе так к лицу!
– У меня лицо немножко таки выше! – поправила Марусю мадам Берсон.
– Да-а? – изумилась Маруся, – И как я не разглядела?
– Я давно явно хотела для тебя сказать, – решилась мадам Берсон, – что по тебе этот, как его, ухо-глаз плакает!
– Я знаю… – призналась Маруся.
– Шо ж ты к нему не ходишь?
– Так он же ж велел тебя захватить! А как я тебя захвачу? Сама ты к ихнему психопатору не пойдешь, а карету не дают. Говорят, что ты им все рессоры поломала, когда тебя в прошлый раз связанной везли…
– Никуда меня у прошлый раз не везли… – замкнулась мадам Берсон.
– Так позапрошлый… – не стала мелочиться Маруся.
Мимо тяжело проковылял Сема Накойхер, волоча между ногами украденную на мясокомбинете свинину.
– Сема! Ставьте мине два кила биточков! – решила показать широту натуры и возможности питания мадам Берсон.
– Интересно, а что Сема делает, когда он уже нагруженный, а ему срочно в уборную надо? – абсолютно ни к кому не обратилась тетя Маруся.
Мадам Берсон подумала и потопала отменять заказ.
– Ой, Маруся, ты таки поправилась! – подкралась тетя Аня. – У меня есть впечатление, что ты слегка беременная. Кто у нас будет?
– Клоун! – в сердцах ответила Маруся. И тут же поинтересовалась:
– Аня, а что свеклой мазать щеки полезно?
– Это румяна… – расстроилась тетя Аня. – я их на толчке брала!
– На толчке, который толкучка или который уборная?
Тетя Аня резко обиделась и отвернулась.
– Добрый вечер! – сообщила подошедшая тетя Рива.
– Допустим! – не стала полностью раскрывать свое мнение по этому поводу тетя Аня.
– Анечка! Ты сегодня чудесно выглядишь! – похвалила тетя Рива. – Правда, Маруся?
Тетя Аня прикинула, что если Маруся подтвердит информацию, то и Рива, и Маруся подлые лгуньи. А если не подтвердит, то подлая лгунья только тетя Маруся. Как вам логика?
– Рива! Ты шо спросонок? – изумилась тетя Маруся. И тетя Аня решила, что Рива правдивый и искренний человек. А тетя Маруся – сволочь!
Вернулась мадам Берсон и объявила:
– Свинина вредно для желудок!
– Накойхер и говядину ворует, – дала ей наколку тетя Маруся. Мадам Берсон сделала вид, что не расслышала.
Из ворот важно вышел кот по имени Межбижер, ведя на поводке своего хозяина тоже Межбижера. Вообще-то, кот мог гулять и гулял один, но надо же и старика размять.
– Мир таки да перевернулся! – перешла к глобальным проблемам мадам Берсон. – Уже котов на поводке водють!
Кот прекрасно знал, кто кого водит, поэтому заявление мадам презрел. А Межбижер тоже знал, поэтому даже обрадовался и… промолчал.
Не сумев пристегнуться к Межбижерам, мадам огорчилась, но не очень, потому что на горизонте показалась Дуся Гениталенко таки да беременная. Следом шел ее муж – участковый Гениталенко и в тысячу первый раз клялся, что выпил он в последний раз и то на радостях.
– Какие такие у тебя-алкоголика радости? – неприветливо спросила Дуся.
– Босоножки обмывали. Румынские! – раскололся сержант.
– Чьи босоножки? – начиная чуять доброе, спросила Дуся.
– Твои! – отчеканил сержант и вытащил из кармана босоножек.
– А второй? – решила срочно и на этом самом месте умереть Дуся.
– Вот! – и второй карман сержанта опустел.
Сочтя причину пьянства мужа уважительной, Дуся стала мерить обновку.
– Размер неподходящий! – вынесла вердикт мадам Берсон.
– Почему? – удивилась Дуся, на которой обновка сидела, как влитая.
– Надо сороковой! – была неумолима мадам Берсон.
– Кому?
– Мне!
– На слоних в Румынии обувь не производят! – сообщила последние международные экономические новости тетя Рива.
– А ты… цапля! – Мадам Берсон явно не лазила за словами в карман, а подбирала их на мусорной куче.
– Лучше быть цаплей… – начала тетя Рива.
– Цапля плохая птица! – поспешила проявить знания в орнитологии мадам Берсон. – Она лягушек кушает.
Тетя Рива покраснела и умоляюще поглядела на тетю Марусю.
– Зато они веники не кушают… А слоны и особенно слонихи эти веники прямо таки жрут! – сообщила окружающим подробности слоновьего рациона тетя Маруся. – Кстати, это не ты, Роза, у дворника Феди веники покрала?
Подслушивавший неподалеку дядя Федя, который веники эти давно пропил, версию тети Маруси поддержал с восторгом.
Зажглись окна и фонари. Народ, как на демонстрацию, но только добровольно, потянулся в парк Шевченко на танцы. Жизнь шла себе и шла…
А куда ей деться?

Случай из жизни. Заметки об украинской кухне.



Георгий задумчиво улыбнулся и даже прищурился как сытый кот.
- Хочешь, я расскажу тебе историю, которая у меня всегда ассоциируется с украинской кухней? – весело спросил он и засмеялся. – Тем более, что благодаря этой самой кухне я так и не женился… Так вот. Дело было, м-м-м, скажем году так в восемьдесят пятом. Наш курс послали на практику в замечательный западно-украинский городок Ляхай. Это даже не городок, а так, поселочек на двести дворов где-то в Карпатах. И случился у меня там скоропалительный роман с одной очень симпатичной хохлушкой. Дивчина была самый сок: 120-70-120. Как сказал бы Бендер – мечта поэта... Во всяком случае, контрабас, точно, по ее формам делали…. Хохотушка, певунья, косы толщиной с руку и почти до колен, хозяйка отменная… Вот только наивна, если не сказать глупа, до безобразия. Но ты же понимаешь, что в том моем возрасте ум в романах с барышнями играл самую последнюю роль. В общем, миловались мы, целовались пока до конца практики не осталась неделя. А надо сказать, что родители Гали наши отношения всячески поддерживали и благословляли. Ну еще бы… В их городишке каждый жених на перечет, а тут такая удача – москвич, студент, «дюже видный собой» (это они так говорили), да и при деньгах. И решили батько с мамкой нас «застукать» в кровати. У них же строго: гулять девка может, но не пойман – не вор. Жениться не заставишь. А вот если родственники тебя с дочкой в кровати застали, вариантов нет. Они в свидетели всех соседей позовут, шум поднимут, за «бесчестье» дочери кавалера прямо в ЗАГС отволокут, тепленького, прямо с постели. Я-то правда об этом ничего не знал. Думал, что просто люди такие замечательные, открытые, хлебосольные, все меня ближе к ночи на ужин заманивают. А на кой мне их ужин, когда нам с Галочкой любовь под ракитовым кустом любые вареники заменяла. Но однажды я не устоял. Уж больно скудно нас в столовой кормили, а на кухне у Гали такие ароматы разносились, что у мертвого бы аппетит проснулся.
Гоша смешно захрюкал и закатил глаза. Подошедшая официантка, не выдержала и прыснула в кулак. Я тоже расхохоталась.
- Так вот, - продолжил как ни в чем не бывало мой приятель, - в тот вечер, когда я очередной раз зашел вечером забрать Галю на свидание – пахло совсем уж фантастически..... Короче, согласился я поужинать. Отец с матерью засуетились, забегали, обрадовались – словами не передать. Посадили нас в «залу», телевизор включили, а сами давай туда-сюда носиться, под яблоней в саду стол накрывать. Столик такой нехилый – метра два на три поляна. Когда нас к нему позвали - на скатерти свободного сантиметра не было. И все блюда как на подбор – шкварчат, румянятся, благоухают так, что я чуть слюной не захлебнулся. Ну и еще, конечно же самогон для мужчин, наливочка для дам. Сели мы чинно, всей семьей и начали трапезничать. Сразу скажу – ни до, ни после я ничего вкуснее не ел. Тут тебе и борщ с пампушками, и холодец, и грибы в сметане, и гусь с яблоками, и вареники пяти видов, и котлетки нежнейшие, и малосольные огурчики, и перец фаршированный, и голубцы томлёные, и кролик из печи, фаршированный цыплятами.... Даже арбуз соленый я тогда попробовал. Ем и думаю: «А гори оно все огнем! Чтоб так каждый день ужинать, точно нужно на хохлушке жениться». Но облом вышел…
- Что так? – не утерпела я.
- Да я ж тебе говорю, по плану мы должны были после ужина с Галей в койку пойти. А там бы уж нас папа с мамой и с иконой разбудили – да под венец. «Спаскудил девку – будь добёр!». Но меня так от всего этого съестного великолепия разморило, что я прямо под яблоней и заснул. А комплекция, рост у меня, сама видишь, не миниатюрные. В молодости я 98 килограмм весил. Словом, как не тужились Галины родственники, а сдвинуть меня со стула до кровати так и не смогли. Соседей звать нельзя, а сами не управились... Проспал я до утра рядом с холодцом и варениками. А утром меня во Львов на три дня откомандировали с отчетами по практике. В общем, вернулся я только перед самым отъездом. С Галкой прощаться пришел, а она в слезы: «Ел, пил, спал, а замуж не позвал». Ну и рассказала мне о проваленной родительской пищевой операции....
Правда, говорят, что на следующий год Галкин план сработал. И вышла она замуж за кемеровского богатыря, Васю Трутникова. Сейчас, говорят, уже четверо деток... Васька надышаться на родичей не может...

источник

ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ГОРДОСТЬ

Александр Бирштейн

Выпивший Стеклотаренко, от нечего делать, обозвал мадам Берсон старухой.
А она его сволочью, паразитом и алкоголиком.
Ничего нового. И возможно, что, так вот поговорив, разошлись бы они мирно,. Не вышло. В душевный разговор вмешался Межбижер и спросил, который час. Будильник у него, видите ли, сломался.
Пришлось мадам Берсон отвлечься от интересного и содержательного разговора и пожелать выскочке, чтоб у него переломался не только будильник, но и руки, ноги, а также шея.
Стеклотаренко, которого разговор с мадам тоже очень интересовал, тут же вознамерился осуществить все пожелания приятной собеседницы.
Межбижер резко испугался и стал врать насчет того, что мадам и Стеклотаренко славные и воспитанные люди. Но это почему-то подлило даже не масло, а керосин в огонь.
Мадам обозвала Межбижера клеветником и провокатором, который всех провокацирует.
А Стеклотаренко просто стал снимать пиджак.
Тогда Межбижер срочно вспомнил, что ему надо посоветоваться с товарищем участковым Гениталенко. Но его писку никто не внял, даже тетя Сима, обозначившая свое присутствие на мероприятии только носом, выдвинутым наподобие перископа из-за занавески. Более того, мадам Берсон сообщила Межбижеру, что сейчас попросту на него-крикуна сядет.
- Чтоб больше не мучался! – сообщила она.
Стеклотаренко, который к тому времени уже люто ненавидел Межбижера, такому милосердию воспротивился, заявив, что сперва он Межбижера шваркнет, а потом уже, пожалуйста, можно и присесть.
После этого Стеклотаренко одной рукой ухватил Межбижера, а вторую, сжатую в кулак, занес у него над головой.
Межбижер закрыл глаза и перед ним начала проходить вся его мусорная жизнь.
- А скажите, Стеклотаренко, - вдруг раздался голос Герцена, - сколько стоит бутылка «Червонного мицного».
- Рубль и две копейки! – не отрываясь от Межбижера, отчеканил Стеклотаренко.
- А бутылка «Столичной»?
- Три ноль семь! – как на плацу, отрапортовал Стеклотаренко.
- А бутылка «Вермута»?
- Рупь семнадцать!
- А «Мадеры»?
- Рупь девятнадцать!
- А коньяк четыре звезды?
Рука Стеклотаренко, которая вот-вот должна была вставить Межбижеру в чан, безвольно опустилась. Он самолично видел на прилавке злополучный коньяк, так что, провокация со стороны Герцена исключалась. Это с одной стороны. А с другой: Он! Стеклотаренко! Не знал! Цену! Напитка! В общем, полная потеря квалификации, а также позор!
Отпустив Межбижера, морально уничтоженный Стеклотаренко, горбясь, пошел со двора.
Лишенная приятного собеседника, ушла и мадам.
Межбижер слинял еще раньше.
Герцен тоже не задержался. Дел много…
Уже поздно вечером, когда Герцен собрался ложиться спать, раздался стук в дверь.
- Кто там? – поинтересовался Герцен.
- Ссссссссссссвои! – ответило из-за двери.
Герцен открыл. Перед ним замаячил, набравшийся, как жаба грязи, Стеклотаренко.
- Четыре тридцать две! – из последних сил произнес Стеклотаренко и ушел, вернее, уполз, матеря каждую ступеньку.

Ну, хоть обошлось без членовредительства....

История из жизни: продавщица пожалела замёрзшего незнакомца и через месяц стала женой миллионера

Юля была из простой семьи, а когда умер отец, им с мамой пришлось совсем нелегко. Поэтому после окончания школы с серебряной медалью, она не оставила мечту стать юристом. Но,поступила на заочное отделение. И пошла работать.

Не совсем по специальности. Вернее, совсем не по специальности. Устроилась продавщицей в продуктовый магазин. Зарплата небольшая, но и то хлеб. К тому же, рядом с домом. Это хорошо, ведь мама в последнее время совсем болеть стала, нужно было приглядывать.



В тот вечер, закрывая магазин, как обычно в одиннадцать, она вдруг заметила на ступеньках сидящего мужчину. Наверное, выпил лишку и теперь спал. Однако на улице зима, а он в одном лёгком свитере.

Мимо ещё ходили люди, но никто в сторону парня даже головы не повернул. «Замёрзнет же», - подумала Юля. Попробовала его расшевелить, но тот глядел на неё осоловевшим взглядом и явно находился не на этой планете. Юля вздохнула и сделала то, на что люди, скорее всего, покрутили бы пальцем у виска. Подняла парня и, обхватив его, потащила к… себе домой. Хорошо хоть тут два шага было.

Правда, дома пришлось успокаивать маму, которая была в шоке от того, что её правильная во всех отношениях дочь, у которой даже парня-то не было, вдруг притащила в дом пьяного мужика.



…Когда Юля проснулась утром, вчерашнего бедолагу уже как ветром сдуло. Мама сказала, что, как проснулся, извинялся тысячу раз, сказал, с ним первый раз такое. Мол, выпил в ресторане с незнакомыми людьми, окосел, а потом его, видимо, ограбили. В общем, он благодарен Юле за спасение, но в глаза ей ему смотреть стыдно. Поэтому он сбежал до того, как она проснулась.

Через три дня он снова ждал её у входа. Трезвый, красивый и весь такой… дорогой. За ним стояла крутая иномарка. «Хочу лично сказать тебе спасибо», - сказал мужчина, представившись Романом.

Он предложил ей ресторан, она согласилась на кафе. Он спросил разрешения позвонить ей, она не разрешила. Но когда он позвонил, и сказал, что ждёт её внизу у подъезда, она вылетела на улицу в одних… домашних тапочках. Сердцу-то не прикажешь. Даже если оно замирает по первому встречному. И иномарка с дорогим костюмом (плюс статус владельца прибыльной компании) в таких ситуациях играют отнюдь не решающую роль.



Через неделю он надел на её палец кольцо, и только потом сделал предложение. «Это, - сказал Роман. - Чтобы ты не успела отказать». «А я и не думала», - улыбнулась Юля, подумав о том, что и правду говорят, не было бы счастья…

Ведь не реши тогда Роман удачную сделку в ресторане обмыть, да не познакомься с нехорошими ребятами, которые его раздели, разве бы они познакомились?

источник

«Трое в трамвае начали смеяться, остальные уткнулись в телефоны» — веселая история на очень грустном фоне

Эта история произошла с моей подругой Светланой Ладиной, редактором телеканала «Союз». Она тогда была беременной и как-то раз поехала в больницу на трамвае. На остановке в салон заходит старенький дедушка с палочкой. Трамвай резко трогается, и он чуть не падает. Хватается за поручень, оглядывается в поисках места, а все кругом занято. Светлана сидит почти у дверей, видит, что никто не собирается уступать, встает и предлагает старику сесть. Тот благодарит и начинает садиться. А потом замечает — у нее живот под платьем, который, пока она сидела, было не видно.
«Да вы что, миленькая, я так не могу! Вы в положении будете на ногах, разве может мужчина сидеть?» И встает, опираясь на палочку. В это время сзади раздается: «Отец, посади женщину и садись на мое место, мне скоро выходить!» Тот усаживает Светлану и идет на место, которое для него освободили. И вдруг…
Моя подруга слышит за спиной смех. Оборачивается и видит: человек, уступивший дедушке с палочкой место, оказался… без руки. Он держится своей единственной рукой за поручень и смеется, глядя на смущенного деда, не решающегося сесть. Поняв всю комичность ситуации, тот тоже начинает заразительно смеяться, вытирая от смеха слезы. Да и сама Светлана, наблюдая все это, не смогла сдержать улыбки.
Так они и ехали, смеясь: беременная молодая женщина, ветеран войны с палочкой и мужчина с пустым рукавом, заправленным в карман пиджака. А все остальные в трамвае уткнулись в телефоны и хранили гробовое молчание…
@Ахалашвили Денис

источник

«СУД»



Утро текло золотым расплавом солнечного света, и, насвистывая, сбежав по ступенькам лесенки подъезда, упёрся в жёлтое тело такси.
— Вызывали? – высунулся водитель.
— Я? – обалдел. – И не думал.
Он тихо пошёл, а машина поехала рядом.
— Нет, — проблеял водитель, — вызывали…
— Да, право же, уверяю, вы перепутали.
— Ещё чего! А ну-ка, робята!
Из-за угла массивной, знакомой донельзя котельной вынырнули двое, и, не рассуждая, жёстко подхватив под локти, засунули на заднее сиденье.
— Ишь, не вызывал он, — воскликнул шофер, разгоняясь, пока двое впихнувших таяли в воздухе.
Машина неслась, минуя городские подробности.
Мелькали знакомые улицы и неизвестные переулки, мосты нависали над безднами рек, и громоздились бессчётно дома – многоступенчато, яркорекламно.
— Куда мы? – робко спрашивал, болтаясь от скорости, с заднего сиденья.
Но водитель будто онемел…
Долго плутая, вывез на улицу, пустынность которой противоречила августовскому свету, подкатили к кубическому серо-коричневому дому, и машина затормозила.
— Вылазь! Там скажут куда!
Подчинился – что оставалось?
Вели лестницами, протаскивали буквально коридорами – тёмными, скудно освещёнными лампочками то желтоватыми, то синими.
Наконец, втолкнули в массивную дверь.
Все собравшиеся – и сидевшие на задних рядах, поднимавшихся к потолку, и занимавшие места за столом в центре небольшого зала, были, естественно (вы подумайте!) в чёрном, и стул, пусто стоявший перед столом, призывал того, кто и не думал здесь оказаться.
— Кхе-кхе, — откашлялся председательствующий. – Никто не думает. Вы молодец, что сели, иные спрашивают…
— Я-то сел. Но где я? И что тут? – замирая нутром спросил.
— Что? – резко выкрикнул тощий, очкастый с парафиновым неприятным лицом. – Сами не догадываетесь?
— Суд?
— Карр, — грозно подтвердила ворона, рассекая пространство, неизвестно откуда взявшись, и устроившись на верхнем ряду.
— Но я ничего не совершал!
И тут расхохотались все – и дальние, чьи лица казались непропечёнными блинами, и сидевшие за столом.
— Любой совершил столько, что …
— Итак, начнём, — сказал старичок, улыбаясь лукаво. – Вы утверждаете… — Он ворошил бумаги. – Впрочем, это не ваши. Стоп! Где же его?
— Да тут и так всё ясно – мысли, — пробасил гороподобный дядька, восседавший рядом с тощим. – Мысли: и в избытке.
— А-а-а, — протянул старичок. – Да, мы в таком случае не ведём бумаг.
— Мысли! – хрипло програяла ворона.
— Мысли, — подхватил старичок. – Сколько раз милейший вы совершали убийство: соседа, случайного человека, толкнувшего вас в метро, опоздавшего продавца? Сколько раз вы совершали жесточайшие убийства –тех, что якобы мешал вам, не давал того, что хотелось? А?
— Я…
— Я, я, — заорал гороподобный – Мол, все так – и я? Фигу! Придётся ответить…
— Сколько раз, — проблеял тощий, — думая одно, вы говорили другое? Мы подсчитаем точно, — и он достал причудливую счётную машинку.
Человек закрыл лицо руками.
— Не волнуйтесь, — неслось, сливаясь, — не волнуйтесь… — Отсюда ещё никто не выходил.
И ворона каркнула, подтверждая.
@Александр Балтин

источник

Мда.... мысли..... их тоже кто то подслушивает.....

КАК ЭТО КУШАЛИ В БАТУМИ

Александр Бирштейн

Когда я вернулся из рядов вроде бы непобедимой, пришлось много рассказывать, выдумывая детали на ходу. И про вражеские самолеты, летающих чуть ли не над головами, и про нашу доблестную службу… Честно говоря, рассказы мои не очень-то привлекали внимание. Ну побывал человек на солдатчине, с кем не бывает. А то, что нудит-надрывается, пройдет, наверное. Но мне же было обидно! Вскоре я заметил, что разговоры о еде, о грузинских блюдах и – реже! – напитках все же находят отклик в сердцах слушателей. Такие слова, как лобио, сациви, ткемали, хачапури - выслушиваются охотно. Собственно говоря, и в моем сердце эти слова звучали довольно радостно. Дело в том, что с грузинской едой было связано много хорошего. И это при том, что еда в батальоне была нудной, как передовица в «Правде» и такой же вкусной, как машинное масло. Сушеная картошка, щи из кислой капусты, тушенка, компот из сухофруктов… И это в субтропиках. Свежие овощи и мясо до батальона не доезжали, умело сплавляемые дружной парочкой – комбат-зам. по тылу. Поэтому так радовался каждой возможностью побывать в городе, поесть по-человечески. Впрочем, это удавалось не так редко. Минимум два-три раза в месяц, сменившись с дежурства, рвал я в город. Времени было валом – служебная машина уходила на точку аж в шесть вечера, а в город я попадал около девяти утра.
Иногда, когда особенно хотелось побыть одному, прихватывал шкалик коньяка, экспроприировал у автомата стакан и ехал в Ботанический на Зеленый мыс. Бродил, потом, найдя бетонный столик под мандариновым деревом, медленно пил свой коньяк, закусывая мандаринами и грустью по дому. Когда мандарин не было, просто пил коньяк и грустил еще сильней. Поэтому в Ботанический ездил не так часто. В городе же мои перемещения часто укладывались в треугольник: магазин-кафе «Грузинский чай» - шашлычная напротив – морвокзал. В магазине-кафе подавали удивительно вкусные лодочки-хачапури с яйцом и куском масла плавающих в расплавленном сыре. Отломил корочку, окунул ее в сыр-яйцо-масло и в рот. Ой, как это было вкусно! Запивал это великолепие прекрасным грузинским чаем, ничего общего не имевшим с теми ошметками веника, которыми торговали в магазинах. Позавтракав, шел на морвокзал. Там на втором этаже готовили вполне сносный кофе по-восточному. Я медленно пил кофе и глядел на теплоходы. Они приходили из Одессы, и их названия были мне знакомы. «Победа», «Россия», «Адмирал Нахимов», «Тарас Шевченко». Я смотрел, как туристы спускаются по трапу, и надеялся увидеть знакомое лицо. Так проходили часы.
Потом я возвращался обратно по набережной, но шел не в «Грузинский чай», а в шашлычную напротив. Шашлыки там были практически безукоризненные, а еще к ним полагалась бутылка чешского темно-коричневого пива «Дипломат». Таков был мой вольный обед и – ей Богу! – он был неплох.
Еще отдых на набережной, обход книжных магазинов и под занавес – базар. На базаре покупались овощи, зелень и фрукты, а главное-преглавное – чурчхела, которую я очень любил.
Оставалось еще немного времени. Я шел в кофейню там же на базаре и спрашивал кофе по-восточному. Сперва мне его подавали со стаканом воды, но позже, привыкнув к моим визитам, добавляли еще судок со специями.
Со временем, я освоился в этой, чреватой разного рода неприятностями, но все-таки довольно размеренной жизни. Утром на службу – сто десять метров вверх на вершину горки, вечером вниз в офицерский дом, где мне выделили квартиру. Я ее делил с товарищами, такими же, как я, двухгодичниками. Изредка, если со службы удавалось уйти вовремя, мы ходили в гости к местным. Аджарские села были метрах в двухстах ниже нашего дома, и там тоже завелись друзья. Мы сидели с хозяином и его друзьями за вкопанными в землю столами, степенно разговаривали, попивая легкое красное вино. Крик жертвенного петуха обещал сациви. Так оно все и было. Еще подавали желтую кукурузную кашу с кислым и ароматным соусом ткемали, лобио, целые снопы зелени и, наконец, сациви. Тосты, тосты, ореховый соус на лаваше, низкое черное небо-дырявый занавес над головой. А в дыры занавеса просвечивала множеством ярких точек - другая, прекрасная жизнь. Впрочем, и эта была не плоха за дружеским столом, добрыми тостами, у добрых людей.

Бедные петухи.....

"Белое платье для шлимазлов..."

Наталья Твердохлеб

«Вейзмир, — ворчала бабушка, — зачем свадебное платье без жениха? Разве это дети? Шлимазлы, а не дети». Но увидев грустные глаза Анжелы, взяла ее за руку: «Скажи, детка, что случилось?» И мы выложили все.
Платье
Впервые я увидела его, когда мне было лет пять. Белое, кружевное, воздушное — оно стало моей мечтой. Слышала слово «невеста», но не понимала, что оно означает. Ясно было одно — это слово и волшебное платье неразрывно связаны. Взрослые объясняли, что такие платья надевают, когда выходят замуж. Как я хотела замуж! Уже подростком увидела белое платье в магазине. Его можно купить? Наличие жениха не обязательно? Как же я ошибалась.

Я студентка. Гуляю с подружками по ленинградским улицам. Из любопытства заглядываем в «Салон для новобрачных». Вижу его. На манекене струится белым шелком, играет нежными кружевами, поблескивает жемчужными пуговками моя мечта.
— Можно примерить?
У меня дрожит голос.
— Девушка, платье продается при наличии справки из ЗАГСа.
— Когда у вас свадьба?

У меня в голове включается моторчик. В висках стучит. Мысли выстраиваются в четкий ряд. Я знаю, что делать. У меня будет платье. Знаю, кто выручит. Паша был любимцем курса. Веселый, с длинными, до плеч, волосами, он играл на всех инструментах, писал стихи и не особенно вникал в премудрости Политеха. Рассказала ему о платье.
— Пашенька, пожалуйста, не отказывай. Пошли в ЗАГС.
— Только учти — жениться я на тебе не собираюсь.
— Очень надо... Думаешь, моя мама обрадуется такому зятю?
— Ладно. С тебя контрольная по «начерталке». А я чем-нибудь полезным займусь. Идет?
— Да, да. Я согласна. Паспорт завтра не забудь!
Мы едем в пустом трамвае. Час пик позади. Мы одни в вагоне. Скоро долгожданная остановка. Паша веселится.
— Девушка, вы хорошо подумали перед решительным шагом? Создание ячейки советского общества — дело нешуточное.
Пусть болтает. Мне все равно.
Секретарь в ЗАГСе долго изучает наши паспорта.
— Есть справка о беременности?
— ???
— Вам нет восемнадцати. Брак возможен только в случае беременности и официального разрешения родителей.
Я беспомощно оборачиваюсь к Пашке. От беззвучного смеха он согнулся пополам. За руку вытаскиваю его на улицу. Он хохочет, не может остановиться. На глаза наворачиваются слезы. Белым облаком тает мечта.
— Не огорчайся так, — продолжает смеяться Пашка, — беременность — дело поправимое.
Видя, что я не реагирую на его шутки и серьезно расстроена, предлагает:
— Попросим Анжелу. Ей на прошлой неделе 18 исполнилось.
— Многоженец, — ворчу я и постепенно успокаиваюсь. Анжела не откажет.
Анжела
Первая красавица курса, похожая на Мальвину, с синими глазами и золотыми локонами, она — добрейшей души создание, очень способная, победительница многочисленных математических олимпиад. Ее папа занимал в Ленинграде какой-то высокий пост, часто бывал за границей. Анжела была единственной обладательницей джинсов, привезенных ее отцом из Америки, а не купленных у фарцовщика в питерской подворотне. У нее был настоящий жених. Они учились в одной школе. Он — курсант Дзержинского училища, будущий офицер флота. Его дед — адмирал. Жених Анжелы был очень красив, носил кортик и являлся предметом зависти многих девчонок.
Идиллия рухнула в одночасье. Анжела влюбилась в нашего однокурсника Марка. Марк был гением. Это знали все. Если на лекции он тихим голосом задавал вопрос, радости курса не было предела: начиналась дискуссия, которой увлекались оба — и студент, и преподаватель. В это время мы тихонько, по одному, выскальзывали из аудитории.
Марк был небольшого роста, на полголовы ниже Анжелы, с черными кудрями и очень смуглым лицом. Влюбленные думали, что самое большое испытание — это расставание. Оба жили недалеко от института, и процесс провожания затягивался обычно за полночь. Сначала Марк провожал Анжелу, потом они вместе брели в сторону дома Марка, потом — опять к Анжеле... Они еще не знали, что такое испытание. Дома у Анжелы начались скандалы. Родители слышать не хотели о ее любви.
— Никогда не думала, что папа может причинить мне боль. Он кричит постоянно, — делилась со мной подруга.
— Почему? Я не понимаю.
— Не хотела тебе говорить, но больше не могу. Он сказал: «Чтобы этого еврея возле меня близко не было».
— Еврея? Еврея?! А я? Мы же подруги.
Анжела обняла меня.
— Прости, прости, пожалуйста, я не хотела, но не могу больше молчать, я должна была тебе рассказать. Звонил дедушка Вадима. Они о чем-то долго говорили с отцом. Мне страшно.
— Но у нас в стране все национальности равны.
Синие глаза Анжелы поменяли цвет — в мгновение они стали темно-фиолетовыми.
— Так мой папа с трибуны говорит.
Шлимазлы
Я была уверена, что просьба моя хоть ненадолго выведет подругу из круга бесконечных любовных переживаний, конфликтов с родителями, ежедневных звонков бывшего жениха, запущенной учебы. Ответ Анжелы был неожиданным. Она открыла сумочку и достала тот самый вожделенный талон.
— Вот, купим тебе платье, без Паши обойдемся. Мне не нужно ничего. Мы подали заявление, скоро поженимся — только ты теперь знаешь нашу тайну. Его семья давно ждет разрешения на выезд. Как только получат, я улечу с Марком в Израиль. Там у нас будет настоящая свадьба — называется «хупа».
— А родители, а я? Ведь это же навсегда. Ты не сможешь вернуться.
— Маму жалко. Но я приеду в гости, когда все это закончится. Папа Марка говорит, что так долго не будет, как сейчас. Скоро откроют границы, и мы будем ездить, куда захотим.
Я молчала, не знала, что отвечать. Для моего комсомольского сознания это было слишком.
Утро следующего дня — прогуливаем лекции, покупаем платье. Вот оно, счастье, сбывшаяся мечта. Держу в руках коробку, затянутую прозрачной пленкой, через которую хорошо видно аккуратно уложенное белое кружевное платье. Едем ко мне. По очереди надеваем платье, кружимся. Не верится, что оно мое. Я буду примерять его каждый день. Может быть, у меня когда-нибудь даже появится жених, и тогда все увидят меня в платье, восхитятся, и скажут: «Какая красивая пара!» Кто будет моей «парой», я представляла смутно. Все, приходящие на ум кандидатуры, для столь значительной роли не годились. Но это не важно. У меня было платье. «Вейзмир, — ворчала бабушка, — зачем свадебное платье без жениха? Разве это дети? Шлимазлы, а не дети». Но увидев грустные глаза Анжелы, взяла ее за руку: «Скажи, детка, что случилось?» И мы выложили все. «Мне нужно посоветоваться с Розой», — сказала бабушка.

Ах, Роза — папироса «Беломор» в зубах, сладостный идиш и русский мат. Она была бабушкиной подругой. Если Розе что-то не нравилось, она говорила так: «Если бы не было здесь ребенка, я бы сказала...» И Роза произносила вслух все, что она «сказала бы, если бы не было здесь ребенка». Прости, дорогая Роза, что до сих пор не написала о тебе. Ты достойна романа, а не короткого упоминания.
Роза пришла вечером. «Аф идиш, зол дер мейделе нит ферштэен», — как всегда, произнесла бабушка. Но к тому времени мейделе уже немного подросла и многое «ферштэен». Впрочем, на этот раз бабушка и не собиралась ничего скрывать, рассказала мне все, что я не смогла понять, подслушивая их разговор. Утра я дождалась с трудом. Во-первых, я приняла решение расстаться с платьем и подарить его Анжеле. Во-вторых, мне нужно было рассказать ей удивительные вещи.
— Хупа — это очень сложно, — объясняла я подруге, — тебе нужно стать еврейкой.
— Я согласна, но как?
— Ты будешь учить какие-то пять книг. Я название не запомнила, но там очень много всего о евреях написано. А потом ты будешь сдавать экзамен. В общем, это еще хуже истории КПСС.
— Я выучу, я согласна.
— «Согласна, согласна»... Ты еще всего не знаешь. Тебе придется (о, ужас!) носить длинные юбки, а джинсы надевать будет нельзя.
— Я согласна.
— Да, а волосы ты тоже согласна закрывать платком? — чуть не плакала я, глядя на золотые кудри Анжелы.
— Мне все равно. Я хочу быть счастливой.
В этот момент я подумала о том, как хорошо родиться еврейкой: не нужно лишних экзаменов сдавать — мне их в институте хватает — и можно всю жизнь ходить в мини-юбке. От подарка подруга отказалась: «Платье твое, у меня будет другое, мы в Израиле с Марком вместе выберем».
Эпилог
Прошло несколько лет. В моем платье вышли замуж три однокурсницы, и оно утратило для меня волшебный ореол, затерявшись в студенческом общежитии. Я уходила во взрослую жизнь. В ней оставалось мало места для немотивированных поступков и легкомысленных мечтаний. Оставалась память.
Через две недели после нашего разговора Марка исключили из института за... неуспеваемость. Шла сессия, и преподаватели один за другим выставляли ему «неуды», прерывая ответы Марка и не задавая ему ни одного вопроса. Их семья неожиданно получила разрешение на выезд, которого ждала уже несколько лет. На сборы им дали три дня. Анжелу отец запер, не разрешив даже проститься с любимым. А потом с ней случилась беда. Нет, она жива. Но живет в своем мире, где все счастливы. В этом мире она каждый день улетает с Марком в Израиль, а вся наша группа машет им вслед и желает вечной любви.

Очень долго я не могла понять, почему Марк не прилетел за Анжелой, когда, наконец, наступило то время, которое предсказал его папа. И только через много лет узнала, что он погиб в Бейруте во время первой войны с Ливаном.

«Тебе нравится? — услышала я детский голос, остановившись возле витрины свадебного салона. — Это платье для невесты, — продолжала говорить девочка. — У меня тоже будет такое, когда я вырасту».

Гефилте фиш

«Холодная фаршированная рыба с хреном» – это, по словам Бабеля, «блюдо, ради которого стоит принять иудейство»

Сара Хаимовна, а в миру – Софья Харитоновна, славилась на весь маленький городок своей фаршированной рыбой, и секрет ее приготовления держала за семью печатями. Все евреи городка готовили гефилтe фиш, но ее рыба была «чего-то особенного». Когда некоторые рассказывали, как готовят рыбу с костями, Софья Харитоновна возмущенно фыркала, как обиженная кошка.
– Если гефилтe фиш делают с костями, нарушая законы Субботы, – вздыхала она, – так а зохен вей нашим евреям.
Софья Харитоновна была женщиной возраста чуть старше бальзаковского. Судьба наделила ее твердым характером, и решения она принимала быстро, не чураясь крепких выражений. Высокий рост и тем не менее легкая походка, крутые бедра, обтянутые узкой юбкой, и выдающийся бюст очень волновали провинциальных донжуанов. Встречая Софью Харитоновну, они оборачивались и долго-долго смотрели ей вслед, причмокивая языками. Гладкая прическа чуть седеющих волос, маленькая родинка у верней губы и яркая одежда выделяли ее в гуляющей толпе.
Исаак Пинхасович, а в миру – Исидор Петрович, вдовец, бабник и гурман, был известен в городке как отменный кулинар. Его штрудель, мясо с черносливом и тейглах были тоже «чего-то особенного», и вкус их считался непревзойденным. Но фаршированная рыба – еда царицы-Субботы – Исидору Петровичу не давалась. Он перечитал уйму книг, придумывал новые рецепты, но всё же, как ни старался, а дотянуть до рыбы Сары Хаимовны не мог. Нет, его рыба, конечно, тоже была вкусной, но не то… Не то, и это знал весь городок.
Исидор Петрович – крепкий мускулистый мужик совсем маленького росточка с лысиной до самого затылка и кривыми ногами – напоминал куст саксаула. Скуластое лицо с маленькими глазками и крепко сжатыми губами напоминало голову готового к атаке питбуля. Весь его облик говорил об упрямстве, хитрости и умении достигать поставленной цели. В один июльский вечер Исидор Петрович, попробовав свою рыбу, хлопнул по столу ладонью и, воскликнув «Генуг!», заторопился в цветочную лавку. Купив большой букет, он побежал к дому Софьи Харитоновны и положил цветы у двери ее квартиры. С тех пор каждое утро на ее пороге лежал роскошный букет свежих цветов. Куда бы Софья Харитоновна ни шла, ей встречался Исидор Петрович. Он смотрел ей в глаза с таким неприкрытым желанием, что дыхание немолодой дамы учащалось, а лицо покрывалось румянцем. На третий день она резко остановилась и сказала:
– Вы на меня смотрите, как тот кот на масло. Хотите познакомиться? Так я уже согласна. Меня зовут Соня.
– А меня Исидор, – поспешил ответить Исаак Пинхасович. Сара Хаимовна сникла. Ее пронзила мысль: «Он не из наших». Исаак Пинхасович всё понял и быстро исправился:
– Нет, нет! Это теперь, а раньше я был Ицык.
– Это другое дело, – сказала Сара Хаимовна, решительно взяла его под руку и повела по правой стороне центральной улицы, потому что по левой гуляли биндюжники, сапожники, нищие, бездомные и, как она говорила, «всякий шлеперский элемент».
– Что тебе приготовить на ужин, Исачок? – глубоко дыша спросила Сара.
– А что вам не жалко для такого влюбленного, как я, Сонюра моя? – вытянув губы трубочкой ответил Исаак, и лицо его стало похожим на мордочку доброго кокер-спаниеля.
– Я сделаю тебе гефилтэ фиш, – еще глубже задышала она.
После знаменитой рыбы и нескольких бокалов легкого вина Сара встала из-за стола и направилась в спальню. В дверях она загадочно сказала:
– Я тебя позову, Исачок.
Вскоре она пригласила ухажера в спальню:
– Ложитесь ко мне, будьте такие добренькие!
Он быстро сбросил одежду и лег рядом, продолжая восхищаться ее домом, ее телом и ее рыбой.
– Не надо этих глупостей! – обиженно заметила женщина. – Если ты хочешь поговорить, лягай повыше, если мы будем заниматься делом, так лягай пониже.
Разочарованный Исаак лег пониже и таки занялся делом. Довольная Сара, отдышавшись, спросила:
– Ты что-то начал говорить, Исачок? Повтори, пожалуйста.
И он стал подробно рассказывать ей, как сам готовит рыбу.
– Это у вас под Рыбницей так готовят гефилте фиш, – воскликнула Сара. – А мою маму в Одессе на Молдаванке учили по-другому.
И она подробно изложила классический рецепт. Исачок ликовал. Затаив дыхание, он слушал волшебную музыку ее слов, судорожно пытаясь запомнить все нюансы. Затем выскочил в другую комнату и быстро записал на салфетке кулинарную исповедь. Вернувшись к Саре, лег повыше и долго восхищался ее прелестями.
– Исаак, – шептала разомлевшая женщина, – может быть, еще раз займемся делом, а?
– Сонюрочка, рыбка моя, мне пора, а то голодная собака разнесет дом.
И, чмокнув Сару чуть ниже груди, стал одеваться. Она разочаровано вздохнула и отвернулась к стене.
Никакой собаки у Исаака не было. Он спешил на базар купить свежую рыбу. Через некоторое время по городку поползли упорные слухи о том, что фаршированная рыба Исидора Петровича не хуже, а может быть, и лучше, чем у Софьи Харитоновны. Услышав это, рассвирепевшая женщина долго не могла успокоиться. Гнев, обида, ненависть травили ей душу. На третий день, надев свое лучшее платье и сделав прическу у самого дорогого парикмахера, она с небольшим чемоданчиком направилась к Исачку, не забыв захватить палку, на случай если встретит собаку. Чем ближе Сара приближалась к его дому, тем сильнее учащалось ее дыхание и что-то с левой стороны груди под пышным бюстом шептало ей, что несется она к нему не только затем, чтобы отомстить за кулинарный плагиат.
– Открывай дверь, мопс обрезанный! Ты мне сделал вырванные годы! – кричала женщина, барабаня в дверь палкой. – И придержи собаку!
Бледный Исидор Петрович распахнул дверь:
– Не бойся, моя Сонюра, собака подавилась рыбьей косточкой и сдохла, – обхватив женщину чуть пониже талии, он пытался поцеловать ее в живот. – Сонечка, ты такая красивая, такая душистая!
– Я тебе дам «красивая»! – кричала Сара, пытаясь ударить его палкой. – А ну собирайся, мопс плешивый! Мы сейчас же пойдем в загс и распишемся!
– Тихо, тихо, кто же отказывается, Сонюрка, рыбка ты моя фаршированная! Я уже согласный.
Слухи о потрясающем вкусе штруделя, наваристого бульона с кнейдлах, жареной курицы в сливовом соусе и, конечно же, фаршированной рыбы, что подавали на этой свадьбе, не только ходили по городку, но и просачивались в райцентр, а может быть, даже и в сам Гайворон.
@Михаил ЭНЕНШТЕЙН

Хитёр, однако! И рецепт получил, и жену....

"У меня вопрос - когда мне уже можно будет пожрать?
Нет, ну сами посудите. Окинула я недавно взглядом женскую жизнь. И что выходит?
В 15 лет прут гормоны, припухлость, которую родственники считают «милой», а сверстники наоборот.
Отсюда сразу – правильное питание, спорт, разные ограничения.
Булки обходим стороной.
Тортики долой. Эмбарго на эклеры.
Дальше - больше.
18-25 – отчаянно хочется любви и отношений, а также вот ту мини-юбку и купальник-шворочки. И чтобы все ахали, когда ты на пляже идешь. И даже если не на пляже.
А тут – на десять девчонок по статистике девять ребят. Минус алкаши. Минус наркоманы. Минус тунеядцы. Остается один.
Поэтому, снова «Прощай, оружие», ой, то есть, «прощай, пирожное».
Здравствуй, бег по утрам.
Ладно, допустим, нашли мужа, можно успокоиться?
Не тут-то было.
Ребенок.
Беременность, роды, гормоны… Поплывшая талия, плюс 15 килограмм.
Страшное слово целлюлит.
Здравствуй, диета, ограничения, ПП.
Долой булки. Своих хватает.
При этом, килограммы, почему-то, не уходят.
Метаболизм, чтоб ему пусто было, замедляется.
Подналегаем на спорт.
Пашем до 8-го пота.
До 7-го не помогает.
Еще теплится надежда, что все впереди.
Однако, когда «впереди» наступает, становится очевидно – все еще хуже.
Здравствуйте, паровые овощи и котлетки без соли.
Минус бег, привет, хруст в суставах, варикоз и пяточная шпора.
Здравствуйте, биодобавки и ходьба.
Скандинавская и украинская.
По магазинам здорового питания.
И за утягивающими трусами.
Плюс косметолог.
В принципе, даже хорошо.
Денег все равно на тортики не остается.
Смотрю вперед и понимаю, впереди никакого облегчения ждать не приходится.
А, ну, климакс. Опять гормоны и попрет, как на дрожжах, которых уже сорок лет как не видели.
Была у меня еще слабая надежда на пенсию, так вчера лопнула.
Когда мама сказала, что в ее возрасте о булках и подумать нельзя.
Энергии тратится меньше.
Нагрузка на суставы больше. Надо худеть. А живот растет. Сам.
Здравствуй, овощной салатик, кефир по вечерам и оздоровительная гимнастика.
Гречка.
Прекрасный такой набор, можно чередовать.
Так вот, у меня вопрос – когда можно будет нормально пожрать?
Шашлыки вот эти, стейки свиные, хлебушек свежий. Беленький. Пахучий. Дрожжевой.
Селедочку.
Майонез (я его правильно написала?), копченую куру, колбаску, мясо с сырком запечённым, сальцо.
Эклеры и заварные пирожные, тирамису там всякие, шоколадные муссы и прочие круассаны?
Чтоб не раз в год и не в два.
А на постоянной основе.
Когда хочется.
Очень меня этот вопрос интересует.
А то так и помрешь, не жрамши.
P.S. А если вы все это едите и не толстеете, то сюда не пишите. Потому что вы - ведьмы, это и так всем известно. "
Дарья Исаченко

ЗЕРКАЛА, ЗЕРКАЛА...

Александр Бирштейн

У Межбижера чирей образовался. Да-да, на том самом месте.
Да не смейтесь вы! Обрадовались! Думаете легко сидеть исключительно на краешке стула?
Межбижер о беде своей, конечно, по секрету всему двору рассказал. Знаете, сочувствующие нашлись таки. Собственно, ликовала только мадам Берсон.
– Сбылись, сбылись мои проклятия! – радовалась мадам. Причем, радовалась многократно, чтоб все во дворе осознали да прониклись.
Действительно, во время приступов черноротости мадам желала Межбижеру и не такое. Но и такое тоже.
Двор притих. Противоядия супротив мадам не было.
Герцен, сам Герцен, беспомощно разводил руками и шепотом говорил насчет глупых суеверий. Все, как один, с ним соглашались, но с мадам разговаривали с некоторым подобострастием.
Мадам наглела и расцветала. Она взяла себе за моду без приглашения являться на обед к соседям и строго бранить хозяйку, если какое блюдо ее не устраивало. Еще она бессовестно занимала небольшие суммы, но практически у всех. Она царила на посиделках у ворот, не давая никому и слова вымолвить.
У тети Ривы, которая осмелилась в чем-то перечить, мадам Берсон ласково спросила о здоровье внука. После этого тетя Рива замолчала и стала всхлипывать. Видя такое дело, двор запаниковал окончательно. Некоторые стали даже думать об обмене на далекий и загадочный проспект Шевченко.
Все это время мадам так и нарывалась на серьезный разговор с тетей Марусей, но та всячески от разговора уходила и мадам избегала. Что подвигло мадам Берсон на заявление:
– Даже эта отпетая Маруся знает, кто во дворе главный!
Соседи сникли еще больше. А мадам Берсон потребовала у каждой соседки по пятьдесят копеек. Соседи огорчались, но давали...
А Маруся не дала. Более того, сказала, что даст даже рубль, но только на гроб для мадам.
– Прокляну! – стала пугать Марусю мадам.
– Туда, где у Межбижера чирей, поцелуешь! – возразила тетя Маруся и что-то достала из кармана. Соседи вытянули шеи, но увидели в руках Маруси зеркальце.
– Ты меня зеркалом пугать будешь? – рассмеялась мадам.
– Заговоренным! – поправила ее Маруся. – Оно все пожелания отражает на того, на кого направлено!
– Чтоб тебя ударило по голове... деньгами! – рявкнула хитрая мадам. Но Маруся, видимо ожидая другого, перевела зеркальце на тетю Аню.
И что вы думаете? В тот же день тетю Аню, проходившую мимо Марусиных окон, ударило по голове свертком. В свертке оказался целый рубль, но копейками и двушками. Несмотря на шишку, Аня бросилась благодарить Марусю, но той, видимо, не было дома, ибо тете Ане никто не открыл.
К мадам с благодарностью тетя Аня идти побоялась.
Но новость облетела весь двор и, конечно, достигла мадам Берсон. И та содрогнулась.
Маруся явно обладала более мощным оружием. И Марусю следовало бояться. Но, поразмыслив, мадам решила, что заговоренное зеркальце одно, а проклятий много. Марусю она трогать не будет, а вот остальных следовало приструнить.
Но люди во дворе тоже не лаком сыты были. Они по очереди наведались к тете Марусе, и та снабдила их зеркальцами. Причем, бесплатно. Так что, когда мадам решила открыть свой черный рот, она увидела не менее десятка зеркал, направленных на нее.
– Роза! А когда ты мне должок вернешь? – начала тетя Рива, вертя зеркало в руке.
– И мне! – поддержала ее тетя Сима. – А то...
Пришлось мадам Берсон раскошелиться. Кто его знает, вдруг заговоренное зеркало и впрямь страшная сила. Решив подкрепить или опровергнуть наукой информацию о зеркале, мадам поймала пионера и отличника Додика, спешившего на шахматный турнир.
– Что делает зеркало? – спросила она.
– Отражает! – добил ее Додик, вырвался и убежал.
Все! У мадам возникла срочная, но суровая необходимость в заговоренном зеркале. И она пошла к тете Марусе.
– Этот Межбижер таки сволич! – сообщила она. – Мало тому, что у него чирей на попа, он еще и угрожает!
– Не может быть! – поразилась тетя Маруся. – И как ты это терпишь?
– Но у меня же нет зеркальца! – построила из себя сироту мадам.
Маруся сразу замялась и стала ковырять пальцем скатерть.
– Может, уступишь мне одно лишнее зеркало? – гнула свое мадам. – А то погубит меня этот Межбижер!
– У меня всего одно осталось! – призналась тетя Маруся. – А в наше трудное и опасное время без зеркальца никак нельзя... Вдруг мое разобьется...
– А вдруг не разобьется? – предположила мадам.
– Нет, я не могу рисковать! – была тверда тетя Маруся.
– Три рубля! – дрожащим голосом проговорила мадам.
Но Маруся отрицательно покачала головой.
– Пять! – увеличила ставку мадам.
– Нет!
– Десять!
Тут уж Маруся не смогла устоять и отдала зеркальце.
Торжествуя, мадам вышла во двор. Она ликовала, ибо все опасности, поджидавшие ее, миновали.
Тетя Маруся тоже поспешно вышла. На улицу. Ее запас зеркал иссяк, а до магазина уцененных товаров на Ленина, где такие зеркала продавались по пять копеек за штуку, еще идти и идти.

Не избушка



-Избушка на курьих ножках, дай поесть! - орал малец восьми лет во все горло в лесу. Уже смеркалось, а он сегодня кроме ягод ничего не ел, из-за них в принципе и сошёл с тропинки.
-Я тебе не избушка! Иди отсюда! - закричал кто-то из избушки скрепучим голосом.
-Избушка ты! Я таких в книжке видел, на картинке, а значит ты избушка! - не унимался мальчишка.
-И чего? Чего ты тут раскричался, сейчас весь лес разбудишь! А ну, поди отсюда! - избушка оторвала одну из пяти балок, на которые опиралась и оттолкнула от себя мальчика.
-Это ты кричишь! А я требую!
Топнул ногой мальчик.
-Иди, тебе говорю, мешаешь, - громко зашипел кто-то из избушки.
-А чего я это мешаю? - заинтересовался мальчик.
-Видишь темнеет, время охоты, иди, а то дичь спугнешь! - продолжала шипеть избушка.
-Может я тоже хочу охотиться! - ортачился мальчик, немного съёжившись от холода вокруг.
Появился туман. Он окутал все вокруг плотным одеялом.
-Э, избушка ты где?
-Тут, я тут, - она все ещё пыталась оттолкнуть мальчишку в лес.
-Да, не толкайся! Я тихо буду сидеть, - пробурчал мальчик.
Луна вышла из облаков, и озарила белизной туман.
-Тихо, - шепнула избушка.
Мальчик сел на землю и обнял руками свои ноги.
Он услышал скрип дерева, потом топот множества ног, а потом и верещание, то ли мурлыканье, то ли бурчание, он никак не мог решить, что ему напомнил этот звук. Он так и не понял. Существо быстрыми рывками, своими тысячами ног добралось до него, обхватило в плотный кокон, а потом съело. И взбежало обратно в избушку. Та встрепенулась и листья полетели с крыши. Говорила она ему, что не избушка, говорила, чтобы шёл подальше, жаль пацана. Туман рассеялся, а вокруг избушки появилось марево красных ягод, несколькими дорожками уходящее в лес.

источник

ЛОТЕРЕЙНЫЙ БИЛЕТ

Александр Бирштейн
·
Собираю совсем новый том приключений мадам Берсон.

Коля Стеклотаренко – человек бывалый. Кто, кроме него, знает, что будет, если денатурат смешать с вермутом?
И вот этот уважаемый товарищ Стеклотаренко поймал за шиворот гораздо менее уважаемого Межбижера. И не отпускает! А, наоборот, спрашивает:
- Титаном мысли стать хотишь?
- Хочу! – трусливо радуется Межбижер.
- Дай рубль!
Ага. Тот случай. Отдавать этому ненапитному алкоголику двадцать пять пирожков с мясом!
- У меня нет! – соврал Межбижер.
- А сколко есть? – снизошел Стеклотаренко. И немного сжал межбижеровский воротник.
- Двадцать копеек! – прохрипел Межбижер, спасая жизнь.
- Шестьдесят! – дохнул на него Стеклотаренко.
Межбижер временно окосел и потерял бдительность. Это обошлось ему в сорок копеек, которые он выдал, скорбя и стеная. И вдруг получил взамен лотерейный билет, но был обозван выжигой. Это меняло дело! Отменив поход в районный суд, где можно было наслаждаться делами о разводах, Межбижер порысачил в сберкассу на Канатную. Сознание его раздваивалось. Одна часть сознания уверяла Межбижера, что он ничегошеньки не выиграет, другая прикидывала, какого цвета автомобиль стоит взять. И стоит ли брать вообще, если эти сволочи мальчишки царапают гвоздями на машинах всякие нехорошие слова. Управы на них нет! Вот в таких приятных размышлениях добежал он до сберкассы и стребовал себе таблицу розыгрыша. И… Да-да, он выиграл! Рубль… Помните: «На остальные номера той же серии выпал выигрыш один рубль…». В принципе, рубль – тоже деньги. Опять же, шестьдесят копеек навара… Но… И Межбижер опять полез в таблицу. Выяснилось, что на номер 039 пал выигрыш румынского мебельного гарнитура за восемьсот семьдесят четыре рубля! А у Межбижера 038. Всего единичка! И такие перемены в судьбе! Да-а… И тут Межбижер вспомнил слова Стеклотаренко насчет гиганта мысли. И мысль заработала. И работала трудно и тяжело всю дорогу до двора на улице Жуковского. Придя во двор, Межбижер прекратил мыслить и стал ждать мадам Берсон.
А мадам спешила. Но Межбижер ее остановил.
- Где идете, Роза?
- Не твое дело! – охотно вступила в разговор мадам.
- Хотел просить одолжение!
- Не дам! – пообещала мадам.
- Тольки проверить билет!
- В баню?
- В лоторею!
- Давай билет!
- Не дам! – в свою очередь пообещал Межбижер. – Дам только серию и номер. – И он трудолюбиво нацарапал серию, а в номере ошибся – бывает же! – и написал 039.
Мадам схватила бумажку и ушла. Но вскоре вернулась. Она была взволнованна и нежна.
- Межбижерчик! – неумело проворковала она. Вы таки выиграли рубль.
- Рубль! – начал срочно убиваться Межбижер., - всего рубль! Нет в жизни счастья! Проклятый билет! Надо его порвать. Говорят, после этого очень везет!
- Не надо рвать! – почему-то испугалась мадам. – Я дам вам рубль за этот билет. Рубль рвите на здоровье!
- Нет! – Межбижер был тверд, как скала на Ланжероне, - Не отдам билет за рубль! Я так мечтал о выигрыше! Настоящем!
- И скольки стоит твоя мечта? – поинтересовалась мадам.
Пришлось Межбижеру признаться, что пределы его мечты где-то около двенадцати рублей и сорока копеек.
Выяснилось, что мадам расценивает его мечту где-то в районе шести рублей.
- Роза! Вам срочно надо к окулист! – испугался за здоровье мадам Межбижер. – У вас в глазах ворочается! Вы смотрите на девять, а видите только шесть!
Сошлись на восьми рублях. Мадам получила билет, а Межбижер деньги.
Мадам тут же ушла, а Межбижер остался. Душа его пела, радуясь хорошему гешефту. Но совесть брала вверх. И Межбижер решил заплатить с навара профсоюзные взносы – четыре копейки.
Успокоив мятущуюся совесть, он, было, решил удалиться. Но тут появилась мадам Берсон. Она была сосредоточена и деловита.
- Межбижер! – воззвала она. – Кто это так обильно сохнет во дворе белье?
- Не знаю… - растерялся Межбижер, ожидавший несколько другого, - а зачем?
- А надо белье убрать! Понавесили! Машина не пройдет!
- Какая машина? – машинально спросил Межбижер, но недобрые предчувствия уже холодили душу.
- Мебельная! – мадам была удивительно словоохотлива. – Я купила румынский гарнитур за восемьсот семьдесят четыре рубля!
- Не разглядел цифру! – полоснуло Межбижера по сердцу. – Отдай, отдай мой билет! - взвыл, нет, взрыдал он.
- Где я тебе его возьму? – удивилась мадам. – И вообще, я его купила! И отдала государству за меблю!
- Отдай мою меблю! – гнул свое Межбижер.
- Я шо дура? – поинтересовалась мадам.
- Да! – подтвердил Межбижер и тут же пообещал:
- Я в милиция и КГБ пойду!
Мадам, почему-то, сильно испугалась, но меньше, чем за сто рублей отдать теперь уже мебель не соглашалась.
Сошлись на пятнадцати…
Мадам, получив деньги, пошла их срочно тратить. А Межбижер остался ждать машину с мебелью. До сих пор, говорят, ждет.