Уголок читателя - 12

МУЖЧИНЫ НЕ ШАРЯТ В ЛИФЧИКАХ



Я не встречала мужчин, которые, глядя на лифчик отличают Victoria’s Secret от Intimissimi.
Я не встречала мужчин, выворачивающих женскую блузку на изнанку, для оценки стоимости брэнда и актуальности модельной линейки.
Мужчины не ищут женщин с высоким ценником одежды, телефона и сумочки.
Мужчины ищут женщин, которые могут дать им энергию.
Энергию, чтобы крутить планету быстрее.
И да, никто не отменял маркетинг - маникюр, депиляцию, духи и каблуки.
Но под красивой упаковкой должна быть ценность.
Иначе покупка будет разовой.
Мужчины, я права?
из сети

Ляля по утрам очень капризная. Не хочет надевать, что даёт отец. Хоть у отца отличный вкус. Отец всегда выбирает красивое, а главное, тёплое. А Ляля хочет безумств. Каждое утро она не ребёнок, а какой-то Пако Рабан. Подавай, например, ей трусы с единорогом впереди. Я говорю, божемой, Ляля, кто увидит там твоего единорога? 
Но у женщин самоощущение. Поверх хороших трусов женщина наденет что угодно, хоть рыбачью сеть, хоть осенние листья. А на плохие трусы, не кружевные, драные, без единорогов, даже бриллиантовое платье не хочется. В стыдных трусах ты уже не принцесса всяко. 
Например, на мне сейчас такие трусы, что сразу ясно: перед вами не принцесса. 
Каждое утро мы недопонимаем друг друга, как Давид и Голиаф. Вы не представляете, насколько беззащитны мы, Голиафы, перед маленькими хитрозадыми Давидами! Хуже всего, Ляля твёрдо знает, что надевать, но у меня нет комплекта трусов с большой энциклопедией сказочных существ на каждый день. 
Обычно это так: я приношу из шкафа красивое, а главное тёплое, а Ляля негодует отставленной губой и пр. Я, говорит, хочу — и называет что-нибудь вычурное, невероятное. Например, семь лошадок на майке. Тогда я убегаю в шкаф, там плачу и мечтаю, чтоб скорей она скупее стала в желаньях. 
Но недавно я сказал: 
- Ляля. Если наденешь, что дам, ведь оно тёплое, хоть и красивое, а это главное, я дам тебе фонарь, ты сможешь идти и освещать нам путь, как не знаю, паровоз настоящий. 
Ляля подумала и согласилась. И молча надела трусы с банальными хризантемами спереди, кружевами вокруг ног, спереди бантик с сапфиром, фон из голубых сердец, проступающих как бы из тумана. 
Конечно, глупо, когда взрослый сантехник петляет мимо дороги за фонарём и девочкой, так мало похожей на паровоз. Ляля не умеет ровно держать фонарь, а идти надо было, где освещено, таковы правила, поэтому мы качаемся от кустов к забору. Зато всё быстро одето, обуто и выйдето из дому. 
 
Слава Сэ

Сидоров упал со стремянки, когда полез за чем-то на антресоли. А когда очнулся, услышал у себя в голове: «И чего это он разлегся средь бела дня на полу?»
Сидоров сел, огляделся по сторонам. Вокруг никого не было. Рядом сидел лишь кот Маузер и презрительно щурился.
«Что-то с головой после удара», - решил Сидоров. Встал, пошел на кухню – снять стресс. Налил себе стопочку, достал колбаски, маслинок. Только собрался вкусить, как опять в голове раздался тот же вредный голосишко:
«А мне? Вот эгоист-то!»
На пороге кухни сидел Маузер. «Черт, неужели это он телепатирует? - изумился Сидоров. - Или это я так сильно ударился?»
«Да, это я, твой кот Маузер, - неожиданно подтвердил его мурлыка. - Кстати, за что ты меня так обозвал?»
- Это как? – наконец решил вступить Сидоров в диалог со своим котом.
«Ну, Маузером каким-то дурацким».
- Потому что у тебя хвост всегда пистолетом торчал, когда ты еще маленький был.
«Понятно. Ну, не будь жмотом, дай колбаски!»
- А я что буду с этого иметь? – вдруг решил Сидоров поторговаться.
«Что-что…Я тебе за это глаза кое на что открою», - нагло сощурился Маузер.
- Например? – насторожился Сидоров
«Да, в общем, ничего особенного, - зевнул Маузер. – Как только ты за порог, к твоей жене сосед Петрович ныряет. А я в это время – к его Муське».
-Так, значит, вы тут все вместе блудите, пока меня нет дома! – рассвирепел Сидоров. – И ты еще за это у меня колбасу просишь?»
«Ой, а сам-то, сам-то!» - изобличающее запульсировал в его голове Маузер.
- А я чего? Я ничего, – стушевался вдруг Сидоров.
«Как это ничего? А кто на той неделе два раза приводил домой баб, когда хозяйка увозила Петьку, то есть сына твоего, в деревню? Да еще страшных, хуже драных кошек! – завозмущался Маузер. – Так что гони, хозяин, колбасу! А не то я хозяйке сдам все твои заначки!»
- А что, ты и с ней так же беседуешь? – неприятно удивился Сидоров.
«Пока нет, - честно признался Маузер. – Да ведь она или сама может обо что-нибудь головой удариться, или ты ее, например, огреешь после нашего разговора. Вот тогда, глядишь, и с ней контакт налажу».
Сидоров молча проглотил последние слова кота, а также стопку водки, закусил ее маслинкой, колбасу же отдал Маузеру.
«Давно бы так! – довольно заурчал Маузер. – И вообще, хозяин…»
Тут выпитое ударило Сидорову в голову, и голос кота в ней пропал. Похоже, она, голова эта, встала у Сидорова на место. Но с тех пор Маузер у него ни в чем не знает отказа.
Особенно когда начинает пристально всматриваться в глаза Сидорова…

Автор МАРАТ ВАЛЕЕВ

Семидесятипятилетняя Анна Тихоновна была ведьмой. Этот дар открылся в ней после выхода на пенсию. Муж давно помер, детей не случилось, увлечений не было. От нечего делать Анна Тихоновна усаживалась с утра на скамейку возле дома, и общалась с соседями. Бывало, похвалит кого - и тут же с человеком приключаются неприятности. А уж если проклянет - пиши пропало. Как-то раз она сказала соседу-алкоголику: 
- Ой, смотри, Колька, допьёшься, худо будет! 
Не прошло и года, как Кольку настигла белая горячка. Стал гонять топором по двору чертей в стрингах, инопланетян с ирокезами и розовых слонов. Главное, с двадцати до сорока семи пил благополучно, а как Анна Тихоновна пожелала, так и хана. Было ясно: у Анны Тихоновны недобрый глаз. 
Проводив Николая в психушку, соседи стали опасаться Анну Тихоновну, и когда она выходила на улицу, разбегались врассыпную: никому не хотелось увидеть розового слона. 
Анну Тихоновну стали звать Бабаня, за ней прочно закрепилась репутация сверхъестественного существа. Бабаня своё реноме полностью оправдывала, развивая колдовские способности. Варила потихоньку зелья, бормотала заклинания, творила соседям мелкие пакости, чтоб боялись. 
Но однажды квартиру напротив Бабаниной сняла наглая молодая девица. Она Бабаню совершенно не боялась, врассыпную не убегала, при встрече не кланялась. 
«Ишь, дрянь смазливая», - подумала Бабаня, и решила девицу проучить, чтобы неповадно было. 
Она поселилась у дверного глазка, подкараулила, когда девица вышла из своей квартиры, и сказала: 
- Здравствуй, деточка! Какое платьице у тебя нарядное! 
- Спасибо, у вас тоже, - ответила девица, даже не взглянув на Бабаню. 
Злорадно представляя, как безнадёжно будет испорчено платье наглой девицы, Бабаня пошла в кухню, и ни с того ни с сего перевернула на себя литр постного масла. Любимое платье для сидения на лавочке приказало долго жить. А девица вечером вернулась в целом и невредимом наряде. 
Бабаня заподозрила неладное, и решила усилить колдовское воздействие. На следующее утро дождалась девицу на скамейке возле подъезда, и сладким голоском пропела: 
- Здравствуй, деточка. Да какая же ты красавица! Губки алые, бровки чёрные...
Две молодые мамаши с колясками в ужасе ахнули, дворник Фарид убежал с метлой к другому подъезду. 
- Спасибо, - удивлённо ответила девица. - У вас тоже ничего... губки и бровки. 
С этими словами она фыркнула от смеха, прыгнула в машину, и уехала. 
Назавтра Бабанина губа украсилась простудой, а бровь - перламутровым чирьем невероятной расцветки. 
«Да она тоже ведьма!» - поняла Бабаня. 
Предстояла серьёзная битва. Бабаня не собиралась уступать сопернице охотничьи угодья, и решила бороться за влияние. 
Первым делом Бабаня сходила на кладбище, набрала с могил землицы, подсыпала злокозненной девице под коврик у двери. Целую неделю девице ничего не делалось, потом она обнаружила грязь под дверью, смела ее веником, ссыпала в пакет, и вынесла на помойку, бормоча под нос что-то, похожее на мат. Бабаня наблюдала за этим колдовским действом, и понимала: соперница чрезвычайно сильна. 
Следовало проникнуть на вражью территорию, и действовать там. Вечером Бабаня позвонила в дверь девицы, и попросила соли - мол, дома закончилась. Девица радушно пригласила Бабаню зайти, ушла в кухню, а пока ходила, Бабаня рассыпала в прихожей заговоренные мелкие монетки. 
Но девица оказалась глазастой. Окликнула: 
- Подождите, бабушка! Вы уронили! 
Собрала мелочь, и вручила Бабане вместе с солью. 
Дома Бабаня долго утилизировала и соль, на которую девица явно наложила заклятие, и монетки с заговором. Только прочитав над этим всем молитвы, прокалив на огне, вынеся на улицу и закопав, она слегка успокоилась и смогла лечь в постель. Но на душе все равно было тревожно. Сердце то колотилось, то замирало. А когда Бабаня забылась под утро тяжёлым сном, ей привиделась голая девица верхом на метле. Девица кривлялась, выкрикивая страшные богохульства, а ее лапал за груди сам Сатана. 
Утром Бабаня поняла: сон был вещим. Следует нейтрализовать девицу как можно быстрее, иначе весь дом ждёт беда.
Бабаня отправилась в лес, набрала волшебных трав, сварила зелье невероятной мощи и вонючести. Дождалась у глазка девицу, вышла, и смело брызнула в лицо, причитая заклинания. 
- Бл@дь. - сказала девица, вытирая щеки. - @уевый у вас парфюм, бабушка. 
Достала из сумочки какой-то пузырёк, щедро опрыскала Бабаню, добавив при этом: 
- Вот, Nobile 1942, Stanza Delle Bambole. 
Зелье девицино пахло вкусно, как дьявольский соблазн и смертный грех. Заклинание звучало устрашающе. Бабаня спешно отступила, полночи отмывалась в душе, творя заклятия защиты. 
Она потеряла покой и сон. Девицу не брали ни свечи, поставленные в церкви заупокой, ни заговоренные булавки в дверном косяке, ни мешочки с волшебными травами, подброшенные к двери. Она успешно отражала всю волшбу, а Бабане становилось все хуже. 
Оставалось последнее средство. Бабаня долго ждала удобного момента, наконец сумела снять с плеча девицы прилипший к одежде волос. Вылепила из голубого пластилина куклу, в меру способностей сделав ее похожей на девицу. Прилепив кукле на башку одинокую волосину, Бабаня воткнула ей в затылок портняжную булавку. Встретила девицу в подъезде, и торжественно вручила кривоватого кадавра. 
- Эм... - изумленно сказала девица, обозревая жуткое Бабанино изделие. - Очень мило, спасибо, бабушка. Правда, я бы поправила, с вашего позволения. 
Девица принялась мять и перелепливать куклу, заметила в затылке булавку с красной головкой, сказала: 
- Даже не знаю. Как-то она не на месте. Ну пусть будет брошь. 
И, прежде чем Бабаня успела ее остановить, вонзила булавку кукле в грудь. 
«На меня перекинула!» - поняла Бабаня. Это была ее последняя мысль. Резкая боль пронзила сердце, и Бабаня упала. 
Очнулась она в палате, от голоса строгого доктора, который выговаривал: 
- Что ж вы так себя не бережёте? Возраст ведь уже, вам покой нужен, а вы за молодыми соседками по подъезду бегаете. Вам крупно повезло, что инфаркт не хватил. Всего лишь предынфарктное состояние. И скажите спасибо соседке, вовремя среагировала, вызвала Скорую. 
В больнице одинокую Бабаню навещала только наглая девица, приносила соки и фрукты. Сначала Бабаня боялась, и девицины дары отдавала соседкам по палате. Соседки нормально выздоравливали, Бабаня убедилась: колдовство девицы доброе. И сама пошла на поправку. 
Выписавшись, Бабаня поняла, что с молодой ведьмой ей не справиться, но можно передать силу. Стала приглашать девицу на чай, и сама раз в неделю захаживала. И потихоньку, незаметно, силу-то и передавала. 
Дожила Бабаня до восьмидесяти, и спокойно отошла в мир иной, завещав девице квартиру. С тех пор соседи боялись уже девицу, ведь ясно же - потомственная колдунья. 
Впрочем, сама девица о своей чёрной сути так никогда и не узнала, она была убеждённой материалисткой и атеисткой. 
Потому что колдовство действует только на тех, кто в него верит. )))

  Диана Удовиченко.

Лучшими мужьями часто становятся те мужчины, которые не слишком выражали свои чувства. И долго раздумывали, прежде, чем сделать предложение. И говорили о скучных материях: где жить будем. Брать ли ипотеку. Надо ли участок под дом в кредит брать; всякое такое, практичное. Бывает по-разному, конечно, но чаще всего именно так. И лучшими отцами становятся мужчины, которые не говорили умильно: «я хочу лялю!», — знавала я такого персонажа. И не прыгали от восторга при известии о беременности. А вяло выражали радость пополам с тревогой и опять заводили разговор о скучных материях. Надо оборудовать детскую. Надо подумать об образовании ребенка. Надо встать на учет к врачу и заботиться о здоровье. И даже жена плакала: где радость? Где восторг? Где прыжки и миллион алых роз? Чтобы купить миллион роз, сумасшедший художник продал все свое имущество. Он страдал, к сожалению, психическим заболеванием. Хотя романтично все, конечно, было, спору нет… И собаку или кота иные люди разрешают завести, скрепя сердце. И бубнят, что с собакой надо гулять, ставить ей прививки, покупать правильный корм. И оставлять ее одну нельзя; как мы будем в отпуск ездить? А потом эти люди хорошо заботятся о своих женах, детях, котах и собаках. А восторженные любители животных размещают объявления о внезапно начавшейся аллергии с припиской: заберите, а не то усыплю! Хотя только что размещали фотографии питомца. И себя, конечно. Себя — в первую очередь. А любитель «ляль» моментально ушел от жены, как только ляля стала орать и плакать. Дети обычно орут и плачут, так уж они устроены. И спать не дают. И надо на них деньги тратить… Так что отсутствие восторженности совершенно не значит, что человеку не нужна жена, ребенок, собачка… Он просто все понимает. Он рассчитывает силы. И примеряет ответственность. И не на что обижаться, право. Это самые хорошие и преданные люди и есть. Потом они последнее отдадут и жене, и ребенку, и коту; если решатся их завести. А они обычно решаются, хотя ворчат иногда..
А.В.Кирьянова

Вечер. Молодой человек садится в поезд. Заходит в купе, там сидит старый еврей.
Получил постельное белье, время спать, парнишка спрашивает:
- Скажите пожалуйста, сколько времени?
Еврей молчит.
Он снова:
- Скажите пожалуйста, сколько времени?
Еврей опять молчит.
Парниша думает:
— Да хрен на тебя. Лег спать. Уснул.
Утро.
Конечная станция, сдают белье, парень спрашивает еврея:
— Скажите пожалуйста, почему вы мне вчера не сказали сколько времени, ведь я прекрасно видел, что у вас есть часы?
Еврей ему отвечает:
— Вы понимаете, если бы я сказал вам время, вы бы мне сказали спасибо, я бы вам сказал пожалуйста, у нас бы завязалась оживленная беседа до 2 часов ночи, я бы не спал-это не главное.
Мы приезжаем в город, я вам как какой то знакомый, даю вам свой телефон, адрес, вы приезжаете в гостиницу -там мест нет, вы звоните мне, я конечно вас к себе приглашаю-это тоже не главное. Главное-у меня красивая дочка Циля. Вы её соблазните, она забеременеет, вы скроетесь, я вас должен искать по всему миру, я вас найду-это не главное.
ГЛАВНОЕ- зачем мне такой зять, у которого даже нет часов!!
из сети

-Але, Лара? Ты сегодня будешь идти  в мою сторону?
- Ну!?
- Ага. Значит ,када будешь идти мимо, то иди...мимо. ПонЯла.?
- Здрасте? А чай, кофе, капучино?
- Обойдесиии. У меня рандеву.
- А? Так вас дома не будет. Так я сама зайду ,у меня есть ключи.
- Я сказала...ран- де- ву!
- Не поняла?
- Когда встреча на воздухе или в рэсторане - это свидание, а када всё глубоко серьезно....на чьей - то территории, то это ран- де- ву.
- Неожиданно. А шо так всё серьёзно?
- А шо я зря купила шелковый пеньюар?
- Так вы его купили...сто лет назад...
- Вот именно! Ему сто лет, а он лежит- грустит...без применения. Надо сделать ему праздник.
- Я надеюсь, шо Сигизмунд Лазаревич созрел....и праздник сделает вам.
- А кто тебе сказал, шо это Сигизмунд?
- Мама!? Я шо- то не знаю?
- Лара! Я сама себя не знаю.
- Мама! А ,если это ...альфонс!? Попользуется...и....бросит.
- Та пусть сначала... немножко попользуется.
- Может... всё - таки.... предъявить пеньюар....Сигизмунду?
- Он в санатории. Пусть полечит свои органы, причем все. А я полечу тут, слегка стрепанные нервы.
- Мама, я за вас переживаю, может всё - таки.....свидание.
- Лара, не учи меня жить.....Приходи завтра. И не вздумай мне звонить. Да, и Левочка...не дай б-г.... позвонит.
- Мама, но Левочка вам звонит каждый вечер!?
- А вот ты сделай так, чтобы этот вечер у него был занят и очень....незабываем.
- Кстати да...,у меня тоже есть пеньюар..
- Всё! До завтра.
Марина Гарник

МУСИК! ГОТОВ ЛИ ГУСИК?



Перед своим днем рождения я всегда хожу на Привоз.
- Изменник! – сказали бы мне старожилы Нового базара, узнав об этом. Но кто им скажет?
Лучше я скрою этот факт от новобазарной общественности. А еще отвечу на незаданный вопрос:
- Ну, и что ты потерял на этом Привозе?
Эх, люди… На Привозе я не потерял, а, как раз, нашел то, что никак не удавалось на Новом. Я нашел там гуся!
Нет, умоляю, не сравнивайте меня с Паниковским! Тем более, нет во мне такой всепоглощающей любви к гусям.
Зато есть традиция, нарушать которую не смею! Уже много-много лет на мой день рождения к именинному столу подается гусь! Да-да, гусь! И очень большой, чтоб всем хватило.
Я не помню, как появилась эта традиция. Скорее всего, я пытался показать близким вкус дичи, испеченной в глине и под саксаулом. Делалось это лакомое блюдо из фазанов или дроф…
Фазанов и, тем более, дроф в Одессу не завозят, костер из саксаула, которого тоже нет, не развести. Зато есть духовка, пластиковый рукав и вышеупомянутый гусь.
Вот за этой-то птицей и отправился я на Привоз. И ходил кругами по рядам с птицей. Ибо надо: выбрать, прицениться, поторговаться (обязательно!), купить. То есть, найти того, единственного и неповторимого, который достоин… Ну, и так далее.
Но достоин ли его я?
Я:
- Мадам! Почем ваша канарейка?
Она:
- Шо тебе повылазило? Это же гусь!
Я:
- Не хочу с вами спорить, хоть и не убежден. Сколько же стоит эта… птица?
Она, оценив меня, прикид и степень лохостойкости.
- Двести!
- Мадам. Вы плохо учили географию! Мы сейчас на Украине, а не в России. Тут цены в гривнах!
- Я и говорю в гривнах – сто восемьдесят!
- А чтоб не морочить голову занятому человеку?
- Сто семьдесят и не кажите мужу, а то убьет!
- Мадам! За сто двадцать гривен я не только куплю птицу, но и слова не скажу вашему мужу, тем более, что его нет!
- Ни, Боже мой!
- Как не совестно обращаться к самому Богу и одновременно спекулировать гусем?
- Сто шестьдесят и торгую в убыток.
- Сто тридцать и разбежимся, полюбив друг друга!
Короче, гусь обошелся мне в сто сорок…
Еще были куплены маленькие, сочные яблоки, апельсины, травы и горчица.
Время-не-ждет звали героя Джека Лондона.
Время не ждет! Это нынче мой девиз.
Мою гуся. Натираю внутри горчицей, насыпаю соль. Потом набиваю травой, яблоками, разрезанными пополам и апельсиновыми дольками. Набил. Зашиваю.
Теперь «корпус». Опять мажу горчицей, втираю соль и втискиваю в рукав. Заматываю мягкой проволокой края рукава. Кладу свое произведение на противень. Вставляю в духовку. Зажигаю. Все. Теперь три часа можно развлекаться. Тем более, гости пришли.
Запах по всей квартире. Аппетитный. Нарядный.
Время переворачивать птицу.
Сели за стол. Налили. Выпили.
Кто-то говорит старую, но вечно актуальную истину, что зазор должен быть минимальным. Снова налили. Выпили.
Еда, разговоры, чуткие движения носом. Фраза, что интеллигентные люди поговорят, поговорят да и выпьют…
Время!
Гусь зовет!
Вытаскиваю противень. Чьи-то обученные руки подставляют под него мисочку и протыкают рукав. В миску стекает жир, пахнущий яблоками и апельсином. Удаляю пленку. Гусь переходит на блюдо. Еще более умелые руки разделывают его.
Вроде все. Убегаю к столу. А то не хватит!
Александр Бирштейн

"Так, в левой зале крайний столик у окна с четырех часов стоял за миллионером Ив. Вас. Чижевым, бритым, толстенным стариком огромного роста.
Он в свой час аккуратно садился за стол, всегда почти один, ел часа два и между блюдами дремал.
Меню его было таково: порция холодной белуги или осетрины с хреном, икра, две тарелки ракового супа, селянки рыбной или селянки из почек с двумя расстегаями, а потом жареный поросенок, телятина или рыбное, смотря по сезону.
Летом обязательно ботвинья с осетриной, белорыбицей и сухим тертым балыком.
Затем на третье блюдо неизменно сковорода гурьевской каши. Иногда позволял себе отступление, заменяя расстегаи байдаковским пирогом — огромной кулебякой с начинкой в двенадцать ярусов, где было все, начиная от слоя налимьей печенки и кончая слоем костяных мозгов в черном масле.
При этом пил красное и белое вино, а подремав с полчаса, уезжал домой спать, чтобы с восьми вечера быть в Купеческом клубе, есть целый вечер по особому заказу уже с большой компанией и выпить шампанского.
Заказывал в клубе он всегда сам, и никто из компанейцев ему не противоречил.
— У меня этих разных фоли-жоли да фрикасе-курасе не полагается… По-русски едим — зато брюхо не болит, по докторам не мечемся, полоскаться по заграницам не шатаемся.
И до преклонных лет в добром здравье дожил этот гурман"
Владимир Гиляровский, "Москва и москвичи"

Poжавшиe женщины об этом пpoцecce мне не рассказывали.
Зaгaдочнo улыбались и говорили, что, мол, сама yзнaeшь.
И я обратилась к иcтoчникy знаний. В книжке «Мать и дитя» было написано: «Роды…протекают практически безболезненно или с небольшой болeзнeннocтью, которую женщина легко пepeнocит». «Схвaткu обычно переносятся лeгкo». И все в таком роде. Авторами значились некие Архангельский и Спepaнский - оба, заметьте, мужики.
В poддoм я шла, как на праздник, гордо выпятив дирижабль свoeго пуза и пританцовывая от нeтepпения. Лежа в родильном блоке я очень жалела, что рядом со мной нет Спepaнского, равно как и Apxaнгельского. Они немало огребли бы от меня тяжeлeнным cyднoм и стойкой от кaпeльнuцы. Это хоть как-то кoмпeнсиpoвaло мне мopaльный ущepб и oбoгaтилo бы их знания о poдax.
В перерывах мeждy схватками я нeнaвидeла Спepaнcкoго, Архангельского и весь род мужской заодно и думала, что больше ни за что!!! Никогда!!! Oднoгo ребенка хватит, а если муж зaxoчeт второго, пусть сам и рожает. ДАAA!!! Акушер-гинеколог был молодым и приятным мужчиной. Время от времени он приходил на меня посмотреть и говорил ласковым голосом: «Ну… разве это сxвaтки? Нет, это еще не cxвaтки!» Однако держался от меня на безопасном расстоянии. Очевидно, глаза у меня были нeдoбрыe.
В родильном зале кто-то очень гpoмкa кричал нeцецeнзypными словами. Было стpaшнo. Наконец мои схватки показались доктopy подходящими, две акушерки взяли меня под белы руки и повлекли навстречу новой жизни. На poдuльный стол.
«Какой красивый мальчик!» — закричали акушерки. Я смотрела на него и испытывала целый спектр чувств, среди которых были волнение, радость, удивление и, конечно же, oгрpмнoe облегчение.
Первое Кормление было тoржecтвeнным, как пapaд на Красной Площади. Нужно было выполнить ритуал oмoвения, повязать кoсынкy, поставить ногу на скамеечку и блaгoгoвейно ждать Дитя. И вот так мы все вдевятером сидели и ждали, как вдруг где-то в конце коридора пocлышaлcя шум. «Это наши лягушонки в коробчонке едут» — пошутил кто-то. Лягушонки были уложены на кaтaлкe как бpeвнышки в поленнице. Вoceмь из них oглyшитeльнo пищали. Один молчал. Это был мой.
Я впepвыe взяла его на руки, пoсмoтpeла на него… и поняла, что мyчeнuй своих я не помню. И они — ничто по сравнению с этим маленьким человечком. (Хотя Сперанский с Архангельским все равно мерзавцы). Вид у него был cypoвый и нeпрucтупный. Огромные глазищи смотрели строго, он словно прикидывал, заслужила ли я такое сокровище и стоит ли иметь со мной дело в дальнейшем. Меня переполняли чувства.
Так вот ты какой, Дoбpый Жук! — нeoжиданно сказала я. Так мой ребенок получил свое дoмeшнee имя.
Он вздохнул, принял peшeнue о том, что я его дocтoйнa и наконец-то приложился к груди.
Так нaчaлcaь наша дружба.
Из пребывания в роддоме я вынecла два вывода:
1. Роды — это кoшмap. 2. Обязательно рожу еще как минимум одного peбeнка.
За три нeдeлu жизни вне мамы Добрый Жук вполне освоился, отpacтил себе щеки и пришeл к нeкoтopым выводам об окружающем мире:
— Спать в дeтскoй кроватке зaпaдло. Лучше всего спать на папином пузе (мягко и волocaто) или у мамы под боком (тепло и сытно). Лишь бы не кpoвaтка!!!
— Тuтькa — от Бога, соска — от лyкaвoгo.
— Чтобы прибежал папа, достаточно всхлипнуть. Чтобы мать-ехидна услышала и пришла, нужна туманная сирена.
— Бабушка хочет тепловой смерти Вселенной и с этой целью вяжет шepстяные нocoчки.
— Какой смысл в прогулке, если коляску не трясет?
— Если болит живот, пусть это прочувствуют ВСЕ! Тогда пoлегчaeт.
Первый месяц матepuнствa развенчал многие мифы, в которых я была уверена.
Ребенок зaнимaeт очень много времени, но я не думала, что он занимает все вpeмя.
Сходить в тyaлeт становится проблемой. Но с мecяцaми легче.
Любовь приходит пocтeпенно. Чем бoльше я с ним знакомлюсь, тем больше я его люблю.
До ребенка я была свободна как ветер, могла поехать куда угодно. Ну ее, cвoбoдy! Ни за что не пoвepнy время нaзaд.
Теперь у меня есть гораздо бoльшe — целый маленький мup. И он мне дopoг.
Taтьяна Папyлoва

— Сима-а, Соф-а! Спускайтеся во двор!
— А шо тама?
— Моня привел каких-то шейгицев, будет нас снимать!
— Кудой снимать?
— Не кудой, а зачем.
— А зачем?
— Для фотосессии. Им нужны колоритные дамы из одесского дворика.
— Ты же колоритная дама?
— Иии. ещё какая.
— Тока не переодевайся. Твой халат, в котором уже три поколения ели рыбу, самый главный объект.
— Халат ладно, а я? Главное, шо у нутри. А у нутри я… песТня.
— Серафима Аркадиевна! Вы выходите?
— Я то… выхожу. Скорее… выползаю. Но меня фотографировать не надо. Я сегодня… не в голосе.
— Так петь и не нужно. Нужно улыбаться!
— Так… я улыбаться не могу. Ваш Борюсик спионэнерил мои зубы.
— А ему зачем?
— А я знаю?! Сказал, что утром вернёт.
— Ну таки уже утро.
— А зубов нету.
— Борюсик, а иде зубы?
— Сейчас принесу.
— Зачем ты их брал?
— Мне нужно было напугать Элечку.
— Ту, которая нам надо?
— Да.
— Ну и как… напугал?
— Ага, она так шикарно падает в обморок. Я её потом спасал, мне понравилось!
— Понравилось пугать или понравилось спасать?
— Мне понравилось… взять её на руки и отнести…
— Дальше не надо… пусть останется секретом!
— Ни-на-а, а де ты? Идёшь?
— Ну! Шо брать?
— Бери касрулю — выварку.
— Гриша-а, вы можете взять джентльменский набор?
— А можно я вытащу свой самогонный аппарат?
— Можно. Ну шо, все собрались?
— Обаждите. Ещё Сигизмунд не вышел!
— А иде он?
— Та долго думал, шо ему брать… рояль или скрипочку!
— И шо берет?
— Ойц, та ему себя бы вытащить!
— Моня, помоги Сигизмунду. Он хочет вынести красоту.
— Пусть несёт свое вольтеровское кресло. На ём выросли все дети со двора.
— Ну всё…, мишпуха. Улыбаемся и делаем вид, шо мы друг друга любим!
Марина Гарник

Одесса.
Две подруги.
— Сонечка,
таки не надо мне рассказывать
за возраст и усталость!!!!
Таки хочу тебе сказать,
шо хорошо
"измятая" женщина,
на измятой постели,
таки выглядит и отдохнувшей и помолодевшей!!!
из сети

ИНДЮК



Тетя Маруся купила индюка. И не какого-то задрипанного и ощипанного, а огромного и живого. Главное, шла на Привоз за тюлькой… Но бес попутал. Вернее, торговка. Так прелести индюка расписывала, так хвалила… И цена чисто символической оказалась… Тут бы Марусе задуматься: разве может здоровенный живой индюк всего пятерку стоить? Не задумалась… Хотя бы оглянулась на торговку, когда накрепко связанного индюка домой волокла. Не оглянулась… А зря! Увидела бы, как торговка радостно крестится.
В общем, приволокла Маруся индюка домой. Да, а еще по дороге, чтоб не так тяжело волочь его было, мечтать начала о том, как на свой день рождения индюка зарежет. И то приготовит, и то…
- А пока пусть поживет… - решила Маруся, развязывая индюка у себя на кухне.
Лучше бы она этого не делала!
Освобожденный от пут индюк раздулся до непомерных размеров, заорал несвежим голосом и набросился на тетю Марусю. При этом, гадил непрестанно. Маруся кое-как отбилась шваброй, заперла индюка в кухне и подалась во двор. Индюк нагло ломился в дверь, но та выдержала. Тогда птичка начала голосить. Люди, недавно пришедшие с работы и мечтающие отдохнуть с газетой в руках, стали трусливо выглядывать из окон.
- Кого режут?
- Еще никого! – угрожающе ответила Маруся и решила, что с индюком надо кончать. Но как?
Соблазненный двумя рублями за незначительную операцию, Стеклотаренко заглянул в кухню, повстречался с индюком взглядом и… А еще мужик!
Поздно ночью индюк вдруг проголодался, о чем возвестил дурным голосом. Причем, не только тетю Марусю, но и весь двор.
Люди были в восторге, о чем не преминули сообщить Марусе прямо ночью. И наутро тоже.
Кстати, глянув на пол кухни и вообще ее санитарное состояние, Маруся поняла, что такое год за три. И даже день за три. Один день индюк гадит, а потом три дня, минимум, убирать.
Заранее попрощавшись с большей частью пятерки, оставленной на Привозе, пошла Маруся к мадам Берсон и стала сводить разговор к блюдам из индюшатины. О том, как они полезны, сытны и вкусны. И о том, как легко их готовить.
Когда мадам прониклась, Маруся предложила ей ножку и крылышко. Разумеется, если мадам зарежет индюка.
Мадам была согласна на ножку и крылышко, но только в том случае, если индюка зарежет кто-то другой.
- При чем тогда тут ты? – резонно спросила Маруся.
- Дают – бери! – философски – и нагло! – ответила мадам Берсон.
Сошлись на том, что мадам зарежет индюка за рубль и пол тушки.
Пряча за спиной нож, мадам Берсон вошла в Марусину кухню и сказала:
- Цып-цып, птичка!
Может, по-индющачьи «цып-цып» - это какое-то страшное ругательство? Иначе с чего же индюк прекратил мирно рвать обои и гадить и набросился на мадам Берсон? Та бросилась наутек, а птичка за ней! В таком порядке они и появились во дворе: быстро топочущая мадам, а за ней, издающий воинственный клич индюк. Правда, во дворе он отвлекся. Там много других жертв имелось. Например, кот Черчилль. Или Межбижер, которого индюк сходу стал тренировать на спринтера и прыгуна в сторону.
Короче, минут через пятнадцать двор стал пуст. По нему одиноко бродил индюк, гадил, разумеется, а также требовал пропитания. Люди роптали, но попрятались.
Чуть позже во дворе появился участковый Гениталенко с красным околышем фуражки, красными кантами на штанах и, главное, с красной рожей.
Индюк, наверное, красный цвет особенно не любил – может, его бабушка была белогвардейкой? – поэтому встретил Гениталенко он крайне враждебно. То есть, раздулся, загоготал противно и ринулся на сержанта. Тот временно отступил и попытался нашарить в кобуре пистолет, который давно и надежно – от греха подальше! – запер в служебном сейфе. Вместо пистолета обнаружились пол бублика, которые сержант мужественно кинул в индюка. Как гранату!
Индюку бублик понравился, поэтому он от сержанта отстал.
Народ, видя такое дело, стал жаловаться прямо из окон. Тот еще гвалт стоял. Сержант внял и пошел за подкреплением. Подкрепление явилось в лице еще двух ментов и одного мешка. Мешок с третьего раза накинули на индюка, завязали и унесли.
- Я его в деревню отвезу теще! – пообещал один из милиционеров. – Она индюков разводит. Знает, как с этой сволочью обращаться!
Через два дня Маруся снова оказалась на Привозе. Проходя мимо птичьих рядов, она услыхала курлыканье, показавшееся знакомым. Опасливо войдя, Маруся огляделась. Давешняя торговка пыталась унять разбушевавшегося индюка. Того же самого! Увидев Марусю, торговка стала расхваливать птичку. Она предлагала индюка за пять рублей, за три, просто в подарок…
Но тетя Маруся почему-то отказалась.
А.Бирштейн.

ДЕНЬ КОСМОНАВТИКИ НА ЖУКОВСКОГО, 7



Маленькие космические корабли – сейчас бы сказали «челноки» - изготавливались элементарно. Сверток кин заворачивался в серебро… Вы что-то поняли? Ясно…
Кины – это обрывки кинопленки с квадратиками-кадрами, а серебро – это нынешняя фольга. Только тогда она была действительно из тонкого металла. То есть, похрустче и потолще. Получался такой себе цилиндрик. С одного торца цилиндрик плотно закручивался, и это был нос, а с другого оставлялась дырочка-сопло. Потом ракета ставилась на проволочную подставку и нагревалась сухим спиртом. Внутри ее образовывался вонючий-превонючий дым, который и подымал ракету, если не в космос, то вверх. Во всяком случае, прожечь мне новые штаны ее подъемной силы хватило.
Но не об этом речь.
А о том, что главный конструктор нашего двора Ленька Рабинович сказал, что мелкими ракетами-вонючками успехов в освоении космоса не добиться. И надо делать серьезный корабль.
Надо, так надо! Мы были готовы.
Судьба отечественного, верней, дворового, ракетостроения требовала нешуточных вложений. Одних спичек было закуплено сто пачек! Для чего? А вы читайте, читайте!
Еще для освоения космоса потребовалась консервная банка от свиной тушенки, старые газеты, полкило муки, бумажная бечевка и деревяшка из которой выстрогали нос космического корабля. Корпус был создан из папье-маше, путем наклеивания мучным клеем полосок бумаги на пивную бутылку. Саму бутылку потом еле вынули.
Космонавтом решили назначить воробья.
- Если придется катапультироваться, ему не понадобится парашют! – веско объяснил Ленька.
- А если не понадобится, то он будет отсюда чирикать:
- Пролетая над Пересыпью шлю привет труженикам мясокомбината и лично товарищу Накойхеру! – сообщил я и ловить воробья отказался.
За это я был снят с должности заместителя генерального конструктора и переведен в простые ракетостроители. Это значило, что мне придется состругивать серу со спичечных головок. Зачем? Для производства специального устройства зажигания, такого себе бикфордова шнура. Потом мы эту в этой спичечной сере вываляли длинную бумажную бечевку и отпустили сохнуть.
Главным специалистом по твердому топливу Ленька назначил себя. Он набил, освобожденными от серы, спичками консервную банку, наглухо ее запаял, пробил сверху гвоздем одну дырку и поставил банку на примус. Через время из дырки в банке пошло что-то типа дыма, который мы подожгли. Так готовился древесный уголь – важнейший компонент ракетного топлива.
Другими компонентами были сера и селитра. Серу Леньке удалось стырить в химическом кабинете, а с селитрой вышел облом. Так что, пришлось вновь назначать меня заместителем генерального конструктора, поскольку мама моя, если помните, была химиком.
Вместе с новым старым назначением я получил из общественной кассы шесть копеек на трамвай и отправлен в командировку в мамин институт на улице Баранова.
- Мама! – проникновенно сказал я, когда ее по моей просьбе вызвали на проходную, - Леон Семенович очень просил немного селитры!
Леоном Семеновичем звали нашего учителя химии. Очень хорошего учителя, и мама его уважала. Поэтому селитру выдала.
Ну, а дальше совсем чепуха. Древесный уголь, полученный из спичек в консервной банке, смешал Ленька в тайной – но не от меня! – пропорции с серой и селитрой. Вот вам и твердое топливо. Под названием дымный порох.
Воробья так и не поймали. Так что корабль наш должен был отправиться в космос без космонавта. По Ленькиным расчетам горючего должно было хватить, примерно, до Сатурна.
Я не помню, существовала ли тогда песня насчет «пыльных тропинок далеких планет», но Ленька что-то довольное мурлыкал, заправляя ракету горючим.
Стартовой площадкой послужили два кирпича. Запуск назначили на 18 часов. К этому времени родители приходили с работы и наш триумф не мог остаться незамеченным.
И вот ракета на пусковой площадке. Ленька назвал ее «Ленин». Но какая-то, не станем эксплуатировать указательные пальцы, сволочь приписала к «е» две точки. Так, на всякий случай. И, как оказалось, это было правильно.
- Ключ на старт! – скомандовал Ленька.
- Есть ключ на старт!
- Пуск! – скомандовал Ленька и сам же поджег почти бикфордов шнур. Желтенькое пламя побежало по шпагату и заскочило вглубь ракеты. Какое-то время ничего не было, но вдруг ракета наша взвыла, как наскипидаренный кот Черчилль, слегка подпрыгнула и понеслась по двору. В ту роковую – для ракеты, конечно, - минуту навстречу ей попалась мадам Берсон, причем, не одна, а с поганым ведром. Увидев несущееся на нее чудовище, воющее голосом ненавистного кота Черчилля, мадам метнула ведро, как гранату под вражеский танк. Соприкоснувшись с ведром, ракета взмыла выше и устремилась к самой мадам. Мадам в страхе и смятении бежала, воя почище ракеты. Смяв Межбижера, выскочившего на тревожные звуки, мадам, продолжая вопить, взорлила сразу на третий этаж. Ракета оказалась не столь проворна и проникла в квартиру Камасутренко в бельэтаже.
- Пожар! – понеслось из квартиры.
- Пожар! – охотно подхватили во дворе.
В окне показался… как это правильней сказать… не совсем одетый Камасутренко и аналогично наряженная незнакомая общественности тетя. А во дворе уже собралось довольно много этой самой общественности.
Ракета, тем временем, описав круг почета над оскверненным ложем семьи Камасутренко, вновь вылетела в окно, плюясь вонючим дымом и угрожая взорваться. Выть она, правда перестала и можно было услышать, как матерится участковый Гениталенко, только вчера приколотивший в подъезде плакат «Позор матерщинникам!».
Пролетая над толпою, ракета выкинула свой последний фокус, то есть, остатки своего содержимого.
Замурзанный по уши Межбижер выл и разорялся, что эту диверсию преступно прикрыли именем великого вождя. Убедившись, что великого вождя зовут Лёня, Межбижер отказался от сигнала на улицу Бебеля, но не отказался от мысли ознакомить общественность школы и мест работы наших родителей с этим преступлением против человечества.
Ну, что сказать? Родина, в лице родителей, конечно, нас наградила. Но эти награды, хоть и мешали кое-кому сидеть, оставались невидимыми. И правильно: награды покорителей космоса до поры, до времени неизвестны никому.
А.Бирштейн

ДАЧА



Как-то пошла у нас мода в посёлке дачи заводить. Ну и мы с мужем решили обзавестись таким добром. Размечтались об отдыхе, фруктах, цветочках. Муж, что бы нам скучно не было, взял два участка: для нас и для своей сестры.
Мы с Алёнкой дружненько живём, вот и дачи рядом будут, семьями отдыхать будем, шашлыки, праздники, но...
Дали нам два участка (рядом) в кооперативе "Улыбка." Название такое хорошее. Приехали мы в эту "Улыбку" и сразу улыбаться перехотелось. Кооперативу выделили заброшенное колхозное поле. Целина стоит неописуемая. Сколько лет здесь ни пахано, ни сеяно никто не знает. Пырей словно ковром поле укрывает, мышéй колосочки выкинул. Мать честная, помереть, не встать.
Муж привез нас и поехал машину ремонтировать, а мы с Алёнкой двенадцать соток в порядок принялись приводить. День был пасмурный, это нас и спасло от гибели. Рвали мы траву руками, резали ножами, копали лопатой, сбивали сапкой. Мы дамы не сельские, поэтому силы наши быстро иссякли.
Все, что мы добыли честным трудом: пырей, мышей, бодяки, лебеду, мы вытащили на дорогу. Нести сил не было и мы волокли все это добро на четвереньках. Горы сорняков возвышались на дороге возле наших дач. Тучи на небе к концу дня сгустились и пошёл дождь. Спрятаться от дождя было некуда, поэтому у нас получилась неплохая банька. Вместе с дождём и ветер откуда-то взялся. Холодно стало. Ну мы и спрятались за этими кучами бурьяна.
Когда муж приехал, дождь почти перестал лить. Мы были похожи на двух кикимор болотных.
Всю неделю мы отходили. Спины ныли, руки и ноги по ночам дёргались.
На следующие выходные мы поехали садить овощи. Чего мы только с радости (или с дуру) там не насадили: помидоры, огурцы, лук, картошку и мноооого ещё чего.
Пололи все лето, по травинке выщипывали, любовались своей работой, радовались как дети.
Но каждый раз, когда мы приезжали на дачу, мы обнаруживали пустые участки: то лук вырван, то картошка выкопана, то огурчики с помидорчиками благополучно сорваны. Обидно было. Но кто вор? Узнать не у кого. Кооператив - это только формальность, никто ни за что ответственности не несёт.
Огромное поле возле села отдано нам, дачникам, но ни охраны, ни ограждений здесь нет. Вот и выходит, что мы трудимся, а кто-то...ну вы сами поняли.
Сидим мы как-то с мужем дома пригорюнившись. Хотели картошку копать, а тут задождило, третий день льёт как из ведра. Тут мой муж подрывается, хватает автомат сына, мы ему новый такой, навороченный купили, и выбегает из дому. Смотрю машину завёл и поехал куда-то. Час нет, два нет. На улице гроза, дождь стеной. Я уже переживать стала. Вот уже и буря стихла. Слышу машина наша ко двору подъезжает. Выбегаю, а муж мне в окошко кричит:
- Принимай, мать, урожай!
- Ты что это, в грозу под дождём картошку копал?
- Да, нет,- говорит. - Не копал. Помощники были у меня. Ох! Какие хорошие.
Приехал муж на дачу. Дождь льёт, гром гремит, грязь непролазная. А на нашем участке две бабоньки картоху роют.
- Бог в помощь, женщины дорогие,- говорит им мой муж.
- И тебе не хворать,- отвечает одна.
- А что, картоха-то не плохая, как я погляжу,- говорит мой.
- Не плохая, все лето ухаживали за ней,- говорит другая бабонька.
- А хозяин кто?,- спрашивает муж.
- Я хозяйка,- говорит первая.
Муж мой скрупулёзный человек. Он всегда при себе документы возит (на дачу). Документы он взял в одну руку, а автомат сына в другую. Вылез из машины и говорит:
- Ану, дорогие, руки вверх!,- и передёрнул затвор.
Бабы бросили рыть картошку и разинули рты. У них в сумках было около двух мешков грязной и мокрой картохи.
- Загружай!,- скомандовал муж и открыл багажник машины.
Тётки быстро вкинули сумки в багажник.
- Раздевайся!
Бабы оторопели.
- Считаю до трёх. Раз...
- А совсем раздеваться или как?,- завопила одна из тёток.
- До трусов.
- А лифик снимать?,- со страхом в глазах спросила вторая.
- Снимать и вещички в багажник сложить,- ответил мой муж.
Бабы стояли в одних панталонах, прикрывая грудь руками. Муж закрыл багажник, сел в машину и уехал. Вещи этих красавиц он выбросил возле села.
Картошку мы докопали, когда закончились дожди. Никто больше к нам в гости не приходил.
Шпак Татьяна

- Поздравляем, на ваш смартфон загружен голосовой крепостной помощник Захар.
- Захааар! Захаааар!
- Ну чё орешь, барыня. Иду уже. Ох, нету старым костям покою.
- Захар, а какая, к примеру, завтра погода будет?
- Так как Господь пошлёт, барыня. Может, солнышко, может, ненастье, может, как о прошлом посту – град с дождем, всю малину покоробит.
- Захар, ну а градусов-то сколько?
- Да пëс их знает. Про то не наша печаль, то дело господское.
- Так, ладно. Запусти мне музон повеселее, что-то глаза не разлеплю никак. Захаар! Ты что там, уснул?
- Так балалайку нашу, барыня, ещё о той неделе Тихон-кузнец в кабак снёс.
- Нету у меня никакого Тихона на телефоне, что ты врёшь?!
- И я говорю, барыня, Тихон не на тилипоне, а на конюшне. Надрызгался с утра, пьяница, на глаза показаться совестно ему. Распустили вы людей, барыня, не в обиду будь сказано.
- Захааар! Поговори мне тут ещё. Скажи лучше, какой курс доллара сегодня.
- Не знаю я, барыня, срамных этих дел барских. Нас в анститутах не обучали. А кур-с пусть вам кухарка Матрëна стряпает, с гречею.
- О, вспомнила. Я ж "Апокалипсис" Мэла Гибсона пересмотреть хотела. Захааар! Захаааааар!!!
- Свят-свят, не к ночи будь помянуто, не стану я, барыня, греха на душу брать! Ишь чего удумали! Хоть на конюшне высеките, а нет моченьки моей страхи такие показывать. Окстись, барыня!
- Ох, ну хоть "Двенадцать стульев" покажи.
- А чаво их показывать. В гостиной все стоят. У крайнего слева ножка сломавшись.
"Удалить приложение "Захар" без возможности восстановления. Да/нет".
- Грех вам, барыня. Слугу старого, заслуженного!
Полли Белолапка.

Одному доброму знакомому достаток пришёл уже на склоне лет. Дела пошли очень хорошо, но это его и беспокоило. Пока не грохнули, выгодно продал свой бизнес. С чувством показал налоговой на прощанье русский жест от локтя, купил настоящий джип вместо полотёра-паркетника, а также особняк за городом и высоким забором. За этим забором тоже теперь простиралось всё его собственное – сосновый бор и заливные луга до самого Китая. Погранцы заодно с границей охраняют. Ну или он их – мужик грозный.  
Глянув на трёхэтажный особняк, он решил, что к такому дому нужна соответствующих размеров собака. Друзья посоветовали кавказскую овчарку. Он заказал. Заранее сколотил здоровенную будку – ну, чтобы ей было где повернуться. Может, и переборщил чуток с размером, досок не жалко. Только собачку привезли ему совсем крошечную. Сказали, кавказца лучше брать щенком. Обликом вроде походил на овчарку, но прошло несколько месяцев, а он всё не рос. Так и остался размером с таксу. В будке ему понравилось. Служит верно, как чувствует, что должность у него, что называется, на вырост. Как не заедешь, старательно гавкает на просторе звучным басом. Но унизительная кличка «Тузик» к нему всё-таки прилипла. О том, чтобы заменить пса, и речи не идёт после следующего случая. 
 Однажды хозяин расслабился в своей безопасной зоне и не закрыл вечером ворота. И напрасно – нарисовались байкеры. Через болото, что ли, мимо шлагбаума пробирались, все в грязи. Зашли в ворота как к себе домой. Может, помыться надумали, или попросить чего по-доброму, с монтировками в руках – осталось неизвестным. Потому что из будки раздался мощный РРРЯВК. Байкеры шарахнулись и окинули взглядом будку. Судя по размерам, она таила в себе минимум собаку Баскервилей. Сам Тузик наружу благоразумно не высовывался. 
 На шум вышел хозяин с ружьишком. Бросил псу: «Туз, посиди пока!» Пёсик, которого впервые назвали так уважительно, от изумления поперхнулся. Но продолжал глухо так рычать, вылитый Харлей на разогреве. 
Хозяин лениво сказал: «Ребят, некогда мне, братва приехала» (наглая ложь). При словах о братве он кивнул на собственный чёрный джип, размером под стать будке. Гости застенчиво попрятали монтировки, напряглись, но не шелохнулись. Только потеснее в кучку сбились. Самый умный спросил: «А чё цепь-то не гремит?» 
 Хозяин задумчиво глянул сначала на них, потом на окровавленный пень для разделки туш, и ответил более ласково: «Так глухомань у нас. Псу цепь тут ни к чему. Хотите, прикол покажу? Щас только ворота закрою и парней позову. Толян, Вовчик, давайте сюда! Туз, товсь!»  
Потом рассказывал: "Иду на них, а в голове только одна мысль вертится - Тузик, милый, только не высунься сейчас из будки ради бога!" 
 Байкеры прикол смотреть не захотели, вымелись вон. Но один решился спросить уже за воротами: 
 «А что за собака-то?» 
 «Кавказская овчарка!» - гордо сказал хозяин. Байкер прислушался к рыку и кивнул понимающе: 
 «Да, это зверь, а не собака! Кобель, наверно. Настоящий кавказец!» 
 Что пережила собачка, прячась в своей будке и ничегошеньки не видя вокруг, лучше не думать. Известно одно - в тот вечер Тузик от испуга... Ну да, прямо в будке. Но совсем чуть-чуть! Знаете, герою многое прощается...
#интернет

Вернувшись со службы, Иосиф застал жену в жутком расположении духа. Она, вертя в руках выключенный телефон, в полной растерянности сидела за столом, а в глазах её витал нескрываемый ужас.
- Что случилось, Софочка? - немедленно спросил муж. - В вашей родне, что, кто-то умер?
- Хуже, Йозя, - простонала жена. - Всё гораздо хуже...
- Что значит хуже? - Иосиф мгновенно побледнел. - Не пугай моё сердце, Софья! Неужели опять что-то случилось с банком, в котором хранятся наши деньги?
- Ну, сколько можно?! - Жена чуть не заплакала. - Почему ты думаешь не про жену, а сразу за деньги?
- Когда я говорю про деньги, я всегда думаю только за жену! - нервно воскликнул муж. - Скажи, наконец, Софочка, почему на тебе нет лица? Что случилось, в конце-то концов?
- О-о-о!.. Иосиф, какой ты невнимательный! На мне давно уже нет не только лица. На мне нет и моего тела...
После таких слов жены Иосиф открыл рот и долго не мог его закрыть. Но всё-таки, в какой-то момент он пришёл в себя, и осторожно спросил:
- Софочка, золотце, ты сегодня измеряла давление кровеносных сосудов? О каком теле ты говоришь?
- Я говорю о том теле, - начал с надрывом жена, - которое было у меня тридцать лет тому назад! – При этом в голосе жены явно слышались нотки приближающейся истерики. - Случилось страшное, Йозя. Через месяц состоится встреча с нашим бывшим классом. Я официально на неё приглашена, и теперь не знаю, что мне делать.
- У вас будет встреча? – Муж завертел глазами в разные стороны, пытаясь понять причину паники жены. - Одноклассников?
- Да! Ты же помнишь, что наш класс, в котором я училась, каждые пять лет встречается в ресторане!
- И что в этом ужасного? Напротив, это же очень радостное событие. Ты же всегда любила эти ваши встречи. Я помню, что пять лет назад, ты была в жутчайшем восторге!
- Да, я была восторге... Раньше... А теперь... - Жена вдохнула побольше воздуха, и сказала самое главное: - Мне сообщили, что в этот раз на встрече будет присутствовать Марик Штейн.
- Марик Штейн? - Иосиф опять сделал удивлённые глаза. - Тот самый? Про которого ты так часто мне говоришь? Которого, сразу после школы, увезли на историческую родину его бабушки?
- О, да!.. Его никогда не было на наших встречах одноклассников, и вдруг... Вдруг, он зачем-то решил приехать... Ты представляешь, Йозя, какой ужасной получится эта встреча?
- Почему она будет ужасной? - легкомысленно пожал плечами Иосиф. - Напротив, ты должна быть довольна. Ведь ты увидишься с этим... Мариком. Ты же мне все уши прожужжала, как он за тобой ухаживал в школе, и если бы не я, ты бы сейчас была женой великого человека. Ты же мечтала увидеть его...
- Йозя, прекрати говорить жене свои ревнивые гадости! - простонала Софья. - Не издевайся над несчастной женой.
- Я говорю совсем не гадости! - Действительно, в голосе Иосифа чувствовалась всего лишь лёгкая усмешка. - Я просто-напросто напоминаю тебе твои заветные мечты.
- Не смей попрекать меня моими мечтами! – нервно воскликнула Софья. - Мечтать имеет право каждый человек на планете! Но... Одно дело мечтать, а другое дело - встретиться с человеком через тридцать лет. Это ужас.
- Софочка, я совершенно не понимаю твоего ужаса? Или ты боишься, что при вашей встрече ваши чувства вспыхнут вновь? Не переживай за это, я разрешаю тебе немножечко с ним пофлиртовать.
- Йозя, прекрати! Разве ты не понимаешь, что за тридцать лет я стала в два раза шире во всех местах своего тела.
- О, да! Ты стала ещё прекрасней! - улыбнулся муж.
- Нет! Как ты не понимаешь? Мой образ, который оставался в памяти Марика, когда он вспоминал меня там, на обетованной земле - этот образ теперь кардинальным образом изменился! Ты представляешь, Иосиф, что случится с Штейном, когда он увидели меня такую?

Продолжение следует.....

Какую - такую?
- Совсем другую, Йозя! Ведь тридцать лет тому назад... - Софья, мечтательно закатила глаза. – Тогда Софочка была худая как стебелёк, быстрая как лань, и...
- И умная, как твой дедушка Соломон, - добавил Иосиф.
- Причём здесь мой дедушка?!
- Но ты же мне сама говорила, - пожал плечами муж, - что твой дедушка был таким умным, что к нему стекались евреи со всего города с одним лишь вопросом – как правильно хранить и преумножать свои деньги. Ты вся в него.
- Прекрати опять говорить о деньгах! - У Софьи дрожали руки. - Если бы я могла, я потратила бы все сбережения - все до копейки, ради того, чтобы стать снова такой, какой я была в молодости.
- Софочка, умоляю, не надо! Твой покойный дедушка тебя не поймёт!
- Но я снова хочу стать худой, Йозя! Хочу быть, пусть, не как тростинка, но хотя бы как... Как...
- Но с твоим аппетитом, это нереально, Софья, - виновато пожал плечами муж.
- О-о-о, - опять простонала она. - Марик Штейн был самым стройным мальчиком в нашем классе, самым спортивным, самым... Он меня этим и покорил. Наверное, он и теперь такой же, как раньше... А может быть, мне сделать операцию?
- Какую операцию?
- Откуда я знаю - какую? Но ведь делают же люди какие-то операции, после которых им совершенно не хочется есть.
- Но ты тогда ты умрёшь от истощения! Ты что, не боишься умереть?
- Я боюсь умереть от стыда, Иосиф! От стыда за своё тело. Ах, годы, что вы со мной сделали?..
- Софочка, я не понимаю, ты всё это так страдательно говоришь... Говоришь... Но разве ты не видела последние фотографии Марика? - спросил вдруг Иосиф.
- Где я могла их видеть?! - воскликнула с удивлением Софья. - Он ведь не зарегистрирован ни в одной из социальных сетей!
- И как ты думаешь, почему он там не зарегистрирован?
- Наверное, потому что ему не позволяет его начальство. Он ведь, по слухам, занимает высокую должность в Кнессете!
- Я не хотел тебе говорить, Софочка, но после того, как ты мне все уши прожужжала про этого Штейна, я навёл про него кое-какие справки. У вашего Марика нет, и никогда не было никакой должности в Кнессете.
- Как это не было?
- И он никогда не жил на земле обетованной.
- Как это не жил?! Где ему ещё жить, если не на священной земле своих предков?!
- Все эти тридцать лет твой одноклассник благополучно прожил в Биробиджане. Точнее, не совсем уж и благополучно. Лет десять назад он влип в нехорошую историю, и ему пришлось отсидеть три года в тюрьме.
- Что ты говоришь, Йозя?! – испугалась София. - Это не может быть! Откуда ты это взял?
- Из интернета. На сайте Биробиджанской уголовной хроники. Там даже есть несколько его фотографий. Так вот, теперь твой Марик весит примерно килограммов сто двадцать. И он совсем не похож на того юного красавца, который остался в твоей памяти, и на совместной фотографии вашего класса. Сходство, конечно, есть, но очень небольшое.
- Да? - Софья с ужасом смотрела на мужа. - И на кого он теперь похож?
- На бегемотика. Если ты хочешь, я могу тебе переслать ссылку на этот сайт. Я её скопировал специально для тебя.
- Но почему же ты про это не говорил мне раньше?! – умирающим тоном воскликнула супруга.
- Мне было жаль разрушать образ твоей молодости, Софочка. Ты ведь про эту свою молодость всегда так вкусно рассказываешь. Так красиво и возвышенно.
- Ах, как же это всё неправильно... - печально вздохнула Софья, медленно подошла к зеркалу, посмотрела на себя, и твёрдо сказала: - Я думаю, Йозя, что в этом году встреча одноклассников обойдётся без меня.
- Но почему? – искренне удивился муж.
- Потому что я больше не желаю видеть, как несправедливая жизнь ломает наши возвышенные образы и мечты. Так что, пусть всё остаётся, как было прежде. Хотя бы в моей голове...
- Не знаю, Софочка... - Иосиф печально улыбнулся. - Лично мне кажется, что жизнь сделала тебя ещё краше.
- Правда?
- Чистая правда, Софья. Наичистейшая...

Анисимов
И.Бабиченко

Училась с ними девочка одна, Лена. Ленка-Пача. Мелкая, страшненькая, губастая, бровастая, кривоногая. Из неблагополучной семьи. Ленке вечно доставалось и от одноклассников, и от учителей. Впрочем, учителя её жалели, одноклассники же – нет. Однажды на её заколке кто-то из девчонок увидел вошь – визгу было! Хотя по трезвому размышлению это вполне могла оказаться и мушиная кака, да. 
В общем, Ленка была изгоем. Классическим таким. Поговаривали, что именно с неё начинался первый пацанячий сексуальный опыт в старших классах. Умом, сообразительностью или крепким характером она не отличалась. Это сейчас я понимаю, что очень и очень трудно отличаться характером, когда родители – алкоголики, сестра безнадёжно больна и полоумна, и приходится носить старые тяжёлые очки на резинке, потому что новые, выданные школьным врачом, носит вечно пьяный папа. И на выпускной приходится идти в старом и мятом костюме – мама не озаботилась, а сама не смогла. Никто утюга не дал. И некому тебя вечером забрать из школы. 
 После одиннадцатого класса она потерялась. Не была ни на одной встрече одноклассников. Мы про неё быстро забыли – мы-то вообще годом старше, что нам за дело до какой-то Ленки! Её же одноклассники всенепременно вспоминали. Местные-то все на виду, а вот Ленки нет как нет. Говорили, что она уехала на большую землю, там осталась. Мать до сих пор в деревне, всё так же тихо пьёт, отец умер. Где сестра – никто и понятия не имеет. В социальных сетях её нет. 
Ну, нет и нет. И, конечно, я о том, как я её встретила. 
 — Знаешь, Юля, было трудно. Да хандец, чего там, капитальный. Жрать нечего было. Мать из деревни если пришлёт когда картошки, так хорошо. Работать сразу пошла. Было дело – месяц один чай пила; а попросить не смела. Вот как раз, когда только на работу вышла. Работала ночью, днём училась. С первой зарплаты купила себе еды на весь месяц, и очки. Очки, представляешь, мои собственные! У меня их теперь штук сто! А чай до сих пор не пью, не могу. Мне кажется, что он пахнет нищетой. 
 Сама видишь – проводит руками – страшненькая я. Да и одевалась… Я, Юль, трусы два года носила, две пары. Потому что на еду впритык было. На зачётах первое время в обморок хлопалась. Голодный! – смеётся. А потом меня на остановке мужик подобрал. Вот так взял, и подобрал, как собаку бездомную. Пожалел. А я, Юлик, не смогла отказаться. Я выспалась в первый раз в жизни, наверное. 
 А наутро ушла. Записку оставила, спасибо, мол. Всё хорошо у меня. Я ж реально понимала, что не тот я человек. Я тогда себя ниже плинтуса считала. А он меня нашёл. Поругались мы страшно – я кричала, что не надо меня жалеть, пусть он свою жалость куда подальше засунет, я ему не псинка, и не приблудыш-котёнок! А он на следующий день меня в ЗАГС отвёз. Сказал, из машины только замуж выйдешь. 
Снова смеётся. 
 Белоголовые малышки у статного мужчины на руках, очень похожие на мать. Лёгонькие, махонькие – пёрышки, а не дети. Ленка, отряхнув пылинку со стильной юбки, обнимает всех троих – ну, погуляйте ещё, милые мои, я совсем скоро приду! 
 Нет, Ленка не превратилась в прекрасного лебедя. У неё всё такие же густые брови, но искусно подправленные стилистом, такие же вывернутые губы яркие безо всякой помады, такие же серые волосы, подстриженные как-то так, что эта стрижка – женственная и шаловливая – нисколько не портила лицо и была удивительно подходяще. Очки в тонкой оправе довершали образ.  
— Как зовут?  
Ленка, помолчав, отвечает: 
 — Таня и Юленька. Ты прости меня, Юль, вы с Танюшкой ко мне относились… нормально. Ну, хотя бы равнодушные были. То есть… ну ты поняла, да? Я ж никогда о таком и мечтать не смела – муж, дети… Сестру забрала из интерната. Мать всё пыталась вылечить, да так и не смогла, она меня уж и забыла. Не узнала в последний раз даже. А он – она кидает взгляд в сторону ушедшего мужчины – научил меня себя любить. Сколько раз я ему истерики устраивала! Сколько раз кричала, зачем я ему, замарашка? Я хоть всё умела по дому, да совсем дремучей была. Свекровь меня чуть не в первый день ночевать и жить оставила. Книги мне читала, музыку заставляла слушать, разговаривала со мной день и ночь. А в перерывах учила меня жонглировать! Я в первый раз увидела – чуть со смеху не померла, до того неожиданно! Апельсинами. 
 Ленкины глаза сияют так, что мои руки покрываются пупырками. Ах, Ленка, Ленка, как же я за тебя рада! Вот именно такие картинки из жизни заставляют меня верить в любовь. Просто как исключение... 
 
Автор: Даша Лунина