Уголок читателя - 3
Участников: 5
Страница 16 из 40
Страница 16 из 40 • 1 ... 9 ... 15, 16, 17 ... 28 ... 40
Re: Уголок читателя - 3
ЖИЗНИ НЕТ, ПОКОЯ НЕТ, НО ЕСТЬ ПАШТЕТ
Александр Бирштейн
Каким-то образом этот прошлогодний рассказ прошел мимо книги... А ведь хорош. Слово даю!
Межбижеру приснилось слово паштет. Вернее, не так. Межбижеру приснился пьяный сосед из подъезда по имени Ёмкипуренко, бежавший за ним и оравший:
- Я из тебя паштет сделаю!
Межбижер не хотел быть паштетом. Даже очень. Тем более, паштет, рассказывали, штука вкусная и полезная. А он, Межбижер, точно не вкусный. И насчет полезности сомнения. Вот во дворе говорят, что вреднее Межбижера только холера.
Он пытался тормознуть Ёмкипуренко, объяснить ему это, но тот упрямо настигал, слушать не хотел и целился бутылкой, уже пустой, Межбижеру в лоб.
- Спасите! – заорал Межбижер и проснулся. Голова болела. Видать, все-таки угодил сволочь-Ёмкипуренко в лоб, тело ломило, что немудрено после такого вот забега. Короче, не так, так эдак ухайдакал его сосед по двору.
Он попытался встать, что далось с трудом.
- Не жилец я после такого! – горько подумал Межбижер. – А что хорошего в жизни видел?
- А что хорошего сделал? – вкралась наглая мыслишка.
- Кыш, проклятая! – погнал ее Межбижер, мостясь под одеяло. Он надеялся согреться, но не тут-то было. Била противная мелкая дрожь и голодные мурашки бегали по плечам.
- А паштет я так и не попробовал… - подумал он.
Сосед-Герцен, зайдя к Межбижеру часом позже, нашел того мечущимся по кровати и прямо-таки пышущего жаром.
- Грипп! – постановила вызванная из поликлиники № 5 доктор Фрактман.
Прошел день, другой, неделя. Межбижер болел. Вернее, не выздоравливал. Покорно глотал лекарства, которые ему выдавал Герцен, покорно сносил уколы, прописанные доктором. И… ничего. Температура не падала, не исчезал озноб и гнусный Ёмкипуренко тоже не унимался.
- Я не паштет! - еле слышно страдал больной, - Я даже его не пробовал!
При этом, от еды он отказывался наотрез. Только пил.
- Помирает Межбижер! – заговорили во дворе, но, почему-то, не с радостью, а даже с некой печалью.
Приходили соседи, смотрели на него, на смятую его скудным телом постель, качали головой и уходили, оставив на столе какое-то приношение. Толку? Даже мадам Берсон с тарелкой холодца рвалась к больному. Правда, ее не пустили.
- Сложный случай! – озадачено произносила доктор Фрактман. – Руки опускаются! – А она была очень хорошим врачом, Серафима, наша, Даниловна…
И еще шли дни. Без изменений. Двор страдал.
- Почему так? – спросил я как-то у тети Ривы, - когда был Межбижер здоров, его терпеть не могли, а сейчас так огорчаются?
- Отвечу, если поймешь. Дело в том, что он наш, из этого самого двора. Какой бы ни был, а свой.
Я не очень тогда понял. А сейчас… Сейчас и своих-то почти нет. Так… Полусвои.
- Ведь правда? – спрашиваю я мысленно некоторых своих читателей. А они молчат. И правда, что тут скажешь…
Но я отвлекся.
Однажды тетя Маруся задержалась у постели больного и долго слушала его полубред. А потом вышла в задумчивости и прямиком направилась к Семе Накойхеру. Я не знаю, о чем они говорили, но вечером, возвращаясь домой с ворованным мясом, Сема заглянул ненадолго к Марусе.
Уже настал вечер, когда Маруся принялась священнодействовать. Она очистила и вымыла печенку, а Сема принес именно ее, порезала на кусочки и отложила в сторону. Потом отрезала от большого куска несколько пластинок сала, мелко их порезала и положила на сковороду выжариваться. Затем почистила и натерла морковку, почистила и порезала две средние луковицы. Тем временем, сало вытопилось. Маруся отложила шкварки и с сомнением глянула на вытопленный жир. Его было мало! Пришлось добавить несколько столовых ложек смальца. Затем Маруся стала обжаривать печенку. Дело это недолгое, ибо печенка просто должна перестать выпускать жидкость.
Некоторые запахи Марусиной готовки стали проникать во двор и вызвали неоднозначную реакцию. Мадам Берсон, втянув носом воздух, квалифицированно доложила:
- Печенку жарит. Телячью!
Народ загудел.
- Бесчеловечная! – ляпнула тетя Ана. И обосновала: - Человек во дворе помирает, а ей бы жировать!
- Да-да-да! – подхватила тетя Сима, - Межбижерчик есть отказывается, а она…
Но ее перебила мадам Берсон:
- Теперь лук жарит! – доложила она обществу.
- Морковку в лук добавила! – отметила чуть поздней.
На этом кулинарное вынюхивание закончилось, ибо Маруся закрыла форточку. Затем Маруся забросила печенку к луку с морковкой, посолила, добавила чуток перца и плотно закрыла все крышкой, уменьшив огонь.
Дворовое общественное мнение, тем временем, переключилось на доктора Фрактман, только что вышедшую от больного. Доктор качала головой:
- Организм ослаблен, ничего не ест, как организму сопротивляться?
Сняв сковородку с огня, Маруся поставила ее остывать. Это не заняло много времени. Остывшую смесь печени, лука и морковки Маруся смолола на мясорубке раз, другой, третий. Потом добавила в смолотое кусок коровьего масла и хорошо все перемешала. Оставалось немногое.
- Кажется, в бутылке что-то есть! – сообщила она себе и полезла в буфет. Действительно в бутылке «Рислинга» плескалась жидкость.
- Не скисло ли?
Нет. На пробу вино оказалось вполне годным к употреблению. И пошло себе в паштет.
Да-да, именно его приготовила Маруся!
Нос мадам Берсон непроизвольно задрожал и напрягся. Информация приходящая к носу, ему очень нравилась. Нос и только нос управлял нынче телодвижениями мадам. Вот она повернулась к Марусиной двери, а вот уже и нос, и мадам вытянулись Марусе вслед.
Но не у одной мадам Берсон имелся нос…
- Я не паштет, не паштет, не па… - бормотал Межбижер, но осекся. Новый, лакомый, незнакомый запах проник в него и вызвал беспокойство и голод.
- Хочу! – прошептал он, и голос его зажигался, трепетал и гас. – Хочу…
Межбижер ел! Маленькими кусочками, но ел! Поев немного, он уснул, но Ёмкипуренко ему больше не снился. А снилось море, на котором он не был уже год, нет, скорее, два. Или три.
Александр Бирштейн
Каким-то образом этот прошлогодний рассказ прошел мимо книги... А ведь хорош. Слово даю!
Межбижеру приснилось слово паштет. Вернее, не так. Межбижеру приснился пьяный сосед из подъезда по имени Ёмкипуренко, бежавший за ним и оравший:
- Я из тебя паштет сделаю!
Межбижер не хотел быть паштетом. Даже очень. Тем более, паштет, рассказывали, штука вкусная и полезная. А он, Межбижер, точно не вкусный. И насчет полезности сомнения. Вот во дворе говорят, что вреднее Межбижера только холера.
Он пытался тормознуть Ёмкипуренко, объяснить ему это, но тот упрямо настигал, слушать не хотел и целился бутылкой, уже пустой, Межбижеру в лоб.
- Спасите! – заорал Межбижер и проснулся. Голова болела. Видать, все-таки угодил сволочь-Ёмкипуренко в лоб, тело ломило, что немудрено после такого вот забега. Короче, не так, так эдак ухайдакал его сосед по двору.
Он попытался встать, что далось с трудом.
- Не жилец я после такого! – горько подумал Межбижер. – А что хорошего в жизни видел?
- А что хорошего сделал? – вкралась наглая мыслишка.
- Кыш, проклятая! – погнал ее Межбижер, мостясь под одеяло. Он надеялся согреться, но не тут-то было. Била противная мелкая дрожь и голодные мурашки бегали по плечам.
- А паштет я так и не попробовал… - подумал он.
Сосед-Герцен, зайдя к Межбижеру часом позже, нашел того мечущимся по кровати и прямо-таки пышущего жаром.
- Грипп! – постановила вызванная из поликлиники № 5 доктор Фрактман.
Прошел день, другой, неделя. Межбижер болел. Вернее, не выздоравливал. Покорно глотал лекарства, которые ему выдавал Герцен, покорно сносил уколы, прописанные доктором. И… ничего. Температура не падала, не исчезал озноб и гнусный Ёмкипуренко тоже не унимался.
- Я не паштет! - еле слышно страдал больной, - Я даже его не пробовал!
При этом, от еды он отказывался наотрез. Только пил.
- Помирает Межбижер! – заговорили во дворе, но, почему-то, не с радостью, а даже с некой печалью.
Приходили соседи, смотрели на него, на смятую его скудным телом постель, качали головой и уходили, оставив на столе какое-то приношение. Толку? Даже мадам Берсон с тарелкой холодца рвалась к больному. Правда, ее не пустили.
- Сложный случай! – озадачено произносила доктор Фрактман. – Руки опускаются! – А она была очень хорошим врачом, Серафима, наша, Даниловна…
И еще шли дни. Без изменений. Двор страдал.
- Почему так? – спросил я как-то у тети Ривы, - когда был Межбижер здоров, его терпеть не могли, а сейчас так огорчаются?
- Отвечу, если поймешь. Дело в том, что он наш, из этого самого двора. Какой бы ни был, а свой.
Я не очень тогда понял. А сейчас… Сейчас и своих-то почти нет. Так… Полусвои.
- Ведь правда? – спрашиваю я мысленно некоторых своих читателей. А они молчат. И правда, что тут скажешь…
Но я отвлекся.
Однажды тетя Маруся задержалась у постели больного и долго слушала его полубред. А потом вышла в задумчивости и прямиком направилась к Семе Накойхеру. Я не знаю, о чем они говорили, но вечером, возвращаясь домой с ворованным мясом, Сема заглянул ненадолго к Марусе.
Уже настал вечер, когда Маруся принялась священнодействовать. Она очистила и вымыла печенку, а Сема принес именно ее, порезала на кусочки и отложила в сторону. Потом отрезала от большого куска несколько пластинок сала, мелко их порезала и положила на сковороду выжариваться. Затем почистила и натерла морковку, почистила и порезала две средние луковицы. Тем временем, сало вытопилось. Маруся отложила шкварки и с сомнением глянула на вытопленный жир. Его было мало! Пришлось добавить несколько столовых ложек смальца. Затем Маруся стала обжаривать печенку. Дело это недолгое, ибо печенка просто должна перестать выпускать жидкость.
Некоторые запахи Марусиной готовки стали проникать во двор и вызвали неоднозначную реакцию. Мадам Берсон, втянув носом воздух, квалифицированно доложила:
- Печенку жарит. Телячью!
Народ загудел.
- Бесчеловечная! – ляпнула тетя Ана. И обосновала: - Человек во дворе помирает, а ей бы жировать!
- Да-да-да! – подхватила тетя Сима, - Межбижерчик есть отказывается, а она…
Но ее перебила мадам Берсон:
- Теперь лук жарит! – доложила она обществу.
- Морковку в лук добавила! – отметила чуть поздней.
На этом кулинарное вынюхивание закончилось, ибо Маруся закрыла форточку. Затем Маруся забросила печенку к луку с морковкой, посолила, добавила чуток перца и плотно закрыла все крышкой, уменьшив огонь.
Дворовое общественное мнение, тем временем, переключилось на доктора Фрактман, только что вышедшую от больного. Доктор качала головой:
- Организм ослаблен, ничего не ест, как организму сопротивляться?
Сняв сковородку с огня, Маруся поставила ее остывать. Это не заняло много времени. Остывшую смесь печени, лука и морковки Маруся смолола на мясорубке раз, другой, третий. Потом добавила в смолотое кусок коровьего масла и хорошо все перемешала. Оставалось немногое.
- Кажется, в бутылке что-то есть! – сообщила она себе и полезла в буфет. Действительно в бутылке «Рислинга» плескалась жидкость.
- Не скисло ли?
Нет. На пробу вино оказалось вполне годным к употреблению. И пошло себе в паштет.
Да-да, именно его приготовила Маруся!
Нос мадам Берсон непроизвольно задрожал и напрягся. Информация приходящая к носу, ему очень нравилась. Нос и только нос управлял нынче телодвижениями мадам. Вот она повернулась к Марусиной двери, а вот уже и нос, и мадам вытянулись Марусе вслед.
Но не у одной мадам Берсон имелся нос…
- Я не паштет, не паштет, не па… - бормотал Межбижер, но осекся. Новый, лакомый, незнакомый запах проник в него и вызвал беспокойство и голод.
- Хочу! – прошептал он, и голос его зажигался, трепетал и гас. – Хочу…
Межбижер ел! Маленькими кусочками, но ел! Поев немного, он уснул, но Ёмкипуренко ему больше не снился. А снилось море, на котором он не был уже год, нет, скорее, два. Или три.
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Победитель конкурса :
Сообщения : 56112
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
Re: Уголок читателя - 3
ВРЕМЯ МАДАМ БЕРСОН
Александр Бирштейн
Ну, как назло. Или на добро. Книжка уже сверстана, а рассказ о трудной жизни мадам Берсон опять попался.
Как вам название? Ну, то-то!
А название еще и актуальное. Потому что у мадам сломались часы. Обнаружила она это не то в пять, не то в шесть, не то вообще в семь часов утра. Вам же русским языком говорят, что часы таки сломались.
А мадам, раз уже проснулась, так ей сразу приспичило время узнать. Даже больше, чем в уборную.
Высунулась мадам в окно и как заорет:
- Луди, гражданы, скольки час?
У нас во дворе люди не то чуткие были, не то чутко спали, но практически сразу мадам получила массу важной информации: и куда ей идти, и что происходило с ее мамой когда-то давно, и что с самой мадам сделают чуть попозже или даже немедленно.
А сколько времени не сказали!
А мадам из гордости переспрашивать не стала. Она надела галоши на босу ногу, халат с одной пуговицей на босу попу и пошла к соседям по парадной. Кто, как не соседи, в трудную минуту…
К тете Риве с дядей Петей мадам Берсон стучать не стала. Дядя Петя ее почему-то недолюбливал и мог не так понять. Ну, что мадам мириться пришла. Ну, словом, за то, что мадам разболтала всем соседям, включая детей, где дядя Петя хранит пиво, заныканное от жены. Дети со двора – у-у, халюганы! – почему-то обрадовались. Можете себе представить, что этот Петя нашел в своей бутылке.
Так что мадам постучалась сразу к дяде Марику и тете Бете. Но это мягко сказано – постучалась. Так барабанила, что на Кангуна слышно было.
А дядя Марик как раз ждал обыск. Ну, бывает, ну, случается… Заведовать пунктом утильсырья и не ждать обыск? Нонсенс! Вот и был дядя Марик, как юный пионер Советского Союза. То есть, всегда готов. И бриллианты спрятаны, и немножко закусить в ДОПРе собрано. Но! Дядя Марик вспомнил, что только вчера купил две золотые пятерки с портретом царя Николашки у стоматолога и, между нами говоря, жулика Краснера. И эти две пятерки он замуровать в стену, где остальные лежат, поленился. А теперь… Мысль – внезапно разбуженная мысль дяди Марика! – заработала.
Тетя Бетя, поднятая стуком в дверь, спросонья решила, что это дядя Марик ломится домой в то время, когда она отдыхает с грузчиком из ее же гастронома Колей.
- В шкаф! – заорала она диким голосом, опять же спросонья не узнав дядю Марика.
- Там же облигации! – огрызнулся, но сообщил жене ценную информацию дядя Марик.
- А ты откуда знаешь? – все еще считая дядю Марика грузчиком Колей, удивилась тетя Бетя.
- Какое твое собачье дело? – стал скрытничать дядя Марик.
Тут все остатки сна с тети Бетти слетели, и она достойно ответила уже опознанному супругу. Так что, если эти сволочи будут описывать имущество, одной хрустальной вазы они не досчитаются.
А мадам Берсон продолжала колотить в дверь.
- Золото, куда деть золото? – рвал на себе лысину дядя Марик.
- Глотай! – трагичным голосом примы из оперы «Знамя революции» взвыла тетя Бетя.
И дядя Марик поднатужился и глотнул.
Одна пятерка прошла довольно туго, вторая уже полегче.
Почувствовав, как пятерки улеглись в желудке, дядя Марик показал двери согнутую в локте руку и казал:
- Вот вам!
После чего пошел открывать.
Увидев вместо милиции мадам Берсон, он даже обрадовался, но виду не подал, а, наоборот, рассказал мадам все известные ему плохие слова. Концовка речи дяди Марика звучала примерно так:
- … сволочь, … поганая, какого … приперлась в пять утра?
- В пять утра? – получила мадам необходимую информацию и удалилась.
Рано еще. Можно и поспать.
А дядя Марик, полез на антресоли, добыл там ночной горшок и пошел принимать касторку. Ему было не до сна.
Александр Бирштейн
Ну, как назло. Или на добро. Книжка уже сверстана, а рассказ о трудной жизни мадам Берсон опять попался.
Как вам название? Ну, то-то!
А название еще и актуальное. Потому что у мадам сломались часы. Обнаружила она это не то в пять, не то в шесть, не то вообще в семь часов утра. Вам же русским языком говорят, что часы таки сломались.
А мадам, раз уже проснулась, так ей сразу приспичило время узнать. Даже больше, чем в уборную.
Высунулась мадам в окно и как заорет:
- Луди, гражданы, скольки час?
У нас во дворе люди не то чуткие были, не то чутко спали, но практически сразу мадам получила массу важной информации: и куда ей идти, и что происходило с ее мамой когда-то давно, и что с самой мадам сделают чуть попозже или даже немедленно.
А сколько времени не сказали!
А мадам из гордости переспрашивать не стала. Она надела галоши на босу ногу, халат с одной пуговицей на босу попу и пошла к соседям по парадной. Кто, как не соседи, в трудную минуту…
К тете Риве с дядей Петей мадам Берсон стучать не стала. Дядя Петя ее почему-то недолюбливал и мог не так понять. Ну, что мадам мириться пришла. Ну, словом, за то, что мадам разболтала всем соседям, включая детей, где дядя Петя хранит пиво, заныканное от жены. Дети со двора – у-у, халюганы! – почему-то обрадовались. Можете себе представить, что этот Петя нашел в своей бутылке.
Так что мадам постучалась сразу к дяде Марику и тете Бете. Но это мягко сказано – постучалась. Так барабанила, что на Кангуна слышно было.
А дядя Марик как раз ждал обыск. Ну, бывает, ну, случается… Заведовать пунктом утильсырья и не ждать обыск? Нонсенс! Вот и был дядя Марик, как юный пионер Советского Союза. То есть, всегда готов. И бриллианты спрятаны, и немножко закусить в ДОПРе собрано. Но! Дядя Марик вспомнил, что только вчера купил две золотые пятерки с портретом царя Николашки у стоматолога и, между нами говоря, жулика Краснера. И эти две пятерки он замуровать в стену, где остальные лежат, поленился. А теперь… Мысль – внезапно разбуженная мысль дяди Марика! – заработала.
Тетя Бетя, поднятая стуком в дверь, спросонья решила, что это дядя Марик ломится домой в то время, когда она отдыхает с грузчиком из ее же гастронома Колей.
- В шкаф! – заорала она диким голосом, опять же спросонья не узнав дядю Марика.
- Там же облигации! – огрызнулся, но сообщил жене ценную информацию дядя Марик.
- А ты откуда знаешь? – все еще считая дядю Марика грузчиком Колей, удивилась тетя Бетя.
- Какое твое собачье дело? – стал скрытничать дядя Марик.
Тут все остатки сна с тети Бетти слетели, и она достойно ответила уже опознанному супругу. Так что, если эти сволочи будут описывать имущество, одной хрустальной вазы они не досчитаются.
А мадам Берсон продолжала колотить в дверь.
- Золото, куда деть золото? – рвал на себе лысину дядя Марик.
- Глотай! – трагичным голосом примы из оперы «Знамя революции» взвыла тетя Бетя.
И дядя Марик поднатужился и глотнул.
Одна пятерка прошла довольно туго, вторая уже полегче.
Почувствовав, как пятерки улеглись в желудке, дядя Марик показал двери согнутую в локте руку и казал:
- Вот вам!
После чего пошел открывать.
Увидев вместо милиции мадам Берсон, он даже обрадовался, но виду не подал, а, наоборот, рассказал мадам все известные ему плохие слова. Концовка речи дяди Марика звучала примерно так:
- … сволочь, … поганая, какого … приперлась в пять утра?
- В пять утра? – получила мадам необходимую информацию и удалилась.
Рано еще. Можно и поспать.
А дядя Марик, полез на антресоли, добыл там ночной горшок и пошел принимать касторку. Ему было не до сна.
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Победитель конкурса :
Сообщения : 56112
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
mamusia- Бриллиантовый счастливчик
- Две победы :
Сообщения : 40827
Откуда : Vilnius
Re: Уголок читателя - 3
ВОЗМУТИТЕЛЬ СПОКОЙСТВИЯ
Александр Бирштейн
Похолодало... Веревки для сушки белья, натянутые на балконе, похожи на... пушистую, белую колючую проволоку. А еще и туман...
Не то простуда, не то... Не знаю. Тепла хочется. И солнца.
Вдруг вспомнилось, как я прилетел в такое же время в Мары.
Кому-то понадобилась консультация, этот кто-то поклонился Арамычу (мой начальник участка), а тот, не тратя времени на лирику, поднял телефон и велел:
- Приезжай!
Если честно, ехать не очень ломало. Новый год встретил, погулевал и... заскучал. Все-таки, второй месяц дома. Непривычно... Но решил поломаться.
- Не поеду!
- Машину отдам! – посулил Арамыч. Он забирал на зиму машины, в полевой сезон «жившие» дома у водителей.
- И командировку в Москву! – решил поторговаться я.
- Ладно.
Командировка в Москву имела особый смысл. Дело в том, что дорога в Одессу и из Одессы нам не оплачивалась. Круглый год считалось, что мы в поле. Отсюда и постоянные командировочные, и коэффициент 80 % к зарплате. Имея командировку в Москву, я платил только за перелеты Одесса-Москва и, потом, Москва-Одесса.
В Одесса, вспоминаю, было около нуля. Да-да, та самая нудная, серая, сырая одесская зима, которую можно только ненавидеть или, пуще того, ненавидеть люто.
В Москве было минус двадцать. Когда подлетали к Марам, объявили:
- ... температура воздуха в Марах двадцать два градуса!
А я в парке, зимней шапке, сапогах! Хорошо хоть машину за мной прислали. Разоблачился до рубашки, греюсь. Даже улыбаться начал. Дело, по которому в Мары позвали, несложным оказалось. Три дня над трассовками посидел, один раз на соседский нефтепровод выскочил и... Решил я их проблемы.
- Арамыч, - говорю, - гони машину!
Отдал и без разговоров. Правда, водителю велел пригнать ее обратно, когда улечу. Ну, да это не моя проблема.
- Я долго кататься буду! – предупредил начальника.
Он пожал плечами:
- Твое дело!
Признаюсь, была у меня одна мечта. Необычная. Хотелось мне «побегать» дорогами Ходжи Насреддина. Ибо книжка Леонида Соловьева с детства числилась в любимых. Мне и сам автор интересен был, и его герой. Рассказывали, что Леонид Соловьев выпустил большой том под названием «Народы Востока о Ленине» (могу быть неточен, ибо по памяти), который целиком и полностью сочинил сам.
А еще Соловьев написал сценарий к гениальному фильму «Шинель». Фильм этот вместе с Григорием Козинцевым поставил мой внучатый дед Леонид Трауберг.
Но главное – это две книги о Ходже Насреддине «Возмутитель спокойствия» - 1939 года выпуска – и «Очарованный принц» - повесть, написанная в сталинских лагерях, где ее автор провел восемь лет.
Я очень люблю Ходжу Насреддина. Я очень тогда любил Среднюю Азию, а особенно Узбекистан, поэтому пробежаться, сколько это доступно, дорогами Насреддина было заманчиво.
Тем более, по пути.
Поехали?
... И опять звенела, дымилась белая каменистая дорога под бойкими копытами его ишака. Над миром в синем небе сияло солнце; Ходжа Насреддин мог, не щурясь смотреть на него. Росистые поля и бесплодные пустыни, где белеют полузанесенные песком верблюжьи кости, зеленые сады и пенистые реки, хмурые горы и зеленые пастбища, слышали песню Ходжи Насреддина. Он уезжал все дальше и дальше, не оглядываясь назад, не жалея об оставленном и не опасаясь того, что ждет впереди...
А меня впереди ждал городок Байрам-Али, потом двести сорок километров довольно приличного шоссе до Чарджоу, паром через Амударью до пристани Фараб и дорога в Бухару... Где-то в районе Фараба – я сам выдумал это место! – наши пути должны были пересечься. А уж оттуда мы должны ехать вместе. Он на своем сером ишаке, а я на УАЗе-469, подгоняемом лысым, как колено, водителем Кузыбаем.
... А дорога все звенела, дымилась под копытами ишака. И звучала песня Ходжи Насреддина. За десять лет он побывал всюду: в Багдаде, Стамбуле и Тегеране, в Бахчисарае, Эчмиадзине и Тбилиси, в Дамаске и Трапезунде, он знал все эти города и еще великое множество других, и везде он оставил по себе память....
Я, увы, не был в Тегеране и Багдаде, Дамаске и Трапезунде... Но ничего, Ходжа расскажет о них. Да и мне будет, что ему рассказать...
....В своем изгнании он все время помнил узкие улички, где арба, проезжая, боронит по обе стороны глиняные заборы; он помнил высокие минареты с узорными изразцовыми шапками, на которых утром и вечером горит огненный блеск зари, древние, священные карагачи с чернеющими на сучьях огромными гнездами аистов; он помнил дымные чайханы над арыками, в тени лепечущих тополей, дым и чад харчевен, пеструю сутолоку базаров...
Я не в изгнании. Но скучаю, скучаю. Не по Бухаре – уж прости, Ходжа! – а по Ургенчу, Хиве, а дальше... и чайханы, и рыбожарки, и базары, и минареты, и люди... На днях с другом долго и со знанием дела обсуждали способы приготовления лагмана. За новогодним-то столом!
Но вернемся назад. К Ходже, который перед приходом в Бухару, пристроился к каравану.
... За воротами караван остановился: дорогу преградили стражники. Их было великое множество - обутых и босых, одетых и полуголых, еще не успевших разбогатеть на эмирской службе. Они толкались, кричали, спорили, заранее распределяя между собой наживу. Наконец из чайханы вышел сборщик пошлин - тучный и сонный, в шелковом халате с засаленными рукавами, в туфлях на босу ногу, со следами невоздержанности и порока на оплывшем лице...
Смотри-ка, ничего не изменилось. Только вместо стражников при въезде в Бухару встречал пост ГАИ. Все остальное – по тексту Л. Соловьева.
- Ничего не дам! – сразу сообщил я толстомордому ГАИшнику.
- Пожалеешь! – отреагировал он.
- Тебя? – удивился я. – Вовсе нет! И я поиграл перед его заплывшими глазками красной книжечкой с красной же широкой полосой, перечеркивавшей текст. Мент уже видел такие книжечки, наверное, ибо сразу похудел кило на четыре.
- Извини, уважаемый! – с ненавистью проговорил он и отдзынул.
Такие книжки выдавали экспертам правительственных комиссий, дабы она могли беспрепятственно передвигаться по просторам огромной, несчастной страны.
И я въехал в Бухару. Я не был тут шесть лет, поэтому все оглядывался и оглядывался по сторонам. Тот же гараж пожарников недалеко от базара, где с гарантией можно оставить машину на ночлег, то же медресе, превращенное в гостиницу, но с удобствами, примерно, в полутора кварталах...
... Ходжа Насреддин с волнением узнавал знакомые улицы, чайханы и минареты. Ничего не изменилось за десять лет в Бухаре, все так же облезшие собаки дремали у водоемов, и стройная женщина, изогнувшись и придерживая смуглой рукой с накрашенными ногтями свою чадру, погружала в темную воду узкий звенящий кувшин. И все так же наглухо были заперты ворота знаменитой медресе Мир-Араб, где под тяжелыми сводами келий ученые улемы и мударрисы, давно позабывшие цвет весенней листвы, запах солнца и говор воды, сочиняют с горящими мрачным пламенем глазами толстые книги во славу аллаха, доказывая необходимость уничтожения до седьмого колена всех, не исповедующих ислама...
Смотрите, это было написано более семидесяти лет назад. А нам казалось, что фанатики и палачи-террористы явление нынешнее.
Но не будем об этот, тем более, подошло время подкрепиться, а где это сделать лучше всего? Конечно в харчевне!
... Здесь готовили плов, жарили шашлык, варили требуху, пекли пирожки, начиненные луком, перцем, мясом и курдючным салом, которое, растопившись в печи, проступало насквозь через тесто и кипело мелкими пузырьками...
Ох, сколько мне помнится, бухарский базар кишел не только харчевнями да рыбожарками, сюда, привлеченные звоном иноземных монет приезжих туристов, хлынули и лихие карманники. Мне говорил об этом. Предупреждали... Этого не было совсем в 1982-м, а в 1989-м Бухара кишела ворьем, также, как и Ургенч, и Ташкент.
... Памятуя мудрое правило, что лучше держаться подальше от людей, знающих, где лежат твои деньги, Ходжа Насреддин не стал задерживаться в чайхане и поехал на базарную площадь. Время от времени он оглядывался - не следят ли за ним, ибо на лицах игроков да и самого чайханщика не лежала печать добродетели...
Уехали и мы, тем более, в Бухаре есть на что посмотреть. Тем более, наступал вечер.
...Зажигались яркие костры в чайханах, и скоро вся площадь опоясалась огнями. Завтра предстоял большой базар - и один за другим шли мягкой поступью верблюжьи караваны, исчезали в темноте, а воздух был все еще полон мерным, медным и печальным звоном бубенцов; и когда затихали в отдалении бубенцы одного каравана, им на смену начинали стонать бубенцы другого, вступающего на площадь, и это было нескончаемо, словно сама темнота над площадью тихо звенела, дрожала, переполнившись звуками, принесенными сюда со всех концов мира. Здесь - невидимые - стонали бубенцы индийские и афганские, аравийские, иранские и египетские; Ходжа Насреддин все слушал и слушал и готов был слушать без конца...
Ходже было о чем подумать. Он успел выиграть в кости и отдать бедным невиданные суммы, спасти от верной гибели ростовщика Джафара и погубить этим многих и многих его должников. Предстояло исправлять положение.
А я отправился спать в бывшее медресе. В номере пахло дезинфекцией. Так всегда пахло в дешевых гостиницах Узбекистана. А на дорогую я и не рассчитывал. Там встречали по одежке. А нормальная одежка моя лежала в багажнике... И японская синяя парка, и сапоги «Саламандра» и свитер, связанный из верблюжьей шерсти. Попав из зимы в лето, я обладал кроссовками, джинсами и ковбойкой, рукава которой, супротив всех приличий, закатал до самых плеч.
А назавтра предстояло невиданное развлечение: большой базар!
Большой базар, с точки зрения покупок, конечно, лучше всего был в Ташаузе. Невиданные заморские товары, годами пылящиеся на прилавках сельских магазинчиков, привозились на это торжище. Сапоги из Франции, Италии и Австрии, французская же косметика, духи, наверное, тридцати наименований, японские куртки и аппаратура, холодильники «Розенлев»... Нет, не описать мне всех чудес ташаузского базара. Но и бухарский был неплох.
... Разноцветные халаты, чалмы, попоны, ковры, китайская речь, арабская, индусская, монгольская и еще множество всяких наречий - все это слилось воедино, качалось, двигалось, гудело, и поднималась пыль, и замутилось небо, а на площадь бесконечными потоками прибывали новые сотни людей, раскладывали товары и присоединяли свои голоса к общему реву. Гончары выбивали палочками звонкую дробь на своих горшках и хватали прохожих за полы халатов, уговаривая послушать и, пленившись чистотою звона, купить; в чеканном ряду нестерпимо для глаз сияла медь, воздух стонал от говора маленьких молоточков, которыми мастера выбивали узоры на подносах и кувшинах, расхваливая громкими голосами свое искусство и понося искусство соседей. Ювелиры плавили в маленьких горнах серебро, тянули золото, шлифовали на кожаных кругах драгоценные индийские самоцветы, легкий ветер порой доносил сюда густую волну благоуханий из соседнего ряда, где торговали духами, розовым маслом, амброй, мускусом и различными пряностями; в сторону уходил нескончаемый ковровый ряд - пестрый, узорный, цветистый, разукрашенный персидскими, дамасскими, текинскими коврами, кашгарскими паласами, цветными попонами, дорогими и дешевыми, для простых коней и для благородных....
Ох, многое происходит на базаре и вне его. Я стою перед эмирским дворцом и вспоминаю, вспоминаю... Как происходило неправое судилище, как приволок ростовщик Джаффар горшечника Ниязу и его дочку Гюльджан на суд эмира, как увидел Ходжа Насреддин Гульджан и... влюбился без памяти.
... Лицо Гюльджан оставалось открытым только одно мгновение, но и этого было достаточно, чтобы Ходжа Насреддин, проезжавший мимо на своем ишаке, успел подсмотреть. И красота девушки была столь удивительной и необычайной, что Ходжа Насреддин едва не лишился чувств: мир померк перед его глазами, сердце перестало биться - он побледнел, покачнулся в седле и, потрясенный, закрыл ладонью глаза. Любовь сразила его мгновенно, подобно молнии...
Удар молнии... Именно так и происходит ЭТО с нами!
Отвлекусь. Имя Гульджан напомнило, что самое распространенное женское имя в Узбекистане – Гуля. Но это не российское – гений ульянова, а производное от Гульсары, Гульджан, Гульджамал и прочих, ведущих свое начало от озера – гуль (или куль).
Так вот, для Ходжи имя Гульджан – любимое озеро – полностью стало соответствовать названию. И Ходжа обещал помочь горшечнику. А главное, его дочери!
.... - О прохожий, спаси нас, спаси! - воскликнула Гюльджан, обнимая отца. Ходжа Насреддин взглянул на нее и увидел, что кисти рук ее совершенны; она ответила ему долгим взглядом, он уловил сквозь чадру влажный блеск ее глаз, полных мольбы и надежды. Кровь его вскипела, пробежала огнем по жилам, любовь его усилилась многократно. ....
Для спасения любимой Ходже приходится открыть свое имя жителям Бухары. Это рискованно, очень рискованно, но надо же собрать деньги, чтоб выкупить горшечника и его дочь из рабства.
... Я - Ходжа Насреддин. Здравствуйте, жители Благородной Бухары! ...
Далее Ходжа просит бухарцев собрать деньги для спасения горшечника. Но нет у бухарцев денег. Все забрали ненасытный эмир с приспешниками. Тогда Бухарцы начинают отдавать свои вещи для того, чтоб их продали и выплатили долг Джаффару... Но на что покупать? Денег, как я говорил, нет. Хотя... Деньги есть у Джаффара. Он и покупает все.
... Ростовщик уходил и опять возвращался, накидывая по одной таньга, наконец согласился. Они ударили по рукам. Ростовщик с причитаниями и стонами начал отсчитывать деньги...
А мне вдруг вспомнился один случай, поразивший меня настолько, что все и сейчас стоит перед глазами. Вы, наверное, уже не помните, но в 1991 году произошла так называемая павловская реформа. Тогдашний Председатель совета министров В. Павлов отменил хождения старых сто- и пятидесятирублевок и ввел новые купюры того же достоинства. На обмен было отпущено только три дня. Меняли одному человеку сумму не большую тысячи трехсот рублей. «Пролетели» все, держащие наличные.
Я тогда был в Ургенче. Обком и облисполком были в одном Г-обрагном здании (символично, да?). Большая палочка – обком, маленкая – облисполком. Я, как раз, вышел из облисполкома, где навещал приятеля, ведавшего книжной торговлей.
На площадь перед обкомом выехали далеко не новые «Жикули». Из них вышел старик и вынес две набитые чем-то сумки. Бросил их к ногам памятника Ленину, плюнул три раза и... уехал. Выскочила охрана. Террористов тогда не опасались, поэтому сумки открыли. Там были сотки и полтинники, вышедшие из обращения. Кто-то потом говорил, что больше миллиона. Так что, и Джаффары имелись во все времена.
А Ходжа таки спасает горшечника и его дочь. Но... Слух о том, что он, возмутитель спокойствия в государстве, появился в Бухаре доходит и до эмира!
Ходжу велено изловить и казнить.
Что было дальше?
Сами прочтете! Я рассказчик о невиданном, а пересказ не моя стезя. Возьмите книгу, устройтесь поудобней и начните свой путь по улочкам Бухары, не самым чистым в мире, но своеобразным и, по-своему красивым. Бедны? Так еще в недавнее советское время правозащитник и отказник Иосиф Бегун рассказывал мне о вопиющей нищете кварталов, где селились бухарские евреи.
А я? Я, наконец, отложу ручку в сторону. Мои старые полевые журналы лежат открытыми. Разве я виноват, что время так быстро проскакивает мимо, едва взглянув на полустертые карандашные строки моих полевых (болевых) дневников?
Александр Бирштейн
Похолодало... Веревки для сушки белья, натянутые на балконе, похожи на... пушистую, белую колючую проволоку. А еще и туман...
Не то простуда, не то... Не знаю. Тепла хочется. И солнца.
Вдруг вспомнилось, как я прилетел в такое же время в Мары.
Кому-то понадобилась консультация, этот кто-то поклонился Арамычу (мой начальник участка), а тот, не тратя времени на лирику, поднял телефон и велел:
- Приезжай!
Если честно, ехать не очень ломало. Новый год встретил, погулевал и... заскучал. Все-таки, второй месяц дома. Непривычно... Но решил поломаться.
- Не поеду!
- Машину отдам! – посулил Арамыч. Он забирал на зиму машины, в полевой сезон «жившие» дома у водителей.
- И командировку в Москву! – решил поторговаться я.
- Ладно.
Командировка в Москву имела особый смысл. Дело в том, что дорога в Одессу и из Одессы нам не оплачивалась. Круглый год считалось, что мы в поле. Отсюда и постоянные командировочные, и коэффициент 80 % к зарплате. Имея командировку в Москву, я платил только за перелеты Одесса-Москва и, потом, Москва-Одесса.
В Одесса, вспоминаю, было около нуля. Да-да, та самая нудная, серая, сырая одесская зима, которую можно только ненавидеть или, пуще того, ненавидеть люто.
В Москве было минус двадцать. Когда подлетали к Марам, объявили:
- ... температура воздуха в Марах двадцать два градуса!
А я в парке, зимней шапке, сапогах! Хорошо хоть машину за мной прислали. Разоблачился до рубашки, греюсь. Даже улыбаться начал. Дело, по которому в Мары позвали, несложным оказалось. Три дня над трассовками посидел, один раз на соседский нефтепровод выскочил и... Решил я их проблемы.
- Арамыч, - говорю, - гони машину!
Отдал и без разговоров. Правда, водителю велел пригнать ее обратно, когда улечу. Ну, да это не моя проблема.
- Я долго кататься буду! – предупредил начальника.
Он пожал плечами:
- Твое дело!
Признаюсь, была у меня одна мечта. Необычная. Хотелось мне «побегать» дорогами Ходжи Насреддина. Ибо книжка Леонида Соловьева с детства числилась в любимых. Мне и сам автор интересен был, и его герой. Рассказывали, что Леонид Соловьев выпустил большой том под названием «Народы Востока о Ленине» (могу быть неточен, ибо по памяти), который целиком и полностью сочинил сам.
А еще Соловьев написал сценарий к гениальному фильму «Шинель». Фильм этот вместе с Григорием Козинцевым поставил мой внучатый дед Леонид Трауберг.
Но главное – это две книги о Ходже Насреддине «Возмутитель спокойствия» - 1939 года выпуска – и «Очарованный принц» - повесть, написанная в сталинских лагерях, где ее автор провел восемь лет.
Я очень люблю Ходжу Насреддина. Я очень тогда любил Среднюю Азию, а особенно Узбекистан, поэтому пробежаться, сколько это доступно, дорогами Насреддина было заманчиво.
Тем более, по пути.
Поехали?
... И опять звенела, дымилась белая каменистая дорога под бойкими копытами его ишака. Над миром в синем небе сияло солнце; Ходжа Насреддин мог, не щурясь смотреть на него. Росистые поля и бесплодные пустыни, где белеют полузанесенные песком верблюжьи кости, зеленые сады и пенистые реки, хмурые горы и зеленые пастбища, слышали песню Ходжи Насреддина. Он уезжал все дальше и дальше, не оглядываясь назад, не жалея об оставленном и не опасаясь того, что ждет впереди...
А меня впереди ждал городок Байрам-Али, потом двести сорок километров довольно приличного шоссе до Чарджоу, паром через Амударью до пристани Фараб и дорога в Бухару... Где-то в районе Фараба – я сам выдумал это место! – наши пути должны были пересечься. А уж оттуда мы должны ехать вместе. Он на своем сером ишаке, а я на УАЗе-469, подгоняемом лысым, как колено, водителем Кузыбаем.
... А дорога все звенела, дымилась под копытами ишака. И звучала песня Ходжи Насреддина. За десять лет он побывал всюду: в Багдаде, Стамбуле и Тегеране, в Бахчисарае, Эчмиадзине и Тбилиси, в Дамаске и Трапезунде, он знал все эти города и еще великое множество других, и везде он оставил по себе память....
Я, увы, не был в Тегеране и Багдаде, Дамаске и Трапезунде... Но ничего, Ходжа расскажет о них. Да и мне будет, что ему рассказать...
....В своем изгнании он все время помнил узкие улички, где арба, проезжая, боронит по обе стороны глиняные заборы; он помнил высокие минареты с узорными изразцовыми шапками, на которых утром и вечером горит огненный блеск зари, древние, священные карагачи с чернеющими на сучьях огромными гнездами аистов; он помнил дымные чайханы над арыками, в тени лепечущих тополей, дым и чад харчевен, пеструю сутолоку базаров...
Я не в изгнании. Но скучаю, скучаю. Не по Бухаре – уж прости, Ходжа! – а по Ургенчу, Хиве, а дальше... и чайханы, и рыбожарки, и базары, и минареты, и люди... На днях с другом долго и со знанием дела обсуждали способы приготовления лагмана. За новогодним-то столом!
Но вернемся назад. К Ходже, который перед приходом в Бухару, пристроился к каравану.
... За воротами караван остановился: дорогу преградили стражники. Их было великое множество - обутых и босых, одетых и полуголых, еще не успевших разбогатеть на эмирской службе. Они толкались, кричали, спорили, заранее распределяя между собой наживу. Наконец из чайханы вышел сборщик пошлин - тучный и сонный, в шелковом халате с засаленными рукавами, в туфлях на босу ногу, со следами невоздержанности и порока на оплывшем лице...
Смотри-ка, ничего не изменилось. Только вместо стражников при въезде в Бухару встречал пост ГАИ. Все остальное – по тексту Л. Соловьева.
- Ничего не дам! – сразу сообщил я толстомордому ГАИшнику.
- Пожалеешь! – отреагировал он.
- Тебя? – удивился я. – Вовсе нет! И я поиграл перед его заплывшими глазками красной книжечкой с красной же широкой полосой, перечеркивавшей текст. Мент уже видел такие книжечки, наверное, ибо сразу похудел кило на четыре.
- Извини, уважаемый! – с ненавистью проговорил он и отдзынул.
Такие книжки выдавали экспертам правительственных комиссий, дабы она могли беспрепятственно передвигаться по просторам огромной, несчастной страны.
И я въехал в Бухару. Я не был тут шесть лет, поэтому все оглядывался и оглядывался по сторонам. Тот же гараж пожарников недалеко от базара, где с гарантией можно оставить машину на ночлег, то же медресе, превращенное в гостиницу, но с удобствами, примерно, в полутора кварталах...
... Ходжа Насреддин с волнением узнавал знакомые улицы, чайханы и минареты. Ничего не изменилось за десять лет в Бухаре, все так же облезшие собаки дремали у водоемов, и стройная женщина, изогнувшись и придерживая смуглой рукой с накрашенными ногтями свою чадру, погружала в темную воду узкий звенящий кувшин. И все так же наглухо были заперты ворота знаменитой медресе Мир-Араб, где под тяжелыми сводами келий ученые улемы и мударрисы, давно позабывшие цвет весенней листвы, запах солнца и говор воды, сочиняют с горящими мрачным пламенем глазами толстые книги во славу аллаха, доказывая необходимость уничтожения до седьмого колена всех, не исповедующих ислама...
Смотрите, это было написано более семидесяти лет назад. А нам казалось, что фанатики и палачи-террористы явление нынешнее.
Но не будем об этот, тем более, подошло время подкрепиться, а где это сделать лучше всего? Конечно в харчевне!
... Здесь готовили плов, жарили шашлык, варили требуху, пекли пирожки, начиненные луком, перцем, мясом и курдючным салом, которое, растопившись в печи, проступало насквозь через тесто и кипело мелкими пузырьками...
Ох, сколько мне помнится, бухарский базар кишел не только харчевнями да рыбожарками, сюда, привлеченные звоном иноземных монет приезжих туристов, хлынули и лихие карманники. Мне говорил об этом. Предупреждали... Этого не было совсем в 1982-м, а в 1989-м Бухара кишела ворьем, также, как и Ургенч, и Ташкент.
... Памятуя мудрое правило, что лучше держаться подальше от людей, знающих, где лежат твои деньги, Ходжа Насреддин не стал задерживаться в чайхане и поехал на базарную площадь. Время от времени он оглядывался - не следят ли за ним, ибо на лицах игроков да и самого чайханщика не лежала печать добродетели...
Уехали и мы, тем более, в Бухаре есть на что посмотреть. Тем более, наступал вечер.
...Зажигались яркие костры в чайханах, и скоро вся площадь опоясалась огнями. Завтра предстоял большой базар - и один за другим шли мягкой поступью верблюжьи караваны, исчезали в темноте, а воздух был все еще полон мерным, медным и печальным звоном бубенцов; и когда затихали в отдалении бубенцы одного каравана, им на смену начинали стонать бубенцы другого, вступающего на площадь, и это было нескончаемо, словно сама темнота над площадью тихо звенела, дрожала, переполнившись звуками, принесенными сюда со всех концов мира. Здесь - невидимые - стонали бубенцы индийские и афганские, аравийские, иранские и египетские; Ходжа Насреддин все слушал и слушал и готов был слушать без конца...
Ходже было о чем подумать. Он успел выиграть в кости и отдать бедным невиданные суммы, спасти от верной гибели ростовщика Джафара и погубить этим многих и многих его должников. Предстояло исправлять положение.
А я отправился спать в бывшее медресе. В номере пахло дезинфекцией. Так всегда пахло в дешевых гостиницах Узбекистана. А на дорогую я и не рассчитывал. Там встречали по одежке. А нормальная одежка моя лежала в багажнике... И японская синяя парка, и сапоги «Саламандра» и свитер, связанный из верблюжьей шерсти. Попав из зимы в лето, я обладал кроссовками, джинсами и ковбойкой, рукава которой, супротив всех приличий, закатал до самых плеч.
А назавтра предстояло невиданное развлечение: большой базар!
Большой базар, с точки зрения покупок, конечно, лучше всего был в Ташаузе. Невиданные заморские товары, годами пылящиеся на прилавках сельских магазинчиков, привозились на это торжище. Сапоги из Франции, Италии и Австрии, французская же косметика, духи, наверное, тридцати наименований, японские куртки и аппаратура, холодильники «Розенлев»... Нет, не описать мне всех чудес ташаузского базара. Но и бухарский был неплох.
... Разноцветные халаты, чалмы, попоны, ковры, китайская речь, арабская, индусская, монгольская и еще множество всяких наречий - все это слилось воедино, качалось, двигалось, гудело, и поднималась пыль, и замутилось небо, а на площадь бесконечными потоками прибывали новые сотни людей, раскладывали товары и присоединяли свои голоса к общему реву. Гончары выбивали палочками звонкую дробь на своих горшках и хватали прохожих за полы халатов, уговаривая послушать и, пленившись чистотою звона, купить; в чеканном ряду нестерпимо для глаз сияла медь, воздух стонал от говора маленьких молоточков, которыми мастера выбивали узоры на подносах и кувшинах, расхваливая громкими голосами свое искусство и понося искусство соседей. Ювелиры плавили в маленьких горнах серебро, тянули золото, шлифовали на кожаных кругах драгоценные индийские самоцветы, легкий ветер порой доносил сюда густую волну благоуханий из соседнего ряда, где торговали духами, розовым маслом, амброй, мускусом и различными пряностями; в сторону уходил нескончаемый ковровый ряд - пестрый, узорный, цветистый, разукрашенный персидскими, дамасскими, текинскими коврами, кашгарскими паласами, цветными попонами, дорогими и дешевыми, для простых коней и для благородных....
Ох, многое происходит на базаре и вне его. Я стою перед эмирским дворцом и вспоминаю, вспоминаю... Как происходило неправое судилище, как приволок ростовщик Джаффар горшечника Ниязу и его дочку Гюльджан на суд эмира, как увидел Ходжа Насреддин Гульджан и... влюбился без памяти.
... Лицо Гюльджан оставалось открытым только одно мгновение, но и этого было достаточно, чтобы Ходжа Насреддин, проезжавший мимо на своем ишаке, успел подсмотреть. И красота девушки была столь удивительной и необычайной, что Ходжа Насреддин едва не лишился чувств: мир померк перед его глазами, сердце перестало биться - он побледнел, покачнулся в седле и, потрясенный, закрыл ладонью глаза. Любовь сразила его мгновенно, подобно молнии...
Удар молнии... Именно так и происходит ЭТО с нами!
Отвлекусь. Имя Гульджан напомнило, что самое распространенное женское имя в Узбекистане – Гуля. Но это не российское – гений ульянова, а производное от Гульсары, Гульджан, Гульджамал и прочих, ведущих свое начало от озера – гуль (или куль).
Так вот, для Ходжи имя Гульджан – любимое озеро – полностью стало соответствовать названию. И Ходжа обещал помочь горшечнику. А главное, его дочери!
.... - О прохожий, спаси нас, спаси! - воскликнула Гюльджан, обнимая отца. Ходжа Насреддин взглянул на нее и увидел, что кисти рук ее совершенны; она ответила ему долгим взглядом, он уловил сквозь чадру влажный блеск ее глаз, полных мольбы и надежды. Кровь его вскипела, пробежала огнем по жилам, любовь его усилилась многократно. ....
Для спасения любимой Ходже приходится открыть свое имя жителям Бухары. Это рискованно, очень рискованно, но надо же собрать деньги, чтоб выкупить горшечника и его дочь из рабства.
... Я - Ходжа Насреддин. Здравствуйте, жители Благородной Бухары! ...
Далее Ходжа просит бухарцев собрать деньги для спасения горшечника. Но нет у бухарцев денег. Все забрали ненасытный эмир с приспешниками. Тогда Бухарцы начинают отдавать свои вещи для того, чтоб их продали и выплатили долг Джаффару... Но на что покупать? Денег, как я говорил, нет. Хотя... Деньги есть у Джаффара. Он и покупает все.
... Ростовщик уходил и опять возвращался, накидывая по одной таньга, наконец согласился. Они ударили по рукам. Ростовщик с причитаниями и стонами начал отсчитывать деньги...
А мне вдруг вспомнился один случай, поразивший меня настолько, что все и сейчас стоит перед глазами. Вы, наверное, уже не помните, но в 1991 году произошла так называемая павловская реформа. Тогдашний Председатель совета министров В. Павлов отменил хождения старых сто- и пятидесятирублевок и ввел новые купюры того же достоинства. На обмен было отпущено только три дня. Меняли одному человеку сумму не большую тысячи трехсот рублей. «Пролетели» все, держащие наличные.
Я тогда был в Ургенче. Обком и облисполком были в одном Г-обрагном здании (символично, да?). Большая палочка – обком, маленкая – облисполком. Я, как раз, вышел из облисполкома, где навещал приятеля, ведавшего книжной торговлей.
На площадь перед обкомом выехали далеко не новые «Жикули». Из них вышел старик и вынес две набитые чем-то сумки. Бросил их к ногам памятника Ленину, плюнул три раза и... уехал. Выскочила охрана. Террористов тогда не опасались, поэтому сумки открыли. Там были сотки и полтинники, вышедшие из обращения. Кто-то потом говорил, что больше миллиона. Так что, и Джаффары имелись во все времена.
А Ходжа таки спасает горшечника и его дочь. Но... Слух о том, что он, возмутитель спокойствия в государстве, появился в Бухаре доходит и до эмира!
Ходжу велено изловить и казнить.
Что было дальше?
Сами прочтете! Я рассказчик о невиданном, а пересказ не моя стезя. Возьмите книгу, устройтесь поудобней и начните свой путь по улочкам Бухары, не самым чистым в мире, но своеобразным и, по-своему красивым. Бедны? Так еще в недавнее советское время правозащитник и отказник Иосиф Бегун рассказывал мне о вопиющей нищете кварталов, где селились бухарские евреи.
А я? Я, наконец, отложу ручку в сторону. Мои старые полевые журналы лежат открытыми. Разве я виноват, что время так быстро проскакивает мимо, едва взглянув на полустертые карандашные строки моих полевых (болевых) дневников?
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Победитель конкурса :
Сообщения : 56112
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
Re: Уголок читателя - 3
НЕЧАЯННОЕ СЧАСТЬЕ
Александр Бирштейн
«Птица-тройка…». Красиво, да? Но не актуально.
Сейчас все больше про птицу-счастье поют. Ну, помните, которая пролетела, чем-то там звеня.
О, кстати о птицах.
В один не очень прекрасный день стаи галок-ворон-сорок снялись с платанов на Пушкинской и сдуру обосновались на акациях улицы Жуковского. Как раз на нашем квартале. И давай галдеть и гадить.
Продолжалось это недолго. Рогатками мы все еще владели. Короче, дали этим птичкам про… Ну, вы понимаете. Снялись с акаций эти галдежники и галдежницы и полетели обратно на Пушкинскую. Но…
Мадам Берсон они все-таки обгадить успели. Точно попали. Прямо на шляпку. Вернее, на то место, где шляпке должно быть. Но мадам Берсон шляпку, увы, не надела. Так что…
Стоит мадам, по щекам, простите, течет, а слова, слова какие произносит! Очень даже плохие слова!
А тетя Аня и говорит ей:
- Не переживай так, Роза! Это тебя обо… к большому счастью!
Мол, примета такая имеется.
А тетя Маруся, как бы про себя, произносит:
-Суда по количеству, действительно много-много счастья…
И что вы думаете? Привалило-таки счастье к мадам Берсон. То двадцать копеек найдет, то целый рубль… Да, в лотерею чайный сервиз выиграла! А еще, а еще в очереди за халвой она последней, кому халва эта обломилась, оказалась. Стоявшей за ней тете Ане, дулю с маком, а мадам – четыреста грамм халвы тахинной!
Думаете, люди оценили? Нет, сплошные насмешки слышала мадам Берсон.
- Никогда не видела, чтоб счастье приваливало, когда тебе на голову накакают! – это тетя Сима.
- Роза, загаженная счастьем! – это тетя Бетя.
Ну, и так далее.
А мадам Берсон плевать хотела на эти разговоры! Она еще раз рубль нашла! И купила три билета спорт-лото. И выиграла три рубля!
Тут злопыхатели приуныли. Куда против фактов?
Так что, если увидите на Пушкинской под платанами тетю Аню, тетю Симу или тетю Бетю, гуляющих без головных уборов, то перейдите на другую сторону. Или сделайте вид, что ничего не заметили. Пусть гуляют и надеются!
Счастья-то всем хочется!
Александр Бирштейн
«Птица-тройка…». Красиво, да? Но не актуально.
Сейчас все больше про птицу-счастье поют. Ну, помните, которая пролетела, чем-то там звеня.
О, кстати о птицах.
В один не очень прекрасный день стаи галок-ворон-сорок снялись с платанов на Пушкинской и сдуру обосновались на акациях улицы Жуковского. Как раз на нашем квартале. И давай галдеть и гадить.
Продолжалось это недолго. Рогатками мы все еще владели. Короче, дали этим птичкам про… Ну, вы понимаете. Снялись с акаций эти галдежники и галдежницы и полетели обратно на Пушкинскую. Но…
Мадам Берсон они все-таки обгадить успели. Точно попали. Прямо на шляпку. Вернее, на то место, где шляпке должно быть. Но мадам Берсон шляпку, увы, не надела. Так что…
Стоит мадам, по щекам, простите, течет, а слова, слова какие произносит! Очень даже плохие слова!
А тетя Аня и говорит ей:
- Не переживай так, Роза! Это тебя обо… к большому счастью!
Мол, примета такая имеется.
А тетя Маруся, как бы про себя, произносит:
-Суда по количеству, действительно много-много счастья…
И что вы думаете? Привалило-таки счастье к мадам Берсон. То двадцать копеек найдет, то целый рубль… Да, в лотерею чайный сервиз выиграла! А еще, а еще в очереди за халвой она последней, кому халва эта обломилась, оказалась. Стоявшей за ней тете Ане, дулю с маком, а мадам – четыреста грамм халвы тахинной!
Думаете, люди оценили? Нет, сплошные насмешки слышала мадам Берсон.
- Никогда не видела, чтоб счастье приваливало, когда тебе на голову накакают! – это тетя Сима.
- Роза, загаженная счастьем! – это тетя Бетя.
Ну, и так далее.
А мадам Берсон плевать хотела на эти разговоры! Она еще раз рубль нашла! И купила три билета спорт-лото. И выиграла три рубля!
Тут злопыхатели приуныли. Куда против фактов?
Так что, если увидите на Пушкинской под платанами тетю Аню, тетю Симу или тетю Бетю, гуляющих без головных уборов, то перейдите на другую сторону. Или сделайте вид, что ничего не заметили. Пусть гуляют и надеются!
Счастья-то всем хочется!
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Победитель конкурса :
Сообщения : 56112
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
Re: Уголок читателя - 3
ПРИЛИЧНЫЕ ЛЮДИ
Александр Бирштейн
- Приличные люди – это те, кто прилично зарабатывает! – сказала мадам Берсон и победоносно оглядела окружающих. Она только что выгодно перепродала семь кило мохера, привезенного кем-то из моряков с Жуковского, 5. Там вообще был двор, где жили преимущественно семьи моряков, плавающих в загранку. Вот мадам Берсон периодически удавалось там попастись. Заработала она по рублю с мотка, то есть сто сорок рублей! Сумма немалая. Оклад хорошего инженера. Вот мадам и возгордилась.
- Я очень приличная женчина! – заявила она.
Все остальные ее собеседники, исходя из посылки, озвученной мадам, приличными людьми себя считать никак не могли. Поэтому им стало обидно.
- Роза, а ты министром поработать не пробовала? – спросила у мадам тетя Маруся.
- Нет… - с сожалением ответила мадам. Но тут же добавила, - Очень надо!
- А, - догадалась Маруся, - ты была директором завода или, кажется, фабрики?
- Ничему подобного! – расстроилась мадам Берсон.
- Значит, ты профессор или, как его, доцент?
- Не-ет… - оторопела мадам.
- Ну-у, на героя войны ты не смахиваешь… - растерялась Маруся. И попыталась догадаться, - А может ты большой вор или, как это, воровка?
- Какой я тибе воровка? – вызверилась мадам. – Думай об чем говоришь!
- Тогда деньги откуда? – взвился Межбижер.
Межбижера мадам не уважала, но, ввиду стечения народа, ответила предельно вежливо:
- Не твое собачье дело!
- Органы разберутся! – туманно пообещал Межбижер.
- Смотри, чтоб я тебя на органы не разобрала! – пригрозила мадам и стала засучивать рукава.
- Нет, правда, Роза, - вступила в беседу тетя Рива, - никаких важных постов ты не занимаешь, сама говоришь, что не воруешь…
- Да! – лаконично подтвердила мадам Берсон.
- … откуда тогда ты взяла, что приличный человек?
- Как с откуда? Как с откуда? – закудахтала мадам, - А это? – и она вытащила из кармана жменю мятых рублевок, трешек и пятерок.
- На паперти стояла? – снова, но со знанием дела, встрял Межбижер.
- В ихних синагогах папертей немае! – авторитетно заявила Дуся Гениталенко.
- А она в нашу церков пошла, наших нищих грабить! – оскорбилась за весь русско-украинский народ тетя Аня.
- Ни в какой церков я не ходила! – заверещала мадам. И ей поверили.
- Тогда с откуда? – голосом всей общественности вопросила тетя Сима.
- Мохер перепродала! – созналась мадам.
- И подоходный налог уплатила со спекулянтских денег? И за бездетность? И профсоюзные взносы? – почувствовал себя в своем праве Межбижер. – И облигации купила?
Мадам растерялась. Реальная и значительная прибыль что-то начинала выходить боком.
- Роза! – ты обворовала родную страну! – произнесла, как приговор, тетя Маруся. И все отшатнулись.
Луна вылезла из-за крыш шестого номера, тени акаций удлинились и стали похожи на длинные руки, тянущиеся к мадам. Что это за руки все хорошо знали. Поэтому стало тихо. И в этой тишине до мадам дошло, что быть приличным человеком, конечно, в ее понимании, очень и очень опасно. И она заплакала…
Александр Бирштейн
- Приличные люди – это те, кто прилично зарабатывает! – сказала мадам Берсон и победоносно оглядела окружающих. Она только что выгодно перепродала семь кило мохера, привезенного кем-то из моряков с Жуковского, 5. Там вообще был двор, где жили преимущественно семьи моряков, плавающих в загранку. Вот мадам Берсон периодически удавалось там попастись. Заработала она по рублю с мотка, то есть сто сорок рублей! Сумма немалая. Оклад хорошего инженера. Вот мадам и возгордилась.
- Я очень приличная женчина! – заявила она.
Все остальные ее собеседники, исходя из посылки, озвученной мадам, приличными людьми себя считать никак не могли. Поэтому им стало обидно.
- Роза, а ты министром поработать не пробовала? – спросила у мадам тетя Маруся.
- Нет… - с сожалением ответила мадам. Но тут же добавила, - Очень надо!
- А, - догадалась Маруся, - ты была директором завода или, кажется, фабрики?
- Ничему подобного! – расстроилась мадам Берсон.
- Значит, ты профессор или, как его, доцент?
- Не-ет… - оторопела мадам.
- Ну-у, на героя войны ты не смахиваешь… - растерялась Маруся. И попыталась догадаться, - А может ты большой вор или, как это, воровка?
- Какой я тибе воровка? – вызверилась мадам. – Думай об чем говоришь!
- Тогда деньги откуда? – взвился Межбижер.
Межбижера мадам не уважала, но, ввиду стечения народа, ответила предельно вежливо:
- Не твое собачье дело!
- Органы разберутся! – туманно пообещал Межбижер.
- Смотри, чтоб я тебя на органы не разобрала! – пригрозила мадам и стала засучивать рукава.
- Нет, правда, Роза, - вступила в беседу тетя Рива, - никаких важных постов ты не занимаешь, сама говоришь, что не воруешь…
- Да! – лаконично подтвердила мадам Берсон.
- … откуда тогда ты взяла, что приличный человек?
- Как с откуда? Как с откуда? – закудахтала мадам, - А это? – и она вытащила из кармана жменю мятых рублевок, трешек и пятерок.
- На паперти стояла? – снова, но со знанием дела, встрял Межбижер.
- В ихних синагогах папертей немае! – авторитетно заявила Дуся Гениталенко.
- А она в нашу церков пошла, наших нищих грабить! – оскорбилась за весь русско-украинский народ тетя Аня.
- Ни в какой церков я не ходила! – заверещала мадам. И ей поверили.
- Тогда с откуда? – голосом всей общественности вопросила тетя Сима.
- Мохер перепродала! – созналась мадам.
- И подоходный налог уплатила со спекулянтских денег? И за бездетность? И профсоюзные взносы? – почувствовал себя в своем праве Межбижер. – И облигации купила?
Мадам растерялась. Реальная и значительная прибыль что-то начинала выходить боком.
- Роза! – ты обворовала родную страну! – произнесла, как приговор, тетя Маруся. И все отшатнулись.
Луна вылезла из-за крыш шестого номера, тени акаций удлинились и стали похожи на длинные руки, тянущиеся к мадам. Что это за руки все хорошо знали. Поэтому стало тихо. И в этой тишине до мадам дошло, что быть приличным человеком, конечно, в ее понимании, очень и очень опасно. И она заплакала…
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Победитель конкурса :
Сообщения : 56112
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
Re: Уголок читателя - 3
ПЕЩЕРНАЯ СКАЗКА
Автор - skazochnik2007
-Женщина! Где мой кусок слегка прожаренной мамонтятины с кровью?! Я тебе момонта вчера приносил?!
-угу... - робко из дальнего угла пещеры отзвалась Женщина. Она забилась туда практически сразу, как Мужчина вернулся в пещеру. Она, конечно, все прекрасно помнила, и про мамонта, и про голодного мужчину, и что дубинкой по голове больно (хотя этот факт с каждым разом становился все менее значимым. То ли привыкла, то ли мозги, каждый раз, утрясались все больше и становились меньше)... Это просто соседка, забежала на "5 минут" три часа назад, и только ушла. А у неё, у подружки, новый номер каталога с косметикой! (слов "каталог" и "косметика" они не знали, но это не мешало им часами рассматривать каменную плитку с рисунками. Подруга рассказала ей о новой маске из помета летучих мышей, что водятся в пещере, на соседней горе. И это дерьмо, простите за точность, вроде как хорошо на кожу пяток и лица влияет. А еще соседка рассказала о еще одной соседке, у той мужчина месяцами на охоте, на побережье, такие чудные шкуры ей приносит, и ракушки. А она сама толстая. и шерсть у неё на животе не лосниться как надо. Ходит, будто только с дерева спустилась. Дура!
Мужчина продолжал бушевать:
-вот уйду от тебя, Женщина, что делать будешь?! Тем более в соседнем поселке и женщины есть красивше и вождь давно зовет, приходи мол, дочку свою отдам. Я, как проклятый, бегаю по лесам, мамонта выслеживаю, а ты... И бить тебя бесполезно, последнии мозги отобью ещё... Тьфу, Женщина! Одно слово!
Мужчина развернулся и резко вышел из пещеры, громко хлопнув камнем закрывающим вход.
Женщина еще чуть чуть посидела в углу, разглядывая как красиво ползет паучок по стене, и какую красивую плетет паутину. "Вот бы" - подумала она - "из такой паутин и платьишко мне!"
Потом ей на коленки прыгнул Барсик, саблезубый тигренок, которого она подобрала на тропе на водопой и притащила домой, уткнулся в её руку и замурчал. Ну как можно встать и делать дела, когда на руках котенок? "А мужчина подождет, ничего с ним не случится, никула но не уйдет, Я ж красивая!"
И сделав губы "уточкой" она посмотрела на свое отражение в лужице дождевой воды, которую давно пора убрать, но у неё все как-то руки не доходят...
А в этот самый момент, только много-много лет назад, где-то высоко-высок в горах, Сказочник сидел и курил...
Автор - skazochnik2007
-Женщина! Где мой кусок слегка прожаренной мамонтятины с кровью?! Я тебе момонта вчера приносил?!
-угу... - робко из дальнего угла пещеры отзвалась Женщина. Она забилась туда практически сразу, как Мужчина вернулся в пещеру. Она, конечно, все прекрасно помнила, и про мамонта, и про голодного мужчину, и что дубинкой по голове больно (хотя этот факт с каждым разом становился все менее значимым. То ли привыкла, то ли мозги, каждый раз, утрясались все больше и становились меньше)... Это просто соседка, забежала на "5 минут" три часа назад, и только ушла. А у неё, у подружки, новый номер каталога с косметикой! (слов "каталог" и "косметика" они не знали, но это не мешало им часами рассматривать каменную плитку с рисунками. Подруга рассказала ей о новой маске из помета летучих мышей, что водятся в пещере, на соседней горе. И это дерьмо, простите за точность, вроде как хорошо на кожу пяток и лица влияет. А еще соседка рассказала о еще одной соседке, у той мужчина месяцами на охоте, на побережье, такие чудные шкуры ей приносит, и ракушки. А она сама толстая. и шерсть у неё на животе не лосниться как надо. Ходит, будто только с дерева спустилась. Дура!
Мужчина продолжал бушевать:
-вот уйду от тебя, Женщина, что делать будешь?! Тем более в соседнем поселке и женщины есть красивше и вождь давно зовет, приходи мол, дочку свою отдам. Я, как проклятый, бегаю по лесам, мамонта выслеживаю, а ты... И бить тебя бесполезно, последнии мозги отобью ещё... Тьфу, Женщина! Одно слово!
Мужчина развернулся и резко вышел из пещеры, громко хлопнув камнем закрывающим вход.
Женщина еще чуть чуть посидела в углу, разглядывая как красиво ползет паучок по стене, и какую красивую плетет паутину. "Вот бы" - подумала она - "из такой паутин и платьишко мне!"
Потом ей на коленки прыгнул Барсик, саблезубый тигренок, которого она подобрала на тропе на водопой и притащила домой, уткнулся в её руку и замурчал. Ну как можно встать и делать дела, когда на руках котенок? "А мужчина подождет, ничего с ним не случится, никула но не уйдет, Я ж красивая!"
И сделав губы "уточкой" она посмотрела на свое отражение в лужице дождевой воды, которую давно пора убрать, но у неё все как-то руки не доходят...
А в этот самый момент, только много-много лет назад, где-то высоко-высок в горах, Сказочник сидел и курил...
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Победитель конкурса :
Сообщения : 56112
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
Re: Уголок читателя - 3
ДЕКАБРЬ
Александр Бирштейн
Декабрь – странный месяц. Он разговаривает фальцетом и зависит от зимы. Он умеет на дружеской вечеринке спеть:
- Пусть бегут неуклюже
пешеходы по лужам…
И, при этом, потихоньку запускать ледяной ветер в отворенные облака.
Он обещает солнцу пустить пожить и пишет на него доносы азбукой мороза. Скучно быть негодяем. Да и не негодяй он вовсе, а так недомерок-шалопай.
Зато он умеет обещать чудеса и врет про дружбу с Дедом Морозом, Санта Клаусом и прочими иллюзионистами для детей.
В Одессе декабрь сперва покладист и внимателен. Он жалуется на жизнь и льет дожди, оплакивая свою неотраЗИМОСТЬ.
Зачастую он, засмотревшись на девушек, а в Одессе есть на кого посмотреть, он забывает завесить небо. И тогда в город приходит солнце и радость.
- Разве это зима? – переговариваются люди. – Такая теплынь…
И они идут к морю. Не купаться, а гулять и разговаривать. Впрочем, некоторые отпетые все же купаются и даже изображают удовольствие.
Независимый ветер гладит море теплой ладонью. Море довольно и ластится к берегу.
Счастливые рыбаки кучкуются на волнорезе, приманивая бычков рачками и обещаниями. Бычки недоверчивы и осторожны. Они пробуют угощение, как профессионалы копчёности на Привозе. Тут кусочек, там кусочек… Еще они усвоили новый цирковой трюк: выскочить из воды вместе с крючком, сорваться с него на подлете к рыбаку и, сделав двойное сальто уйти в воду, наслаждаясь разочарованным воем. Рыбаки, проклиная все на свете, захлопывают баяны и собираются на тот же Привоз покупать добычу. Путина та же путана. За деньги оно вернее.
Ударно работают кофе-машины и прочий общепит.
Люди пьют кофе и что покрепче и делятся метеонаблюдениями.
- Надо декабрь в осенние месяцы зачислить. Сентябрь лету отстегнуть. А март… А вот март жалко. Сходятся на том, что зиме хватит и двух месяцев.
Декабрь слушает и злится.
- Ну, я вам устрою! Гололед под Новый год хотите? Нет? А будет! И обледенение. И снега по горло. Прошлогодний декабрь помните?
Как забыть? Вспомнят, вспомнят. Но потом. А сейчас солнце, теплынь и воробьи чирикают по-соловьиному.
Хорошо. Весело. На Дерибасовской большинство кафе и не думало прятаться под крышу. Затянули стены чем-то прозрачным, включили обогреватели… Народу… Кто эспрессо, кто американо, кто вовсе капучино.
- У нас и в этом, как его, Париже только так! – хвастают кафе.
Играют бродячие музыканты. Лошади катают детей и тех, кому очень за тридцать. Сзади идут специально обученные люди и подбирают конские яблоки.
- К урожаю! – празднуют воробьи.
Декабрю, конечно, досадно. Вроде, суровый зимний месяц. Но и он вспоминает, что декабрь-то он одесский, стало быть, нетипичный. В общем, красивый, снисходительный и добрый. Всем хочется оставить после себя добрую память. И декабрь пристраивается в Пале-Рояле на скамеечку подле кафе «Сальери», смотрит на небо и людей. Он еще возьмет свое, когда, освободившись от трудов неправедных, нагрянут ветры с севера, когда завхоз зимы отпустит, наконец, первые тонны снега, а ломовые тучи довезут его до Одессы.
А пока…
А пока люди улыбаются друг другу и ветру, ходят без перчаток и говорят, что это замечательное время – одесский декабрь.
Александр Бирштейн
Декабрь – странный месяц. Он разговаривает фальцетом и зависит от зимы. Он умеет на дружеской вечеринке спеть:
- Пусть бегут неуклюже
пешеходы по лужам…
И, при этом, потихоньку запускать ледяной ветер в отворенные облака.
Он обещает солнцу пустить пожить и пишет на него доносы азбукой мороза. Скучно быть негодяем. Да и не негодяй он вовсе, а так недомерок-шалопай.
Зато он умеет обещать чудеса и врет про дружбу с Дедом Морозом, Санта Клаусом и прочими иллюзионистами для детей.
В Одессе декабрь сперва покладист и внимателен. Он жалуется на жизнь и льет дожди, оплакивая свою неотраЗИМОСТЬ.
Зачастую он, засмотревшись на девушек, а в Одессе есть на кого посмотреть, он забывает завесить небо. И тогда в город приходит солнце и радость.
- Разве это зима? – переговариваются люди. – Такая теплынь…
И они идут к морю. Не купаться, а гулять и разговаривать. Впрочем, некоторые отпетые все же купаются и даже изображают удовольствие.
Независимый ветер гладит море теплой ладонью. Море довольно и ластится к берегу.
Счастливые рыбаки кучкуются на волнорезе, приманивая бычков рачками и обещаниями. Бычки недоверчивы и осторожны. Они пробуют угощение, как профессионалы копчёности на Привозе. Тут кусочек, там кусочек… Еще они усвоили новый цирковой трюк: выскочить из воды вместе с крючком, сорваться с него на подлете к рыбаку и, сделав двойное сальто уйти в воду, наслаждаясь разочарованным воем. Рыбаки, проклиная все на свете, захлопывают баяны и собираются на тот же Привоз покупать добычу. Путина та же путана. За деньги оно вернее.
Ударно работают кофе-машины и прочий общепит.
Люди пьют кофе и что покрепче и делятся метеонаблюдениями.
- Надо декабрь в осенние месяцы зачислить. Сентябрь лету отстегнуть. А март… А вот март жалко. Сходятся на том, что зиме хватит и двух месяцев.
Декабрь слушает и злится.
- Ну, я вам устрою! Гололед под Новый год хотите? Нет? А будет! И обледенение. И снега по горло. Прошлогодний декабрь помните?
Как забыть? Вспомнят, вспомнят. Но потом. А сейчас солнце, теплынь и воробьи чирикают по-соловьиному.
Хорошо. Весело. На Дерибасовской большинство кафе и не думало прятаться под крышу. Затянули стены чем-то прозрачным, включили обогреватели… Народу… Кто эспрессо, кто американо, кто вовсе капучино.
- У нас и в этом, как его, Париже только так! – хвастают кафе.
Играют бродячие музыканты. Лошади катают детей и тех, кому очень за тридцать. Сзади идут специально обученные люди и подбирают конские яблоки.
- К урожаю! – празднуют воробьи.
Декабрю, конечно, досадно. Вроде, суровый зимний месяц. Но и он вспоминает, что декабрь-то он одесский, стало быть, нетипичный. В общем, красивый, снисходительный и добрый. Всем хочется оставить после себя добрую память. И декабрь пристраивается в Пале-Рояле на скамеечку подле кафе «Сальери», смотрит на небо и людей. Он еще возьмет свое, когда, освободившись от трудов неправедных, нагрянут ветры с севера, когда завхоз зимы отпустит, наконец, первые тонны снега, а ломовые тучи довезут его до Одессы.
А пока…
А пока люди улыбаются друг другу и ветру, ходят без перчаток и говорят, что это замечательное время – одесский декабрь.
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Победитель конкурса :
Сообщения : 56112
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
Re: Уголок читателя - 3
ПОДАРКИ
Александр Бирштейн
- На Новый год положено делать подарки! - сказал я, и внимательно посмотрел на родителей. - Желательно дорогие и приятные!
- Вот как? - удивилась мама. - А я и не знала... - и посмотрела на папу, ища поддержки.
Но папа ее не поддержал.
- Сын прав! - сказал он. - Видишь, он уже становится взрослым...
Я победоносно глянул на маму и постарался вытянуться, чтоб стать повыше ростом.
А папа продолжил, обращаясь к маме:
- ...так что, нас ждут с тобой прекрасные новогодние подарки!
- Правда? - обрадовалась мама.
- Конечно! Раз сын сказал... - папа был серьезен, как никогда.
Я хотел было ответить, что подарки надо дарить только мне, но прикусил язык. Так опозориться перед родными, поверившими в меня, я не мог.
Ситуация... До Нового года десять дней, а денег у меня - рубль с мелочью! Маловато...
Ладно. С деньгами что-то придумаю. Потом. А сейчас важно узнать, какие подарки больше всего обрадуют маму и папу.
- Что можно подарить маме? - спросил я себя.
И честно ответил:
- Не знаю!
Аналогичной была ситуация с папой...
Я - плохой сын!
Что-то горько на душе стало... И я вдруг вспомнил, что никогда-никогда за свои немалые уже десять лет не делал родителям подарки. Нет, мы что-то ненужное и уродливое клеили в детском саду, рисовали какие-то придурочные открытки в школе, но это было не более, чем испорченные плоды урока "ручной труд".
Я долго думал, а потом пошел к маме.
- Мама! - спросил у нее. - А что папа больше всего хочет?
- Чтоб ты всегда был здоров! - сказала мама. А потом подумала и добавила: - И счастлив!
- Это неинтересно... - отмахнулся я, - ты мне лучше скажи, что папа хотел бы получить от Деда Мороза?
Мама задумалась.
- Знаешь, - сказала она, - у папы нет хорошей авторучки. Стыдно смотреть на то, чем он пишет...
Поблагодарив маму, я принялся за папу.
- Па-а, а что мама попросила бы у Деда Мороза в подарок?
Папа тоже подумал, а потом сообщил, что у мамы заканчиваются любимые духи "Красная Москва".
На следующий день после школы я пошел по магазинам. Итоги этого мероприятия меня просто убили. Да, я нашел в магазине "Военторг" на Ленина прекрасную китайскую авторучку с золотым пером! Да, в парфюмерном отделе там же имелись духи "Красная Москва". Но! Авторучка стоила сорок пять, а духи - пятьдесят пять рублей! Где взять такие невероятные деньжищи?
Весь день я ходил, повторяя и повторяя вопрос:
- Что делать?
А ночью мне приснился наш кот Василий, который, расправив усы и хватив валерьянки, предложил:
- Возьми деньги у меня!
С тем я и проснулся, зная, что выход найден.
По-моему, уже когда-то, краснея, рассказывал, что у меня была копилка в виде кота. И я частично методом пожертвований, частично методом прямого вымогательства собирал в копилку деньги на фотоаппарат "Смена". Стоил фотоаппарат сумасшедшие деньги - сто сорок рублей! Но он был больше, чем цель. Фотоаппарат был мечтой заветной!
А теперь предстояло мне расстаться с мечтой.
Глаза немного слезились, когда я, расстелив газету на полу, взял с полки копилку-кота. Он был у меня очень и очень долго, больше года, и я привык к нему... Мне казалось, что кот смотрит на меня укоризненно.
Отвернувшись, я ударил по донышку молотком. Слабо, наверное. Донышко не разбилось. Я ударил сильней, потом еще сильней. И... Вместо того, чтоб проделать дыру в донышке, я разбил кота на пять частей! И заплакал.
Потом все же собрал среди осколков рубли, трешки, одну красную десятку и мелочь. Подсчет богатств показал, что уже есть девяносто два рубля. С копейками.
Ближайшие два дня я просто вымогал послать меня за покупками. Еще бы! Ведь вся сдача мелочью, по негласному уговору, оставалась мне. Честно говоря, покупая сахар, я смошенничал, попросив продавщицу тетю Катю дать рубль двадцать сдачи мелочью...
А потом пришел к нам мой дядя Женя. Он погостил, попил чай с родителями, а уходя, вынул пять рублей и сказал:
- А ну, тащи сюда своего кота!
- У меня его нет... - пробормотал я.
- Как нет? - удивилась мама. - Я твоего кота только на днях видела!
- Я его разбил! - и я показал маме обломки копилки, которые зачем-то тщательно сберегал.
- А где деньги? - спросила мама.
- Потратил...
- На что?
- Не скажу!
Почуяв неладное, дядя сунул мне пятерку и поманил за собой.
- Пойдем, проводишь!
- Достанется? - спросил он во дворе.
Я пожал плечами. Было очень-очень обидно!
- Хоть с толком деньги потратил? - спросил он.
- Еще не потратил...
И я рассказал ему все.
- Сколько не хватает? - деловито спросил дядя и, впервые в жизни, погладил меня по голове.
- Уже хватает...
- Тогда вот что, сходи-ка ты в гастроном и купи родителям и себе по пирожному. Это успокаивает! - и дядя протянул мне десятку.
- Пошли вместе! - оживился я. - Нам же до угла по пути!
Но дядя Женя сослался на какие-то дела и остался.
Когда я с пирожными вернулся домой, у мамы с папой был смущенный вид. Они шумно радовались пирожным, но, почему-то, отдали мне еще и по половинке своих... О разбитой копилке больше разговоров не было. Сами осколки копилки тоже пропали.
Ручку с золотым пером и духи я купил назавтра. И спрятал.
Тридцать первого декабря, ложась спать, подарил родителям, перед тем, как они ушли встречать Новый год, авторучку и духи. Они обрадовались, стали благодарить. Это было так приятно!
Утром, проснувшись раньше всех, я глянул под елку. Все-таки и я надеялся на подарок. Под елкой на каком-то постаменте стоял мой копилка-кот, кем-то умело склеенный. Собирать в него деньги, конечно, было уже нельзя, но... Я обрадовался. А потом огорчился. Склеили кота и все! Неужели я больше ничего не заслужил? Я сидел, сдерживая слезы, и думал над тем, что поблагодарю за подарок и виду не подам, что обижен...
А потом я глянул на довольно большой куб, служивший коту постаментом.
Не может быть!
Но это было так. Постаментом коту служила коробка, и я знал, знал, знал, что в ней найду!
Александр Бирштейн
- На Новый год положено делать подарки! - сказал я, и внимательно посмотрел на родителей. - Желательно дорогие и приятные!
- Вот как? - удивилась мама. - А я и не знала... - и посмотрела на папу, ища поддержки.
Но папа ее не поддержал.
- Сын прав! - сказал он. - Видишь, он уже становится взрослым...
Я победоносно глянул на маму и постарался вытянуться, чтоб стать повыше ростом.
А папа продолжил, обращаясь к маме:
- ...так что, нас ждут с тобой прекрасные новогодние подарки!
- Правда? - обрадовалась мама.
- Конечно! Раз сын сказал... - папа был серьезен, как никогда.
Я хотел было ответить, что подарки надо дарить только мне, но прикусил язык. Так опозориться перед родными, поверившими в меня, я не мог.
Ситуация... До Нового года десять дней, а денег у меня - рубль с мелочью! Маловато...
Ладно. С деньгами что-то придумаю. Потом. А сейчас важно узнать, какие подарки больше всего обрадуют маму и папу.
- Что можно подарить маме? - спросил я себя.
И честно ответил:
- Не знаю!
Аналогичной была ситуация с папой...
Я - плохой сын!
Что-то горько на душе стало... И я вдруг вспомнил, что никогда-никогда за свои немалые уже десять лет не делал родителям подарки. Нет, мы что-то ненужное и уродливое клеили в детском саду, рисовали какие-то придурочные открытки в школе, но это было не более, чем испорченные плоды урока "ручной труд".
Я долго думал, а потом пошел к маме.
- Мама! - спросил у нее. - А что папа больше всего хочет?
- Чтоб ты всегда был здоров! - сказала мама. А потом подумала и добавила: - И счастлив!
- Это неинтересно... - отмахнулся я, - ты мне лучше скажи, что папа хотел бы получить от Деда Мороза?
Мама задумалась.
- Знаешь, - сказала она, - у папы нет хорошей авторучки. Стыдно смотреть на то, чем он пишет...
Поблагодарив маму, я принялся за папу.
- Па-а, а что мама попросила бы у Деда Мороза в подарок?
Папа тоже подумал, а потом сообщил, что у мамы заканчиваются любимые духи "Красная Москва".
На следующий день после школы я пошел по магазинам. Итоги этого мероприятия меня просто убили. Да, я нашел в магазине "Военторг" на Ленина прекрасную китайскую авторучку с золотым пером! Да, в парфюмерном отделе там же имелись духи "Красная Москва". Но! Авторучка стоила сорок пять, а духи - пятьдесят пять рублей! Где взять такие невероятные деньжищи?
Весь день я ходил, повторяя и повторяя вопрос:
- Что делать?
А ночью мне приснился наш кот Василий, который, расправив усы и хватив валерьянки, предложил:
- Возьми деньги у меня!
С тем я и проснулся, зная, что выход найден.
По-моему, уже когда-то, краснея, рассказывал, что у меня была копилка в виде кота. И я частично методом пожертвований, частично методом прямого вымогательства собирал в копилку деньги на фотоаппарат "Смена". Стоил фотоаппарат сумасшедшие деньги - сто сорок рублей! Но он был больше, чем цель. Фотоаппарат был мечтой заветной!
А теперь предстояло мне расстаться с мечтой.
Глаза немного слезились, когда я, расстелив газету на полу, взял с полки копилку-кота. Он был у меня очень и очень долго, больше года, и я привык к нему... Мне казалось, что кот смотрит на меня укоризненно.
Отвернувшись, я ударил по донышку молотком. Слабо, наверное. Донышко не разбилось. Я ударил сильней, потом еще сильней. И... Вместо того, чтоб проделать дыру в донышке, я разбил кота на пять частей! И заплакал.
Потом все же собрал среди осколков рубли, трешки, одну красную десятку и мелочь. Подсчет богатств показал, что уже есть девяносто два рубля. С копейками.
Ближайшие два дня я просто вымогал послать меня за покупками. Еще бы! Ведь вся сдача мелочью, по негласному уговору, оставалась мне. Честно говоря, покупая сахар, я смошенничал, попросив продавщицу тетю Катю дать рубль двадцать сдачи мелочью...
А потом пришел к нам мой дядя Женя. Он погостил, попил чай с родителями, а уходя, вынул пять рублей и сказал:
- А ну, тащи сюда своего кота!
- У меня его нет... - пробормотал я.
- Как нет? - удивилась мама. - Я твоего кота только на днях видела!
- Я его разбил! - и я показал маме обломки копилки, которые зачем-то тщательно сберегал.
- А где деньги? - спросила мама.
- Потратил...
- На что?
- Не скажу!
Почуяв неладное, дядя сунул мне пятерку и поманил за собой.
- Пойдем, проводишь!
- Достанется? - спросил он во дворе.
Я пожал плечами. Было очень-очень обидно!
- Хоть с толком деньги потратил? - спросил он.
- Еще не потратил...
И я рассказал ему все.
- Сколько не хватает? - деловито спросил дядя и, впервые в жизни, погладил меня по голове.
- Уже хватает...
- Тогда вот что, сходи-ка ты в гастроном и купи родителям и себе по пирожному. Это успокаивает! - и дядя протянул мне десятку.
- Пошли вместе! - оживился я. - Нам же до угла по пути!
Но дядя Женя сослался на какие-то дела и остался.
Когда я с пирожными вернулся домой, у мамы с папой был смущенный вид. Они шумно радовались пирожным, но, почему-то, отдали мне еще и по половинке своих... О разбитой копилке больше разговоров не было. Сами осколки копилки тоже пропали.
Ручку с золотым пером и духи я купил назавтра. И спрятал.
Тридцать первого декабря, ложась спать, подарил родителям, перед тем, как они ушли встречать Новый год, авторучку и духи. Они обрадовались, стали благодарить. Это было так приятно!
Утром, проснувшись раньше всех, я глянул под елку. Все-таки и я надеялся на подарок. Под елкой на каком-то постаменте стоял мой копилка-кот, кем-то умело склеенный. Собирать в него деньги, конечно, было уже нельзя, но... Я обрадовался. А потом огорчился. Склеили кота и все! Неужели я больше ничего не заслужил? Я сидел, сдерживая слезы, и думал над тем, что поблагодарю за подарок и виду не подам, что обижен...
А потом я глянул на довольно большой куб, служивший коту постаментом.
Не может быть!
Но это было так. Постаментом коту служила коробка, и я знал, знал, знал, что в ней найду!
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Победитель конкурса :
Сообщения : 56112
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
Re: Уголок читателя - 3
Рыжий кот
Эта история случилась много лет назад у моих знакомых, живущих в одном из небольших городов нашей страны.
Жила-была девушка Настя. Вот она выросла, стала красавицей и повстречала молодого человека по имени Павел. И стал этот Павел ухаживать за Настей очень настойчиво, встречал, провожал и, судя по всему, имел серьёзные намерения.
Настя вроде бы принимала его ухаживания, но с родителями он знаком ещё не был. И вот настал момент, когда Павел должен был прийти знакомиться.
А сейчас я немного отступлю от темы, но это важно. У Насти жил кот Сёма. Здоровый такой котик, шести килограмм. Любила его вся семья, так как жил в ней Сёма практически с самого своего рождения.
Настя ходила в первый класс, когда папа принёс Сёмку с работы и сказал: "Народ, вы не будете против, если этот зверь у нас поживёт? Кошка на заводе окотилась, так из троих этот один остался, остальных разобрали. Те красивые были, светленькие, а этот какого-то ржавого цвета никому не приглянулся. А я вот взял..."
Конечно, никто не был против, куда там. Накормили и отмыли это ржавое мочало, а когда оно высохло, то увидели, что никакое это не мочало, а красивый с тоненьким рыженьким пушком котик.
А какой он был худенький и маленький! И пищал так жалобно, что Настя взяла его на руки и так носила на руках, пока он не заснул.
Так и прижился Сёмка у них и стал любимцем, а Настю любил особенной любовью. Она для него как мамочка была. И как подружка для игр. Так и росли вместе, пока Настя не стала невестой, а кот взрослым и даже пожилым котом.
И тут в доме появился Павел. Уже не в первый раз появился, просто раньше он приходил, когда родителей не было дома. Но после его приходов Настя стала замечать, что Семён забивался в самые дальние углы и не выходил ещё долго, даже когда Павел уже уходил. Она думала, что это просто совпадение и Сёмка боится чужого человека, хотя раньше за ним такого не водилось. Он наоборот прибегал в коридор встречать всех гостей. А тут спрячется и сидит.
Настя пригласила Павла познакомиться с родителями, потому как дело потихоньку двигалось к свадьбе. Пообщались, познакомились, Павел ушёл, а мама Насти почему-то сидела напряжённой.
Настя стала спрашивать у мамы, понравился ли ей Паша, а мама вздыхала и отводила глаза. Разговорить маму удалось не сразу. Она не хотела рассказывать дочери историю, которая произошла недавно с ней по дороге с работы.
Мама возвращалась со смены, как вдруг услышала во дворе истошный кошачий крик. Она побежала на этот крик и увидела молодого человека, который пытался поддать ногой котёнка. Наверно до этого ему это сделать удалось, потому что котёнок порывался убежать, но был загнан в закуток около забора. Парень, схватил палку и начал тыкать ею в котёнка.
Мама позвала соседа, который гулял недалеко с собакой и он чуть ли не пинками выгнал парня со двора и ещё пригрозил, что в следующий раз набьёт ему морду, если он тут появится. Котёнка спасли, его забрала девушка из дома напротив, а парень, обижавший малыша позорно убежал.
Так вот, тем парнем был Павел. Мама хорошо запомнила его лицо, хотя было уже темно. А вот Павел не разглядел и не запомнил маму Насти, поэтому в гостях вёл себя как ни в чём ни бывало.
Настя выслушала этот ужасный рассказ и вдруг поняла, почему Сёмка постоянно прятался во время приходов Паши. Паша ненавидел кошек и постоянно тыкал и пинал Семёна, когда Настя не видела.
Некрасиво сложился этот пазл, но делать было нечего. Тогда не было мобильных телефонов, поэтому Паша звонил на домашний и пытался поговорить с Настей, но она перестала подходить к телефону.
Он не понимал, в чём дело, пока мама Насти не ответила на звонок и не сказала ему, что Настя не хочет с ним больше разговаривать и видеть его тоже не хочет.
Он только спросил: "Из-за чего?" "Из-за кота", - сказала мама и положила трубку.
Больше звонков не было. И попыток возобновить отношения тоже. Настя даже не переживала. Она гладила Семёна и просила у него прощения за Павла.
Через три года Настя вышла замуж. За Сергея. У них сейчас двое детей. И два кота ))) И полное счастье и взаимопонимание.
Семён прожил 17 лет и ушёл на радугу.
Коты учат нас доброте, милосердию. И помогают разобраться в людях.
Эта история случилась много лет назад у моих знакомых, живущих в одном из небольших городов нашей страны.
Жила-была девушка Настя. Вот она выросла, стала красавицей и повстречала молодого человека по имени Павел. И стал этот Павел ухаживать за Настей очень настойчиво, встречал, провожал и, судя по всему, имел серьёзные намерения.
Настя вроде бы принимала его ухаживания, но с родителями он знаком ещё не был. И вот настал момент, когда Павел должен был прийти знакомиться.
А сейчас я немного отступлю от темы, но это важно. У Насти жил кот Сёма. Здоровый такой котик, шести килограмм. Любила его вся семья, так как жил в ней Сёма практически с самого своего рождения.
Настя ходила в первый класс, когда папа принёс Сёмку с работы и сказал: "Народ, вы не будете против, если этот зверь у нас поживёт? Кошка на заводе окотилась, так из троих этот один остался, остальных разобрали. Те красивые были, светленькие, а этот какого-то ржавого цвета никому не приглянулся. А я вот взял..."
Конечно, никто не был против, куда там. Накормили и отмыли это ржавое мочало, а когда оно высохло, то увидели, что никакое это не мочало, а красивый с тоненьким рыженьким пушком котик.
А какой он был худенький и маленький! И пищал так жалобно, что Настя взяла его на руки и так носила на руках, пока он не заснул.
Так и прижился Сёмка у них и стал любимцем, а Настю любил особенной любовью. Она для него как мамочка была. И как подружка для игр. Так и росли вместе, пока Настя не стала невестой, а кот взрослым и даже пожилым котом.
И тут в доме появился Павел. Уже не в первый раз появился, просто раньше он приходил, когда родителей не было дома. Но после его приходов Настя стала замечать, что Семён забивался в самые дальние углы и не выходил ещё долго, даже когда Павел уже уходил. Она думала, что это просто совпадение и Сёмка боится чужого человека, хотя раньше за ним такого не водилось. Он наоборот прибегал в коридор встречать всех гостей. А тут спрячется и сидит.
Настя пригласила Павла познакомиться с родителями, потому как дело потихоньку двигалось к свадьбе. Пообщались, познакомились, Павел ушёл, а мама Насти почему-то сидела напряжённой.
Настя стала спрашивать у мамы, понравился ли ей Паша, а мама вздыхала и отводила глаза. Разговорить маму удалось не сразу. Она не хотела рассказывать дочери историю, которая произошла недавно с ней по дороге с работы.
Мама возвращалась со смены, как вдруг услышала во дворе истошный кошачий крик. Она побежала на этот крик и увидела молодого человека, который пытался поддать ногой котёнка. Наверно до этого ему это сделать удалось, потому что котёнок порывался убежать, но был загнан в закуток около забора. Парень, схватил палку и начал тыкать ею в котёнка.
Мама позвала соседа, который гулял недалеко с собакой и он чуть ли не пинками выгнал парня со двора и ещё пригрозил, что в следующий раз набьёт ему морду, если он тут появится. Котёнка спасли, его забрала девушка из дома напротив, а парень, обижавший малыша позорно убежал.
Так вот, тем парнем был Павел. Мама хорошо запомнила его лицо, хотя было уже темно. А вот Павел не разглядел и не запомнил маму Насти, поэтому в гостях вёл себя как ни в чём ни бывало.
Настя выслушала этот ужасный рассказ и вдруг поняла, почему Сёмка постоянно прятался во время приходов Паши. Паша ненавидел кошек и постоянно тыкал и пинал Семёна, когда Настя не видела.
Некрасиво сложился этот пазл, но делать было нечего. Тогда не было мобильных телефонов, поэтому Паша звонил на домашний и пытался поговорить с Настей, но она перестала подходить к телефону.
Он не понимал, в чём дело, пока мама Насти не ответила на звонок и не сказала ему, что Настя не хочет с ним больше разговаривать и видеть его тоже не хочет.
Он только спросил: "Из-за чего?" "Из-за кота", - сказала мама и положила трубку.
Больше звонков не было. И попыток возобновить отношения тоже. Настя даже не переживала. Она гладила Семёна и просила у него прощения за Павла.
Через три года Настя вышла замуж. За Сергея. У них сейчас двое детей. И два кота ))) И полное счастье и взаимопонимание.
Семён прожил 17 лет и ушёл на радугу.
Коты учат нас доброте, милосердию. И помогают разобраться в людях.
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Победитель конкурса :
Сообщения : 56112
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
Re: Уголок читателя - 3
АТАМАН
Александр Бирштейн
Кот Межбижер сначала пользовался во дворе неважной репутацией. Но как-то постепенно завоевал уважение и признание соседей. Если думаете, что, говоря о соседях, имею в виду животный мир двора, то ошибаетесь. Животные – это само собой. А как же? Даже огромный и важный кот Черчилль признал превосходство Межбижера. Причем, без драки. А это дорогого стоит. Черчилль, конечно, был снобом, но далеко не трусом. Люди же с Межбижером сперва примирились, потом начали им восхищаться. Потом…
– И за что этому коту такой адиёт хозяин? – удивлялась мадам Берсон. И не только она. Но кот хозяина в обиду не давал, подкармливал по возможности, защищал…
Единственный человек, с которым кот долго не мог найти общий язык, был Стеклотаренко. Ну, не сошлись они характерами!
Как-то пьяный Стеклотаренко, возвращаясь домой, чуть не наступил на кота Межбижера. Нет, завидя Стеклотаренко, включившего автопилот, кот вежливо посторонился. Но амплитуда движения Стеклотаренко была такова, что при следующем шаге его кинуло прямо на кота. Тот еле успел отскочить. И, конечно, прокомментировал происходящее бранными словами, адресованными Стеклотаренко.
Тот понял все до последней запятой, возмутился и захотел пнуть … кота, который …
Ну, и так далее.
Кот, конечно, от пинка увернулся, а сам Стеклотаренко больно упал на пятую точку. Это его возмутило, но встать и, как следует, рассчитаться с обидчиком не удалось. А устные упражнения в родном языке были прерваны:
а) котом, загнувшим такую фиоритуру, до какой Стеклотаренко бы ни в жисть не додумался;
б) участковым, который мирно предложил Стеклотаренко заткнуться.
На заверения Стеклотаренко о том, что он только отвечает на наглые высказывания кота, участковый не отреагировал, зато попытался выяснить не встречались ли Стеклотаренко белки или прочие зеленые человечки.
Такие речи вызвали полностью справедливый протест у Стеклотаренко, который даже на время позабыл про кота, мирно сидящего неподалеку, зато вспомнил много плохих и ужасных черт самого участкового. Все нелестные характеристики милиционера были сформулированы на удивление компактно и четко. Участковый, узнав о себе много нового, хотя и несправедливого, пообещал пообщаться со Стеклотаренко в другом месте, причем, исключительно по поводу штрафа. После чего удалился, максимально сохраняя остатки достоинства, что после речей оппонента было затруднительно.
Кот, на всякий случай, аккуратно запомнил факты из речи Стеклотаренко и даже поощрил его мявом. Но мнительный Стеклотаренко счел мяв насмешкой, адресованной лично ему, и опять обругал кота.
Поскольку подвижность Стеклотаренко была крайне ограниченной, кот просто пометил его, как предмет, входящий во владения, и удалился.
Попытка отстирать наутро брюки, помеченные котом, провалилась полностью. Брюки теперь годились только на то, чтоб их выкинуть.
Подсчитав стоимость новых брюк и разделив на стоимость бутылки портвейна, Стеклотаренко понял, что ограблен. И кем? Каким-то гнусным рыжим котом? А если приплюсовать сюда еще целых пять рублей штрафа? Нет, это требовало отмщения!
Кот Межбижер сидел посреди двора и ни о чем плохом не думал. Завидя Стеклотаренко, питающего явно агрессивные намерения, он и не подумал удрать, а приготовился к бою.
Стеклотаренко предварил нападение скверными словами в адрес кота.
Кот ответил не менее скверными словами.
Дворовой кодекс чести был соблюден. Можно было приступать непосредственно к драке.
Но Стеклотаренко медлил…
– У кого, у кого?… – переспросил он.
– У пожилого зайца! – ответил кот.
– А при чем тут заяц? – поразился Стеклотаренко. Но потом догадался:
– А-а, потому что косой, да?
Кот ничего не имел против такой интерпретации, о чем и сообщил.
Покоренный логикой кота, Стеклотаренко отменил драку – неизвестно, правда, чем бы она закончилась! – и сообщил всему двору, что кот отличный мужик и ежели кто кота тронет…
Потом он удалился. И больше с котом Межбижером не ссорился. И с человеком Межбижером тоже, хотя это было намного труднее.
Александр Бирштейн
Кот Межбижер сначала пользовался во дворе неважной репутацией. Но как-то постепенно завоевал уважение и признание соседей. Если думаете, что, говоря о соседях, имею в виду животный мир двора, то ошибаетесь. Животные – это само собой. А как же? Даже огромный и важный кот Черчилль признал превосходство Межбижера. Причем, без драки. А это дорогого стоит. Черчилль, конечно, был снобом, но далеко не трусом. Люди же с Межбижером сперва примирились, потом начали им восхищаться. Потом…
– И за что этому коту такой адиёт хозяин? – удивлялась мадам Берсон. И не только она. Но кот хозяина в обиду не давал, подкармливал по возможности, защищал…
Единственный человек, с которым кот долго не мог найти общий язык, был Стеклотаренко. Ну, не сошлись они характерами!
Как-то пьяный Стеклотаренко, возвращаясь домой, чуть не наступил на кота Межбижера. Нет, завидя Стеклотаренко, включившего автопилот, кот вежливо посторонился. Но амплитуда движения Стеклотаренко была такова, что при следующем шаге его кинуло прямо на кота. Тот еле успел отскочить. И, конечно, прокомментировал происходящее бранными словами, адресованными Стеклотаренко.
Тот понял все до последней запятой, возмутился и захотел пнуть … кота, который …
Ну, и так далее.
Кот, конечно, от пинка увернулся, а сам Стеклотаренко больно упал на пятую точку. Это его возмутило, но встать и, как следует, рассчитаться с обидчиком не удалось. А устные упражнения в родном языке были прерваны:
а) котом, загнувшим такую фиоритуру, до какой Стеклотаренко бы ни в жисть не додумался;
б) участковым, который мирно предложил Стеклотаренко заткнуться.
На заверения Стеклотаренко о том, что он только отвечает на наглые высказывания кота, участковый не отреагировал, зато попытался выяснить не встречались ли Стеклотаренко белки или прочие зеленые человечки.
Такие речи вызвали полностью справедливый протест у Стеклотаренко, который даже на время позабыл про кота, мирно сидящего неподалеку, зато вспомнил много плохих и ужасных черт самого участкового. Все нелестные характеристики милиционера были сформулированы на удивление компактно и четко. Участковый, узнав о себе много нового, хотя и несправедливого, пообещал пообщаться со Стеклотаренко в другом месте, причем, исключительно по поводу штрафа. После чего удалился, максимально сохраняя остатки достоинства, что после речей оппонента было затруднительно.
Кот, на всякий случай, аккуратно запомнил факты из речи Стеклотаренко и даже поощрил его мявом. Но мнительный Стеклотаренко счел мяв насмешкой, адресованной лично ему, и опять обругал кота.
Поскольку подвижность Стеклотаренко была крайне ограниченной, кот просто пометил его, как предмет, входящий во владения, и удалился.
Попытка отстирать наутро брюки, помеченные котом, провалилась полностью. Брюки теперь годились только на то, чтоб их выкинуть.
Подсчитав стоимость новых брюк и разделив на стоимость бутылки портвейна, Стеклотаренко понял, что ограблен. И кем? Каким-то гнусным рыжим котом? А если приплюсовать сюда еще целых пять рублей штрафа? Нет, это требовало отмщения!
Кот Межбижер сидел посреди двора и ни о чем плохом не думал. Завидя Стеклотаренко, питающего явно агрессивные намерения, он и не подумал удрать, а приготовился к бою.
Стеклотаренко предварил нападение скверными словами в адрес кота.
Кот ответил не менее скверными словами.
Дворовой кодекс чести был соблюден. Можно было приступать непосредственно к драке.
Но Стеклотаренко медлил…
– У кого, у кого?… – переспросил он.
– У пожилого зайца! – ответил кот.
– А при чем тут заяц? – поразился Стеклотаренко. Но потом догадался:
– А-а, потому что косой, да?
Кот ничего не имел против такой интерпретации, о чем и сообщил.
Покоренный логикой кота, Стеклотаренко отменил драку – неизвестно, правда, чем бы она закончилась! – и сообщил всему двору, что кот отличный мужик и ежели кто кота тронет…
Потом он удалился. И больше с котом Межбижером не ссорился. И с человеком Межбижером тоже, хотя это было намного труднее.
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Победитель конкурса :
Сообщения : 56112
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
Re: Уголок читателя - 3
Искусство принадлежит народу?
Александр Бирштейн
- Никогда ноги твоей не будет в моем музее! – сказала вредная тетя Аня полезной тете Марусе. Дамы, в очередной раз, поругались, и Маруся заявила, что лично наведается в музей и посмотрит, чем тетя Аня, именующая себя музейным работником, там занимается.
Тетя Аня, перейдя работать в музей Западного и Восточного искусства, занималась там тем же, чем и в предыдущем Археологическом музее и гастрономе на Греческой. А именно: убирала, мыла полы, протирала пыль… В общем, была уборщицей. Признаваться в этом ей жуть, как не хотелось, поэтому она и произнесла опрометчивую фразу, прозвучавшую в начале. Более того, свидетелями этого стали тетя Рива с дядей Петей и мадам Берсон, которая наконец-то собралась вынести мусор.
Было решено отправиться в музей немедленно! Правда, это ломало некоторые планы, но чего не сделаешь ради любви к искусству. Мадам Берсон даже отменила мероприятие, указанное выше, более того, собралась в путь вместе с поганым ведром.
- Иначе украдут! – заявила она.
Но подоспевшая тетя Сима уверила ее в том, что к этому ведру и близко никто не подойдет. И, кстати, оказалась права.
Итак, делегация, состоящая из тети Маруси, тети Ривы, тети Симы, дяди Пети и мадам Берсон, отправилась на свидание с прекрасным и тетей Симой.
От нашего дома, кстати, до музея недалеко. Три с половиной квартала, причем, небольших. Полтора до Пушкинской и еще два до Греческой. Сущая ерунда. В парк Шевченко еще дальше.
В музее ждали какую-то делегацию. Какую руководству музея почему-то не сообщили. Поэтому руководство музея, на всякий случай радостно встречало все организованные группы. Радостно кинулись они и к моим соседям, но, увидев мадам Берсон, поняли, что жестоко ошиблись. Тем не менее, посетители были встречены почти вежливо. Им даже был предложен экскурсовод всего лишь за двадцать пять копеек с носа. Посовещавшись, они решили пойти на такую трату. Осталось подождать экскурсовода, что они и делали стоя в античном зале и глядя в окно.
А за окном, во дворе музея разгружали уголь. Какой-то работяга с бородой и в ватнике махал совковой лопатой, переправляя уголь в ведра, которые куда-то относили работяги рангом пониже. Кстати, среди них была замечена и тетя Аня.
- Ага, - сказала себе тетя Маруся, - Будет, о чем поговорить.
В это время одного из подносчиков угля отозвали с трудового фронта. Спустя некоторое время этот врио шахтера появился перед моими соседями.
- Я ваш экскурсовод! – заявил этот самозванец, - зовут меня Сергей Михайлович.
На Сергея Михайловича он явно не тянул. И по молодости, и по замурзанности.
- Простите, - осведомилась светская тетя Рива, - вы так экскурсию вести будете или, не дай Бог, умоетесь?
Экскурсовод пристыжено покинул общество, угрожая, что это всего на несколько минут. Пришлось снова глядеть в окно, одновременно прислушиваясь к тому, что происходило в вестибюле. А туда, наконец, прибыла ожидаемая делегация, оказавшаяся на всю голову французской.
- Надо звать Олега Аркадьевича! – почему-то горестно вздохнул директор.
И Олег Аркадьевич появился. Он оказался тем бородатым мужиком, в ватнике и сапогах, который так лихо орудовал лопатой во дворе. Едва появившись, Олег Аркадьевич затараторил по-иностранному, причем, картавил так, как вся семья Зильберов вместе взятая.
- Ничего себе… - подумала Маруся, если у них простые работяги так могут, то и Аня…
Дальше эту обидную для себя мысль додумать не удалось, ибо появился относительно чисто умытый Сергей Михайлович и еще несколько посетителей музея, тоже возжелавших приобщиться с помощью экскурсии.
Экскурсовод, взяв довольно приличный темп, сразу стал сыпать именами и датами…
- Скажите, у вас Гойя есть? – спросила какая-то дама из присоединившихся.
- К сожалению, нет! – прикручинился экскурсовод.
- Антисемит! – решила тетя Рива и поджала губы.
Дядя Петя в это время увлекся портретом какого-то пьяного мужика, успевшего, к тому же, пропить почти всю одежду. Мужик удивительно походил на самого дядю Петю.
- Интересно, где этот самый Рубенс с вопросительным знаком мог меня увидеть? – гадал Петя.
Впрочем, вскоре выяснилось, что поддатый мужик не дядя Петя, а какой-то Геркулес, правда, тоже пьяный.
- Не один я такой на свете! – растрогался дядя Петя.
Тетя Рива, тоже уловившая сходство какого-то Геркулеса с собственным мужем, обнаружила, что слева к персонажу картины примыкают какие-то голые красотки, на всякий случай больно пнула его кулачком.
Следующей картиной, привлекшей всеобщее внимание, оказалась работа какого-то Буля, к тому же тезки дяди Пети, изображавшая продукты, очевидно, только что принесенные с базара.
- Хорошая курица! – сдержанно похвалила тетя Сима.
- И фрукты ничего! – согласилась тетя Маруся. И тут же предположила: - Виноград, небось у грузинов брали…
- Это не курица, а дичь! – запоздало обиделся экскурсовод.
- Вот-вот, - намекая на слово «дичь», - ехидно протянула тетя Сима. – Что я кур никогда не брала?
Мадам Берсон, о которой, потянувшись к прекрасному, все забыли, сообщила всем, и экскурсоводу в том числе, что ей надо в уборную.
- У нас туалеты для посетителей не предусмотрены! – покраснел экскурсовод и вызвал справедливую критику присутствующих.
Искусство Китая и прочей Японии смотреть уже не пошли.
Маруся, до посещения музея твердо знавшая только одного художника – товарища Кукрыниксова, по пути домой пыталась воспроизвести в уме хоть одну фамилию. Но фамилии импортных художников ей почему-то не давались.
- Ну, и ладно, - решила Маруся, - а с Анькой надо поосторожнее. Все-таки в таком месте работает…
Тетя Рива все вспоминала этого пропойцу Геркулеса. Она решила, что хоть мужские достоинства у дяди Пети поменьше, зато он не пропивается так, как этот самый Геркулес. И успокоилась.
Увидев разгладившееся лицо жены, успокоился и дядя Петя.
- Все-таки это, как его, искусство, успокаивает! – признал он.
Тетя Сима и мадам Берсон обсуждали увиденные на полотнах продукты. Они дружно признали их высококачественность.
- Для того, чтоб рисовать в музей, плохие продукты не купят! – подвела черту тетя Сима.
Мадам Берсон спорить не стала.
Александр Бирштейн
- Никогда ноги твоей не будет в моем музее! – сказала вредная тетя Аня полезной тете Марусе. Дамы, в очередной раз, поругались, и Маруся заявила, что лично наведается в музей и посмотрит, чем тетя Аня, именующая себя музейным работником, там занимается.
Тетя Аня, перейдя работать в музей Западного и Восточного искусства, занималась там тем же, чем и в предыдущем Археологическом музее и гастрономе на Греческой. А именно: убирала, мыла полы, протирала пыль… В общем, была уборщицей. Признаваться в этом ей жуть, как не хотелось, поэтому она и произнесла опрометчивую фразу, прозвучавшую в начале. Более того, свидетелями этого стали тетя Рива с дядей Петей и мадам Берсон, которая наконец-то собралась вынести мусор.
Было решено отправиться в музей немедленно! Правда, это ломало некоторые планы, но чего не сделаешь ради любви к искусству. Мадам Берсон даже отменила мероприятие, указанное выше, более того, собралась в путь вместе с поганым ведром.
- Иначе украдут! – заявила она.
Но подоспевшая тетя Сима уверила ее в том, что к этому ведру и близко никто не подойдет. И, кстати, оказалась права.
Итак, делегация, состоящая из тети Маруси, тети Ривы, тети Симы, дяди Пети и мадам Берсон, отправилась на свидание с прекрасным и тетей Симой.
От нашего дома, кстати, до музея недалеко. Три с половиной квартала, причем, небольших. Полтора до Пушкинской и еще два до Греческой. Сущая ерунда. В парк Шевченко еще дальше.
В музее ждали какую-то делегацию. Какую руководству музея почему-то не сообщили. Поэтому руководство музея, на всякий случай радостно встречало все организованные группы. Радостно кинулись они и к моим соседям, но, увидев мадам Берсон, поняли, что жестоко ошиблись. Тем не менее, посетители были встречены почти вежливо. Им даже был предложен экскурсовод всего лишь за двадцать пять копеек с носа. Посовещавшись, они решили пойти на такую трату. Осталось подождать экскурсовода, что они и делали стоя в античном зале и глядя в окно.
А за окном, во дворе музея разгружали уголь. Какой-то работяга с бородой и в ватнике махал совковой лопатой, переправляя уголь в ведра, которые куда-то относили работяги рангом пониже. Кстати, среди них была замечена и тетя Аня.
- Ага, - сказала себе тетя Маруся, - Будет, о чем поговорить.
В это время одного из подносчиков угля отозвали с трудового фронта. Спустя некоторое время этот врио шахтера появился перед моими соседями.
- Я ваш экскурсовод! – заявил этот самозванец, - зовут меня Сергей Михайлович.
На Сергея Михайловича он явно не тянул. И по молодости, и по замурзанности.
- Простите, - осведомилась светская тетя Рива, - вы так экскурсию вести будете или, не дай Бог, умоетесь?
Экскурсовод пристыжено покинул общество, угрожая, что это всего на несколько минут. Пришлось снова глядеть в окно, одновременно прислушиваясь к тому, что происходило в вестибюле. А туда, наконец, прибыла ожидаемая делегация, оказавшаяся на всю голову французской.
- Надо звать Олега Аркадьевича! – почему-то горестно вздохнул директор.
И Олег Аркадьевич появился. Он оказался тем бородатым мужиком, в ватнике и сапогах, который так лихо орудовал лопатой во дворе. Едва появившись, Олег Аркадьевич затараторил по-иностранному, причем, картавил так, как вся семья Зильберов вместе взятая.
- Ничего себе… - подумала Маруся, если у них простые работяги так могут, то и Аня…
Дальше эту обидную для себя мысль додумать не удалось, ибо появился относительно чисто умытый Сергей Михайлович и еще несколько посетителей музея, тоже возжелавших приобщиться с помощью экскурсии.
Экскурсовод, взяв довольно приличный темп, сразу стал сыпать именами и датами…
- Скажите, у вас Гойя есть? – спросила какая-то дама из присоединившихся.
- К сожалению, нет! – прикручинился экскурсовод.
- Антисемит! – решила тетя Рива и поджала губы.
Дядя Петя в это время увлекся портретом какого-то пьяного мужика, успевшего, к тому же, пропить почти всю одежду. Мужик удивительно походил на самого дядю Петю.
- Интересно, где этот самый Рубенс с вопросительным знаком мог меня увидеть? – гадал Петя.
Впрочем, вскоре выяснилось, что поддатый мужик не дядя Петя, а какой-то Геркулес, правда, тоже пьяный.
- Не один я такой на свете! – растрогался дядя Петя.
Тетя Рива, тоже уловившая сходство какого-то Геркулеса с собственным мужем, обнаружила, что слева к персонажу картины примыкают какие-то голые красотки, на всякий случай больно пнула его кулачком.
Следующей картиной, привлекшей всеобщее внимание, оказалась работа какого-то Буля, к тому же тезки дяди Пети, изображавшая продукты, очевидно, только что принесенные с базара.
- Хорошая курица! – сдержанно похвалила тетя Сима.
- И фрукты ничего! – согласилась тетя Маруся. И тут же предположила: - Виноград, небось у грузинов брали…
- Это не курица, а дичь! – запоздало обиделся экскурсовод.
- Вот-вот, - намекая на слово «дичь», - ехидно протянула тетя Сима. – Что я кур никогда не брала?
Мадам Берсон, о которой, потянувшись к прекрасному, все забыли, сообщила всем, и экскурсоводу в том числе, что ей надо в уборную.
- У нас туалеты для посетителей не предусмотрены! – покраснел экскурсовод и вызвал справедливую критику присутствующих.
Искусство Китая и прочей Японии смотреть уже не пошли.
Маруся, до посещения музея твердо знавшая только одного художника – товарища Кукрыниксова, по пути домой пыталась воспроизвести в уме хоть одну фамилию. Но фамилии импортных художников ей почему-то не давались.
- Ну, и ладно, - решила Маруся, - а с Анькой надо поосторожнее. Все-таки в таком месте работает…
Тетя Рива все вспоминала этого пропойцу Геркулеса. Она решила, что хоть мужские достоинства у дяди Пети поменьше, зато он не пропивается так, как этот самый Геркулес. И успокоилась.
Увидев разгладившееся лицо жены, успокоился и дядя Петя.
- Все-таки это, как его, искусство, успокаивает! – признал он.
Тетя Сима и мадам Берсон обсуждали увиденные на полотнах продукты. Они дружно признали их высококачественность.
- Для того, чтоб рисовать в музей, плохие продукты не купят! – подвела черту тетя Сима.
Мадам Берсон спорить не стала.
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Победитель конкурса :
Сообщения : 56112
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
mamusia- Бриллиантовый счастливчик
- Две победы :
Сообщения : 40827
Откуда : Vilnius
Re: Уголок читателя - 3
ПО ВЕЧЕРАМ НАД …
Александр Бирштейн
- Ну, как вам это нравится? – ни к кому конкретно не обращаясь, молвила тетя Аня, увидев, что на заветной скамеечке у ворот все места заняты. И, дабы дать понять, что лично ей это совсем не нравится, попыталась сощурить свои слегка выпученные глаза.
- Нюра! Прекратите эти мансы! – ответила Марья Ивановна, успевшая занять дефицитное место.
К огорчениям тети Ани добавилось еще неверно произнесенное имя.
- Я – Аня! – задышала она, - И не смейте коверкать мое христианское имя!
- Может, ты еще и в церковь ходишь? – назойливо поинтересовался Герцен.
- Хожу! – соврала тетя Аня.
- То-то я смотрю там ремонт за ремонтом. Это не все время что-то ломаешь?
- А чтоб ты лучше сломал свой бандитский язык! – тетя Аня была сама приветливость.
В общем, вечерний отдых начинался удачно.
- Ну, и как вам это нравится? – снова спросила тетя Аня, на сей раз, имея ввиду войну во Вьетнаме.
Честно говоря, война во Вьетнаме не нравилась никому, даже в качестве темы для разговора. Но вежливый Герцен все-таки разговор поддержал.
- Говорят там и наши воюют! – поделился он военной тайной.
- Шо, прямо с Израильщины едуть? – ехидно осведомилась почти политически грамотная Дуся Гениталенко.
Тетя Маруся и тетя Рива сочли этот вопрос антисемитским и переглянулись. Это означало, что на данный вечер мадам Гениталенко предстоит веселая жизнь. Но та этого не осознала и усугубила ситуацию еще одним вопросом.
- А за кого, интересно ваши там воюють? Небось за мериканцев?
- Наши – это русские! – отбивался Герцен.
- С каких пор? – распоясалась Дуся Гениталенко.
Герцен не нашел, что ответить. Ну, не находилось у него слов! Зато они, имелись у Маруси.
- Дуся, - обратилась она к мадам Гениталенко, - ты, что уже выздоровела?
- Давно, - ответила та.
- И кто тебя лечил?
- Доктор Фрактман. Серафима наша Даниловна!
- Наша? – поинтересовалась Маруся.
- Наша… - растерялась мадам Гениталенко.
- Ну, какая же она ваша? – подхватила тетя Рива. – Никак она вашей быть не может! Она же не русская, а… наоборот!
Мадам Гениталенко тревожно задумалась. Дело это было для нее весьма непривычным, поэтому лицо Дуси стало похоже на старую газету, скомканную перед употреблением. Потом до нее дошло, в чьи руки попала она из-за обычного гриппа. Она прекратила думать и стала назойливо прислушиваться к своему организму. Организм почему-то молчал, зато говорили соседи.
- Дуся, а что ты делала в войну? – спросила Марья Ивановна.
- Жила! – удивилась Дуся.
- Где?
- Та у деревни, где еще! – обиделась Дуся.
- Так ты и немцев видела?
- Ще сколько! – возгордилась нынешняя мадам Гениталенко.
- Может, ты с ними разговаривала? – поинтересовалась тетя Маруся.
- Та як же с ними поговорыш, коли оне по-нашому не розумиють? Покажуть пальцем, що унесты, що принесты!
- И ты приносила-уносила? – со значением спросила Маруся.
- А як же ж!
- Значит ты сотрудничала с оккупантами! – так Маруся подвела итог первой фазе допроса.
Несмотря на тесноту на скамеечке, соседи все-таки отодвинулись от этой пособницы захватчиков.
- Так мне ж тоди чотырнадцять було! – стала оправдываться Дуся Гениталенко.
- Со скольки лет у нас уголовная ответственность? – спросила тетя Маруся у тети Ривы.
- С двенадцати! И никакого срока давности за военные преступления! – сказала, как отрезала, Рива.
Услышав об уголовной ответственности, Дуся сперва побледнела, а потом приободрилась, вспомнив, что муж ее милиционер. О чем и сообщила соседям.
- Да, жалко Гениталенко! Хороший он мужик… - скорбно молвила тетя Маруся.
- За укрывательство врага народа по головке не погладят! – подтвердила тетя Рива.
Мадам Гениталенко, узнав, что она, ко всему, еще и враг народа, совсем пригорюнилась.
- А ты, Маруся, в войну где была? – решила Дуся биться до конца.
- В партизанах! – соврала Маруся. – У меня и медаль есть!
Медаль «За победу над Японией» оставил Марусе в залог за выданную трешку какой-то забулдыга еще в середине пятидесятых. Так что, Маруся справедливо считала медаль своей.
- И у меня медаль есть! – сказала правду тетя Рива.
- А у меня орден! – похвасталась Марья Ивановна, не уточнив, что это орден «Мать героиня».
- А у меня два ордена и шесть медалей! – добил Дусю Герцен.
Осознав, среди каких заслуженных людей она находится, мадам Гениталенко зарыдала.
- Не выдавайте меня, соседи дорогие! – умоляла она.
Все обещали не выдавать. И не выдали! Хотя… Откуда, как по вашему, эта история стала известна всему двору?
Александр Бирштейн
- Ну, как вам это нравится? – ни к кому конкретно не обращаясь, молвила тетя Аня, увидев, что на заветной скамеечке у ворот все места заняты. И, дабы дать понять, что лично ей это совсем не нравится, попыталась сощурить свои слегка выпученные глаза.
- Нюра! Прекратите эти мансы! – ответила Марья Ивановна, успевшая занять дефицитное место.
К огорчениям тети Ани добавилось еще неверно произнесенное имя.
- Я – Аня! – задышала она, - И не смейте коверкать мое христианское имя!
- Может, ты еще и в церковь ходишь? – назойливо поинтересовался Герцен.
- Хожу! – соврала тетя Аня.
- То-то я смотрю там ремонт за ремонтом. Это не все время что-то ломаешь?
- А чтоб ты лучше сломал свой бандитский язык! – тетя Аня была сама приветливость.
В общем, вечерний отдых начинался удачно.
- Ну, и как вам это нравится? – снова спросила тетя Аня, на сей раз, имея ввиду войну во Вьетнаме.
Честно говоря, война во Вьетнаме не нравилась никому, даже в качестве темы для разговора. Но вежливый Герцен все-таки разговор поддержал.
- Говорят там и наши воюют! – поделился он военной тайной.
- Шо, прямо с Израильщины едуть? – ехидно осведомилась почти политически грамотная Дуся Гениталенко.
Тетя Маруся и тетя Рива сочли этот вопрос антисемитским и переглянулись. Это означало, что на данный вечер мадам Гениталенко предстоит веселая жизнь. Но та этого не осознала и усугубила ситуацию еще одним вопросом.
- А за кого, интересно ваши там воюють? Небось за мериканцев?
- Наши – это русские! – отбивался Герцен.
- С каких пор? – распоясалась Дуся Гениталенко.
Герцен не нашел, что ответить. Ну, не находилось у него слов! Зато они, имелись у Маруси.
- Дуся, - обратилась она к мадам Гениталенко, - ты, что уже выздоровела?
- Давно, - ответила та.
- И кто тебя лечил?
- Доктор Фрактман. Серафима наша Даниловна!
- Наша? – поинтересовалась Маруся.
- Наша… - растерялась мадам Гениталенко.
- Ну, какая же она ваша? – подхватила тетя Рива. – Никак она вашей быть не может! Она же не русская, а… наоборот!
Мадам Гениталенко тревожно задумалась. Дело это было для нее весьма непривычным, поэтому лицо Дуси стало похоже на старую газету, скомканную перед употреблением. Потом до нее дошло, в чьи руки попала она из-за обычного гриппа. Она прекратила думать и стала назойливо прислушиваться к своему организму. Организм почему-то молчал, зато говорили соседи.
- Дуся, а что ты делала в войну? – спросила Марья Ивановна.
- Жила! – удивилась Дуся.
- Где?
- Та у деревни, где еще! – обиделась Дуся.
- Так ты и немцев видела?
- Ще сколько! – возгордилась нынешняя мадам Гениталенко.
- Может, ты с ними разговаривала? – поинтересовалась тетя Маруся.
- Та як же с ними поговорыш, коли оне по-нашому не розумиють? Покажуть пальцем, що унесты, що принесты!
- И ты приносила-уносила? – со значением спросила Маруся.
- А як же ж!
- Значит ты сотрудничала с оккупантами! – так Маруся подвела итог первой фазе допроса.
Несмотря на тесноту на скамеечке, соседи все-таки отодвинулись от этой пособницы захватчиков.
- Так мне ж тоди чотырнадцять було! – стала оправдываться Дуся Гениталенко.
- Со скольки лет у нас уголовная ответственность? – спросила тетя Маруся у тети Ривы.
- С двенадцати! И никакого срока давности за военные преступления! – сказала, как отрезала, Рива.
Услышав об уголовной ответственности, Дуся сперва побледнела, а потом приободрилась, вспомнив, что муж ее милиционер. О чем и сообщила соседям.
- Да, жалко Гениталенко! Хороший он мужик… - скорбно молвила тетя Маруся.
- За укрывательство врага народа по головке не погладят! – подтвердила тетя Рива.
Мадам Гениталенко, узнав, что она, ко всему, еще и враг народа, совсем пригорюнилась.
- А ты, Маруся, в войну где была? – решила Дуся биться до конца.
- В партизанах! – соврала Маруся. – У меня и медаль есть!
Медаль «За победу над Японией» оставил Марусе в залог за выданную трешку какой-то забулдыга еще в середине пятидесятых. Так что, Маруся справедливо считала медаль своей.
- И у меня медаль есть! – сказала правду тетя Рива.
- А у меня орден! – похвасталась Марья Ивановна, не уточнив, что это орден «Мать героиня».
- А у меня два ордена и шесть медалей! – добил Дусю Герцен.
Осознав, среди каких заслуженных людей она находится, мадам Гениталенко зарыдала.
- Не выдавайте меня, соседи дорогие! – умоляла она.
Все обещали не выдавать. И не выдали! Хотя… Откуда, как по вашему, эта история стала известна всему двору?
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Победитель конкурса :
Сообщения : 56112
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
Re: Уголок читателя - 3
ВРЕМЯ МАДАМ БЕРСОН
Александр Бирштейн
Как вам название? Ну, то-то!
А название еще и актуальное. Потому что у мадам сломались часы. Обнаружила она это не то в пять, не то в шесть, не то вообще в семь часов утра. Вам же русским языком говорят, что часы таки сломались.
А мадам, раз уже проснулась, так ей сразу приспичило время узнать. Даже больше, чем в уборную.
Высунулась мадам в окно и как заорет:
- Луди, гражданы, скольки час?
У нас во дворе люди не то чуткие были, не то чутко спали, но практически сразу мадам получила массу важной информации: и куда ей идти, и что происходило с ее мамой когда-то давно, и что с самой мадам сделают чуть попозже или даже немедленно.
А сколько времени не сказали!
А мадам из гордости переспрашивать не стала. Она надела галоши на босу ногу, халат с одной пуговицей на босу попу и пошла к соседям по парадной. Кто, как не соседи, в трудную минуту…
К тете Риве с дядей Петей мадам Берсон стучать не стала. Дядя Петя ее почему-то недолюбливал и мог не так понять. Ну, что мадам мириться пришла. Ну, словом, за то, что мадам разболтала всем соседям, включая детей, где дядя Петя хранит пиво, заныканное от жены. Дети со двора – у-у, халюганы! – почему-то обрадовались. Можете себе представить, что этот Петя нашел в своей бутылке.
Так что мадам постучалась сразу к дяде Марику и тете Бете. Но это мягко сказано – постучалась. Так барабанила, что на Кангуна слышно было.
А дядя Марик как раз ждал обыск. Ну, бывает, ну, случается… Заведовать пунктом утильсырья и не ждать обыск? Нонсенс! Вот и был дядя Марик, как юный пионер Советского Союза. То есть, всегда готов. И бриллианты спрятаны, и немножко закусить в ДОПРе собрано. Но! Дядя Марик вспомнил, что только вчера купил две золотые пятерки с портретом царя Николашки у стоматолога и, между нами говоря, жулика Краснера. И эти две пятерки он замуровать в стену, где остальные лежат, поленился. А теперь… Мысль – внезапно разбуженная мысль дяди Марика! – заработала.
Тетя Бетя, поднятая стуком в дверь, спросонья решила, что это дядя Марик ломится домой в то время, когда она отдыхает с грузчиком из ее же гастронома Колей.
- В шкаф! – заорала она диким голосом, опять же спросонья не узнав дядю Марика.
- Там же облигации! – огрызнулся, но сообщил жене ценную информацию дядя Марик.
- А ты откуда знаешь? – все еще считая дядю Марика грузчиком Колей, удивилась тетя Бетя.
- Какое твое собачье дело? – стал скрытничать дядя Марик.
Тут все остатки сна с тети Бетти слетели, и она достойно ответила уже опознанному супругу. Так что, если эти сволочи будут описывать имущество, одной хрустальной вазы они не досчитаются.
А мадам Берсон продолжала колотить в дверь.
- Золото, куда деть золото? – рвал на себе лысину дядя Марик.
- Глотай! – трагичным голосом примы из оперы «Знамя революции» взвыла тетя Бетя.
И дядя Марик поднатужился и глотнул.
Одна пятерка прошла довольно туго, вторая уже полегче.
Почувствовав, как пятерки улеглись в желудке, дядя Марик показал двери согнутую в локте руку и казал:
- Вот вам!
После чего пошел открывать.
Увидев вместо милиции мадам Берсон, он даже обрадовался, но виду не подал, а, наоборот, рассказал мадам все известные ему плохие слова. Концовка речи дяди Марика звучала примерно так:
- … сволочь, … поганая, какого … приперлась в пять утра?
- В пять утра? – получила мадам необходимую информацию и удалилась.
Рано еще. Можно и поспать.
А дядя Марик, полез на антресоли, добыл там ночной горшок и пошел принимать касторку. Ему было не до сна.
Александр Бирштейн
Как вам название? Ну, то-то!
А название еще и актуальное. Потому что у мадам сломались часы. Обнаружила она это не то в пять, не то в шесть, не то вообще в семь часов утра. Вам же русским языком говорят, что часы таки сломались.
А мадам, раз уже проснулась, так ей сразу приспичило время узнать. Даже больше, чем в уборную.
Высунулась мадам в окно и как заорет:
- Луди, гражданы, скольки час?
У нас во дворе люди не то чуткие были, не то чутко спали, но практически сразу мадам получила массу важной информации: и куда ей идти, и что происходило с ее мамой когда-то давно, и что с самой мадам сделают чуть попозже или даже немедленно.
А сколько времени не сказали!
А мадам из гордости переспрашивать не стала. Она надела галоши на босу ногу, халат с одной пуговицей на босу попу и пошла к соседям по парадной. Кто, как не соседи, в трудную минуту…
К тете Риве с дядей Петей мадам Берсон стучать не стала. Дядя Петя ее почему-то недолюбливал и мог не так понять. Ну, что мадам мириться пришла. Ну, словом, за то, что мадам разболтала всем соседям, включая детей, где дядя Петя хранит пиво, заныканное от жены. Дети со двора – у-у, халюганы! – почему-то обрадовались. Можете себе представить, что этот Петя нашел в своей бутылке.
Так что мадам постучалась сразу к дяде Марику и тете Бете. Но это мягко сказано – постучалась. Так барабанила, что на Кангуна слышно было.
А дядя Марик как раз ждал обыск. Ну, бывает, ну, случается… Заведовать пунктом утильсырья и не ждать обыск? Нонсенс! Вот и был дядя Марик, как юный пионер Советского Союза. То есть, всегда готов. И бриллианты спрятаны, и немножко закусить в ДОПРе собрано. Но! Дядя Марик вспомнил, что только вчера купил две золотые пятерки с портретом царя Николашки у стоматолога и, между нами говоря, жулика Краснера. И эти две пятерки он замуровать в стену, где остальные лежат, поленился. А теперь… Мысль – внезапно разбуженная мысль дяди Марика! – заработала.
Тетя Бетя, поднятая стуком в дверь, спросонья решила, что это дядя Марик ломится домой в то время, когда она отдыхает с грузчиком из ее же гастронома Колей.
- В шкаф! – заорала она диким голосом, опять же спросонья не узнав дядю Марика.
- Там же облигации! – огрызнулся, но сообщил жене ценную информацию дядя Марик.
- А ты откуда знаешь? – все еще считая дядю Марика грузчиком Колей, удивилась тетя Бетя.
- Какое твое собачье дело? – стал скрытничать дядя Марик.
Тут все остатки сна с тети Бетти слетели, и она достойно ответила уже опознанному супругу. Так что, если эти сволочи будут описывать имущество, одной хрустальной вазы они не досчитаются.
А мадам Берсон продолжала колотить в дверь.
- Золото, куда деть золото? – рвал на себе лысину дядя Марик.
- Глотай! – трагичным голосом примы из оперы «Знамя революции» взвыла тетя Бетя.
И дядя Марик поднатужился и глотнул.
Одна пятерка прошла довольно туго, вторая уже полегче.
Почувствовав, как пятерки улеглись в желудке, дядя Марик показал двери согнутую в локте руку и казал:
- Вот вам!
После чего пошел открывать.
Увидев вместо милиции мадам Берсон, он даже обрадовался, но виду не подал, а, наоборот, рассказал мадам все известные ему плохие слова. Концовка речи дяди Марика звучала примерно так:
- … сволочь, … поганая, какого … приперлась в пять утра?
- В пять утра? – получила мадам необходимую информацию и удалилась.
Рано еще. Можно и поспать.
А дядя Марик, полез на антресоли, добыл там ночной горшок и пошел принимать касторку. Ему было не до сна.
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Победитель конкурса :
Сообщения : 56112
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
Re: Уголок читателя - 3
Было уже:
ВРЕМЯ МАДАМ БЕРСОН
Александр Бирштейн
Re: Уголок читателя - 3
автор Лилёша в Ср Дек 11 2019, 10:51ВРЕМЯ МАДАМ БЕРСОН
Александр Бирштейн
ПтичкаBY- Бриллиантовый счастливчик
- Сообщения : 10112
Откуда : Беларусь
Re: Уголок читателя - 3
ЯНТЯБРЬ
Александр Бирштейн
Небо сегодня засорено тучами. Оно стало неровным, как дрянная бумага, на которой приходится сочинять. Крикливые запятые птиц, нарушающие орфографию, раздражают очевидностью повторов.
Что было, то и будет потом… Тоже мне новость! Я знаю, что у меня есть душа, потом, когда полегчает, забуду. А потом снова вспомню.
Привередливый коньяк, зная, что не поможет, становится горьким-горьким. До терпеливости Прометея мне далеко, поэтому перехожу на минералку. От нее, как от любого пустого напитка, в голову лезут дрянные мысли. Более того, мысли въедливо ссорятся и ненавидят друг друга.
Тучи, разрозненные тучи, как-то притерлись друг к другу, соединились, стали одним целым.
Одним целым… Одним… Так бывает?
Может, пойдет дождь? И можно будет отворить окна. И глядеть вниз на плоский двор, похожий на стол, который только что протерли. Двор тоже серый. Как небо. И темнеет вслед за небом. И душно жить над этим двором и под этим небом.
Осень… Зима… В общем, нелетное время года. Неужели дело только в этом?
Я выхожу на улицу. Хорошо, что можно на улицу из парадной, минуя двор, заросший сараями и палисадниками. И оградами, конечно. Мы же любим друг друга, люди свободной страны. Поэтому и строим ограды, ограды, ограды… Во дворах, подле учреждений, на кладбище…
На улице сквозь опавшие листья виден асфальт, местами протертый до дыр. Под ним, как зубы старика торчат желтые пеньки камня дикаря.
Раньше было проще. Собака Тута сама выбирала куда идти. Теперь собаки нет… А память ног осталась. И они ведут в сторону бульвара. Мимо медина, стало быть, мимо вавилонского столпотворения студентов. Кафе, кафе, кафе… Толпа, толпа, толпа…
Все, как в стихах Василия Бетаки.
… дымят в кафе студенты
И говорят на разных языках.
Но я в Одессе, а у Васи это Париж… И кафе подле Сорбонны.
Впрочем, какая разница?
А я уже на бульваре. Его долго-долго обзывали Комсомольским. Но бросили это дело и теперь это бульвар Жванецкого. И мне это нравится. Сколько я помню, у нас в Одессе при жизни давали названия улицам только двум: Маразли и Жванецкому.
Нет, в двадцатые годы не было числа улицам, названным в честь всяких революционеров. Но это были ненастоящие люди и ненастоящие названия.
А бульвар так неожиданно хорош. Зимний? Осенний? Я перепутал времена года, для меня они слились в какой-то янтябрь. Хороший месяц, правда?
Скамейки под музеем и барьерчик над обрывом оккупированы школьниками. И правильно. Где еще так приятно казенить, как на бульваре?
Опавшие листья каштанов легли красной дорожкой. И тут она не роскошь, а средство продвижения. Чистое, упругое.
- Где идете, товарищ?
- Сам не знаю!
А тучи не договорились. Я ж говорил, что единого целого не бывает. Вот и тучи разбились на множество целых. То ли подерутся, то ли разбегутся без несчастья. Так и есть. И что это? А небо-то, не поверите, синее.
Ненадолго показали да спрятали за серой дымкой. Ну, да ладно. Значит, оно есть настоящее небо. Радуюсь. Да-да-да! А еще я знаю, уверен, что недалеко от памятника взятке стоят кофе-машины, что получу я свой картонный стаканчик эспрессо, сяду на скамейку, стану пить кофе, глядеть на море и думать, что не все так плохо. Потом, что все не так плохо.
И вообще, янтябрь вполне приличный месяц. И есть он только у нас!
Александр Бирштейн
Небо сегодня засорено тучами. Оно стало неровным, как дрянная бумага, на которой приходится сочинять. Крикливые запятые птиц, нарушающие орфографию, раздражают очевидностью повторов.
Что было, то и будет потом… Тоже мне новость! Я знаю, что у меня есть душа, потом, когда полегчает, забуду. А потом снова вспомню.
Привередливый коньяк, зная, что не поможет, становится горьким-горьким. До терпеливости Прометея мне далеко, поэтому перехожу на минералку. От нее, как от любого пустого напитка, в голову лезут дрянные мысли. Более того, мысли въедливо ссорятся и ненавидят друг друга.
Тучи, разрозненные тучи, как-то притерлись друг к другу, соединились, стали одним целым.
Одним целым… Одним… Так бывает?
Может, пойдет дождь? И можно будет отворить окна. И глядеть вниз на плоский двор, похожий на стол, который только что протерли. Двор тоже серый. Как небо. И темнеет вслед за небом. И душно жить над этим двором и под этим небом.
Осень… Зима… В общем, нелетное время года. Неужели дело только в этом?
Я выхожу на улицу. Хорошо, что можно на улицу из парадной, минуя двор, заросший сараями и палисадниками. И оградами, конечно. Мы же любим друг друга, люди свободной страны. Поэтому и строим ограды, ограды, ограды… Во дворах, подле учреждений, на кладбище…
На улице сквозь опавшие листья виден асфальт, местами протертый до дыр. Под ним, как зубы старика торчат желтые пеньки камня дикаря.
Раньше было проще. Собака Тута сама выбирала куда идти. Теперь собаки нет… А память ног осталась. И они ведут в сторону бульвара. Мимо медина, стало быть, мимо вавилонского столпотворения студентов. Кафе, кафе, кафе… Толпа, толпа, толпа…
Все, как в стихах Василия Бетаки.
… дымят в кафе студенты
И говорят на разных языках.
Но я в Одессе, а у Васи это Париж… И кафе подле Сорбонны.
Впрочем, какая разница?
А я уже на бульваре. Его долго-долго обзывали Комсомольским. Но бросили это дело и теперь это бульвар Жванецкого. И мне это нравится. Сколько я помню, у нас в Одессе при жизни давали названия улицам только двум: Маразли и Жванецкому.
Нет, в двадцатые годы не было числа улицам, названным в честь всяких революционеров. Но это были ненастоящие люди и ненастоящие названия.
А бульвар так неожиданно хорош. Зимний? Осенний? Я перепутал времена года, для меня они слились в какой-то янтябрь. Хороший месяц, правда?
Скамейки под музеем и барьерчик над обрывом оккупированы школьниками. И правильно. Где еще так приятно казенить, как на бульваре?
Опавшие листья каштанов легли красной дорожкой. И тут она не роскошь, а средство продвижения. Чистое, упругое.
- Где идете, товарищ?
- Сам не знаю!
А тучи не договорились. Я ж говорил, что единого целого не бывает. Вот и тучи разбились на множество целых. То ли подерутся, то ли разбегутся без несчастья. Так и есть. И что это? А небо-то, не поверите, синее.
Ненадолго показали да спрятали за серой дымкой. Ну, да ладно. Значит, оно есть настоящее небо. Радуюсь. Да-да-да! А еще я знаю, уверен, что недалеко от памятника взятке стоят кофе-машины, что получу я свой картонный стаканчик эспрессо, сяду на скамейку, стану пить кофе, глядеть на море и думать, что не все так плохо. Потом, что все не так плохо.
И вообще, янтябрь вполне приличный месяц. И есть он только у нас!
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Победитель конкурса :
Сообщения : 56112
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
mamusia- Бриллиантовый счастливчик
- Две победы :
Сообщения : 40827
Откуда : Vilnius
Re: Уголок читателя - 3
МЫШЬ
Александр Бирштейн
Тетя Маруся не любила мышей.
- Подумаешь, - скажет кто-то, - мышей все-превсе не любят.
Так-то оно так, но лично знаю, вернее, к счастью, знал неких дам, которые даже крыс обожают. А те еще хуже, правда? Но я не о них.
Итак, тетя Маруся не любила мышей. Мыши ее тоже, в принципе, не любили. И не заходили ни пожить, ни просто в гости. Кроме одной. Та к Марусе просто прикипела. Бывало, займется Маруся чем-то стоящим: пасьянс раскладывает или вовсе чай с вареньем пьет, а мышь тут, как тут. Выйдет из норки да наблюдает. Ну, просто насмотреться не может.
Увидит Маруся мышку да как завопит! И бросить что-то тяжелое, что под руку попадется, в эту самую мышь норовит. Попасть, конечно, не выходит, а разобьет предмет запросто. Тарелку или стакан, например. Утюг электрический тоже пострадал вместе со стенкой… В общем, тоска, обида и разорение.
Если помните, у Маруси кошка Сильвия имелась. На нее Маруся, сперва, очень надеялась. А зря! Кошка с мышью не то связываться не захотела, не то коррупция у них образовалась. В общем, Сильвия делала вид, что мышь в упор не видит, а ежели Маруся бестактно напоминала, то злостно не реагировала.
Ум у тети Маруси, если внимательно о ней прежние рассказы читали, то знаете, имелся. Но куда его тут приложить Маруся не знала. Так и жила в беспокойстве да истерике. Пока не решила с общественностью посоветоваться. Тогда это модно было. И общественность – все, как один! – что-то одобряла, например коммунистические субботники или там ввод войск в Чехословакию, или, наоборот, не одобряла – ежели муж, например, к любимой женщине от сварливой и ленивой жены норовил уйти или происки империалистов да их пособников сионистов.
У нас во дворе, ясное дело, тоже общественность имелась. Каждый вечер она собиралась на лавочках у ворот и решала судьбы мира и жильцов нашего двора.
Пожалилась Маруся на мышь. Горько так. Общественность и прониклась. Советы давать стала. Все разные. Это ж Одесса. У каждого жителя свое собственное мнение по любому вопросу.
- Это мишу надо убивать! – сообщила мадам Берсон.
- Как? – решила проникнуть в глубину замысла мадам тетя Маруся.
- С палком!
Дальнейшие детали мышиной охоты мадам уточнять отказалась, мотивируя это тем, что у нее и свих мышей хватает и нечего всяким Марусям ее секреты узнавать.
- Поставьте мышеловку! – подсказал очевидное Герцен.
- А если она туда попадется? – трусливо спросила Маруся.
Народ замолк.
- Пусть там и сидит! – строго заявил Межбижер. – Заслужила!
- Ага! – догадалась тетя Маруся, - А я ее буду кормить. Интересно, мыши едят три раза в день или все пять?
И опять никаких мнений о распорядке питания мышей не появилось.
- Мышь в мышеловке надо отнести куда-то далеко-далеко и выбросить. – додумалась тетя Рива.
- С мышеловкой? – уточнила тетя Маруся.
- Готыню, какая эта Маруся глупая! – ужаснулась мадам Берсон. – Миша надо выкинуть, а мишеловка мне домой принести, шоб я свои миши споймала!
- Почтой послать, доплатной бандеролью! – внесла свои двадцать копеек тетя Аня.
Развлекались...
А мышеловку тетя Маруся все же поставила. Не знаю, правда, на кого эта гигантская клетка величиной с коробку от торта была рассчитана. Может, на кролика? Положила Маруся сыр в мышеловку, взвела запор на дверце и сделала вид по системе Станиславского, что идет спать. А мышь ей поверила и насчет провизии лакомой озаботилась. А дверца – щелк! Да так громко, что Маруся аж вскочила. Свет зажгла, глядит, а в клетке этой, что мышеловка, врагиня ее сидит да сыром питается. Вкусно ей, сволочи, на Марусю ноль внимания.
Как тетя Маруся до утра дожила, просто не знаю. Все время ей казалось, что мышь каким-то образом освободится и на нее, Марусю, сонную нападет. Утром, чуть свет, стала Маруся соображать, как мерзавку-мышь подальше утащить. Да, и кому это дело опасное поручить. В общем, за две бутылки пива с дядей Петей сторговалась.
А за дядей Петей тетя Рива увязалась. Мало ли что!
А за тетей Ривой тети Сима+Аня. Интересно же!
А за ними Межбижер. Выяснить, что за демонстрация.
А за Межбижером мадам Берсон, конечно...
Идут они по улице, а прохожие оглядываются и радуются, но недоумевают. Ибо процессия. Здоровенный мужик с клеткой, а в клетке мышь. Довольная такая. Экскурсия все-таки. А за мужиком с клеткой еще народу уйма. Некоторые из прохожих тоже присоединились. Так что мышь на новое ПМЖ человек пятнадцать провожали.
Пришли в парк, ну, туда, где дискобол на девушку с веслом, нагнувшись, поглядывает, открыли дверцу, мол, иди, мышь, куда глазки глядят. А мышь ни в какую! Ей и в мышеловке удобно. Осерчал дядя Петя – ему ж еще пиво пить да на работу поспеть! – и вытряхнул наглую мышь. Посмотрела мышь на дядю Петю укоризненно и... ушла. А за ней все остальные разошлись. Кто куда. А Маруся домой. То ли досыпать, то ли вообще завтракать. Медленно шла, раздумывала. И мышь чего-то жалела. Мол, неуютно той, небось, в таком большом парке...
Долго Маруся домой шла. Останавливалась. Думала все. Не мешает, конечно, но прохожие некоторые недовольны были. Ну, да ладно.
Пришла Маруся домой, на стул села и стала принудительно вспоминать, какая эта мышь была сволочь.
Только скрип ее отвлек. Глядит Маруся, а мышь, как ни в чем ни бывало, из норки выпихивается и в мышеловку заглядывает, интересуется насчет сыра.
Кинула в нее тапком Маруся, но, как всегда, промахнулась.
Александр Бирштейн
Тетя Маруся не любила мышей.
- Подумаешь, - скажет кто-то, - мышей все-превсе не любят.
Так-то оно так, но лично знаю, вернее, к счастью, знал неких дам, которые даже крыс обожают. А те еще хуже, правда? Но я не о них.
Итак, тетя Маруся не любила мышей. Мыши ее тоже, в принципе, не любили. И не заходили ни пожить, ни просто в гости. Кроме одной. Та к Марусе просто прикипела. Бывало, займется Маруся чем-то стоящим: пасьянс раскладывает или вовсе чай с вареньем пьет, а мышь тут, как тут. Выйдет из норки да наблюдает. Ну, просто насмотреться не может.
Увидит Маруся мышку да как завопит! И бросить что-то тяжелое, что под руку попадется, в эту самую мышь норовит. Попасть, конечно, не выходит, а разобьет предмет запросто. Тарелку или стакан, например. Утюг электрический тоже пострадал вместе со стенкой… В общем, тоска, обида и разорение.
Если помните, у Маруси кошка Сильвия имелась. На нее Маруся, сперва, очень надеялась. А зря! Кошка с мышью не то связываться не захотела, не то коррупция у них образовалась. В общем, Сильвия делала вид, что мышь в упор не видит, а ежели Маруся бестактно напоминала, то злостно не реагировала.
Ум у тети Маруси, если внимательно о ней прежние рассказы читали, то знаете, имелся. Но куда его тут приложить Маруся не знала. Так и жила в беспокойстве да истерике. Пока не решила с общественностью посоветоваться. Тогда это модно было. И общественность – все, как один! – что-то одобряла, например коммунистические субботники или там ввод войск в Чехословакию, или, наоборот, не одобряла – ежели муж, например, к любимой женщине от сварливой и ленивой жены норовил уйти или происки империалистов да их пособников сионистов.
У нас во дворе, ясное дело, тоже общественность имелась. Каждый вечер она собиралась на лавочках у ворот и решала судьбы мира и жильцов нашего двора.
Пожалилась Маруся на мышь. Горько так. Общественность и прониклась. Советы давать стала. Все разные. Это ж Одесса. У каждого жителя свое собственное мнение по любому вопросу.
- Это мишу надо убивать! – сообщила мадам Берсон.
- Как? – решила проникнуть в глубину замысла мадам тетя Маруся.
- С палком!
Дальнейшие детали мышиной охоты мадам уточнять отказалась, мотивируя это тем, что у нее и свих мышей хватает и нечего всяким Марусям ее секреты узнавать.
- Поставьте мышеловку! – подсказал очевидное Герцен.
- А если она туда попадется? – трусливо спросила Маруся.
Народ замолк.
- Пусть там и сидит! – строго заявил Межбижер. – Заслужила!
- Ага! – догадалась тетя Маруся, - А я ее буду кормить. Интересно, мыши едят три раза в день или все пять?
И опять никаких мнений о распорядке питания мышей не появилось.
- Мышь в мышеловке надо отнести куда-то далеко-далеко и выбросить. – додумалась тетя Рива.
- С мышеловкой? – уточнила тетя Маруся.
- Готыню, какая эта Маруся глупая! – ужаснулась мадам Берсон. – Миша надо выкинуть, а мишеловка мне домой принести, шоб я свои миши споймала!
- Почтой послать, доплатной бандеролью! – внесла свои двадцать копеек тетя Аня.
Развлекались...
А мышеловку тетя Маруся все же поставила. Не знаю, правда, на кого эта гигантская клетка величиной с коробку от торта была рассчитана. Может, на кролика? Положила Маруся сыр в мышеловку, взвела запор на дверце и сделала вид по системе Станиславского, что идет спать. А мышь ей поверила и насчет провизии лакомой озаботилась. А дверца – щелк! Да так громко, что Маруся аж вскочила. Свет зажгла, глядит, а в клетке этой, что мышеловка, врагиня ее сидит да сыром питается. Вкусно ей, сволочи, на Марусю ноль внимания.
Как тетя Маруся до утра дожила, просто не знаю. Все время ей казалось, что мышь каким-то образом освободится и на нее, Марусю, сонную нападет. Утром, чуть свет, стала Маруся соображать, как мерзавку-мышь подальше утащить. Да, и кому это дело опасное поручить. В общем, за две бутылки пива с дядей Петей сторговалась.
А за дядей Петей тетя Рива увязалась. Мало ли что!
А за тетей Ривой тети Сима+Аня. Интересно же!
А за ними Межбижер. Выяснить, что за демонстрация.
А за Межбижером мадам Берсон, конечно...
Идут они по улице, а прохожие оглядываются и радуются, но недоумевают. Ибо процессия. Здоровенный мужик с клеткой, а в клетке мышь. Довольная такая. Экскурсия все-таки. А за мужиком с клеткой еще народу уйма. Некоторые из прохожих тоже присоединились. Так что мышь на новое ПМЖ человек пятнадцать провожали.
Пришли в парк, ну, туда, где дискобол на девушку с веслом, нагнувшись, поглядывает, открыли дверцу, мол, иди, мышь, куда глазки глядят. А мышь ни в какую! Ей и в мышеловке удобно. Осерчал дядя Петя – ему ж еще пиво пить да на работу поспеть! – и вытряхнул наглую мышь. Посмотрела мышь на дядю Петю укоризненно и... ушла. А за ней все остальные разошлись. Кто куда. А Маруся домой. То ли досыпать, то ли вообще завтракать. Медленно шла, раздумывала. И мышь чего-то жалела. Мол, неуютно той, небось, в таком большом парке...
Долго Маруся домой шла. Останавливалась. Думала все. Не мешает, конечно, но прохожие некоторые недовольны были. Ну, да ладно.
Пришла Маруся домой, на стул села и стала принудительно вспоминать, какая эта мышь была сволочь.
Только скрип ее отвлек. Глядит Маруся, а мышь, как ни в чем ни бывало, из норки выпихивается и в мышеловку заглядывает, интересуется насчет сыра.
Кинула в нее тапком Маруся, но, как всегда, промахнулась.
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Победитель конкурса :
Сообщения : 56112
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
Re: Уголок читателя - 3
ЕЛКА
Александр Бирштейн
Вы обучены фокусу под названием «Наука умеет много гитик»? Вы умеете играть в сложную, на уровне шестого класса школы для не очень одаренных детей, игру Кинг? Нет?
Тогда идите-ка вы подобру-поздорову смотреть по телевизору неновый, художественный фильм «Классная шавочка». И не шумите, потому что, как раз подошли к розыгрышу под названием – не брать двух последних взяток – а у мадам Берсон на три последних хода два туза и король!
Уже и тетя Рива с тревогой на столик свой хлипкий смотрит. И то сказать – четыре спички и полированная дощечка… Был стол, как стол, резной, дубовый, так сама Рива дяде Пете плешь проела: – Немодно, немодно… - Вот и купили в рассрочку этого паучка. А если мадам Берсон проиграет и под стол этот полезет? Останутся они с Петей без стола. А на что тогда 31 декабря всякие яства ставить? И тетя Рива стала про себя молить Бога, чтоб проиграла тетя Аня, которая вполне под столиком этим поместится. И будет сидеть там и кукарекать, а все остальные будут топать ногами и радоваться.
Доиграть не успели, ибо ворвался дядя Петя и сообщил, что Межбижер купил елку!
Нет, вы не понимаете! Словосочетание – Межбижер купил елку – в наше время равноценно такому, например, – честные выборы.
В общем, оставив карты, все высыпали во двор. И правда, посреди двора стоял Межбижер с кривой елкой через плечо и выражением лица типа: – А что, я тоже человек!
Рядом с Межбижером ошивался его кот, тоже Межбижер, и примеривался, как бы пометить нежданную обновку.
– Межбижер! С обновкой! – зашумела тетя Маруся. – А игрушки на елку у тебя есть?
– Нет… – признался Межбижер, – и денег уже нет…
– Зачем же ты, старик, тогда елку покупал? – встряла тетя Аня.
– Захотелось… – жалобно признался Межбижер. А потом добавил, ¬– И дешево…
– Вижу, что недорого! – покосился на елку дядя Петя. – Хотя… На три кружки пива хватило бы…
– На две больших и одну маленькую! – тоскливо поправил его Межбижер.
– А я умею вырезать птичек и лошадок! – вдруг сообщила мадам Берсон.
Межбижер посмотрел на нее так, как Робинзон, в свое время, на парус на горизонте.
– А я умею орехи серебряной бумажкой оборачивать и петельку вставлять! – сама того не желая, молвила тетя Сима. – И серебряные бумажки от конфет…
– А у меня есть орехи! – не осталась в долгу тетя Аня.
Межбижер ловил их слова, как, давным давно, сводки Совинформбюро.
– А давайте елку на нашем с Герценом балконе поставим! Тогда она будет всехняя! – вдруг предложил он. (Балкон Межбижера и Герцена был как бы аппендиксом от общей лестницы).
– Без креста не обойтись! – мрачно проронил дядя Петя.
Все вздрогнули. Но потом выяснилось, что крест – это такая подставка для елки.
И что вам сказать? Елка, хоть и кривая, потрясала богатством убранства. И все, кто шел мимо, почему-то подходили к ней, вдыхали запах морозной хвои, вздыхали и уходили по своим делам. Елки свои, собственные, были у многих. Но эта, наряженная и поставленная совместно, почему-то стала самой дорогой и притягательной.
Что вам сказать? Никому из нас, детей, и в голову не пришло стащить оттуда игрушку или орех.
Вот такие дела…
И чего вдруг мне это вспомнилось?
Александр Бирштейн
Вы обучены фокусу под названием «Наука умеет много гитик»? Вы умеете играть в сложную, на уровне шестого класса школы для не очень одаренных детей, игру Кинг? Нет?
Тогда идите-ка вы подобру-поздорову смотреть по телевизору неновый, художественный фильм «Классная шавочка». И не шумите, потому что, как раз подошли к розыгрышу под названием – не брать двух последних взяток – а у мадам Берсон на три последних хода два туза и король!
Уже и тетя Рива с тревогой на столик свой хлипкий смотрит. И то сказать – четыре спички и полированная дощечка… Был стол, как стол, резной, дубовый, так сама Рива дяде Пете плешь проела: – Немодно, немодно… - Вот и купили в рассрочку этого паучка. А если мадам Берсон проиграет и под стол этот полезет? Останутся они с Петей без стола. А на что тогда 31 декабря всякие яства ставить? И тетя Рива стала про себя молить Бога, чтоб проиграла тетя Аня, которая вполне под столиком этим поместится. И будет сидеть там и кукарекать, а все остальные будут топать ногами и радоваться.
Доиграть не успели, ибо ворвался дядя Петя и сообщил, что Межбижер купил елку!
Нет, вы не понимаете! Словосочетание – Межбижер купил елку – в наше время равноценно такому, например, – честные выборы.
В общем, оставив карты, все высыпали во двор. И правда, посреди двора стоял Межбижер с кривой елкой через плечо и выражением лица типа: – А что, я тоже человек!
Рядом с Межбижером ошивался его кот, тоже Межбижер, и примеривался, как бы пометить нежданную обновку.
– Межбижер! С обновкой! – зашумела тетя Маруся. – А игрушки на елку у тебя есть?
– Нет… – признался Межбижер, – и денег уже нет…
– Зачем же ты, старик, тогда елку покупал? – встряла тетя Аня.
– Захотелось… – жалобно признался Межбижер. А потом добавил, ¬– И дешево…
– Вижу, что недорого! – покосился на елку дядя Петя. – Хотя… На три кружки пива хватило бы…
– На две больших и одну маленькую! – тоскливо поправил его Межбижер.
– А я умею вырезать птичек и лошадок! – вдруг сообщила мадам Берсон.
Межбижер посмотрел на нее так, как Робинзон, в свое время, на парус на горизонте.
– А я умею орехи серебряной бумажкой оборачивать и петельку вставлять! – сама того не желая, молвила тетя Сима. – И серебряные бумажки от конфет…
– А у меня есть орехи! – не осталась в долгу тетя Аня.
Межбижер ловил их слова, как, давным давно, сводки Совинформбюро.
– А давайте елку на нашем с Герценом балконе поставим! Тогда она будет всехняя! – вдруг предложил он. (Балкон Межбижера и Герцена был как бы аппендиксом от общей лестницы).
– Без креста не обойтись! – мрачно проронил дядя Петя.
Все вздрогнули. Но потом выяснилось, что крест – это такая подставка для елки.
И что вам сказать? Елка, хоть и кривая, потрясала богатством убранства. И все, кто шел мимо, почему-то подходили к ней, вдыхали запах морозной хвои, вздыхали и уходили по своим делам. Елки свои, собственные, были у многих. Но эта, наряженная и поставленная совместно, почему-то стала самой дорогой и притягательной.
Что вам сказать? Никому из нас, детей, и в голову не пришло стащить оттуда игрушку или орех.
Вот такие дела…
И чего вдруг мне это вспомнилось?
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Победитель конкурса :
Сообщения : 56112
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
Re: Уголок читателя - 3
СКАЗКА, Я БЫ СКАЗАЛ РОЖДЕСТВЕНСКАЯ
Александр Бирштейн
Позвонил любимой женщине:
- Надевай скоренько трусы и выходи! Я сейчас за тобой заеду!
Про трусы я просто так сказал. Пошутил, вроде. А она:
- Откуда ты про трусы знаешь? Ну, что я без них по квартире хожу…
Я оторопел, а потом…
- Ой, а ты не знала, что я всех, с кем говорю, вижу?
- Как видишь?
- Не знаю. Вижу и все!
- Не верю я тебе! Вот что я сейчас делаю?
- В одной руке у тебя трубка, а другой ты это место прикрываешь…
- Ой!
И трубка брошена. Впрочем, через пять минут звонок.
- Привет! Это я. Что-то связь, было, оборвалась…
Не даю ей опомниться.
- Ты уверена, что эти трусики тебе идут?
И опять трубка брошена. На этот раз надолго. Часа на два. А потом:
- Привет! Как я тебе сейчас.
- Откуда я знаю. Я ж пошутил тогда…
- Как пошутил? … - молчание несколько секунд. – Пошутил, значит… А я сейчас специально для тебя…
- Еду!
Приехав, позвонил в дверь. Никто к двери не подошел, хоть я звонил еще и еще. Тогда я толкнул дверь. Она отворилась. Я вошел. Тишина. Полутемно. Никого…
Насладиться одиночеством я не успел. В квартиру ворвались люди в масках и бронежилетах…
Оказывается, квартира была под охраной. Выпустили меня только поздно вечером. В кабинет, где я играл с ментами в три листика, вошел их начальник и, с сожалением, велел:
- Выметайся!
Я сгреб свой «бешенный» выигрыш и неохотно покинул «приветливую» контору. Когда выяснилось, что в этой истории я лицо невинно пострадавшее, меня, было, хотели отпустить еще днем, но я задержался и, как видите, недаром. Около сотни гривен на кармане и еще оплатил две бутылки водки, за которой посылали гонца.
Из ментовки, тем не менее, я вышел прихрамывая, кренясь набок и постанывая. Как я и подозревал, она ждала меня в машине. Я ее талантливо «не заметил» и прошел мимо, несколько увеличив громкость стонов. Она звала меня, но я успел повернуть за угол и исчезнуть в ближайшей парадной. Прибежав, она искала меня, но не нашла. Придя домой, отключил телефон до утра. А утром надиктовал на автоответчик: «Извините, что не могу вам ответить. Я в больнице. Если выкарабкаюсь, во что мне очень хочется верить, дам знать». Как только она позвонила, включил автоответчик.
Говорят, она обзвонила все больницы. Ничего не выяснив, стала объезжать приемные покои… Но кто-то ей сказал, что видел меня в городе здорового и слегка выпившего.
Звонить она перестала. Зато позвонил наш общий приятель и пригласил на свадьбу.
- Кто невеста? – спросил я, заранее чувствуя ответ.
Разумеется, невестой была она.
Ну, что ж… Я согласился.
- Паспорт не забудь! – напутствовал приятель.
- Зачем?
- А вдруг свидетель не придет…
До похода в ЗАГС были еще сутки. И, наверное, самые худшие в моей жизни. Я вспоминал и каялся, каялся и вспоминал. К вечеру я понял, что без нее мне не жить. За ночь я осознал, что ее недостоин. А уже утром убедил себя, что надо быть мужчиной и все-таки в ЗАГС явиться, а не убежать в другой город, в другую страну, лучше на другую планету.
Но я не подался слабости.
- Чем хуже, тем лучше! – твердил себе.
Все, ну, практически все наши знакомые почтили своим вниманием это торжественное событие. Человек сорок толпилось у ЗАГСА, получая еще и дополнительное удовольствие от моего вида.
Пригласили в зал. Заиграл марш этого убийцы моих надежд Мендельсона. Я вспомнил, что у меня есть знакомый с такой же фамилией и поразился, как он с ней живет.
А тетка с лентой через плечо начала:
- Дорогие…
Ой, что-то я ничего не понимаю. Она называет мое имя и имя моей любимой. Короче, через пару минут я уже был женат.
Потом мы отправились на банкет, который она заказала. Хороший банкет. Дорогой и многолюдный.
- Ты доволен? – спросила она уже вечером, когда мы, наконец, остались вдвоем.
- Очень! – искренне признался я. – Только…
- Что только?
- А что бы ты делала, откажись я жениться? Такие деньги в банкет вбухала!
- А я его заказала от твоего имени!
Так и живем!
Александр Бирштейн
Позвонил любимой женщине:
- Надевай скоренько трусы и выходи! Я сейчас за тобой заеду!
Про трусы я просто так сказал. Пошутил, вроде. А она:
- Откуда ты про трусы знаешь? Ну, что я без них по квартире хожу…
Я оторопел, а потом…
- Ой, а ты не знала, что я всех, с кем говорю, вижу?
- Как видишь?
- Не знаю. Вижу и все!
- Не верю я тебе! Вот что я сейчас делаю?
- В одной руке у тебя трубка, а другой ты это место прикрываешь…
- Ой!
И трубка брошена. Впрочем, через пять минут звонок.
- Привет! Это я. Что-то связь, было, оборвалась…
Не даю ей опомниться.
- Ты уверена, что эти трусики тебе идут?
И опять трубка брошена. На этот раз надолго. Часа на два. А потом:
- Привет! Как я тебе сейчас.
- Откуда я знаю. Я ж пошутил тогда…
- Как пошутил? … - молчание несколько секунд. – Пошутил, значит… А я сейчас специально для тебя…
- Еду!
Приехав, позвонил в дверь. Никто к двери не подошел, хоть я звонил еще и еще. Тогда я толкнул дверь. Она отворилась. Я вошел. Тишина. Полутемно. Никого…
Насладиться одиночеством я не успел. В квартиру ворвались люди в масках и бронежилетах…
Оказывается, квартира была под охраной. Выпустили меня только поздно вечером. В кабинет, где я играл с ментами в три листика, вошел их начальник и, с сожалением, велел:
- Выметайся!
Я сгреб свой «бешенный» выигрыш и неохотно покинул «приветливую» контору. Когда выяснилось, что в этой истории я лицо невинно пострадавшее, меня, было, хотели отпустить еще днем, но я задержался и, как видите, недаром. Около сотни гривен на кармане и еще оплатил две бутылки водки, за которой посылали гонца.
Из ментовки, тем не менее, я вышел прихрамывая, кренясь набок и постанывая. Как я и подозревал, она ждала меня в машине. Я ее талантливо «не заметил» и прошел мимо, несколько увеличив громкость стонов. Она звала меня, но я успел повернуть за угол и исчезнуть в ближайшей парадной. Прибежав, она искала меня, но не нашла. Придя домой, отключил телефон до утра. А утром надиктовал на автоответчик: «Извините, что не могу вам ответить. Я в больнице. Если выкарабкаюсь, во что мне очень хочется верить, дам знать». Как только она позвонила, включил автоответчик.
Говорят, она обзвонила все больницы. Ничего не выяснив, стала объезжать приемные покои… Но кто-то ей сказал, что видел меня в городе здорового и слегка выпившего.
Звонить она перестала. Зато позвонил наш общий приятель и пригласил на свадьбу.
- Кто невеста? – спросил я, заранее чувствуя ответ.
Разумеется, невестой была она.
Ну, что ж… Я согласился.
- Паспорт не забудь! – напутствовал приятель.
- Зачем?
- А вдруг свидетель не придет…
До похода в ЗАГС были еще сутки. И, наверное, самые худшие в моей жизни. Я вспоминал и каялся, каялся и вспоминал. К вечеру я понял, что без нее мне не жить. За ночь я осознал, что ее недостоин. А уже утром убедил себя, что надо быть мужчиной и все-таки в ЗАГС явиться, а не убежать в другой город, в другую страну, лучше на другую планету.
Но я не подался слабости.
- Чем хуже, тем лучше! – твердил себе.
Все, ну, практически все наши знакомые почтили своим вниманием это торжественное событие. Человек сорок толпилось у ЗАГСА, получая еще и дополнительное удовольствие от моего вида.
Пригласили в зал. Заиграл марш этого убийцы моих надежд Мендельсона. Я вспомнил, что у меня есть знакомый с такой же фамилией и поразился, как он с ней живет.
А тетка с лентой через плечо начала:
- Дорогие…
Ой, что-то я ничего не понимаю. Она называет мое имя и имя моей любимой. Короче, через пару минут я уже был женат.
Потом мы отправились на банкет, который она заказала. Хороший банкет. Дорогой и многолюдный.
- Ты доволен? – спросила она уже вечером, когда мы, наконец, остались вдвоем.
- Очень! – искренне признался я. – Только…
- Что только?
- А что бы ты делала, откажись я жениться? Такие деньги в банкет вбухала!
- А я его заказала от твоего имени!
Так и живем!
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Победитель конкурса :
Сообщения : 56112
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
Re: Уголок читателя - 3
ТОСТ?
Александр Бирштейн
Сначала я выбирал хлеб. Я выбирал его долго и придирчиво. Хлеб – это так важно. В конце концов, я остановился на ржаном с оливками. Хлеб был свежий, поэтому отрезать от него относительно тонкий ломоть довольно затруднительно. Но я справился.
Потом намазал хлеб соусом ткемали. Не густо, чуть-чуть, чтоб ткемали слегка впитался, немного раскрасив поверхность хлеба.
Некоторые предпочитают черный хлеб. Типа Бородинского. Поверьте, я не стану осуждать их за это. «Каждый выбирает по себе…» - вроде, так говорил поэт. Ограничусь только парочкой слов, которые отнюдь не ухудшат впечатление от моего спича. Если вы все-таки взяли черный хлеб, то ни о каком ткемали речь идти не должна. Возьмите, умоляю, зубчик-другой чеснока и натрите им хлебную корочку. Я, все-таки, надеюсь, что вы по справедливому делу выпить-закусить по-человечески сюда пришли, а не для флирта какого, вовсе недопустимого в данном случае.
Теперь сало. Сало я сегодня купил неширокое. Пальца четыре, не больше. Но сало тает во рту. Да и шкурка мягкая, нежная такая. Это важно. Терпеть не могу отрезать шкурку – она вкусная! – от сала. Когда с нами была собака Тута, я еще смирялся. Мне сало, ей шкурка. Справедливо и правильно. Эрдель человеку – друг, товарищ и сестра. Но Тутки нет…
Сало нарезаю тонко и укладываю на хлеб. Без пропусков.
Думаете все? Эх, вы! А горчицу? Свежую, остро пахнущую горчицу необходимо – повторяю: необходимо! – намазать на сало. Белоснежное сало слегка желтеет. Чуть-чуть. И это правильно.
Теперь… Нет-нет, до выпить-закусить еще далеко. Поверьте! Сперва надо аккуратно, вилочкой поднять толстый слой лука в селедочнице и часть этого лука опустить себе в тарелку. Лук, конечно, спрыснут уксусом и постным маслом, и совсем немного, буквально самую малость присыпан сахарком. Нужная и полезная еда – лук, но не в нем нынче дело. Под слоем лука она – селедочка. Толстая, жирная, ароматная и без косточек. Цап ее вилкой и сверху на лук.
Грибы… Мясистые, упругие, вкусные до невозможности. Нет, я не назову хозяев замечательного дома на Ремесленной, 9, где этими грибами угощают и даже – о, благодетели! – дают грибы с собой.
Теперь водка. Тут рекомендации излишни. Кто какую любит. Некоторые, и я в их числе, вообще предпочитают хороший самогон. Дело вкуса и, конечно, возможностей. Я не стану упоминать тут, как не упоминал и людей угощающих грибами, имена добрых и хороших людей, самогон у которых это не напиток, а нектар, радующий нёбо и душу. Мало ли! Я упомяну, а назойливые и бессовестные люди станут отравлять им жизнь своими беспочвенными приставаниями. Но я помню, помню вкус их напитков и мои благословения всегда с этими добрыми и понимающими людьми.
Напиток, который вы заботливо нальете в рюмку, должен быть холодным, но не ледяным. Декабрь, все-таки.
Ой! Чуть не велел выпить-закусить. Позор мне! Трижды позор. Потому что я забыл про огурчик. Да-да, и нет мне прощения, ибо без огурчика, маринованного в кетчупе, наш пир превращается в обычное застолье, а это обидно!
Слушайте внимательно: - огурчики надо вынуть из банки и разрезать поперек пластинами. А потом эти пластины аккуратно уложить сверху на сало!
Усвоили? Теперь порядок действа. Три четверти рюмки водки. Желательно чтоб одним глотком. Дальше селедочка. Выдохнуть, подцепить селедку вилкой и весь жирный, пряный, розовый кусок счастья в рот. Не запивать! Теперь, прожевав селедку, лук. Обязательно! А уже после этого всего – катарсис. Сало! Кусайте смело большой кусок. Огурчик хрустит, ой, не могу! И грибок, грибок…
А водка уже дошла до желудка и освоилась там. Тепло стало. И празднично.
Не знаю, будет ли у меня праздник, Хотя, откуда… Но многие мои друзья в Сочельник сядут за стол. Мира вам и радости. И в эту ночь и вообще.
Александр Бирштейн
Сначала я выбирал хлеб. Я выбирал его долго и придирчиво. Хлеб – это так важно. В конце концов, я остановился на ржаном с оливками. Хлеб был свежий, поэтому отрезать от него относительно тонкий ломоть довольно затруднительно. Но я справился.
Потом намазал хлеб соусом ткемали. Не густо, чуть-чуть, чтоб ткемали слегка впитался, немного раскрасив поверхность хлеба.
Некоторые предпочитают черный хлеб. Типа Бородинского. Поверьте, я не стану осуждать их за это. «Каждый выбирает по себе…» - вроде, так говорил поэт. Ограничусь только парочкой слов, которые отнюдь не ухудшат впечатление от моего спича. Если вы все-таки взяли черный хлеб, то ни о каком ткемали речь идти не должна. Возьмите, умоляю, зубчик-другой чеснока и натрите им хлебную корочку. Я, все-таки, надеюсь, что вы по справедливому делу выпить-закусить по-человечески сюда пришли, а не для флирта какого, вовсе недопустимого в данном случае.
Теперь сало. Сало я сегодня купил неширокое. Пальца четыре, не больше. Но сало тает во рту. Да и шкурка мягкая, нежная такая. Это важно. Терпеть не могу отрезать шкурку – она вкусная! – от сала. Когда с нами была собака Тута, я еще смирялся. Мне сало, ей шкурка. Справедливо и правильно. Эрдель человеку – друг, товарищ и сестра. Но Тутки нет…
Сало нарезаю тонко и укладываю на хлеб. Без пропусков.
Думаете все? Эх, вы! А горчицу? Свежую, остро пахнущую горчицу необходимо – повторяю: необходимо! – намазать на сало. Белоснежное сало слегка желтеет. Чуть-чуть. И это правильно.
Теперь… Нет-нет, до выпить-закусить еще далеко. Поверьте! Сперва надо аккуратно, вилочкой поднять толстый слой лука в селедочнице и часть этого лука опустить себе в тарелку. Лук, конечно, спрыснут уксусом и постным маслом, и совсем немного, буквально самую малость присыпан сахарком. Нужная и полезная еда – лук, но не в нем нынче дело. Под слоем лука она – селедочка. Толстая, жирная, ароматная и без косточек. Цап ее вилкой и сверху на лук.
Грибы… Мясистые, упругие, вкусные до невозможности. Нет, я не назову хозяев замечательного дома на Ремесленной, 9, где этими грибами угощают и даже – о, благодетели! – дают грибы с собой.
Теперь водка. Тут рекомендации излишни. Кто какую любит. Некоторые, и я в их числе, вообще предпочитают хороший самогон. Дело вкуса и, конечно, возможностей. Я не стану упоминать тут, как не упоминал и людей угощающих грибами, имена добрых и хороших людей, самогон у которых это не напиток, а нектар, радующий нёбо и душу. Мало ли! Я упомяну, а назойливые и бессовестные люди станут отравлять им жизнь своими беспочвенными приставаниями. Но я помню, помню вкус их напитков и мои благословения всегда с этими добрыми и понимающими людьми.
Напиток, который вы заботливо нальете в рюмку, должен быть холодным, но не ледяным. Декабрь, все-таки.
Ой! Чуть не велел выпить-закусить. Позор мне! Трижды позор. Потому что я забыл про огурчик. Да-да, и нет мне прощения, ибо без огурчика, маринованного в кетчупе, наш пир превращается в обычное застолье, а это обидно!
Слушайте внимательно: - огурчики надо вынуть из банки и разрезать поперек пластинами. А потом эти пластины аккуратно уложить сверху на сало!
Усвоили? Теперь порядок действа. Три четверти рюмки водки. Желательно чтоб одним глотком. Дальше селедочка. Выдохнуть, подцепить селедку вилкой и весь жирный, пряный, розовый кусок счастья в рот. Не запивать! Теперь, прожевав селедку, лук. Обязательно! А уже после этого всего – катарсис. Сало! Кусайте смело большой кусок. Огурчик хрустит, ой, не могу! И грибок, грибок…
А водка уже дошла до желудка и освоилась там. Тепло стало. И празднично.
Не знаю, будет ли у меня праздник, Хотя, откуда… Но многие мои друзья в Сочельник сядут за стол. Мира вам и радости. И в эту ночь и вообще.
___________________________________________________
Везде одинаков Господень посев
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
И врут нам о разнице наций.
Все люди евреи и только не все
Нашли смелость в этом признаться.
И. Губерман
Мой каталог (Лилёша)
Лилёша- Гуру кулинарии, хранитель отчетов
- Победитель конкурса :
Сообщения : 56112
Откуда : Ukraina-Kiev, Israei-Eli
Re: Уголок читателя - 3
Началось всё с того, что муж нашей героини начал уделять ей меньше внимания. Прекратились утренние пощипывания за попу. Раньше было от пяти до десяти пощипываний за тот час, пока Иван Степанович собирался на работу, теперь всегда был ноль. А ведь именно эти пощипывания долгие годы были мерилами любви и страсти.
Потом он отрастил бороду. Борода была так себе – редкая рыжая бородёнка, прости господи, как у козла. Когда муж с бородой ел щи, то капуста повисала на бороде и вместо козла он становился похож на моржа.
Муж стал суров, записался в спортзал и по утрам вместо яичницы на сале требовал фреш из сельдерея.
Лидия Степановна запаниковала. Семейная лодка явно трещала под тяжестью бороды, сельдерейных палок и висящей капусты. Паника, паника охватила все 110 кг Лидии Степановны.
Лидия Степановна взяла себя в руки и начала гуглить. Это ведь раньше ходили за советом, делились своими проблемами, а теперь все проще – гугли себе в уголочке.
Гугл выдал тысячи статей на тему «как вернуть внимание Ивана Степановича».
Опытные неизвестные женщины, сидящие на форуме: «Почему он ушёл к другой. Будь он проклят» – быстро объяснили Лидии Степановне, что брак её трещит по швам и у её мужа явно роман с юной девой. Лидия Степановна зарыдала, но на форуме её быстро успокоили. Они же надавали ей ссылок на модные статьи по возвращению мужей домой.
Лидия Степановна статьи проштудировала. Лидия Степановна взяла лист формата А4 и начала конспектировать. Что-что, а вычленять главное из вороха информации она умела на её взгляд прекрасно. Ещё в институте её конспекты считались лучшими на курсе. Все по её конспектам экзамены сдавали.
Через несколько часов родился план.
Она так его и назвала: «План по возвращению в лоно любви Ивана Степановича». План был краток, но на взгляд нашей героини заключал в себе все важнейшие постулаты для счастливой семейной жизни в нынешних реалиях:
1. Из меня должен переть секс. Движения мои должны быть похожи на движения кошек или других представителей семейства кошачьих.
2. Дома нужно ходить красиво, а не абы как.
3. Иван Степанович должен чувствовать, что у него есть конкуренты.
4. Пища должна в изобилии содержать афродизиаки.
5. Каблук делает женщину игривой.
6. Шёлковое постельное белье вызывает прямые ассоциации с сексом.
7. Мужчины, которые начальствуют на работе-дома желают быть униженными и под каблуком. Доминируй.
План Лидии Степановне понравился. Всё было понятно и лаконично. А главное – легко осуществимо.
Весь следующий день Лидия Степановна запасалась подсобным материалом согласно плана.
Было куплено: постельное белье из чего-то похожего на шёлк алого цвета, туфли леопардовые на огромных каблуках, платье леопардовой расцветки, морепродукты, артишоки.
Дело осталось за малым. Нужно было купить что-то типа хлыста. Ну, чтобы уставший на работе муж мог чётко понять, что доминировать сегодня будут над ним. Но тут кончились деньги. Кончились все деньги, которые были отложены на постройку теплицы. Ничего, подумала наша героиня, что-нибудь придумаем, где наша не пропадала.
Иван Степанович устало брёл домой.
Последние месяцы жизнь его была тяжела и беспросветна. Иногда у него складывалось впечатление, что все сошли с ума. На работе у него сменился начальник. Вместо Старого и понятного Иванова пришёл молодой и резвый Иванова сын.
Сын был накачан, бородат и, как сказала Петрова из отдела кадров, «прости-господи-хипстер». Новый начальник провёл собрание и сказал, что ему на предприятии нужны люди новой формации, а не старый хлам, застрявший здесь со времён Советского Союза. Как показалось нашему герою, Иванов сын смотрел в этот момент прямо ему в глаза.
Все сотрудники запаниковали. Запаниковал и Иван Степанович.
Он проработал на этом месте больше двадцати лет в должности завхоза. У него была нормальная зарплата, две уборщицы в подчинении и возможность тырить по мелочи. Иван Степанович понимал, что подобного места он больше не найдёт. Что делать? Иван Степанович решил гуглить.
Гугл выдал множество всего и у Ивана Степановича родился план.
Надо было показать новому начальнику, что он, Иван Степанович,не старый пень, а тоже хипстер.
Для этого была отрощена бородёнка, которая противно чесалась и вечно пачкалась. Для этого был куплен абонемент в спортзал рядом с работой. Каждый вечер Иван Степанович строил там из себя великого качка и пару раз встречал там даже Иванова сына, который одобрительно ему кивал. От спортзала болело всё тело.
Для этого же дома Иван Степанович пил мерзкий сельдереевый сок – чтобы убрать не хипстерский животик. Сил больше не оставалось ни на что. Ничего, всё потом, говорил себе наш герой, главное сейчас на месте удержаться.
Единственной оставшейся в жизни Ивана Степановича радостью была жена.
Его Лидия Степановна, его островок счастья в этом безумном мире новой формации. Мягкая и уютная Лидия Степановна, любимая им ещё со школьной скамьи. За годы брака она не поменялась, так и осталась той пухленькой стеснительной и улыбчивой девочкой, которую он встретил первого сентября в девятом классе. Повезло ему с женой.
С этими мыслями Иван Степанович повернул ключ в замке и зашёл домой. В коридоре он увидел нечто… Вернее, в коридоре он увидел огромную, ярко накрашенную женщину в обтягивающем платье африканской кружочковой расцветки. Женщина, пошатываясь, шла на него.
В руках у неё был собачий поводок.
В углу коридора сидела на попе охреневшая от происходящего старая спаниель Марта и не понимала, зачем её поводком машут в воздухе. Гулять-то явно не собираются.
Женщина рассекла поводком воздух и с придыханием произнесла: «Ну здравствуй! Твоя кошечка ждала тебя! Сегодня я буду главная! Никаких других мужчин не ждала, а они б, поверь, хотели. Придумай стоп-слово и начнём».
Ивану Степановичу стало страшно и захотелось плакать, ибо в женщине он узнал дражайшую свою супругу.
Мир вокруг него окончательно сошёл с ума. С кухни вдруг запахло чем-то отвратительным. Так пахнёт, когда аквариум протух и рыбки в нем померли.
«Ой, морские гады горят. Стой здесь и не шевелись» – прокричала женщина и держась за стенку, попыталась ползти в сторону кухни.
Огромные каблуки не давали ей бежать, цеплялись за подол платья и через несколько шагов она грохнулась. Падая, она откинула поводок в руке и он как раз металическим карабином заехал Ивану Степановичу в глаз. Иван Степанович от неожиданности упал на старую Марту, которая взвыла утробным голосом.
Судя по запаху, на кухне сгорели гады.
Ивану Степановичу стало плохо с сердцем.
Дальше была скорая, которая уколола какой-то укол и Ивану Степановичу и Лидии Степановне. У обоих было высокое давление.
Поздно ночью супруги лежали на голом матрасе, шёлковую хрень сняли, после того как Иван Степанович упал с неё прямо на пол на старую Марту.
Наперебой они рассказывали друг другу и про Гугл советы и про свои попытки быть в тренде. Смеялись и плакали.
Было уже за полночь, когда Иван Степанович обнял супругу, ущипнул её за попу и сказал: «Ничего, мать, на теплицу новую накопим, сковородку с гадами сгоревшими выкинем, поводок у Марты забирать не будем, бельё это проклятое на дачу отвезём, а вот платье это ты носи иногда. Ты в нем на леопардицу гордую похожа».
Хорошо, пробормотала супруга, а ты бороду сбрей, а то леопардица с козлом парой быть не могут.
А про себя Лидия Степановна ликовала: «Работают! Работают интернет советы – ущипнул же за попу! Эффект достигнут, если всё выполнять четко и по конспекту».
«Что это было? По-моему, они сбрендили оба», – думала старая спаниель Марта, лёжа на коврике у кровати и держа зубами свой поводок на всякий случай…
Автор: Ксения Полежаева
Увеличить это изображениеЩелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.
Потом он отрастил бороду. Борода была так себе – редкая рыжая бородёнка, прости господи, как у козла. Когда муж с бородой ел щи, то капуста повисала на бороде и вместо козла он становился похож на моржа.
Муж стал суров, записался в спортзал и по утрам вместо яичницы на сале требовал фреш из сельдерея.
Лидия Степановна запаниковала. Семейная лодка явно трещала под тяжестью бороды, сельдерейных палок и висящей капусты. Паника, паника охватила все 110 кг Лидии Степановны.
Лидия Степановна взяла себя в руки и начала гуглить. Это ведь раньше ходили за советом, делились своими проблемами, а теперь все проще – гугли себе в уголочке.
Гугл выдал тысячи статей на тему «как вернуть внимание Ивана Степановича».
Опытные неизвестные женщины, сидящие на форуме: «Почему он ушёл к другой. Будь он проклят» – быстро объяснили Лидии Степановне, что брак её трещит по швам и у её мужа явно роман с юной девой. Лидия Степановна зарыдала, но на форуме её быстро успокоили. Они же надавали ей ссылок на модные статьи по возвращению мужей домой.
Лидия Степановна статьи проштудировала. Лидия Степановна взяла лист формата А4 и начала конспектировать. Что-что, а вычленять главное из вороха информации она умела на её взгляд прекрасно. Ещё в институте её конспекты считались лучшими на курсе. Все по её конспектам экзамены сдавали.
Через несколько часов родился план.
Она так его и назвала: «План по возвращению в лоно любви Ивана Степановича». План был краток, но на взгляд нашей героини заключал в себе все важнейшие постулаты для счастливой семейной жизни в нынешних реалиях:
1. Из меня должен переть секс. Движения мои должны быть похожи на движения кошек или других представителей семейства кошачьих.
2. Дома нужно ходить красиво, а не абы как.
3. Иван Степанович должен чувствовать, что у него есть конкуренты.
4. Пища должна в изобилии содержать афродизиаки.
5. Каблук делает женщину игривой.
6. Шёлковое постельное белье вызывает прямые ассоциации с сексом.
7. Мужчины, которые начальствуют на работе-дома желают быть униженными и под каблуком. Доминируй.
План Лидии Степановне понравился. Всё было понятно и лаконично. А главное – легко осуществимо.
Весь следующий день Лидия Степановна запасалась подсобным материалом согласно плана.
Было куплено: постельное белье из чего-то похожего на шёлк алого цвета, туфли леопардовые на огромных каблуках, платье леопардовой расцветки, морепродукты, артишоки.
Дело осталось за малым. Нужно было купить что-то типа хлыста. Ну, чтобы уставший на работе муж мог чётко понять, что доминировать сегодня будут над ним. Но тут кончились деньги. Кончились все деньги, которые были отложены на постройку теплицы. Ничего, подумала наша героиня, что-нибудь придумаем, где наша не пропадала.
Иван Степанович устало брёл домой.
Последние месяцы жизнь его была тяжела и беспросветна. Иногда у него складывалось впечатление, что все сошли с ума. На работе у него сменился начальник. Вместо Старого и понятного Иванова пришёл молодой и резвый Иванова сын.
Сын был накачан, бородат и, как сказала Петрова из отдела кадров, «прости-господи-хипстер». Новый начальник провёл собрание и сказал, что ему на предприятии нужны люди новой формации, а не старый хлам, застрявший здесь со времён Советского Союза. Как показалось нашему герою, Иванов сын смотрел в этот момент прямо ему в глаза.
Все сотрудники запаниковали. Запаниковал и Иван Степанович.
Он проработал на этом месте больше двадцати лет в должности завхоза. У него была нормальная зарплата, две уборщицы в подчинении и возможность тырить по мелочи. Иван Степанович понимал, что подобного места он больше не найдёт. Что делать? Иван Степанович решил гуглить.
Гугл выдал множество всего и у Ивана Степановича родился план.
Надо было показать новому начальнику, что он, Иван Степанович,не старый пень, а тоже хипстер.
Для этого была отрощена бородёнка, которая противно чесалась и вечно пачкалась. Для этого был куплен абонемент в спортзал рядом с работой. Каждый вечер Иван Степанович строил там из себя великого качка и пару раз встречал там даже Иванова сына, который одобрительно ему кивал. От спортзала болело всё тело.
Для этого же дома Иван Степанович пил мерзкий сельдереевый сок – чтобы убрать не хипстерский животик. Сил больше не оставалось ни на что. Ничего, всё потом, говорил себе наш герой, главное сейчас на месте удержаться.
Единственной оставшейся в жизни Ивана Степановича радостью была жена.
Его Лидия Степановна, его островок счастья в этом безумном мире новой формации. Мягкая и уютная Лидия Степановна, любимая им ещё со школьной скамьи. За годы брака она не поменялась, так и осталась той пухленькой стеснительной и улыбчивой девочкой, которую он встретил первого сентября в девятом классе. Повезло ему с женой.
С этими мыслями Иван Степанович повернул ключ в замке и зашёл домой. В коридоре он увидел нечто… Вернее, в коридоре он увидел огромную, ярко накрашенную женщину в обтягивающем платье африканской кружочковой расцветки. Женщина, пошатываясь, шла на него.
В руках у неё был собачий поводок.
В углу коридора сидела на попе охреневшая от происходящего старая спаниель Марта и не понимала, зачем её поводком машут в воздухе. Гулять-то явно не собираются.
Женщина рассекла поводком воздух и с придыханием произнесла: «Ну здравствуй! Твоя кошечка ждала тебя! Сегодня я буду главная! Никаких других мужчин не ждала, а они б, поверь, хотели. Придумай стоп-слово и начнём».
Ивану Степановичу стало страшно и захотелось плакать, ибо в женщине он узнал дражайшую свою супругу.
Мир вокруг него окончательно сошёл с ума. С кухни вдруг запахло чем-то отвратительным. Так пахнёт, когда аквариум протух и рыбки в нем померли.
«Ой, морские гады горят. Стой здесь и не шевелись» – прокричала женщина и держась за стенку, попыталась ползти в сторону кухни.
Огромные каблуки не давали ей бежать, цеплялись за подол платья и через несколько шагов она грохнулась. Падая, она откинула поводок в руке и он как раз металическим карабином заехал Ивану Степановичу в глаз. Иван Степанович от неожиданности упал на старую Марту, которая взвыла утробным голосом.
Судя по запаху, на кухне сгорели гады.
Ивану Степановичу стало плохо с сердцем.
Дальше была скорая, которая уколола какой-то укол и Ивану Степановичу и Лидии Степановне. У обоих было высокое давление.
Поздно ночью супруги лежали на голом матрасе, шёлковую хрень сняли, после того как Иван Степанович упал с неё прямо на пол на старую Марту.
Наперебой они рассказывали друг другу и про Гугл советы и про свои попытки быть в тренде. Смеялись и плакали.
Было уже за полночь, когда Иван Степанович обнял супругу, ущипнул её за попу и сказал: «Ничего, мать, на теплицу новую накопим, сковородку с гадами сгоревшими выкинем, поводок у Марты забирать не будем, бельё это проклятое на дачу отвезём, а вот платье это ты носи иногда. Ты в нем на леопардицу гордую похожа».
Хорошо, пробормотала супруга, а ты бороду сбрей, а то леопардица с козлом парой быть не могут.
А про себя Лидия Степановна ликовала: «Работают! Работают интернет советы – ущипнул же за попу! Эффект достигнут, если всё выполнять четко и по конспекту».
«Что это было? По-моему, они сбрендили оба», – думала старая спаниель Марта, лёжа на коврике у кровати и держа зубами свой поводок на всякий случай…
Автор: Ксения Полежаева
Увеличить это изображениеЩелкните здесь, чтобы увидеть его в исходную величину.
ПтичкаBY- Бриллиантовый счастливчик
- Сообщения : 10112
Откуда : Беларусь
Страница 16 из 40 • 1 ... 9 ... 15, 16, 17 ... 28 ... 40
Похожие темы
» Уголок читателя - 7
» Уголок читателя - 8
» Уголок читателя - 9
» Уголок читателя - 10
» Уголок читателя 11
» Уголок читателя - 8
» Уголок читателя - 9
» Уголок читателя - 10
» Уголок читателя 11
Страница 16 из 40
Права доступа к этому форуму:
Вы не можете отвечать на сообщения
|
|